А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Чуть раньше, в первой половине дня, он давал князю противоположный совет не вступать с британцами ни в какие стычки, но сейчас положение изменилось: британский строй развалился еще на подходе, даже не достигнув дистанции мушкетного огня. – Атакуйте всеми имеющимися силами, сахиб, и мы победим!
– Если я брошу в наступление все, полковник Додд, то моим пушкам придется прекратить огонь. Пусть британцы подойдут поближе и попадут под картечь, и тогда я двину на них пехоту.
В кавалерийской атаке князь получил удар копьем в лицо и лишился передних зубов, отчего звуки у него получались свистящие. Додду казалось, что он разговаривает со змеей. Впрочем, и во внешности Ману Баппу присутствовало что-то змеиное. Может быть, такое ощущение возникало из-за полуопущенных век, а может, в неподвижных чертах лица индийца полковнику мерещилась некая скрытая угроза. Так или иначе, брат раджи Берара по крайней мере умел драться. Сам раджа постыдно бежал еще до начала сражения при Ассайе, а вот Батату, которого там не было, трусом бы никто не назвал. Скорее Додд сравнил бы его с индийской змеей, укус которой смертельно опасен.
– Они уже проходили и через ядра, и через картечь, – проворчал Додд. – При Ассайе их было меньше, а нас больше, и тем не менее они победили. Так что орудия решают не все.
Рядом громыхнула пушка, и Баппу погладил по шее нервно шарахнувшегося от выстрела коня, чистопородного арабского вороного. Седло под князем украшала серебряная чеканка. И жеребец, и седло были подарками одного арабского шейха, соплеменники которого приплыли в Индию, чтобы служить в полку Баппу. Дети бесплодных и безжалостных пустынь, они называли себя Львами Аллаха и считались самым воинственным и неукротимым полком во всей Индии. Сейчас Львы Аллаха стояли за спиной Баппу – фаланга смуглолицых, в белых одеждах воинов, вооруженных мушкетами и длинными, с изогнутыми клинками ятаганами.
– Вы и впрямь полагаете, что мы должны драться с ними перед нашими пушками? – спросил князь.
– Мушкеты нанесут британцам больший урон, чем артиллерия, – ответил Додд. В Баппу ему нравилось, помимо прочего, готовность по крайней мере выслушивать советы. – Встретьте их на середине марша, сахиб, дайте залп из мушкетов, а потом отведите пехоту за орудия, и пусть пушки доделают начатое картечью. А еще лучше: сдвиньте орудия на фланг.
– Слишком поздно.
– Да. Наверно, – усмехнулся Додд. Он никак не мог понять, почему индийцы так упорно придерживаются одной и той же тактики: ставить артиллерию впереди пехоты. Разумного объяснения этому маневру слышать ему не приходилось. Полковник постоянно твердил: располагайте пушки между пехотными частями, чтобы артиллерия била навесным огнем через своих. И неизменно получал один ответ: видя перед собой пушку, солдат чувствует себя защищенным. – И все же, сахиб, выдвиньте вперед хоть немного пехоты.
Баппу задумался. Этот высокий, нескладный англичанин с длинным угрюмым лицом, желтыми зубами и оскорбительными манерами не внушал к себе симпатий, однако в советах имелось здравое зерно. Князь еще ни разу не сражался с британцами, но понимал, что они резко отличаются от всех предыдущих его противников, с которыми ему доводилось иметь дело в бесчисленных войнах, беспрерывно раздиравших Западную Индию. В марширующих через равнину шеренгах красномундирников ощущалось презрение к смерти, позволявшее им выдерживать самую жестокую канонаду. Сам Ману Баппу этого не видел, но те, кто рассказывал о битве под Ассайе, заслуживали полного доверия. И все же отказываться от привычной, испытанной многократно методы представлялось неразумным: как можно ставить пехоту перед пушками, лишая себя несомненных преимуществ тяжелой артиллерии. Артиллерийский арсенал Ману Баппу насчитывал тридцать восемь тяжелых орудий, тогда как у британцев было только несколько легких пушек, а его канониры имели отличную подготовку и не уступали противнику в мастерстве. В представлении индийца, тридцать восемь орудий должны были нанести наступающим британцам невосполнимый урон, однако ж, если верить Додду, то получалось, что ни ядра, ни картечь их не остановят. Впрочем, в данный момент верилось в такое с трудом: сражение еще и не началось, а неприятель уже нервничал, и правый его фланг рассыпался на глазах. Может быть, боги отвернулись наконец от британцев?
– Сегодня утром я видел двух орлов на фоне солнца, – доверительно сообщил Баппу.
Ну и что? Додд с трудом скрыл досаду за глубоким вздохом. Индийцы были невероятно суеверны и верили всевозможным предсказаниям: одни искали истину, вглядываясь в струйки поднимающегося над кипящим маслом пара, другие старательно толковали речения святых или выводили пророчества, наблюдая за дрожанием листа на ветру. На взгляд же полковника, самым убедительным обещанием победы был вид бегущего до начала битвы неприятеля.
– Полагаю, орлы знаменуют победу? – вежливо спросил он.
– Да, – кивнул князь.
Знамение сулило победу в любом случае, независимо от избранной тактики, а раз так, то зачем рисковать и менять проверенное старое на неведомое новое? К тому же, рассуждал Ману Баппу, если он никогда не дрался с англичанами, то ведь и те никогда еще не сражались с Львами Аллаха. Численное преимущество внушало ему уверенность. Он мог выставить на пути британской армии сорок тысяч человек, тогда как неприятельский генерал располагал втрое меньшими силами.
– Подождем, – решил индиец. – Пусть подойдут ближе. – Сначала он сокрушит их пушечной канонадой, а потом добьет мушкетным огнем. – Может быть, когда красные мундиры приблизятся, я выпущу против них Львов Аллаха.
Последнее обещание должно было успокоить полковника, но англичанин лишь сокрушенно покачал головой.
– Одного полка мало, – сказал он. – Даже ваши арабы, сахиб, ничего не изменят. Использовать надо всех. Всю пехоту.
– Может быть, – не стал спорить Баппу, все больше проникаясь нежеланием ставить пеших солдат перед драгоценными орудиями. В этом просто нет необходимости. Появившиеся на фоне солнца орлы сулили победу, а победу могли добыть только пушкари. Он уже представлял, как увидит усеянное красными солдатами поле. Он отомстит за Ассайе и докажет, что британцы так же смертны, как и все прочие его враги. – Возвращайтесь к своим людям, полковник, – твердо добавил князь.
Додд развернул коня к правому флангу, где, выстроившись четырьмя рядами, стояли его Кобры. Отличный, прекрасно обученный полк. Додд вывел его из осажденного Ахмаднагара, а потом сумел уберечь от разгрома в обернувшемся полным хаосом и паникой сражении при Ассайе. В обоих случаях его люди не дрогнули, не дали ни малейшего повода усомниться в своей твердости и боевых качествах. Еще недавно он входил в состав армии Скиндии, но после разгрома под Ассайе Додд отступил вместе с пехотой раджи Берара. Князь Ману Баппу, призванный с севера, чтобы принять под свое начало разрозненное и потрясенное войско, убедил Додда, тогда еще майора, перейти на сторону раджи. Додд в любом случае ушел бы от Скиндии, который под впечатлением успеха британцев запросил мира, но Баппу решил дело в свою пользу предложением золота, серебра и звания полковника. Наемникам Додда было все равно, какому хозяину служить, лишь бы платили побольше.
Заместитель Додда, Гопал, встретил возвращение командира с невеселым лицом.
– Не желает наступать?
– Не желает. Хочет, чтобы всю работу сделала артиллерия, – ответил, не скрывая разочарования, Додд.
Гопал уловил в голосе полковника нотки сомнения.
– Но одна артиллерия не справится?
– Не думаю. По крайней мере под Ассайе у них ничего не получилось. – Додд устало вздохнул. – Черт бы его побрал! Здесь вообще не лучшее для сражения место. С красномундирниками нельзя драться на открытой местности. Надо было заставить их лезть на стену или форсировать реку.
Полковник нервничал, потому что предчувствовал поражение. Поражение грозило пленом, а британцы назначили за его голову вознаграждение. Сейчас оно равнялось семистам гинеям, что составляло почти шесть тысяч рупий. Премию обещали выплатить золотом любому, кто доставит Уильяма Додда, живым или мертвым, руководству Ост-Индской компании. Будучи лейтенантом в армии компании, Додд организовал убийство индийского ювелира и, когда в воздухе запахло жареным, предпочел дезертировать, прихватив с собой роту в составе ста тридцати сипаев. Уже этого оказалось достаточно, чтобы за его голову объявили награду, а после того как Додд со своими людьми перебил гарнизон Чазалгаона, сумму увеличили. Теперь тело офицера-дезертира стоило целое состояние, и Уильям Додд прекрасно понимал, что людская жадность может стать для него смертельной опасностью. Если армия Ману Баппу развалится, как развалилось несметное маратхское войско при Ассайе, ему придется спасаться бегством на широкой, открытой для кавалерии равнине.
– С ними надо бы драться в горах, – мрачно сказал он.
– Тогда нам лучше отступить в Гавилгур, – заметил Гопал.
– В Гавилгур?
– Да, сахиб, в Гавилгур. Это величайшая из маратхских крепостей. Ни одна европейская армия не возьмет эту крепость. – Увидев, что заверение не произвело на командира должного впечатления, индиец поправился: – Ни одна армия мира не возьмет Гавилгур. Он стоит на скалах, под самым небом. С его стен люди кажутся ползающими внизу вшами.
– Однако ж попасть туда все равно как-то можно. В любую крепость можно пройти.
– Да, сахиб, пройти можно. Но только путь в Гавилгур лежит через скалу и приводит к внешнему укреплению. Тот, кто пробьется через внешние стены, окажется перед глубоким рвом, за которым начинаются главные укрепления. Снова стены, пушки, узкая тропа и громадные ворота! – Гопал мечтательно вздохнул. – Я видел Гавилгур однажды, много лет назад, и тогда еще подумал, что никогда бы не пожелал себе драться с врагом, укрывшимся за этими стенами!
Додд промолчал. На склоне все еще стояла британская пехота. Одно за другим ядра взрывали землю перед неприятельской шеренгой, поднимая в воздух клубы пыли.
– Если дела сегодня пойдут плохо, – продолжал, понизив голос, Гопал, – мы отойдем в Гавилгур. Даже если британцы последуют за нами, нас им не достать. Пусть разбивают лбы о скалы. А мы сможем спокойно отдохнуть у озера. Мы будем в небе, а они внизу. И пусть дохнут, как псы.
Что ж, подумал Додд, если Гопал прав, то в Гавилгуре ему не страшны ни вся королевская конница, ни вся королевская рать. Но сначала до крепости надо добраться. А может быть, это и не понадобится, если Ману Баппу сумеет разбить красномундирников здесь. Баппу твердо верил, что ни одна пехота в мире не устоит перед его арабскими наемниками.
Далеко внизу, на равнине, два бежавших в поля батальона сипаев возвращались в строй. Момент был упущен. Еще минута-другая, и шеренга снова двинется вперед.
– Скажи пушкарям, чтобы не торопились открывать огонь, – распорядился Додд. Вся полковая артиллерия насчитывала пять легких орудий, обладавших небольшой дальнобойностью. Пушки эти стояли не перед его одетой в белые мундиры пехотой, а на правом фланге, откуда могли бить по наступающему врагу с гораздо большей эффективностью. – Пусть зарядят картечью и ждут, пока эти паршивцы подойдут поближе.
Победа была важна, но Додд уже знал, что, если судьба распорядится иначе, он уведет полк туда, где его никто и никогда не достанет.
В Гавилгур.

* * *

Британцы наконец выступили. Шеренга простиралась с запада на восток более чем на три мили. Она пересекала поля и луга, змеилась между деревьями, исчезала в низинах и появлялась на пригорках, пролегала через широкое высохшее русло реки. В центре ее шли тринадцать красномундирных пехотных батальонов, три шотландских и десять индийских. Левый фланг составляли два, а правый четыре кавалерийских полка. За регулярными частями следовали разделенные на две части конные наемники, примкнувшие к британцам исключительно ради добычи. Били барабаны, звучали волынки. Над киверами реяли, покачиваясь, флаги. И вся эта масса неуклюже катилась на север, безжалостно вытаптывая встречавшиеся по пути поля. Британские шестифунтовые пушки открыли огонь, целя по вражеской артиллерии.
Маратхские орудия били почти беспрерывно. Идя позади своей шестой роты, Шарп взял на заметку одно орудие, стоявшее на пригорке за ярким разноцветьем флагов. Он сосчитал до шестидесяти, потом еще раз до шестидесяти. Несложный подсчет показал, что за две минуты орудие выстрелило пять раз. Определить точно, сколько пушек растянулось по линии горизонта, было трудно, потому что почти все они скрывались за плотной завесой порохового дыма, однако он попытался сосчитать мелькавшие за серо-белым валом яркие вспышки. Получилось около сорока. Сорок орудий. Сорок на пять? Двести. Значит, за минуту маратхи посылали в сторону неприятеля сто ядер, и каждое ядро при хорошем прицеле могло выбить из шеренги двух человек – одного в первом ряду и одного во втором. Потом, когда расстояние сократится, ядра заменят картечью, и тогда поражающая мощь каждого залпа увеличится до дюжины человек. А пока красномундирники молча, сжав зубы, шли вперед, навстречу летящим со склона ядрам. Некоторые со свистом проносились над головами наступающих, некоторые перескакивали через шеренгу. Но маратхские бомбардиры знали дело хорошо и опускали жерла с таким расчетом, чтобы ядро ударялось с недолетом, подскакивало два или три раза и врезалось в цепь на высоте пояса или ниже. По скользящей, так называли это канониры. Если ядро падало слишком близко к пехоте, оно, срикошетив, пролетало слишком высоко. В противном случае докатывалось до шеренги, потеряв силу, и останавливалось под презрительный смех британцев. Мастерство канонира заключалось в том, чтобы выбрать требуемый угол орудия и рассчитать мощность заряда, чтобы ядро достигло цели. И тогда людей выбрасывало из строя с перебитыми костями. Шарп как раз переступил такое, перепачканное липкой кровью, по которой уже ползали мухи. Оно лежало шагах в двадцати от бедняги с выпущенными кишками.
– Теснее строй! Сомкнуть ряды! – кричали сержанты, и замыкающие капралы тянули солдат, заполняя бреши.
Британские пушки тоже посылали ядра в сторону неприятеля, и они исчезали в дыму, не нанося маратхам видимого вреда. Видя, что расстояние слишком велико, артиллерии приказали выдвинуться дальше. Орудия пристегнули к передкам, быки снова натянули постромки, и шестифунтовики поползли вверх по склону.
– Как кегли, да? – Рядом с Шарпом возник прапорщик Венейблс. Родерику Венейблсу было пятнадцать, и он состоял в седьмой роте. До появления Шарпа юноша был самым молодым офицером, а теперь добровольно исполнял обязанности наставника, подсказывая новичку, как должен вести себя офицер. – Бьют по нам, как по кеглям, верно, Ричард?
Прежде чем Шарп успел ответить, с полдюжины шедших правее солдат бросились врассыпную перед ударившимся о землю и срикошетившим в них ядром. Неприятельский подарок, никого не задев, пролетел в брешь. Горцы рассмеялись, а сержант Колкхаун дал команду сомкнуть строй.
– Тебе разве не надо быть на левом фланге роты? – спросил Шарп.
– Эх, Ричард, рассуждаешь как сержант. Никак не отделаешься от старых привычек. Свиным Ушкам наплевать, где я нахожусь. – Свиными Ушками прозвали капитана Ломакса. Причина заключалась не в какой-то физиологической особенности его собственных ушей, а в необыкновенном пристрастии, питаемом капитаном к поджаренным до хрустящей корочки свиным ушкам. Ломакс был спокойный и добродушный человек, что в выгодную сторону отличало его от строгого приверженца дисциплины Уркхарта, требовавшего от подчиненных буквального исполнения всех имеющихся регуляций. – К тому же делать все равно нечего. Парни и без меня отлично справляются.
– Да, быть в прапорщиках – только время зря терять, – заметил Шарп.
– Чепуха! Прапорщик – это будущий полковник. Наша с тобой обязанность, Ричард, служить украшением роты и прожить достаточно долго, чтобы успеть получить повышение! А пользы от нас никто и не ждет. Боже, кто только такое мог придумать, чтобы требовать от младшего офицера какой-то пользы! Не бывало такого и не будет! – Венейблс громко хохотнул. Шумный, самодовольный, наглый и тщеславный, он был, однако, одним из немногих офицеров 74-го батальона, кто держался с новичком на равных. – Слышал новость? В Мадрас прибыло пополнение.
– Уркхарт мне уже сказал.
– Свежатинка. Так что самым молодым тебе быть недолго.
Шарп покачал головой.
– Это ведь будет зависеть от того, когда они подписались, верно?
– Пожалуй, что так. Да, наверно, ты прав. А им ведь еще надо было доплыть сюда из Англии, а? Похоже, ты все равно останешься нашим младшеньким. Сочувствую, старина. Не везет, так не везет.
1 2 3 4 5 6