Я послал тебе не ту коробку фейерверков, причем не совсем по ошибке. Ты получил «Всеамериканское ассорти братьев Рич», претендующее на звание самого большого набора за такую цену – больше 550 штук. Проявим сострадание и скажем, что я не знал точно, сколько должно длиться испытание. Я мог бы послать тебе «Знаменитый набор образцовых фейерверков», за ту или иную цену, а там больше тысячи образчиков грохота и красоты. Я лишил тебя потрясающих «Электрических пушечных салютов», старых добрых «Вишневых бомб», «Факелов серебряного дождя», 16-зарядной «Битвы в облаках», самоубийственных «Японских ночных хлопушек». Пусть сострадание запишет, что я сделал это из сострадания. Взрывы могли бы привлечь злобное внимание. Но как оправдаться за то, что я не послал «Большой цветной набор для семейных пикников», специальный комплект для тех, кто предпочитает минимум шума? «Музыкальные порхающие фонтаны Везувия», «Заряды-Кометы», «Цветочные горшки с ручками», «Большие цветочные заряды», «Треугольные вертушки», «Патриотические огненные флаги» я от тебя утаил. Разомни сердце, дорогой. Пусть сострадание подтвердит, что я избавил тебя от бытового расточительства.
Я намерен рассказать тебе про все: Эдит, я, ты, Текаквита, А., фейерверки.
Я не хотел, чтобы ты сжег себя до смерти. С другой стороны, я не хотел, чтобы исход был слишком простым. Это последнее – из-за профессиональной гордости учителя, и к тому же из легкой зависти, о которой я уже рассказал.
Хуже того – есть вероятность, что я мог умудриться выработать у тебя иммунитет к разрушительному эффекту экстаза, регулярно прививая его в гомеопатических дозах. Парадоксальная диета приведет к ожирению сатирика, но не псалмопевца.
Возможно, я должен был пойти до конца и послать тебе пулеметы, что во время моей гениальной контрабандной операции прятались под фейерверками. У меня синдром Девы: что бы я ни сделал, все недостаточно безупречно. Я никогда не был уверен, нужны мне апостолы или фанатики. Я никогда не был уверен, хочу я в Парламент или в скит.
Признаюсь, я никогда ясно не видел Квебекскую Революцию, даже во времена своего парламентского позора. Я просто отказывался поддержать Войну, не потому что я француз или пацифист (которым я, конечно, не являюсь), но потому что устал. Я знал, что делали с цыганами, я чувствовал дуновение «Циклона-Б», но я очень, очень устал. Помнишь мир в то время? Гигантский музыкальный автомат играл снотворную мелодию. Мелодии была пара тысяч лет, и мы танцевали под нее с закрытыми глазами. Она называлась «История», и мы ее любили – нацисты, евреи, все. Мы любили ее, потому что придумали, потому что, как Фукидид, знали: все, что случится с нами, станет важнейшим событием в мире. Нам было хорошо под «Историю», и мы заводили ее снова и снова, далеко за полночь. Мы улыбались, когда наши дяди ложились в постель, были рады от них избавиться, ибо они не знали, как делать И., несмотря на всю их похвальбу и вырезки из старых газет. Спокойной ночи, старые мошенники. Кто-то делал реостат, и мы руками сжимали тело, вдыхали аромат волос, сталкивались друг с другом гениталиями. «История» была нашей песней, «История» выбрала нас, чтобы мы делали Историю. Мы отдались ей, обласканные событиями.
Идеальными сонными батальонами мы двигались сквозь лунный свет. Да будет воля его. В прекрасном сне мы брали мыло и ждали душа.
Пустяки, пустяки. Я слишком закопался в древний язык. Возможно, он устроил западню.
Я устал. Меня тошнило от неизбежного. Я пытался выскользнуть из Истории. Пустяки, пустяки. Скажем просто, что я устал. Я сказал нет.
– Убирайся из Парламента сию секунду!
– Лягушатники!
– Им нельзя верить!
– Смерть ему! Кто «за»?
Я бежал с тяжелым сердцем. Мне нравились красные кресла Парламента. Я дорожил еблей под памятником. Я снимал сливки с Национальной библиотеки. Слишком нечестивый для пустого будущего, я оплакивал прежние призы.
Теперь тупое признание. Я любил магию оружия. Я украдкой провез его в шкуре фейерверков. Старая мартышка заставила меня так поступить. Я засадил оружием Квебек, ибо меня подвесили между свободой и трусостью. Оружие высасывает магию. Я похоронил оружие для будущей Истории. Если История будет властвовать, пусть я буду Г-н История. Оружие зазеленело. Вылезают цветы. Я впустил Историю обратно, потому что был одинок. Не ходи за мной. Превзойди мой стиль. Я всего лишь сгнивший герой.
Среди брусков в коллекции мыла. Пустяки.
Позже.
Среди брусков в коллекции мыла. Я заплатил за нее большие деньги. Ночь с Эдит, выходные, гостиница, Аргентина. Не думай об этом. Я заплатил 635 американских долларов. Официант, пялившийся на меня целыми днями. Это не миленький маленький недавний иммигрант. Бывший владелец нескольких несчастных европейских акров. Сделка возле бассейна. Я хотел этого. Я этого хотел. Моя страсть к мирской серой магии. Человеческое мыло. Целый брусок, минус одна ванна, в которую я окунулся, на счастье или горе.
Мэри, Мэри, где ты, маленькая моя Абишаг?
Мой дорогой друг, возьми дух мой за руку.
Я намерен показать тебе, как все происходит. Это самый дальний рубеж, куда я могу тебя отвести. Я не могу пустить тебя в центр событий. Я надеюсь, что тебя-то уж я подготовил к этому паломничеству. Я не подозревал, как мелочна моя мечта. Я считал, что постиг величайшую мечту моего поколения: я хотел быть волшебником. Таково было мое представление о славе. Вот призыв, основанный на всем моем опыте: не будь магом, будь магией.
В те выходные, когда я договорился, чтобы тебя пустили в Архивы, мы с Эдит полетели в Аргентину – понежиться на солнышке и поэкспериментировать. У Эдит были проблемы с телом: оно продолжало меняться в размерах, Эдит даже боялась, что оно, быть может, умирает.
Мы сняли большую комнату с кондиционером, с видом на море, на два замка закрыли дверь, как только портье ушел, унося пригоршню чаевых.
На двуспальную кровать Эдит постелила большую клеенку, осторожно двигаясь от края к краю и ее расправляя. Я любил смотреть, как она наклоняется. Ее ягодицы были моим шедевром. Можешь считать ее соски сумасбродством эксцентрика, но у нее был идеальный зад. Правда, из года в год он требовал электромассажа и применения гормонального лекала, но концепция была безупречна.
Эдит разделась и легла на клеенку. Я стоял над ней. Ее глаза вспыхнули.
– Я тебя ненавижу, Ф. Ненавижу за то, что ты сделал со мной и с моим мужем. Я была дура, что с тобой спуталась. Я бы хотела, чтобы он встретил меня до того, как ты…
– Шш, Эдит. Давай не будем заводить старую песню. Ты хотела быть красивой.
– Я теперь ничего не помню. Я совсем запуталась. Может, я была красивой раньше.
– Может быть, – откликнулся я – голосом грустным, как у нее.
Эдит приподняла смуглые бедра, устраиваясь удобнее, и солнечный луч просочился сквозь кустик на лобке, придав ему ржавый оттенок. Да, это была красота и без моего искусства.
Луч Солнца на Пизде
Дымкой Шерсти Ржавь
Ходы в Звериную Нору
Колен Нагая Явь
Я опустился на колени возле кровати и прижал одно тонкое ухо к маленькому солнечному саду, прислушиваясь к крошечной топкой механике.
– Ты сунулся не в свое дело, Ф. Ты пошел против Бога.
– Шш, мой цыпленочек. Бывает жестокость, которой даже я не вынесу.
– Ты должен был оставить меня, как была. От меня теперь никому никакого проку.
– Я могу вечно тебя сосать, Эдит.
Прелестными смуглыми пальчиками она принялась легко пощипывать подбритые волосы сзади у меня на шее.
– Иногда мне жаль тебя, Ф. Ты мог бы стать великим.
– Кончай болтать, – пробулькал я.
– Вставай, Ф. Убери от меня свой рот. Я воображаю, будто ты кто-то другой.
– Кто?
– Официант.
– Который? – спросил я.
– С усами и в плаще.
– Так я и думал, так и думал.
– Ты же его тоже заметил, да, Ф.?
– Да.
Я внезапно поднялся. Головокружение взвихрило мозг, как телефонный диск, и еда, радостно прожеванная недавно, в желудке превратилась в блевоту. Я ненавидел свою жизнь, ненавидел свое вмешательство, ненавидел свою мечту. Какую-то секунду я хотел быть обычным парнем, уединившимся в гостиничном номере в тропиках с индейской сиротой.
Пусть Заберут Проектор
Пусть Рюмку Заберут
Солнце Влага Вечны
Пусть Доктора Умрут
– Не плачь, Ф. Ты знал, что это должно было случиться. Ты хотел, чтобы я шла до конца. Теперь от меня никому никакого проку, и я готова на что угодно.
Я ткнулся в окно, но оно было герметично запечатано. Океан был темно-зелен. Пляж разукрашен горошком пляжных зонтиков. Как тосковал я по старому учителю Чарльзу Аксису. Я выглядывал безупречные белые купальные плавки, не омраченные топографией гениталий. – Ох, Ф, иди сюда. Не могу смотреть, как мужчина блюет и плачет.
Она умостила мою голову между голыми грудями, засунув соски мне в уши.
– Ну вот.
– Спасиб, спасиб, спасиб, спасиб.
– Слушай, Ф. Слушай, как ты хотел, чтобы все мы слушали.
– Я слушаю, Эдит.
Липкий Жар Пещеры
Пусти меня туда
Там Пеной над Волнами
Амебы-города
– Ты не слушаешь, Ф.
– Я стараюсь.
– Мне жаль тебя, Ф.
– Помоги мне, Эдит.
– Так вернись к работе. Это единственное, что тебе поможет. Постарайся закончить свою работу над всеми нами.
Она была права. В этом маленьком исходе я был Моисеем. Я никогда не перейду. Моя гора, возможно, очень высока, но она высится в пустыне. Пусть мне ее хватит.
Я снова напустил на себя вид профессионала. Аромат ее низа все еще оставался в ноздрях, но у меня было дело. С моей Фасги обследовал я обнаженную девушку. Ее мягкие губы улыбнулись.
– Так-то лучше, Ф. Языком было хорошо, но как врач ты лучше.
– Хорошо, Эдит. В чем на этот раз проблема?
– Я больше не могу сама кончить.
– Конечно, не можешь. Если мы собираемся создать паноргазмическое тело, распространить эрогенную зону по всей мясистой обертке, популяризовать Телефонный Танец, то начать должны с отказа от тирании сосков, губ, клитора и дырки в жопе.
– Ты идешь против Бога, Ф. Ты говоришь гадости.
– Рискну.
– Я чувствую себя такой потерянной с тех пор, как больше не могу сама кончить. К остальному я пока не готова. Я из-за этого слишком одинока. Чувствую, как расплываюсь. Иногда я забываю, где у меня пизда.
– Эдит, ты меня утомляешь. Если вдуматься, все свои надежды я возложил на тебя и твоего чертова мужа.
– Верни мне ее, Ф.
– Хорошо, Эдит. Это очень просто. Мы это делаем книгами. Я предполагал, что так может случиться, так что нужные привез с собой. У меня в чемодане еще несколько искусственных фаллосов (которыми пользуются женщины), вибраторы, вибровагина и годемиш или дилдо.
– Другой разговор.
– Ложись обратно и слушай. Впечатайся в клеенку. Вытяни ноги и пусть кондиционер сделает свое грязное дело.
– О'кей, валяй.
Я прочистил свою замечательную глотку. Я выбрал пухлую книгу, откровенно написанную и повествовавшую о различных практиках самоудовлетворения, коим предаются люди и животные, цветы, дети и взрослые, женщины всех возрастов и национальностей. Помимо прочих, там рассматривались следующие темы: Почему мастурбируют жены, Чему учиться у муравьеда, Неудовлетворенные женщины, Аномалии и эротизм, Техники мастурбации, Самостоятельность женщин, Бритье гениталий, Открытие клитора, Клуб мастурбаторов, Железная женщина, Резиновая девятка, Возбуждение скелета, Уретральная мастурбация, Индивидуальные эксперименты, Стимуляция детьми и у детей, Техника трения бедрами, Стимуляция молочных желез, Окна самоудовлетворения.
– Не останавливайся, Ф. Оно возвращается, я чувствую.
Ее чудные смуглые пальцы поползли вниз по шелковому скругленному животу. Я продолжал читать голосом медленным, дразнящим – голосом метеосводки. Своей тяжело засопевшей протеже читал я о необычных сексуальных практиках, когда Секс Становится «Иным». «Необычная» сексуальная практика – это та, в которой путем взаимодействия достигается наслаждение сильнее, чем оргазм. Большая часть этих нелепых практик предполагают определенные увечья, шок, вуайеризм, боль или пытки. Сексуальные привычки среднего человека относительно свободны от подобных садо-мазохистских штрихов. ТЕМ НЕ МЕНЕЕ, читатель будет поражен тем, насколько аномальны вкусы так называемого нормального человека. ИСТОРИИ БОЛЕЗНИ и тщательный сбор статистических данных. Содержит главы, описывающие ВСЕ АСПЕКТЫ полового акта. ПРИМЕРЫ ЗАГОЛОВКОВ: Натирание, Разглядывание, Шелковые кольца, Сатириаз, Развращенность в других. Обычный читатель изумится, узнав, как «необычные» сексуальные практики претворяются в жизнь казалось бы невинными, нормальными сексуальными партнерами.
– Как хорошо, Ф. Уже так давно…
День клонился к вечеру. Небо несколько потемнело. Эдит трогала себя везде, бесстыдно себя нюхая. Я с трудом сохранял спокойствие. Тексты меня догнали. Ее юные формы покрывались мурашками. Я безмолвно пялился на Оригинальные рисунки: мужские и женские органы снаружи и внутри, рисунки, изображающие правильное и неправильное введение. Женам будет полезно узнать, как входит пенис.
– Пожалуйста, Ф. Не оставляй меня так.
Ее голод сжигал мне глотку. Любовь ласкала. Эдит корчилась в своих объятиях. Она перекатилась на живот, маленькими чудными кулачками стимулируя анус. Я набросился на «Руководство по полуимпотенции». В нем были важные вещи, сплетенные в одну тему: как увеличить эрегированный пенис, помрачение пениса, использование любрикантов, удовлетворение во время менструации, злоупотребление менопаузой, как жена мануально помогает побороть полуимпотенцию.
– Не трогай меня, Ф. Я умру.
Я выпалил кусок про «оральную стимуляцию полового члена и куннилингус между братом и сестрой» и другие. Я почти не контролировал руки. Запинаясь, излагал новую концепцию восхитительной сексуальной жизни. Не пропустил абзац про долгожительство. Захватывающие кульминации для всех. Сотнями интервьюировались и напрямик опрашивались лесбиянки. Некоторых пытали за жеманные ответы. Говори, дешевка. Выдающаяся работа показывает полового бандита за работой. Химикаты удаляют волосы с ладоней. Никаких моделей! Настоящие фотографии мужских и женских половых органов и экскрементов. Изученные поцелуи. Страницы порхали. Сквозь пену на губах Эдит бормотала непристойности. Пальцы яркие и блестящие, язык посинел от вкуса ее вод. Я озвучивал книги в бытовых терминах, наибольшая чувственность, причина эрекции, Муж сверху 1-17, Жена сверху 18-29, Сидя 30-34, На боку 35-38, Стоя и на коленях 39-53, Разнообразные позы сидя 54-109, Движения во все стороны, для мужа и жены.
– Эдит! – закричал я. – Оставь мне Предварительную Игру.
– Никогда.
Я быстро разделался со словарем Сексуальных Терминов. В 1852 году Ричард Бёртон (умерший в 69 лет) спокойно обрезал себя в возрасте 31 года. «Доярки». Полная библиотека виртуозного инцеста. Десять этапов смешения рас. Приемы работы известных фотографов. Свидетельства экстремальных актов. Садизм, Увечья, Каннибализм, Каннибализм в Оральном Сексе, Как приспособиться к непропорциональным органам. Взгляните на яркое рождение новой американской женщины. Я выкрикивал зафиксированные факты. Она не лишится сексуальных удовольствий. ИСТОРИИ БОЛЕЗНИ демонстрируют смену тенденций. Переполнены рассказами студенток, жаждущих гнусных предложений. Женщины более не препятствуют оральным контактам. Мужчины, задрочившие себя насмерть. Каннибализм во время стимулирования. Совокупления в череп. Секреты «управления» оргазмом. Крайняя плоть: за, против, воздержался. Интимный поцелуй. В чем плюсы сексуальных экспериментов? Сексуальный макияж для себя и других. Греховности нужно учить. Как целовать негра в губы. Бедро свидетельствует. Разновидности мануального давления при использовании спирали. Смерть мчится на верблюде. Я дал ей все. Мой голос сочился латексом. Я не скрыл ни единого шнурка, ни одной пары трусов без переда, ни одного мягкого эластичного бюстгальтера вместо провисшего, тяжелого и широкого бюста, а отсюда – и юная ложбинка. Над раскинутыми сосками Эдит выбалтывал я полный отчет, Санта-Кальсоны, Снежная Пожарная Тревога, Секрет Обаяния, «Студень большого бюста» в суперобложке, куколка Кинси в моющейся коже, «Бич смегмы», пепельница «КРОШЕЧНАЯ СТРУЙКА», «ПРИШЛИТЕ МНЕ ЕЩЕ ОДИН Грыжевыводитель, чтобы у меня было на что поменять мой. Он позволяет мне работать на прессе на предельной скорости по 8 часов в день», это я вбросил для печали, для унылой нежной плоской дорожки в паху, что могла прятаться в трясине памяти Эдит грязным рычагом, длинным хлыстом, что гонит влажную ракету тряского апофеоза наружу из закоулков мелкого шрифта, где единственное соло трубы – тягучий дедушкин кашель и денежные затруднения в трусах.
Эдит виляла обслюнявленными коленями, вздрагивая в ручьях смазки. Бедра блестели от пены, а бледный анус был изрыт безжалостными накладными ногтями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23