А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Тот целился в кого-то, заслоненного пнем. Федор приподнялся на локтях. Мелькнула одна стрела, вторая, третья. Никто не вылетал, не выбегал. А Росин пускал стрелу за стрелой. Выпустил последнюю и неторопливо пошел к пню.
– Да в кого ты стрелял? – удивился Федор.
– Так, тренируюсь. Дал себе слово не ходить на охоту, пока не научусь как следует стрелять. Сегодня раз двадцать промазал…
И с этого дня началось. Наскоро приготовив обед из ненавистной рыбы, Росин брался за лук и часами стрелял в небольшой, меньше кулака, комок травы. То клал его на землю, то насаживал на кол, то забрасывал высоко на дерево и выпускал в него стрелу за стрелой. Стрелы ломались или застревали в сучьях. Росин лез за ними или делал новые и опять стрелял, стрелял без конца.
– Ты, как на дерева лезешь, штаны с рубахой снимай. Нечего об суки драть. И в трусах не холодно. Одежду поберегай.
– Хорошо, хорошо, Федор, – отмахивался Росин, а сам опять за лук.
Уставали натягивать тетиву пальцы правой руки – перехватывал лук и учился стрелять левой…
Руки порой уставали так, что стрелы пролетали от цели дальше, чем в первые дни тренировок. Но Росин не переставал стрелять. Он собирал стрелы и вновь и вновь целился в комок, чтобы сделать задуманную тысячу выстрелов. Иногда он доводил себя почти до полного изнеможения.
Даже Федор начинал увещевать его:
– Полно тебе, отдохни, потом достреляешь. Почто сам себя изводишь?
Но Росин только отмахивался: не мешай, мол, считать.
– Когда же спать-то будешь? Ведь за полночь.
– Как за полночь? Светлым-светло!
– Светлым-светло! – усмехнулся Федор. – Жди теперь темноты недели две.
Росин опустил уставшие руки и сел на валежину. Вот она, белая ночь. Только на время какие-то напряженные сумерки. Кажется, вот-вот потемнеет, а начинает больше светлеть. Без ночи утро. А озеро все-таки уснуло. Прикрылось туманом – и спит… Светло как днем, а вовсю летают летучие мыши.
Едва просыпаясь, Росин прямо из шалаша выпускал все стрелы по любой подходящей цели. Будь то прошлогодний лист на земле, темная кочка, гриб-трутовик у самой вершины… И так изо дня в день, пока не загрубели от тугой тетивы мозоли на пальцах, пока не стали послушными стрелы.
Однажды Росин разделил десяток стрел пополам. Пять легонько воткнул в землю, пять других взял с собой и отошел шагов на пятнадцать.
– Смотри, Федор.
Федор повернулся на бок и приподнял голову. Первая стрела сбила одну из воткнутых стрел, вторая – вторую, третья – третью, четвертая и пятая тоже не пролетели мимо.
– Ловко стрельнул. Ну-ка еще!
И опять все стрелы – в цель.

Глава 12

Росин с головой зарылся в сено. Но это не помогло. Даже стенка шалаша дрожала вместе с ним.
– Что же это, Федор? Почему такой холод?
– Мороз.
– С чего же мороз? Ведь лето, – удивился Росин.
– У нас в любую пору заморозок может, хошь вот и летом…
Росин выглянул из шалаша. Вся трава побелела от инея. Никто не пролетит, не прокричит. Все попряталось от мороза.
Росин выскочил на мороз, приплясывая от холода, выхватил из каменной печки головешку, сунул в приготовленный хворост и юркнул обратно в шалаш.
Сгоняя вокруг белизну с травы, разгорался костер. Как суслик на солнышко, вылез Росин. Подбросил дровишек, вытащил на еловых лапах Федора.
– Избушку, Федор, строить надо. Твой вариант, пожалуй, самый подходящий.
Прежде чем приступить к любому значительному делу, Росин старался продумать несколько вариантов и потом уже, выбрав лучший, приступал к делу. Теперь тоже были варианты. Первый – землянка, второй – что-то вроде чума, третий – избушка, стены которой сложены из дерна, четвертый вариант – избушка наподобие зимовья. Но в землянке было бы сыро, в чуме – холодно: покрытые берестой жерди вряд ли удержали бы тепло. Делать стены из дерна тоже не хотелось: ненадежные, да и неприятно – земляные стены. Бревенчатое зимовье с одним ножом не сделаешь. Самый удачный вариант предложил Федор. И тепло, и без топора сделать можно. И сырости не будет, не в землянке.
– Надолго мороз? – спросил Росин.
– Должно, днем отойдет.
– Тогда сегодня и начну. А то тут летом ноги отморозишь.
– Ты нож на палку привяжи, пальму сделай. Рубить сподручней будет.
Через несколько дней на поляне около лабаза появился остов будущего жилища. Пока вместо стен двойные ряды высоких кольев. Но рядом уже громоздился большущий ворох ивовых веток.
«Ну что же, пожалуй, и хватит, – решил Росин. – Пора плести стены».
Взял несколько веток и прочным плетнем принялся оплетать колья. Вплетал, осаживал ветки ногой, плел дальше. Быстро поднимались двойные стены. Федор был тоже при деле: лежа возле шалаша, плел из свежего лыка веревки.
– Поесть не пора ли, Федор?
– Давно пора. Чего ты запропал? Все стены доплести хотел, что ли?
– А что, немного осталось.
Росин взял лук, пару стрел и торопливо ушел к ручью…
– Скоро ты обернулся, – удивился Федор. – Веревку не довел, а у тебя уже рябцы. Шибко глаз навострил. Опять без промаха обоих?
– Опять, – кивнул Росин и, присев возле Федора, принялся щипать рябчика. Федор взял второго. – А не проморозит зимой наши стены, Федор?
– Почто проморозит? Чуть не на метр плетень от плетня. Набьешь между ними мха, куда же такую стену проморозить.
– Многовато мха надо.
– Не на лето строишь – на зиму.
…В низине лежало широкое моховое болото. Над чахлыми сосенками стояло колышущееся марево. Разинув от жары клюв, сидела на суку кедровка. Из сосенок выбежала к озеру лосиха. Над ней роем вились слепни. Лосиха ухнула в озеро и замерла, выставив только морду. А к ней уже спешили, шлепая по воде лапками, маленькие шустрые утята. Не обращая внимания на лосиху, ловили вьющихся над водой слепней. Один утенок вскочил лосихе на нос. Она аккуратно стряхнула его на воду.
Вдруг лосиха еще больше спрятала голову в воду.
На поверхности остались только глаза и ноздри. Неподалеку с пригорка спустился Росин и принялся таскать длинный, пропитанный водой мох. Вырастала кучка за кучкой тяжелого от воды сфагнума.
…А Федор по-прежнему лежал около старых, трухлявых пней и вил веревки. Сами собой закрывались глаза. Он отложил приготовленное лыко и лег заросшей щекой на моховую кочку.
Перед глазами сероватые сосновые иголки, не одну зиму пролежавшие под снегом. Кусочки сосновой коры, прошлогодней травы, по которой, как по лесу, пробирались крупные коричневые муравьи. Вовсю пекло солнце.
Пахло растопленной смолой, нагретым песком… Федор закрыл глаза.
…Бугор уже, как под снегом, белел под сохнущим мхом.
«Все, – решил Росин, опрокинув корзину, – на сегодня хватит».
Не торопясь пошел к шалашу. Вышел на поляну и замер. «Что это?» Федор лежал, втянув голову в плечи и высоко подняв босую здоровую ногу. Не шевельнется, лицо побледнело.
Росин подбежал.
– Что с тобой?
– Тише, тише, – зашептал Федор. – Оттащи меня с этого места: змея подо мной!
Осторожно, чтобы не разбередить больную ногу, Росин приподнял Федора, положил на другое место, прямо на землю.
– Расковыряй сено, там она, тварь подколодная! Раз мозжи ей башку! Ишь, проклятущая!
Росин ковырнул палкой сено, ковырнул еще – зашевелились живые черные кольца.
– Так ее! Так! – приговаривал Федор. – Еще разок хрястни! Теперь в муравейник! Муравьям ее!..
– Что тут произошло? – спросил Росин, вернувшись от муравейника.
– Проснулся, а она на меня глядит! Тварь ползучая, в упор прямо, в глаза! И жалом – мельк, мельк! А под рукой ничего, только веревка тоненькая. Шасть ее веревкой! А она как вильнет – и под меня, в сено. Я ногу вверх босую, а больную-то не шевельну. И не встать… Замер, не шелохнусь. Тяпнет, думаю, через рубаху или штаны. А случись в шею или затылок? Помрешь! Втянул голову, насторожился: не шуршит? Вроде молчит. А как услыхал бы – ползет, вскочил бы, хошь отвались нога.
– Здорово она тебя перепугала, даже в лице переменился.
– Переменишься, как под тобой змея…
– Надо скорее избушку строить. Жить хоть будем как все, в четырех стенах.
– Слышь-ка, Вадя, а давай сейчас туда переберемся, – оживился Федор. – Стены есть, крыша скоро будет. Чего же еще?
…Целыми днями трепетали над водой крыльями крачки. Заметив добычу, птица ныряла в воду и поднималась в воздух с рыбешкой в клюве. На торчащей из воды коряге во все горло кричал птенец. Крачка отвечала ему, роняя из клюва рыбешку, но тут же, на лету, подхватывала и, не тормозя полета, ловко совала птенцу в рот. Цапли, расправив над гнездами широкие крылья, прикрывали ими от солнца маленьких птенцов.
«А ведь уже июнь, – думал Росин, глядя с недоделанной крыши на птенца. – Бежит время».
– Так какую печку делать будем, Федор? Где в крыше дырку оставлять?
– В углу оставляй, – отозвался Федор. – Русскую ни к чему, почто с ней возиться. Хантыйский чувал надо. С ним завсегда тепло и светло. Дрова опять же любые, хошь пол-лесины жги.
Наконец слаженная без топора и единого гвоздя избушка готова. Стены внутри и снаружи оштукатурены глиной, смешанной для вязкости с илом. Из пары плетеных щитков, с сеном между ними, сделана дверь. Она имела, пожалуй, только одно сходство с настоящими дверями – точно так же скрипела.
Посреди избушки, на вбитых в землю кольях, стоял стол, собранный из множества пригнанных друг к другу осиновых палок. Вдоль стен – застланные душистым сеном нары. Федор уже лежал на своих. В дальнем углу – хантыйский чувал: каменный пол и над ним широкая, из обмазанных глиной жердин труба. Рядом с чувалом добротная полка, уставленная глиняными горшками, мисками, плошками. Потом каждая вещь сама найдет место: что чаще нужно, будет ближе, а что-то перекочует в самый дальний угол.
В берестяной туесок Росин набрал земли и посадил туда кусты вечнозеленой брусники. Хотелось нормальной человеческой жизни.
Росин сидел у стола на коряге и смотрел на сложенные на коленях руки. «Какие они стали за это время… Грубые, узловатые, даже вроде в ладонях шире. И тяжелее, пока лежат без дела. Ими все сюда принесено, встроено, вделано». Росин обвел взглядом потолок, стены…
– Вот тут, паря, и перезимуем. Росин не ответил.
– Чего нахмурился?
– Примета дурная… Без новоселья поселились.
– И что?
– Клопы заведутся, – буркнул Росин.

Глава 13

Росин от неожиданности бросил рябчиков, лук. Распахнул дверь… Посреди избушки стоял Федор, и больше никого.
– Ты как встал? – удивился Росин. – А нога?
– Мало-мало терпит.
– Это ты поставил весло?
– Я. Вместо костыля брал.
– А я уж думал, какой-нибудь хант заплыл… Как же ты встал?
– Вроде полегчало, и встал. А то, однако, совсем залежался. Хотел на волю выйти, на весло оперся, а несподручно с ним.
– Федор, ведь у тебя перелом. А вдруг еще плохо сросся. Стронешь – и все. Полежи пока… Хотя бы еще недели две-три.
– Бона куда хватил! Да что же я лежать буду, если нога терпит? Ты мне палки потолще принеси, костыли слажу. И не отговаривай. Я ж ногу на весу держать буду.
…Под вечер Федор опять поднялся с нар.
– Опробую, что за ноги сделал.
Оперся на костыли, сделал шаг, нахмурился, сделал еще, сел на нары.
– Не больно складно: нога терпит, а в пояснице чего-то ноет… Но ковылять полегоньку можно… И тебе руки развяжу. – Федор, отставив костыли, лег на нары. – Теперь сам себя обихожу А тебе припас промышлять надо: ягоды, грибы пойдут.
– И урман пора начинать обследовать.
– Ты заодно белку с бурундуком промышляй. Нам теперь всякая шкурка нужна. Нечего ждать, покуда выкунеют. Померзнем в такой-то одежде.
– Что же все-таки у тебя с поясницей, Федор? Видимо, не просто ушиб. Тоже, наверное, чего-нибудь хрустнуло.
– Да бог ее знает… Пройдет. – Федор махнул рукой. – Ты что в урмане-то делать будешь? Может, чего дельное подскажу.
– Дел много. Угодья просмотреть надо, запасы кормов, гнездовье, защитные условия… Да мало ли всякой работы. Во всем самому разобраться надо, все описать.
Росин обточил ножом осколок кости и склонился над чистым куском бересты. Легко двигалась по бересте косточка, оставляя четкие буквы, слова…
В утренней тишине необычно громко скрипнула дверь. Из избушки вышел Росин и, передернув от утреннего холода плечами, зашагал в урман.
– Не заплутай, речушки держись! – напутствовал подковылявший к двери Федор.
Прихотливо извивалась по урману речушка, то замирала в омутах, в которые смотрелись кедры, то в ярко-зеленом бархате бережков пересекала полянку, а то вдруг ныряла под громадный завал и вновь выбегала оттуда, тихонько журча, будто посмеиваясь над большой, но неловкой преградой.
Берегом реки, по никем не примятой траве, шел Росин с берестяным туесом за плечами. Трава росла от самой воды. Только изредка кое-где примята она перебиравшимся через реку медведем или лосем.
Большой пестрый дятел заметил Росина, спрятался на другую сторону дерева и, высунув из-за ствола голову, следил за пришельцем. Но из-за кустов ему было плохо видно. Он скрылся за деревом, забрался по стволу повыше и опять высунул голову. Росин не шевелился. Дятел подлетел к дуплу. Там сразу запищали птенцы. А из летка высунулась голова самого шустрого дятленка. Дятел сунул жука ему в клюв и стал наблюдать, как птенец есть. Тот не справлялся с добычей. Дятел вытащил из клюва жука, раздолбил и стал давать по кусочку. Он терпеливо ждал, когда птенец проглотит одну часть, потом давал другую. Наконец дятленок съел все, и дятел улетел за новой добычей.
Иногда попадались звериные тропы. Ноги на них отдыхали недолго – тропы уходили от речки. И опять приходилось лезть напролом нехоженым берегом.
На сломанной вершине старой лиственницы кучей хвороста – большое гнездо. Росин ударил палкой по дереву. Вскинув почти метровые крылья, большеголовая с черной бородой сова нехотя слетела с гнезда. Потрепыхала в воздухе и полетела куда-то в кедры.
«Такая легко возьмет соболя, – подумал Росин. – Буду надеяться, их тут немного. Надо записать эту встречу».
Росин сел на валежину, достал из туеска бересту и начал писать осколком кости.
Вдали дружно закричали журавли. «Опять там же кричат, – подумал Росин. – Наверное, озеро. И эта речка, пожалуй, к нему течет».
Над головой шум, свист крыльев. Росин едва успел заметить промелькнувшего тетерева. За ним пронесся ястреб. По ту сторону речки затрещало, зашумело по веткам. Росин, разбрызгивая воду, перебежал речушку. За кустами, чуть приподняв крылья, сидел на тетереве ястреб. Увидев человека, он попытался взлететь, но ему мешали сучья. Росин бросился к птице, но ястреб замахал крыльями, не выпуская из лап тяжелую добычу, медленно поднялся в воздух и, набирая высоту, улетел. Досадно было упустить такую добычу, но что делать?
То на один, то на другой берег перелезал Вадим по нагроможденным валежинам, останавливался, осматривал деревья, завалы, древесные кроны… И писал, писал. По расположению летков в дуплах дятлов, поползней, синиц Вадим отмечал направление преобладающих здесь весенних ветров: летки, как правило, птицы устраивают с подветренной стороны. Один за другим ложились в туес исписанные куски бересты.
То на один, то на другой берег перелезал Вадим по нагроможденным валежинам, останавливался, осматривал деревья, завалы, древесные кроны… И писал, писал. По расположению летков в дуплах дятлов, поползней, синиц Вадим отмечал направление преобладающих здесь весенних ветров: летки, как правило, птицы устраивают с подветренной стороны. Один за другим ложились в туес исписанные куски бересты.



Впереди замаячил просвет в кедрачах. «Скоро озеро. Даже, как утки крякают, слышно».
Кончились кедры. Но вместо озера – широкое, кое-где поросшее чахлыми сосенками болото. Тонкой извивающейся змейкой вбегала в него речушка, пропадая за буйной зеленью растущей по кочкам осоки. За болотом опять темнели кедрачи.
«Надо посмотреть и их». Росин шагнул на мох, оплетенный тонкими красноватыми стеблями клюквы. Как пружинный матрас, закачался под ногами зыбун. «Тут надо осторожней».
Очистил от сучьев прочную жердину, взял ее поперек и пошел дальше.
Волнами перекатывался под ногами зыбун. И вдруг прорвался! Росин ухнул в торфяную жижу. И сразу же по грудь. Ушел бы с головой – спасла жердина.
Опираясь на нее, Росин выкарабкался из трясины и ползком пробрался до твердой земли.
За болотом речушка бойчее и шире. «А как она бежит? Может быть, в озеро? А может, в другую речку, побольше? – думал Росин, отмывая коричневую торфяную грязь. – А что, если попытаться сообщить все-таки о себе? Кто знает, куда течет эта речка?»
Вадим выбрал подходящий обломок сухого дерева, обстрогал его и вырезал:
«Щучье. Помогите. Ф. Суров».
Покачивая, течение понесло дощечку. Росин провожал ее глазами, держа в руке второй обломок. Но уже на первом повороте речку перегородил завал. «А сколько впереди таких завалов», – безнадежно подумал Росин и вернулся к своей работе.
За работой время шло незаметно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18