Поэтому я забрал начальника караула и прошел с ним к штабному уазику. Водителя не было. Я приказал начкару сесть за руль и подогнать УАЗ к дверям губы. Потом за руль сел Муха, начкар рядом с ним, а я устроился на заднем сиденье, потеснив Артиста и Томаса. Ствол моего «калаша» упирался в спину начкара, напоминая ему о том, что любая самодеятельность нежелательна. Перед КПП я приказал ему выйти и открыть ворота. После этого мне осталось только вернуть его в караулку КПП и зафиксировать наручниками.Путь был свободен. Позади было тихо. Кажется, обошлось. Но едва мы отъехали на километр и лагерь «Эста» скрылся за холмом, Артист приказал Мухе остановить машину.— В чем дело? — спросил я.— Мне нужна эта тачка, — заявил Артист. — Примерно на час. — Он обернулся к Мухе: — Поможешь?— Почему нет? А что делать?— Скажу.— Кончай! — приказал я. — Хватит с нас приключений!Но Артист не сдавался.— Пастух, сегодня мой день, — сказал он. — Не мешай, а? Иди с Томасом к моей тачке и жди нас. Мы вернемся самое большое через час. И не спрашивай, что я хочу сделать.Я колебался. Не нравилось мне это дело. И Артист не нравился. Какая-то дурь была в нем.— Я нечасто тебя о чем-то прошу, — проговорил он. — Сейчас прошу. Ну?Никогда я его таким не видел.— Ладно, валите, — разрешил я, хотя мой внутренний голос прямо-таки вопил, протестуя. — Но чтобы через час были.Артист сразу повеселел.— Муха, гони вкруговую, — приказал он. — К понтонному мостику. А там разберемся.Мы с Томасом выгрузились из уазика и потащились к стогу, возле которого была спрятана «мазератти». Пока я очищал тачку от маскировки, Томас переоделся в свой элегантный серый сюртук и спохватился:— А плащ? Я забыл плащ!— Какие проблемы? Сходи и возьми, — предложил я.— Это ты так шутишь, да? — спросил он.Я не ответил. Он уселся на переднее сиденье. Я завел машину, вывел ее на асфальтовую дорогу и поставил так, чтобы сразу увидеть Артиста и Муху, если они собьются с пути и появятся впереди или сзади нас.Томас с робкой надеждой спросил:— У вас выпить ничего нет?— Ну ты даешь! — восхитился я. — Сейчас только об этом и думать!— А ты бы о чем думал, если бы тебя продержали две недели на минеральной воде «Нарзан»?Он надолго задумался, а потом задал вопрос, который, судя по всему, уже давно вертелся у него на языке:— Вы кто, ребята?— А ты? — вопросом на вопрос ответил я. — Кто ты? Если ты внук национального героя, почему тебя держат на «губе»?— Они называют это — под домашним арестом, — объяснил Томас. — В Таллине я сидел дома. С охранником. А сейчас должен быть на съемках. Не возить же меня каждый день из Таллина. Вот и пристроили на «губу». С гарантией, что не свалю.— Почему ты хочешь свалить? Почему они тебя не отпускают?— Я им нужен.— Зачем?— Не знаю. Это все — раскрутка. Понимаешь? И фильм — раскрутка. И презентация. И я на презентации. Они раскручивают.— Тебя?— Нет. Альфонса Ребане.— Твоего деда, — уточнил я.— Да никакой он мне не дед! Его и близко не было в нашей семье! Он просто однофамилец. Ребане, если по-русски, — это Лисицын. И больше ничего общего у меня с ним нет. В этом-то все и дело!— Точно?— Еще бы не точно!— Так, — сказал я. — Это кино, похоже, поинтересней того, что мы видели. Ты все расскажешь. Но не сейчас. Сначала дождемся ребят.Прошел час. Их не было.Час двадцать. Их не было.Час сорок. Никого.Я сидел в анатомическом водительском кресле «мазератти», облегающем спину и задницу, как обьятия любимой жены, но ерзал, как на иголках. Вопрос был только один: что произойдет раньше — в лагере поднимут тревогу или они вернутся.Мой внутренний голос возмущенно молчал. Обиделся, что я к нему не прислушался.Темнота сгустилась так, как бывает только перед началом рассвета. С того места, где стояла наша тачка, были видны отсветы яркого лагерного освещения, а дальше справа — тусклая цепочка огней над укрепрайоном Эстонской дивизии СС.И вдруг я заметил, что эти огни погасли. Были — и нет. Я даже сначала подумал, что мне показалось. Всмотрелся — не показалось. Ни единого огонька.Что бы это могло значить?4.10. Начало рассветать. Ребят не было. У меня в душе появилось тяжелое предчувствие беды.4.30.— Вон они! — вдруг сказал Томас.— Где?— Да не впереди — сзади!Я врубил заднюю скорость. Через две минуты Артист и Муха ввалились в машину, Артист хрипло выдохнул:— Все в порядке. Гони!— А где уазик?Он неопределенно махнул рукой:— Там бросили. Вместе со всеми «калашами». Гони, Серега, гони!Я не заставил себя упрашивать. Единственным моим желанием было оказаться от этих мест как можно дальше. И как чувствовал: не успели мы отъехать километра на три, как до нас донесся вой сирены — в лагере «Эста» объявили тревогу. Я дал под сотню — больше не позволяла дорога, она была слишком узкая и извилистая, петляла между холмов. Но минут через пять Артист попросил ехать помедленней. «Мазератти» огибала высокий холм, поросший ельником и мелкими соснами.— Тормозни! — скомандовал Артист. — Теперь мы в полной безопасности.Я остановил тачку. Артист выпрыгнул из машины и полез по холму вверх, жестами предлагая нам следовать за ним. Поднявшись метров на сто, остановился.— Вот отсюда все будет хорошо видно, — удовлетворенно сообщил он.Я осмотрелся. Уже заметно рассвело. С косогора хорошо просматривались холмы левого берега реки, исполнявшей роль Векши, но было слишком далеко, чтобы разглядеть блиндажи и окопы. По полям, обтекая холмы, стелился туман. Из него прорастали березовые перелески, стога. Было сыро, пахло прошлогодней листвой. У нас в Затопино — морозы и вьюги, а здесь — почти весна. Было что-то очень приятное в этой мирной, доброй к человеку земле.Артист напряженно всматривался в сторону Векши.— И чего мы ждем? — спросил я. — Когда совсем рассветет?— Нет. Когда они доберутся до блиндажа и включат свет.— И что будет?— Увидишь.Ожидание затягивалось. Воспользовавшись этим, Муха стащил с себя камуфляжную куртку, потом брюки и выругался:— И все ты, Артист! Из-за тебя хорошие штаны испортил!На брючине его костюма темнело мазутное пятно.— Отчистишь, — отмахнулся Артист. — Бензинчиком ототрешь. Да что же они тянут? Их же люди в блиндаже! Неужели никому не придет в голову пойти и проверить, что с ними?И тут над укрепрайоном зажглась гирлянда огней.— Всё! — завопил Артист. — Смотрите!И мы увидели.Сначала беззвучно вспухли холмы. По всей линии обороны засверкали словно бы злобные шаровые молнии. Земля вздыбилась, из нее выстреливали картечные сгустки камней, как из жерла проснувшегося вулкана. И лишь потом на наши ушные перепонки обрушился грохот взрыва. Вернее, серии взрывов, которые сливались друг с другом, образуя какой-то утробный гул. И не успела осесть поднятая на десятки метров земля, как начались короткие резкие взрывы. Я уже понял, что это такое: это начал рваться боезапас в «тиграх».От внезапной тишины даже зазвенело в ушах.— Вот вам, суки, битва на Векше! — изрек Артист. — Валим!Мы скатились к дороге, погрузились в тачку. Артист сел за руль и погнал «мазератти» к шоссе, которое связывало Тарту с Таллином.— А теперь объясни мне, что это было, — попросил я Артиста.— Да все очень просто. Мы вывели цепь на рубильник, которым включается освещение. Единственная проблема была — взрыватели не сразу нашли. Они были в снарядном ящике в штабном блиндаже.— И пришлось поуродоваться, пока перетаскали тол к танкам, — добавил Муха. — До чертовой матери они его наготовили.— А насчет трупов можешь не беспокоиться, — заверил меня Артист. — Все кадры сидели в штабном блиндаже. А рядом с ним ничего не взрывалось.— Это, конечно, утешает, — сказал я. — Но я тебя спросил не о том, каким образом вы замкнули взрывную цепь. Я тебя спросил совсем о другом.— Понимаю. Я просто реализовал сценарий. Все точно по тексту. Получив приказ из ставки фюрера, доблестные эстонские патриоты отступили. А перед этим взорвали свои позиции. Вместе с боевой техникой. Чтобы она не досталась врагу.— С какой техникой?— Со всей. Четыре «тигра». И с десяток крупповских пушек.— Артист, твою мать! — сказал я. — Ты хоть понимаешь, что натворил?— А что я натворил?— Это теракт! И вмешательство в дела суверенного государства!— Ничего подобного, — возразил он. — Я лишь слегка подкорректировал творческий процесс. Денег на новую технику у них нет. И даже за эту расплатиться не смогут. И значит — кина не будет.— Почему ты это сделал? — удивленно спросил Томас Ребане.— Сценарий мне не понравился. Характеры схематичны, а диалоги написаны газетным языком.Томас взглянул на меня:— Он шутит?— Да, шучу, — резко сказал Артист. — Но могу и без шуток. По этому сценарию отца моего героя сослали в Сибирь или расстреляли. Моего отца никуда не ссылали. Но его брат, две тетки и мой дед с бабкой — все они лежат в Бабьем Яру. Объясняю специально для тебя, наследник героя. Бабий Яр — это овраг в Киеве, между Лукьяновкой и Сырцом. В сорок первом году фашисты расстреляли там семьдесят тысяч евреев. Среди них были и все мои предки. Мне до феньки, кто их расстреливал: СС или просто зондеркоманды. И были ли среди них эстонцы — это мне тоже до феньки. Фашисты не имеют национальности. Теперь понятно, почему мне не понравился этот сценарий? И закончим на этом.Шоссе выскочило из перелеска и тянулось вдоль железнодорожной ветки. Впереди показалась платформа пригородной электрички.— Высадите меня здесь, а сами уезжайте, — сказал Томас Ребане без особой уверенности в голосе.— Хочешь вернуться на «губу»? — спросил я.— Нет, я не хочу. Но вам нужно делать ноги. Очень быстро. Если вас прихватят, у вас будут большие проблемы.— Если мы тебя высадим, нас прихватят гораздо быстрей, — резонно заметил Муха. — Сначала отловят тебя. Ты в своем сюртуке — как жираф. Кто тебя раз увидит — надолго запомнит. Ты им все выложишь: и где мы, и на какой тачке. После этого отловить нас — раз плюнуть.— Почему я им все выложу? — оскорбился Томас.— Потому что ты не Зоя Космодемьянская.— Это такая партизанка? — припомнил он. — С гордо поднятой головой?— Она самая, — подтвердил Муха.— Да, я не Зоя Космодемьянская, — самокритично признал Томас.— Поэтому сиди и не рыпайся.— Из-за меня у вас будут дополнительные неприятности, — счел своим гражданским долгом предупредить он.— Одной больше, одной меньше — без разницы, — усмехнулся Артист.— И ты должен нам кое о чем рассказать, — напомнил я. — Ты нас заинтриговал.— Тогда купите мне водки, — потребовал Томас.— Совсем обалдел малый! — изумился Муха. — Кто же пьет водку в пять утра?— Я! — твердо сказал Томас. — Вон там, рядом со станцией, ночной универсам. Там продают все. И водку тоже. Иначе я с вами не поеду. И ничего не расскажу.— Тормозни, — кивнул я Артисту. — Муха, сгоняй. Ты у нас единственный, кто нормально одет.— Что будем брать? — деловито спросил Муха, словно всю жизнь только и занимался тем, что бегал за водкой.— Все равно, — сказал Томас. — Только много!Через двадцать минут Муха вернулся в машину. В руках у него был полиэтиленовый пакет с побрякивающими бутылками. Не успел Артист тронуться с места, как Томас извлек из пакета бутылку и начал зубами выдергивать пластмассовую пробку.— Стой! — заорал Муха. — Это же бензин!— Какой бензин? — опешил Томас.— Чистый. Авиационный.— Зачем ты купил бензин? — обиделся Томас. — Я просил купить водку, а ты купил бензин!— Штаны почистить, вот зачем, — объяснил Муха. — Водка — в другой бутылке. Ну, кадр!Но Томас уже не обращал ни на кого внимания. Отвинтив пробку какой-то водяры с эстонской этикеткой, он припал к горлу и сделал несколько хороших глотков. Потом промакнул губы рукавом, понюхал мятую гвоздику, торчавшую в петлице его сюртука, аккуратно завинтил пробку и сообщил:— Вот теперь тип-топ. Ты спросил, кто пьет водку утром, — обратился он к Мухе. — Водку хорошо пить в любое время. Вечером — чтобы вечер был веселый. Днем — чтобы день был хороший. Ночью — чтобы ночь была не очень длинной. Но лучше всего водку пить утром. У вас, у русских, есть хорошая поговорка: «С утра выпил — весь день человек свободный». Теперь я свободный. — И он с удовольствием закурил.— Пора валить из этого независимого государства, — сказал Артист. — Не нравится мне Эстония. Маленькая, но злая. Как злобная собачонка.— Ты не имеешь права так говорить, — запротестовал Томас. — Страна не может быть злой. Такой ее делают люди.— А я про что? — отозвался Артист. — Проскочим через Нарву, — решил он и прибавил газу.— Нет, — возразил Томас. — Через Нарву нельзя. Там перехватят.— Тогда через Псковскую область, через погранпереход «Куницына гора».— Нельзя, — повторил Томас.— Ладно, через Латвию — через Валгу.— И через Валгу нельзя. Вообще через границы нельзя. Все они будут перекрыты.— Ерунда, — отмахнулся Артист. — Пока они нас вычислят, пройдет время. Не сразу же они кинутся нас ловить.— Они будут ловить не вас, — сказал Томас.Он помолчал и со вздохом добавил:— Они будут ловить меня. VII Мы поначалу не придали значения словам Томаса и с таллинского шоссе свернули на трассу, которая должна была вывести нас самым коротким путем к Нарве. Восточнее Кохтла-Ярве она вливалась в автостраду Таллин — Санкт-Петербург. До автострады было чуть больше ста километров, потом километров пятьдесят до Нарвы, а там — Ивангород, Россия. При нормальном раскладе к вечеру мы могли быть в Москве. Но нормальным раскладом здесь и не пахло.— Это плохая дорога, — сказал Томас. — Мы неправильно по ней поехали.— Нормальная дорога, — возразил Артист, держа под сто пятьдесят. — Не автобан, но бывают и хуже.— Она не потому плохая, что неровная, — объяснил Томас. — Много дорожных постов.— А на таллинской трассе — меньше?— Не меньше. Но там их можно объехать. Хорошие проселки — к хуторам, к дачам. Здесь — болота, особенно на севере. И если пост — его не объедешь.— Фигня, проскочим, — отозвался Артист. — Пока они сообразят, что к чему, мы уже будем в России.Дорога была пуста, в темных ельниках и прозрачных березнячках по обочинам висели клочки тумана, мелькали хутора, в которых только-только начинала пробуждаться жизнь. Над печными трубами вились дымы, кланялись колодезные журавли, из раскрытых ворот царственно выплывали дородные коровы знаменитой эстонской черно-пестрой породы с мотающимися на шеях жестяными боталами.— Чтобы нас вычислить, нужно киношников опросить, — продолжал успокаивать нас и себя Артист. — А они керосинили до утра, сейчас дрыхнут, как... Черт! — сказал он, увидев замигавший красный светодиод антирадара. — Кому же это не спится в такую рань?Не спалось дорожному полицейскому, одинокая фигура которого маячила возле стеклянной будки поста. Он был без бронежилета, как это заведено сейчас у российских гаишников, и даже без «калашникова» на груди. Хорошо они тут живут, мирно. В руках у полицейского была черная труба переносного локатора типа «Барьер-2», он с интересом смотрел на цифры, мелькающие на дисплее, и наверняка с удовлетворением прикидывал, в какую копеечку обойдется водителю превышение скорости. Кто рано встает, тому Бог подает.Артист сбросил скорость до девяноста.— Сейчас нас оштрафуют, — сообщил Томас. — На этой дороге везде стоят знаки «шестьдесят».— Перебьются! — ухмыльнулся Артист и нажал на антирадаре кнопку подавления локаторного сигнала. И видно, сработало: полицейский начал озадаченно вертеть свой прибор в руках, трясти, заглядывать в трубу, протирать дисплей, на котором вместо цифр плавал туман. Он был так обеспокоен поломкой своего кормильца, что лишь мельком глянул на просвистевшую мимо него «мазератти». Потом вдруг, словно вспомнив что-то, уставился нам вслед и метнулся к будке.— Побежал звонить, — прокомментировал Томас. — На следующем посту нас задержат, потому что пользоваться антирадарами в Эстонии запрещено. А радарами с подавлением — тем более.— Отмажемся, — отмахнулся Артист. — Баксы они у вас берут?— Нет, они берут кроны, — объяснил Томас. — А баксы они хватают. И сразу заглатывают. Как и ваши в России.— Наши? — вступился за честь России Артист. — Никогда! Наши сначала просят съездить в банк и поменять баксы на рубли. А вот их хватают.— Я бы вернулся, — подал голос Муха. Он оглянулся и снял свое предложение: — Поздно.Полицейский «форд», стоявший возле поста, сорвался с места и устремился нам вслед, включив мигалки.— Тормозни, — приказал я Артисту. — С одним мы договоримся.Артист сбавил скорость. Но полицейский не стал догонять нас. Он держал дистанцию в полкилометра, не приближаясь. Это был плохой признак. Но бессонная ночь со всеми нашими приключениями притупила чувство опасности. Самоуверенность Артиста, все еще наполненного дурацкой победительностью, невольно передалась и мне. Подумалось: обойдется. Артист поднажал. «Форд» отстал. Но когда впереди показался второй пост дорожной полиции, я понял, что не обойдется.Это была такая же стеклянная будка, как и прежний пост, но выглядел он совсем не так мирно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40