Не так ли, Томас?— Да, конечно, — покивал Томас. — Если честно, вышибли меня за прогулы. Но историю я действительно никогда не любил. Клио никогда не относилась к числу любимых мной муз.— А с каких пор ты художник? — не унимался корреспондент «Эстонии». — Об этом ты тоже узнал всего две недели назад?Томас обиделся. Из кармана плаща он извлек журнал с яркой глянцевой обложкой и продемонстрировал его публике:— Это журнал «Дойче арт». Месяц назад в мюнхенском музее «Новая пинакотека» проходила выставка современного искусства из частных коллекций. А «Новая пинакотека» — это, кто не знает, как Эрмитаж. На выставке была и моя картина, я назвал ее «Композиция номер шесть». Она была отмечена в статье одного из самых известных немецких искусствоведов доктора Фишера. Так что можешь засунуть свою иронию... В общем, ты знаешь, куда ее засунуть.Ответ Томаса вызвал одобрительные смешки в публике.— Ты — в «Новой пинакотеке»? — поразился настырный корреспондент. — Что же написал о твоей картине доктор Фишер?— Пожалуйста, могу прочитать. — Томас раскрыл журнал и нашел нужное место. — «Композиция номер шесть» молодого эстонского художника Томаса Ребане — это похмелье красок, обнаженный примитивизм, вызывающий, наглый, исполненный такого равнодушия и даже отвращения к зрителю, что картина невольно обращает на себя внимание".— И что это значит? — озадаченно спросил журналист.— Что?— То, что написал о твоей картине доктор Фишер.— А! Ну, это типа того, что я выразил свое отношение к этому, как его... В общем, к советской власти.— Прекрасно, Томас Ребане! — заявил корреспондент «Ээсти курьер». — Прекрасный ответ! Вы помните своего знаменитого деда?— Увы, нет, — ответил Томас. — Я его никогда не видел.— Но вы ощущали его присутствие в своей судьбе?— Я? Да, конечно. А как же? Иногда ощущал. Но каким-то странным, даже мистическим образом. Словно кто-то предостерегал меня от одних поступков и поощрал к другим. Должен признаться, я не всегда следовал этим советам. И потому совершал ошибки, которых вполне мог избежать. Но я же не знал, кто дает мне эти советы.— Альфонс Ребане был непримиримым борцом против коммунистического режима. Вы разделяете политические взгляды своего деда?— Как же их можно не разделять? — удивился Томас. — Сейчас все стали антикоммунистами. Даже коммунисты.— Господа, разрешите мне закончить на этом пресс-конференцию, — объявил Кыпс. — Благодарю всех. Благодарю Томаса Ребане за откровенность его ответов. Объявляется перерыв. После него желающие смогут присутствовать на репетиции одного из центральных эпизодов будущего фильма. Реальные киносъемки — процесс кропотливый и для постороннего наблюдателя попросту скучный. Но мне хотелось бы дать вам представление о фильме, поэтому я проведу так называемый мастер-класс. Артистов и режиссерскую группу прошу не расходиться. Еще раз, господа, спасибо за внимание!Толпа потекла под навес к заскучавшим официантам, солидные гости неторопливо спускались с подмостков, на ходу обмениваясь впечатлениями о пресс-конференции. Говорили в основном по-эстонски. Лишь однажды мое ухо уловило русскую речь. К Томасу Ребане, сошедшему с трибуны в сопровождении национал-патриота Янсена, подошел квадратный спонсор, заявивший в начале пресс-конференции, что он эстонец и этим, блин, все сказано, и проговорил со странным выражением, с эдакой смесью удивления, уважения и пренебрежения:— Ну ты даешь, Фитиль! Внук Альфонса Ребане! Никогда бы не подумал.— И тебе, Краб, придется с этим считаться, — не без вызова ответил потомок эсэсовца.— Никаких «фитилей», Анвельт, — приказал национал-патриот. — И никаких «никогда бы не подумал». Никогда, нигде и ни при каких обстоятельствах. Ясно?— Вник. Проехали Фитиля. Господин Ребане. А просто Томасом я могу тебя называть?— Можешь. Кстати, Краб, у тебя зависли мои десять штук баксов. Закинь мне их. Счетчик я включать не буду, но советую не тянуть.— Какие десять штук? — возмутился квадратный Анвельт. — Я твоих бабок в глаза не видел!Томас Ребане обернулся к Янсену:— Значит, это вы должны мне мои десять тысяч?— Свободны, Анвельт, — сухо кивнул национал-патриот. А когда тот отошел, резко посоветовал Томасу:— Не забывайтесь, молодой человек. Если бы не я, вы никогда не узнали бы, что являетесь внуком Альфонса Ребане.— Но я узнал. А теперь узнали все. И вам тоже придется с этим считаться. Я хочу получить свои бабки. Мне не нравится, когда они лежат в чужом кармане.— Да отдаст он вам ваши жалкие баксы, отдаст! — раздраженно бросил Янсен.— Другой разговор, — с удовлетворением констатировал внук национального героя. — А теперь я бы чего-нибудь выпил. Чего-нибудь невульгарного, соответствующего человеку моего положения.— Обойдетесь! — прикрикнул национал-патриот. — Не забывайте, что вы под домашним арестом. А в условия домашнего ареста входит сухой закон. Пойдемте, мы должны присутствовать на мастер-классе.— Хоть сценарий дали бы почитать, — сказал Томас. — А то меня будут спрашивать о подвиге дедули, а что я могу сказать?— Получите сценарий, — пообещал Янсен. — Возьму экземпляр у Кейта. Он вряд ли станет его перечитывать. А у вас для этого будет много времени.— Связался я с вами! — пробормотал Томас Ребане и послушно поплелся за Янсеном.— Тут какая-то темниловка, — заключил Муха, прислушивавшийся, как и я, к этому странному разговору. — Но мне он почему-то нравится, этот фитиль. Хоть он и внук эсэсовца. По-моему, редкостный раздолбай. Но в этом гадюшнике выглядит нормальным человеком. А что это, если не гадюшник? Снимать фильм про подвиги эсэсовцев в годы Великой Отечественной войны! Это надо же! Я даже представить себе не мог, что такое вообще возможно!Толпа начала редеть. Серьезные гости презентации рассаживались по своим джипам и «мерседесам», машины выруливали на асфальтированный проселок и исчезали среди холмов. Артист оглянулся на пустеющую стоянку и попросил меня, отдавая ключи от «мазератти»:— Запри тачку. И крышу подними — вдруг дождь.— Может, двинем домой? — предложил я. — Трасса пустая, к утру доберемся.— Нет, — буркнул Артист. — Останемся. Досмотрим.— Чего смотреть-то? — удивился Муха. — По-моему, все и так ясно.— А мне не все!— Молчу, — сдался Муха. — Как скажешь. Сегодня твой день.Как и на всех современных дорогих машинах, черная кожаная крыша «мазератти» приводилась в действие электрическим приводом. После нажатия клавиши она мягко наползала с багажника к лобовому стеклу, отделяя пассажиров от суеты жизни. Я немного посидел в этом оазисе спокойствия и комфорта, пытаясь понять, что это за странное действо, свидетелями которого мы оказались.Резкая стычка между журналистом из русскоязычной «Эстонии» и явным националистом из «Ээсти курьер» уже сама по себе вызывала недоумение. Странным был сам предмет спора. Если правда, что от рук коммунистов погибло в тринадцать раз больше эстонцев, чем от рук фашистов, это может объяснить ненависть к коммунистам. Но разве может это объяснить, а тем более оправдать любовь к фашистам? Так, во всяком случае, казалось мне. В Эстонии, похоже, думали по-другому. Иначе не затеяли бы этот фильм.И тут до меня вдруг дошла вся фантасмагоричность происходящего — не в деталях, а в целом. Во всем мире до сих пор вылавливают военных преступников и судят, несмотря на их престарелость. А здесь с помпой запускают фильм про подвиги эсэсовцев. Они тут действительно с дуба съехали?Был только один вариант, при котором все это было бы естественным и даже рутинным: если бы Вторая мировая война закончилась полной и окончательной победой Третьего рейха под мудрым предводительством вождя всех времен и народов генералиссимуса Адольфа Гитлера. Но она вроде бы закончилась чуть-чуть не так. Или я ошибаюсь?Твою мать. В демократической Эстонии. Сегодня. Снимают фильм о подвигах эсэсовцев. А выйдет он через год. Ну, правильно: как раз к 55-летию со дня Победы. Это что, такой подарок ветеранам Великой Отечественной войны?Кому все это понадобилось? Зачем?А ведь кому-то понадобилось. Об этом свидетельствовал даже размах презентации.Что все это, черт возьми, значит?Не придя ни к какому выводу, я допил остывший кофе из термоса и вернулся к помосту, на котором режиссер Март Кыпс проводил показательную репетицию — мастер-класс.Начало смеркаться. Над речушкой, призванной исполнять роль Векши, стелился туман, словно загустели заросли ивняка и краснотала на низинном берегу. Заработала передвижная электростанция, питающая осветительные приборы. Мощные юпитеры вспыхнули над помостом, на котором проводилась пресс-конференция. Теперь он превратился в съемочную площадку. Реквизиторы установили дощатый стол, расстелили на нем штабные карты, расставили гильзы от сорокапятимиллиметровых снарядов, наполненные соляркой, в которой плавали матерчатые фитили, — коптилки военной поры.Тусовка съежилась. Телевизионщики уехали готовить материал к эфиру, солидные гости, отметившись, поспешили к своим делам. Но некоторые остались. Почему-то остался правительственный чиновник Генрих Вайно. Остался член политсовета Национально-патриотического союза Янсен, не отпускавший от себя внука национального героя Эстонии. Рядом с Вайно и Янсеном независимо держался генерал-лейтенант Кейт, но какая-то зависимость все же, вероятно, была, иначе командующий сразу улетел бы, как любой занятый человек, отбывший протокольное мероприятие. Были еще несколько газетчиков и единственная телевизионная группа таллинских «Новостей».— Суть эпизода в следующем, — объяснял Кыпс не столько артистам, сколько почетным гостям, для которых на краю помоста были поставлены раскладные дачные стулья. Меня и Муху, как представителей международного арт-агентства «МХ плюс», он тоже отнес к почетным гостям. Поэтому и для нас нашлось место — правда, в самом заднем ряду. — Передовые части дивизии генерала Волкова, в сценарии я называю его Воликовым, выдвинулись на рубеж реки Векши и попытались с ходу атаковать позиции Эстонского легиона, но были отброшены батальонами Альфонса Ребане. Русским пришлось отступить и окопаться на правом берегу. Генерал Воликов получил приказ от маршала Жукова в кратчайший срок прорвать оборону противника. Он не знал, какие силы ему противостоят. Нужно было произвести разведку и взять «языка» — лучше всего штабного офицера. Эту задачу Воликов и ставит перед одним из лучших полковых разведчиков лейтенантом Петровым. Его роль исполняет актер Злотников. Семен, на точку!Артист вошел на освещенную прожекторами площадку и остановился у стола. Вид у него был, прямо скажем, не слишком веселый. Совсем невеселый. А если быть точным, вид у него был такой, что я обложил себя за то, что согласился с его желанием остаться. Нужно было скрутить его, кинуть на заднее сиденье «мазератти» и как можно быстрей увезти в Россию. Скрутить Артиста было, конечно, непросто, но вдвоем с Мухой мы как-нибудь справились бы. Ну, сломал бы он нам по паре ребер, для друга не жалко.В духовной атмосфере современной демократической Эстонии даже я чувствовал себя не очень уютно. А Артист и подавно. Он, конечно, соответствовал типажу «простецкий русский парень из крестьянской семьи». Но на самом-то деле был евреем.— Текст! — приказал Кыпс.— Какой? — хмуро спросил Артист. — Ты же не дал мне сценария.— Я повторяю: мой метод — импровизация! Что должен сказать лейтенант, когда его вызвали к генералу?— А кто генерал?— Я. Текст!— Товарищ генерал, лейтенант Петров прибыл по вашему приказанию!— Очень хорошо, — кивнул Кыпс. — Вольно, лейтенант. Слушай приказ. Нужен «язык». Сегодня ночью идешь на тот берег. И без «языка» не возвращайся. Возьмешь четырех самых лучших разведчиков... Разведчиков на площадку!Появились четыре солдата из массовки, одетые так же, как и Артист: в телогрейки и яловые сапоги. На груди у них висели тяжелые дисковые автоматы ППШ.— У них же фейсы эстонские, — заметил Артист. — Получается: эстонцы против эстонцев?— Ты прав, — немного подумав, согласился режиссер. — Ладно, потом сменим. Мы договорились с Ленин-градским военным округом, — объяснил он гостям. — Пришлют батальон солдат. На съемках будут наступать настоящие русские, так что подлинность будет соблюдена. А подлинность, господа, — основа моего творческого метода. Подлинность и еще раз подлинность!— Что же происходит дальше? — продолжал Кыпс. — Разведгруппа удачно форсирует Векшу и проникает в расположение Эстонского легиона. Но эстонские легионеры — опытные воины. Их роли, кстати, будут исполнять бойцы спецподразделения «Эст», элита Сил обороны. Специально для этого и место съемки мы выбрали поблизости от расположения их части. Генерал Кейт, я видел показательные выступления ваших питомцев. Я восхищен. Мои поздравления!— Спасибо, Март, — поблагодарил генерал-лейтенант. — Я передам ваши слова моим бойцам. Это их вдохновит.Он произнес это с иронией, но чувствовалось, что слова Кыпса доставили ему удовольствие.— В скоротечной ночной схватке четыре советских разведчика погибают, а лейтенант Петров попадает в плен, — вернулся Кыпс к описанию эпизода. — Его приводят к Альфонсу Ребане. И тут начинается самое интересное!.. Садитесь, товарищ лейтенант, — предложил он Артисту, входя в роль Альфонса Ребане.Не знаю, какой он режиссер, но актером он был вроде бы неплохим. И эдакая усталость в тоне, и глубинная озабоченность ситуацией. И слово «товарищ» он произнес хорошо, без издевки, но с вывертом.Артист сел на подставленный реквизитором табурет.— Что нужно Альфонсу Ребане? — продолжал Кыпс, адресуясь к гостям. — Чтобы русские не узнали, какие силы им противостоят и как укреплена линия обороны? Это так, да. Но ему гораздо важней другое: убедить русских, что Эстонский легион малочислен и истрепан в боях, что никакого укрепрайона нет, а есть наспех вырытые окопы и, главное, что на вооружении Эстонского легиона лишь легкое стрелковое оружие и ручные пулеметы. Если бы в этом удалось убедить генерала Воликова, тот не стал бы ждать подхода танков и артиллерии, а повел бы утром наступление силами своих пехотных полков. Но как этого добиться? У Альфонса Ребане был только один способ: перевербовать захваченного разведчика, заставить работать на себя, передать через него дезинформацию русскому генералу. И Альфонс Ребане сделал это. Да, сделал!— Перевербовал лейтенанта-разведчика? — удивился Артист. — Куда-то ты полез не в ту степь. Как он мог его перевербовать?— Объясняю. Кого видит перед собой полковник Ребане? Простого русского парня, крепкого, здорового, с лицом, не отмеченным печатью излишней образованности.Муха ухмыльнулся и подтолкнул меня локтем. Я сделал знак: не мешай — творческий процесс!— Явно — из деревенских, из крестьянской семьи, — продолжал Кыпс. — Работящий, сноровистый. Раз сумел стать лейтенантом-разведчиком — значит, сноровистый. И следовательно — из работящей крестьянской семьи. Логично? — спросил он у Артиста.— Ну, допустим, — кивнул тот, озадаченно морща свое не отмеченное печатью излишней образованности лицо.— А что такое работящая крестьянская семья в 3О-е го-ды? Это кулаки, господа. И это значит, что отец нашего разведчика наверняка был раскулачен и сослан в Сибирь или даже расстрелян. Твой отец, Семен, — кулак. Это по Станиславскому — предлагаемое обстоятельство. Можешь ты это допустить?— Вообще-то мой отец — альтист, профессор Москов-ской консерватории и почетный член десятка академий. Но могу и допустить, что кулак. Со Станиславским спорить не буду. Допустил. И что из этого следует?— Из этого следует все! — торжествующе объявил Кыпс. — И прежде всего — неосознанная, сидящая в самой глубине твоей души ненависть к большевистскому режиму, уничтожившему всю твою большую дружную семью. И Альфонс Ребане помог тебе понять самого себя. Он убедил тебя, что быть подлинным патриотом — значит бороться против коммунистического режима.— И я побежал к своим и доставил им всю эту туфту?— Да. Дезинформацию. Генерал Воликов отдал приказ о наступлении. Оно захлебнулось в крови. И уже не спасли положения подошедшие танки и артиллерия. Русская дивизия была обескровлена, она не смогла сломать оборону Эстонского легиона. И только когда была закончена перегруппировка группы армий «Север», Альфонс Ребане получил приказ отступить. Таков общий рисунок одного из центральных эпизодов фильма, — закончил Кыпс. — Детали появятся в процессе съемок, в ходе импровизации. Импровизация — это вторая составляющая моего творческого метода.— Полная херня, — подумав, сообщил свое мнение Артист. — Если у меня отец — кулак, меня и близко не подпустят к полковой разведке. Ее же контролировал Смерш!— Ты сумел скрыть свое происхождение. Многие так делали. В суматохе, которая царила в начале войны, это было нетрудно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40