А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Никифор Андреевич, снова уже трусивший начальства, не переодеваясь, написал в главную контору в Одессу следующую телеграмму:
“Не мог выполнить рейса и прибыл благополучно в Батум. Принужден был выбросить 10.000 пудов груза, чтобы облегчить пароход во время шторма. Подробности донесением”.
Затем, чтобы успокоить семью, Никифор Андреевич написал телеграмму жене о прибытии в Батум. Отправив телеграмму в город, капитан пошел полечить свои отмороженные пальцы на ногах и щеки, вымыться и переодеться.
Через десять минут Никифор Андреевич, обрадованный, что не сделался калекой и может быть кормильцем семьи, сидел в своей теплой натопленной каюте за стаканом горячего чая, сильно разбавленного коньяком для предупреждения простуды.
Когда к нему вошел агент, Никифор Андреевич первым делом просил прислать людей для очистки парохода от льда и, словно бы виноватый за убыток обществу, застенчиво и лаконически сказал:
— Никак нельзя было не выбросить груза… Прихватило штормом… Да-с!..
Несмотря на просьбы агента рассказать подробности о том, как Никифор Андреевич штормовал и что он испытывал, капитан, словно бы стыдясь рассказывать о своих испытаниях, ничего интересного не рассказал и только проговорил:
— Как видите… слава богу… Вот только груз выбросили, и матросы померзли… Особенно Антон, рулевой…
Не обмолвился Никифор Андреевич агенту и о том, что за эту ужасную ночь еще поседел, осунулся и обморозил порядочно-таки ноги, но зато просил агента обратить внимание директора, что только крайность заставила его выбросить груз, и прибавил:
— Не взыщут за это? Не обвинят?.. Как вы думаете?
Агент уверял Никифора Андреевича, что никто и не обвинит такого отличного капитана, который спас пароход… Напротив…
— Ведь какой ледяной шторм… Ужасный! — прибавил агент и, не добившись от капитана ничего любопытного, ушел, находя, что Никифор Андреевич глуп и нестерпимо скучен.
XIII
Все эти дни Матреша не находила места. Тоскующая, она немало проливала слез по ночам, мучилась думами об Антоне и считала себя бесконечно виноватой.
Прошло два дня, прошел третий… Матреша по два раза в день бегала в агентство справляться о “Баклане”, и по-прежнему ей отвечали незнанием.
А шторм продолжался. Ни один пароход не приходил в Ялту. Рассказывали, что рейсы прекращены…
И Матреша возвращалась домой с мола еще более расстроенная и тоскливая.
Напрасно и Ада Борисовна и некоторые жильцы, недовольные, что вид Матреши “наводит скуку”, утешали обычными банальными фразами, прибавляя к ним, что Матреша еще молода и такая хорошенькая.
Матреша угрюмо отмалчивалась или просила оставить ее в покое.
Особенно обрывала она хозяйку, когда та начинала говорить по “душе” и слащавым голосом утешать о силе характера и терпения.
Наконец, на четвертый день после этого ужаса неизвестности, Матреша получила сильно запоздавшую телеграмму:
“Вместо Керчи попали в Батум. Немного обморозил ноги и нахожусь в госпитале. Скоро на поправку и буду к дорогой супруге”.
Матреша от радости смеялась и плакала. И решила ехать к Антону в Батум с первым же пароходом…
“Бедный, ведь обмороженный… Около него должна быть… И скорее, скорее!”
В тот же день Матреша справилась в агентствах, когда пойдет пароход в Батум. Ей ответили, что через три дня, если шторм стихнет, пароход придет из Севастополя в кавказский рейс.
И Матреша в тот же вечер, решительная и счастливая, что шторм затихал, пошла к Аде Борисовне просить расчета.
Ада Борисовна читала французский роман, наслаждаясь описанием любви виконта и графини на Ривьере , когда постучали в дверь.
— Войдите!..
— Я, барышня, к вам по делу…
— Что такое?.. Ну, ты теперь прежняя Матреша… Веселая, довольная… Надеюсь, больше уж нервничать и огорчать меня не будешь?
— Никогда больше не огорчу вас, барышня! — насмешливо играя глазами, проговорила Матреша.
И, принимая серьезный вид, прибавила решительным и вызывающим тоном:
— Позвольте расчет, барышня.
— Как расчет?.. Зачем?.. Ты собираешься уходить от меня? — растерянно и испуганно промолвила Ада Борисовна, не предполагавшая, что Матреша оставит место теперь.
— Через три дня уйду… Потрудитесь найти себе горничную…
— Да как же я в три дня… Как же тебе не совестно так поступать со мной… Ведь это что же? Я так обращалась с тобой… У тебя такое выгодное место… И зачем же тебе уходить… Или тебя переманивают?..
— Я к мужу еду… Извольте дать расчет…
— Но хоть подожди, пока я не найду приличной горничной… Ведь так не поступают, Матреша… Ты меня подводишь… Я не одна… У меня жильцы… Кажется, могла бы… Ну, я тебя прошу, Матреша… Останься!
— Не могу, барышня. И осталась бы, да Антон болен.
— Антон!?. Может подождать твой Антон… Не серьезно он больной… Целый год без него жила и вдруг…
— Пожалуйте расчет, барышня! — упорно повторила Матреша.
— Но ты не смеешь уйти, пока я не найму другой горничной! — вдруг меняя тон, сказала Ада Борисовна.
— Уйду… Смею!..
— Я буду жаловаться наконец!
— Кому угодно, барышня… Мне наплевать… Через три дня уеду!
— Бессовестная… Неблагодарная!..
— Вы-то стыдливая… Вы-то благодарная! — с злой насмешкой ответила Матреша.
— Вон!.. Вон уйди… дерзкая!.. — вспылила Ада Борисовна…
— И завтра же уйду… А вы не ругайтесь… Недаром уксусная… Никто не влюбляется, так вы и злющая! — бросила скороговоркой Матреша и вышла, хлопнув дверью.
Ада Борисовна заплакала.
— Господи, какая дерзкая и безнравственная эта бесчувственная тварь! — прошептала Ада Борисовна.
Через три дня шторма уж не было. Море успокоилось, и погода была прелестная.
Пароход пришел в Ялту и в девять часов вечера ушел в рейс. Матреша уже была на пароходе в восемь часов и везла с собой две больших корзины с вещами, и на груди был зашит билет ссудосберегательной кассы.
Через сутки пароход благополучно пришел в Батум, и Матреша, остановившись в гостинице, в одиннадцатом часу вечера была в госпитале.
Антон еще не спал, когда сторож ввел Матрешу в палату, где лежал уже поправлявшийся матрос.
— Матрешка! — едва выговорил Антон, увидав Матрешу.
А Матреша припала к лицу Антона и, плача от радости, говорила:
— Всегда теперь будем вместе жить… Всегда, желанный мой…

1 2 3 4 5