А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

Паустовский Константин Георгиевич

Судьба Шарля Лонсевиля


 

Здесь выложена электронная книга Судьба Шарля Лонсевиля автора по имени Паустовский Константин Георгиевич. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Паустовский Константин Георгиевич - Судьба Шарля Лонсевиля.

Размер архива с книгой Судьба Шарля Лонсевиля равняется 31.55 KB

Судьба Шарля Лонсевиля - Паустовский Константин Георгиевич => скачать бесплатную электронную книгу



Паустовский Константин
Судьба Шарля Лонсевиля
КОНСТАНТИН ПАУСТОВСКИЙ
Судьба Шарля Лонсевиля
Повесть
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Шарль Лонсевиль, инженер по литью пушек, был взят в плен во время отступления из Москвы наполеоновской армии. У Лонсевиля была отморожена нога. Старый мундир пропах гарью пожарищ, глаза слезились от блеска снегов.
Несколько раз за время жизни в России Лонсевиль упоминал, что был когда-то бонапар-тистом.
Он был благодарен Бонапарту, бросавшему его как незаметную частицу своей армии из Ломбардии в Моравию и из Пруссии в Россию.
Произнося слово "бонапартизм", Лонсевиль вспоминал вечера Венеции, каналы на окраи-нах, где артиллеристы купали лошадей, дубовые леса Германии, горячую кровь, капавшую в сырую траву, дым сражений, застилавший полевые дороги и реки...
В плену Лонсевиль понял, что прошлое убито окончательно и возврата к нему нет.
В 1810 году Лонсевиль встретил в почтовом дилижансе по пути в Гренобль высокую и тонкую женщину с живыми глазами. Ее сопровождал кавалерийский офицер в пыльном мундире и мягких сапогах, обшитых мехом. Была зима. Дилижанс поминутно застревал в грязи. Ночью ехать стало невозможно. Остановились в ближайшей деревне, где в кабачке нашлось чудесное вино. Офицер топил камин можжевельником и хвалил сырой ветер, дувший с Альп. Женщина дремала. Почти всю ночь офицер болтал с Лонсевилем. Потом Лонсевиль уснул и сквозь сон слышал, как офицер сказал женщине суровым тоном наставника:
- Мой молодой друг, пределом глупости является желание повторить вчерашний день.
Утром Лонсевиль вспомнил во всех мелочах ночную болтовню, и она показалась ему блес-тящей и увлекательной. Расставаясь со своими спутниками, Лонсевиль узнал их имена. Женщина оказалась молодой поэтессой Марией Трините. Имя офицера он забыл.
Год спустя Лонсевиль посетил Марию Трините в Париже. Она читала ему стихи о подорож-нике и звоне колоколов над Луарой. Через три месяца девица Трините стала женой Лонсевиля. С ней он прожил всего две недели, потом начались походы.
Изредка он получал от нее письма и читал их в пыльных палатках. Жена писала о жестоком времени, одиночестве, вытоптанной солдатскими конями Европе. Лонсевиль улыбался - за тягостью походов он видел победы. Но они не пришли. Пришли разгром и плен.
Лонсевиль сначала жил в Калуге. Затем его отправили на пушечный завод в Петрозаводск.
Путь был уныл. У Лонсевиля осталась память о тусклых реках и молчаливых людях, глядев-ших на француза с покорностью.
Приезд его в Петрозаводск совпал с посещением завода императором Александром. Царь медленно обошел закоптелые низкие мастерские. Он взял молот у кузнеца, три раза ударил по раскаленному стволу пушки и помахал в воздухе бледной рукой с длинными, будто оттянутыми искусственно, пальцами. Потом он вышел во двор, где у пруда толпой стояли рабочие, лениво вынул золотую монету и швырнул ее и пруд. Тотчас несколько рабочих бросились в воду в одежде, и один из них вынырнул с монетой в зубах.
- Молодец! - внятно сказал царь, вытирая руки мягким фуляром: на пальцы попали брызги прудовой тухлой воды.
- Рад стараться, ваше величество! - хрипло прокричал рабочий.
Лонсевиль смотрел на царя с отвращением и гневом. Так вот каков этот "брат", а потом соперник Бонапарта, метавшийся по своей стране, как мечется рыба с порванным плавательным пузырем!
ГЛАВА ВТОРАЯ
Вскоре после переезда в Петрозаводск Лонсевиль был вызван к начальнику завода, оберберг-гауптману*, англичанину Адаму Армстронгу.
Стояла осень. Черные реки - Неглинка и Лососинка - проносили через город желтые березовые листья и нагромождали их в пышные кучи около зеленых от гнили плотин.
* Оберберггауптман - высший чин инженера по горному делу в XVIII веке.
Столбы тусклого пламени из доменных печей озаряли по ночам мертвый город, и в освеще-нии этом он чудился Лонсевилю бредом. Зарево выхватывало из кромешной темноты куски незна-комой и угнетавшей Лонсевиля жизни: страшные усы будочника, поломанные мосты, мокрый нос пьяного, оравшего песню: "Не знаешь, мать, как сердцу больно, не знаешь горя ты мово", обрывки афишек, извещавших, что в знак посещения завода государем с рабочих будут отчислять по две копейки с заработанного рубля на сооружение церкви в слободе Голиковке.
Армстронг жил в губернаторском доме, построенном двумя полукружьями по обочинам пло-щади, заросшей травой. Дом был благороден и прекрасен, как и все творения зодчего Растрелли.
Лонсевиль долго не мог припомнить, в каком городе он видел подобное здание. Потом вспомнил и улыбнулся. Конечно, в Веймаре, куда они входили июньским утром. Как можно забыть запах воды и лип и росу, падавшую с ветвей на сукно серых мундиров! Как можно забыть дым жаровен и золотую пену - ее приходилось с силой сдувать с тяжелых пивных кружек! Как можно забыть дом Гете, где в тишине, среди бальзаминов, рождались мысли, волновавшие лучшие умы Европы!
Воспоминание о Веймаре являлось, пожалуй, последней вспышкой детского бонапартизма. Портрет императора был потерян во время отступления, и новые мысли волновали Лонсевиля - мысли о странной стране, где он находился.
Армстронг принял Лонсевиля в темном кабинете, загроможденном, как старая кузница, образцами изделий завода - ядрами, кандалами, гирями и моделями пушек.
Армстронг был толст и сумрачен. Губы его подергивались неопределенной усмешкой.
Разговор пришлось вести через старичка переводчика, гувернера детей Армстронга, - англичанин плохо знал французский язык.
- Я докладывал императору о вас, - пролаял Армстронг, не глядя на Лонсевиля. - Его величество повелел оставить вас на заводе до окончания войны и, буде вы покажете старания и опыт в своем деле, заключить с вами контракт на работу в дальнейшем. Вы назначаетесь в литей-ную мастерскую помощником пушечного мастера Кларка.
- Я пленный, - горячо ответил Лонсевиль. - До окончания войны я принужден жить и работать здесь, но ничто в дальнейшем не заставит меня остаться в этой жестокой стране.
Армстронг поднял темные веки и тяжело взглянул на Лонсевиля. Тот невольно отвернулся. В этом англичанине все - вплоть до припухлых век и редких бакенбард - казалось отлитым из чугуна. С чугунной усмешкой Армстронг порылся в ящике стола, вынул горсть мелких бляшек и разложил их перед собой.
- Последствия свободы, равенства и братства столь очевидны и отвратительны, - сказал он, перебирая бляшки, - что жестокость необходима. Вы - джентльмен, и я хочу говорить с вами свободно. Россию можно назвать страной не столь жестокой, сколь несчастной. Беззаконие господствует сверху донизу - от приближенных венценосца до последнего городничего. Вот небольшой тому пример: в разгар войны, когда ядра были нужнее хлеба, я получил приказ изгото-влять в числе прочих вещей железные пуговицы с гербами всех губерний Российской империи.
Армстронг придвинул бляшки Лонсевилю. Рука его тяжело прошла по столу, точно он толкал стальную отливку.
Лонсевиль рассеянно взглянул на пуговицы с орлами, секирами и летящими на чугунных крылышках архистратигами и потер лоб - разговор с англичанином раздражал его и вызывал утомление. Этим утром в литейном цехе он видел обнаженного до пояса старика рабочего, со спиной, исполосованной синими шрамами.
То были следы порки.
- Вы - британец. Вы - сын страны, кричащей на всех перекрестках об уважении к человеку, - Лонсевиль взглянул на крутой лоб Армстронга, - как можете вы сносить порку?
Армстронг встал, давая понять, что разговор, принявший острый характер, окончен.
- Мне нет дела до чужих законов, - промолвил он сухо. - Я думаю, что в армии Бонапар-та тоже было принято хлестать плетьми лошадей, чтобы заставить работать, а не кормить их сахаром. Мой знаменитый предшественник, начальник завода, шотландский инженер и кавалер Гаскойн, потребовал у царского правительства полной независимости от русских властей. Только благодаря этому он создал завод и ввел самый рачительный карронский способ литья чугуна* в воздушных печах.
Армстронг проводил Лонсевиля до дверей кабинета и пригласил в ближайшее воскресенье к себе на бал. Балы Армстронга славились по Олонецкому краю обилием еды, пышностью и скукой.
Лонсевиль вышел. Ветер с Онежского озера доносил запах мокрой сосновой коры. По черной озерной воде плавала мертвая карта северного звездного неба.
Только к рассвету, когда озеро покрылось редкими хлопьями чаек и рыбачьих парусов, Лонсевиль уснул. Тоска по Франции, по ветру с Альп мучила его в эту ночь с особой силой.
* Карронский способ литья чугуна - плавка руды горячим воздухом. Впервые был введен на Карронском литейном заводе в Шотландии.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Гувернера детей Армстронга звали Филипп Бараль. Он был француз, родом из Эльзаса. Подружившись с Лонсевилем, старичок выболтал ему невеселую историю своей жизни.
В 1765 году его старший брат, негоциант, получил от императрицы Екатерины разрешение возвести на месте закрытого чугунолитейного завода в Петрозаводске, построенного еще при Петре, небольшую жестяную фабрику. Брат вызвал Филиппа из Эльзаса и поручил ему вести счетоводство. Фабрика изготовляла из сибирской руды жестяную посуду, серпы, наперстки и стальные кирасы.
Бараль с восхищением вспоминал парады кирасирских полков в Петербурге в новеньких баралевских кирасах.
- Мы зажгли на этой холодной стали солнце Прованса! - кричал он пронзительно, как все глуховатые люди, и утирал остренький нос коричневым платком.
Через несколько лет фабрика пришла в упадок: русское правительство отказалось отпускать Баралю сибирскую руду. Бараль-старший вернулся во Францию, где был убит во время револю-ции. Бараль-младший остался распродавать фабричное имущество. Связь с Францией была поте-ряна, и старик поступил конторщиком на Александровский завод. В то время его восстанавливали, и адмирал Грейг привез на завод из Шотландии множество инженеров, мастеров и художников во главе с кавалером Гаскойном.
Гаскойн умер несколько лет назад, но до сих пор Бараль с ужасом вспоминал этого "беснова-того англичанина". По его словам, Гаскойн был груб, жаден и нетерпим. Не было такого порока, которого бы старик не приписал Гаскойну. Он даже считал его виновником своей глухоты. Помилуйте, разве можно производить такие дикие пробы новых пушек, какие придумал Гаскойн?!
Пробы эти назывались "тягчайшим аглицким коронным испытанием". В пушку забивали порох, пыжи и пять ядер - последнее ядро торчало из дула - и стреляли, полагаясь на милосер-дие Святой Девы. Иные пушки разлетались в куски. Во время одного из взрывов погибло трое рабочих, а Бараль оглох на левое ухо. И во всем этом был виноват Гаскойн.
Лонсевиль заинтересовался Гаскойном. Имя его повторялось на заводе ежеминутно.
Болтовне пустого и раздражительного гувернера Лонсевиль доверял очень мало, особенно после того, как узнал, что Бараль - роялист. Когда пришло известие о битве при Ватерлоо, в страшный день падения Бонапарта, Бараль устроил для себя праздник. Он надел шелковый камзол, кружевной галстук с вышитыми серебром королевскими лилиями и пошел гулять на набережную. Он постукивал палкой по мшистым валунам и размышлял о плеяде Людовиков, создавших из Франции прелестный рай для легкомысленных вельмож и женщин.
Если бы Лонсевиль не был артиллерийским инженером, он занялся бы составлением биогра-фий замечательных людей. Любимой его книгой всегда оставался Плутарх.
Лонсевиль любил распутывать историю чужих существований, как клубок свалявшихся ниток. Он справедливо считал, что нет ни одной, даже самой ничтожной, человеческой жизни, где не отражалась бы эпоха, то блистательная, то грубая и жестокая, как империя Александра.
Склонность Лонсевиля к изучению биографий вызывала симпатии к нему среди окружаю-щих. Следуя своему влечению, Лонсевиль любил беседовать с людьми различных общественных ступеней и молча выслушивать исповеди, давая каждому право считать себя его мимолетным другом и наперсником. В свободные часы Лонсевиль думал над всем услышанным, и лицо его приобретало холодное и острое выражение. Он совсем не был так человеколюбив без разбора, как то могло показаться на первый взгляд.
На Александровском заводе из трех занимавших его людей - Гаскойна, квартирного хозяи-на, литейщика Мартынова, и чернорабочего, старика Костыля, - Лонсевилю удалось узнать кое-что лишь о Гаскойне и Мартынове. От Костыля Лонсевиль ничего не мог добиться.
На лбу и щеках у Костыля были выжжены три буквы: В, О и З. В ответ на расспросы Лонсе-виля Костыль поглядывал испуганно и дико.
Мартынов же побаивался посвятить Лонсевиля в тайну Костыля, мало пока доверяя францу-зскому офицеру.
Гаскойн оказался совсем не таким, каким он чудился жалкому гувернеру. Этот спокойный светлоглазый шотландец был по натуре реформатором и воротилой-дельцом. Он создал на развалинах Петровского завода лучший пушечный завод в России, названный Александровским. Он ввел карронский способ литья в воздушных печах и начал работать на английском угле.
Он добился больших прав и не терпел ни малейшего вмешательства в дела завода. Он холод-но третировал немудрых олонецких губернаторов и окружил себя армией соотечественников-англичан. Он потребовал для себя две тысячи пятьсот фунтов стерлингов в год и крупной доли из прибылей завода. Бергколлегия* согласилась. Гаскойн стал неограниченным правителем завода и почти всего Олонецкого края.
* Бергколлегия - ведомство, управлявшее горной промышленностью в XVIII веке; была учреждена Петром I.
Доходы завода росли с неслыханной быстротой. Это объяснялось просто. Гаскойн ввел много новых производств, а рабочим платил нищенские деньги - от двадцати пяти до ста рублей в год.
Бараль подарил Лонсевилю отлитый из чугуна тончайшей работы барельеф "Тайную вечерю" Леонардо да Винчи. Литье это было исполнено по распоряжению Гаскойна. Лонсевиль повесил барельеф над койкой. Разглядывая его, он вспоминал фрески итальянских церквей, как бы просвечивавшие через мутную воду.
Лонсевиль всегда чувствовал склонность к архитектуре и считал, что единственное свойство, достойное уважения в "бесноватом англичанине", - его любовь к литью барельефов, бюстов, балюстрад и садовых решеток.
Но Гаскойн относился к художественному литью как к забаве и отдыху. Он начал изготов-лять на Александровском заводе земледельческие и прядильные машины и отлил огненную (паровую) машину для Воицкого золотого рудника. Это было настоящее дело, достойное англий-ского инженера. Серьезные работы задерживались из-за пустяков: от Гаскойна требовали отливки садовых скамеек, перил для петербургских дворцов и бронзовых ваз для дворцовых парков.
Гаскойн пожимал плечами, соглашался. "Ну что ж, рабская страна взамен машин требует украшений - будем ее украшать!"
То было время, когда великие зодчие - Растрелли, Кваренги, Камерон и Воронихин - создавали каменный величественный ансамбль императорской России. Его густо обкуривал нищий дым деревень. Порфир блестел над Невой, как бы омытый слезами безвестных строителей. Россия боязливо кряхтела, скрывая под отрепьями сизые рубцы от плетей. Блистательные фейер-верки взлетали над навозом крепостных погостов, и огненный вензель императрицы - громадная буква Е - высовывал насмешливый язык в ответ на проклятья.
Гаскойн добросовестно отливал цветочные вазы, дельфинов и нимф, бюсты Павла с вздерну-тыми ноздрями и кандалы для каторжан. Вазы принимались по внешнему виду, кандалы - по звону. Лучшими считали те, что звенели от малейшего прикосновения.
Но главной работой была отливка морских пушек, лафетов, бомб, гранат и брандкугелей. Принимать их приезжали чины адмиралтейства - очень схожие друг с другом красноносые старички, пившие в изобилии наливки и нечистые на руку.
Пушки принимали на глаз, грузили на баржи-галиоты и отправляли в Кронштадт.
Незадолго до смерти Гаскойн был назначен директором Кронштадтского и Луганского пушечных заводов. Он приобрел облик русского вельможи: стал ленив, тяжеловат, грубо шутил, толкал палкой в затылок ямщиков и ходил по заводу в халате.
Воспоминания о туманной Шотландии, о танцах под звуки волынки, песнях Оссиана и реках, полных форели, приходили к Гаскойну все реже. Только по старой привычке он изредка вздыхал и приговаривал:
- Чудно живется в веселом городке Эдинбурге!
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Лонсевиль не любил англичан и всего английского. Завод работал на английской глине и английском угле. Только руда шла местная, озерная, но в ней было столько воды, что в доменных печах постоянно случались взрывы.
Лонсевиль решил заменить английскую глину олонецкой. Говорили, что на южном берегу озера, около Вытегры, есть превосходная глина, годная для литейного дела.

Судьба Шарля Лонсевиля - Паустовский Константин Георгиевич => читать онлайн электронную книгу дальше


Было бы хорошо, чтобы книга Судьба Шарля Лонсевиля автора Паустовский Константин Георгиевич дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Судьба Шарля Лонсевиля у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Судьба Шарля Лонсевиля своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Паустовский Константин Георгиевич - Судьба Шарля Лонсевиля.
Если после завершения чтения книги Судьба Шарля Лонсевиля вы захотите почитать и другие книги Паустовский Константин Георгиевич, тогда зайдите на страницу писателя Паустовский Константин Георгиевич - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Судьба Шарля Лонсевиля, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Паустовский Константин Георгиевич, написавшего книгу Судьба Шарля Лонсевиля, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Судьба Шарля Лонсевиля; Паустовский Константин Георгиевич, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн