А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Иосиф ужаснулся.
— Зачем же тогда дурачить этих людей?
Сановник улыбнулся змеиной улыбкой.
— Здесь вернейшие из наших слуг. Мы должны поддерживать миф о том, что заботимся об усердных слугах. Часть из них, отдав все силы, оседает здесь — ради пайка. Но следует иметь в виду, что все эти существа живут не более недели. Чтобы не обременять казну, их попросту умерщвляют.
— А как же миф?
— Никто не знает, что они умирают… Их отправляют в «санаторий». На самом деле это газовая камера…
«Нет пределов цинизму…»
— Вы недоговариваете, — перебил Иосиф. — Какую еще прибыль вы извлекаете из страданий несчастных?
— Некоторых аборигенов, которые нам нужны, мы приглашаем во дворец — для демонстрации нашего человеколюбия. Они приходят с экскурсоводом, видят этот муравейник и понимают, что их вымирающий народ не достоин иной участи.
— Какая низость!
— Не совсем так… В игре, которая ведется, есть элементы большого смысла. Например, во время выборов короля.
— Каких выборов?
— Не удивляйтесь, мы единственное демократическое королевство во всем мире! Ежегодно мы избираем своего короля.
— Кто ж это мы?
— Ну, мы, советники. Мы избираем, а процедуру осуществляют вот эти чиновники. Они проводят выборы на местах, подсчитывают голоса. И по завершению работы, которая, разумеется, тоже идет в мусорный ящик, мы устраиваем для чиновников обед… О, они очень любят этот обед, только и говорят о нем. Ради обеда они согласны были бы проводить выборы хоть ежедневно!
— Что же это за обед?
— Например, жареная рыба или суп с клецками. К порции подается стакан водки. Все аборигены упиваются вдрызг! Ползают, как крысы, а иные вываливаются через окна.
Оба советника весело расхохотались. Но Иосифу было не до смеха: каждая новая деталь, каждая новая черточка государственной системы приотворяла величайшее глумление шайки, захватившей власть в свои руки…
— Никогда не вспыхнет революция в стране, где на все случаи имеются целесообразные законы, — говорил полицейский. — Если приглядеться, любое беззаконие — тоже закон. Отцы государства, которые умеют рассчитывать игру жизни на девять шахматных ходов вперед, объявляют целесообразные законы самыми демократическими, выражающими волю всего населения, и спокойно делают свое дело…
Вспомнилось, как однажды Иосиф спросил заключенного: «За что срок намотали, братец?» — «Засуха у нас была. Половина народу перемерла. Я и скажи на поминках: „Что же нам воду не дадут? В стране столько советников!“ Меня схватили и дали десять лет „за неуместное упоминание должностных лиц“, оказалось, и такой закон есть. Мол, не твое собачье дело интересоваться, сколько советников…»
— Да, — сказал Иосиф, — не повстречайся я с вами, я бы не знал, что у каждого явления государственной жизни есть своя подкладка.
— А иногда и две! — засмеялся полицейский. — Демократическое право предоставляет нам такие возможности, какие не снились ни одному диктаторскому режиму. И главное — мы не при чем. Ни один камень не летит в нас: народ сам принял законы, что из того, если они кого-то ломают пополам?
— Вы приняли законы, при чем здесь народ?
— Народ должен выполнять принятые законы. Ради того мы и короля держим: у аборигенов сильны верноподданические чувства и связанные с ними пустые надежды…
Перейдя залы, где за стеклянными загородками кишели исполнители бумаг, Иосиф со своими спутниками оказался в приемной короля.
Майор с видом знатока тут же сообщил, что приемной практически не пользуются, так как король никого не принимает; наоборот, короля вызывают в приемную, когда хотят ему что-то втолковать.
Кабинет короля поразил вызывающей бедностью. Это была небольшая комната с рабочим столом, на котором стоял один-единственный телефон, да и то, как выяснилось, неисправный. Стулья — грубо сколоченные, едва ли не из деревенской харчевни.
И сам король поразил Иосифа. Это был болезненного вида, тусклый абориген средних лет, одетый в театральные обноски.
— Я настолько одинок, настолько оторван от всяких дел, — сказал король, потирая руки, — что рад всякому, даже незначительному событию…
Из дальнейших слов стало понятно, что король не имеет права выходить из кабинета, принимать людей по своей инициативе и даже ни разу не видел членов своего правительства.
— День ото дня меня и мою семью кормят все хуже и хуже. Дошло до того, что я постоянно голоден. Передайте, пожалуйста, главным из моих советников, которых я не имею, к сожалению, чести знать лично, что я могу в одно прекрасное время окачуриться от истощения сил и тем самым возбудить нехорошие слухи.
— Не преувеличивайте, ваше величество, — упрекнул майор. — Если вы протянете ноги от истощения, об этом не напишет ни одна газета мира.
— Пожалуй, — король нахмурился. — Давайте как-либо отметим ваш приход и закажем сюда ужин…
— Не положено, ваше величество, — сказали советники. — Поверьте нам, мы давно служим при вашем дворе и знаем порядки. Не положено по соображениям гигиены.
Но Иосиф тоже хотел подкрепиться и потому велел немедленно принести ужин.
— Спасибо, — поблагодарил король. — Все ведут себя так, будто давно произошел государственный переворот… Я каждый день подписываю разные декреты и указы и вот недавно обнаружил в мусорном ящике подписанные мною, но разорванные декреты и указы. Как это объяснить?
— Вероятно, чрезвычайным обилием декретов и указов, — нагло заметил майор. — Вверенный вам народ просто не успевает переваривать их.
Появился толстый, лукавого вида человек в засаленном камзоле и сказал, что подать к столу нечего.
— Дефицит, ваше величество, кругом дефицит.
Иосиф подозвал негодника к себе, взял за горло и велел понюхать дуло пистолета. Тотчас явились фрукты, колбасы, сыры, салаты и разные тонизирующие напитки.
Король сразу накинулся на еду. Он выгребал рукой печенье и конфеты из вазы и засовывал в карманы, вероятно, для своих детей.
— Какова цель вашего визита, господа?
Иосиф раскрыл рот, чтобы объяснить, но вмешался полицейский:
— Я полагаю, к делу мы приступим тотчас после трапезы.
Принесли горячее блюдо. Переставляя спортивную сумку, из которой торчала шляпка «часов», Иосиф заметил какое-то движение. То ли майор, сидевший по правую сторону, взмахнул рукою, то ли сановник, сидевший по левую.
Каменные лица были непроницаемы. И тогда Иосиф, которого не покидало чувство тревоги, поменял свое блюдо с блюдом майора.
— Ну-ка, ешь!.. Что за кислая мина? Снять маску!
Король, не переставая есть, с интересом наблюдал за происходящим.
— Снимите маску, — поддержал он Иосифа. — Я разрешаю.
Майор снял с лица желеобразную присоску. Чернели испуганные глаза.
Иосиф подцепил вилкой кусок мяса.
— Ешь!
— Нет-нет, — закричал полицейский. — Не хочу, не буду! У меня расстройство желудка!
— Как не стыдно, — оборвал его сановник. — Соблюдайте элементарные нормы деловых отношений! Не ставьте остальных под удар… Ешьте, если уж попались…
— Ах ты, гнида! Сам меня подбил, — озлился полицейский. Бросил в рот кусок мяса, зажмурился и вдруг, дернувшись и выкатив глаза, осел на стуле. И тотчас же что-то зашумело, загудело, забилось, будто заработала швейная машинка, тело майора вспучилось и лопнуло со зловещим хлопком. Откуда ни возьмись, появился хвостатый черный субъект, очень похожий на только что скончавшегося, только гораздо меньше.
Иосиф, не целясь, выстрелил в него. Но тот отскочил в сторону, прыгнул к окну и, разбив стекло, исчез.

Некоторое время все сидели молча. Лишь король как ни в чем не бывало с аппетитом продолжал ужин.
— Кто такой? — спросил Иосиф, с отвращением вглядываясь в скончавшегося майора и не замечая уже никаких следов разрыва на его теле. — Кто это, черный, выскочил из трупа негодяя, пытавшегося отравить меня?
— Я никого не видел, — пожал плечами Бар.
— А это? — Иосиф показал на разбитое окно.
— Следы от вашей пули.
— Что вы скажете, ваше величество?
— У вас хорошая реакция, вы убереглись от смерти. Надо было бы убрать отсюда тело. Оно уже издает зловоние и мешает трапезе почтенных людей.
— Что скажешь? — Иосиф впился взглядом в сановника. — Ты подбил его подсыпать яду?.. Кто это, черный такой, с хвостом?
— Я никого не подбивал, — пожал плечами сановник. — И не видел никого с черным хвостом.
— Случается, что у двуликих иногда отделяется второй лик, — заметил король. — Я слышал об этом. Это очень опасные типы, в которых живут двойники. Разве я не прав и такое не случается?
— Иногда случается, — нехотя подтвердил сановник. — Но крайне редко.
— И даже весьма нередко, можно сказать, часто, — возразил король. — И не только после смерти… Это двойник, та самая половина склеенной личности, которая продолжает начатое дело.
— Спасибо, ваше величество, за важное пояснение, — поблагодарил Иосиф. — Я учту все это.
— Вы очень нервны, — сказал король, глядя на Иосифа. — Вы расколошматили мое окно. Теперь оно будет стоять разбитым до самых холодов…
Разговор приобретал болезненный характер, мысль в нем увязала, как ноги на глинистой дороге после осенних дождей.
Иосиф понял, что слишком устал.
— У меня мало времени, приступим к делу. Ваше величество, проведите нас в помещение, которое не прослушивается.
Кивнув, король встал и отвел их в комнату, примыкавшую к кабинету. Ее, кажется, полностью перестраивали — со стен отбита штукатурка, полы разобраны.
— В той части дворца, где я живу, нет помещения, которое бы не прослушивалось, — сказал король. — Но вот здесь начат капитальный ремонт, и, я полагаю, здесь можно еще поговорить. — Он радостно потер руки. — Неужели мои подданные подняли восстание? Я многие годы жду этого, но знайте, я не поддержу восставших. Во-первых, я не верю в успех восстания. Во-вторых, очень люблю своих советников и не собираюсь лишать их привилегий, которыми они пользуются исключительно по причине своего ума и мудрости. А в-третьих, с началом восстания я сам подлежу немедленной ликвидации вместе со своим семейством…
Сбивчивые, жалкие слова, перечеркнувшие все надежды.
— Неужто вам, ваше величество, неизвестно, какие беззакония творятся в королевстве?
— Это меня не волнует. Когда я сую нос не в свое дело, меня так же, как прочих, лишают талонов на крупу и масло. И даже к празднику я не могу получить необходимые для детей фрукты. Таковы наши порядки. Кто не подчиняется им, тот не ест.
— Что же вы здесь делаете?
— Подписываю законы, — уныло сказал король. — Иногда играю в шашки и карты… Скоро в стране будет объявлено десятилетие филологических ренессансов. Каждый город, каждая деревня должны сочинить свой особый язык. Представляете, как возрастет стимул к жизни у людей, которые перестанут понимать друг друга? Все мы любим заграницу, но не можем попасть туда. И вот получится так, как если бы каждый город и каждая деревня очутилась за границей. И даже валюта не потребуется…
Иосиф с сожалением оглядел короля.
— Вы слыхали что-нибудь о подземной армии?
Король заткнул пальцами уши.
— Кыш-кыш! Ничего не слышал и слышать не желаю!
Иосиф покачал головой.
— Видите, — со льстивой улыбкой сказал сановник, — в этой стране революция немыслима, потому что страна и без того изнывает от обилия свободы… Давайте же по-деловому обсудим, что вы хотите получить за свой товар. Спокойно, с глазу на глаз. На основе взаимной выгоды.
— Что же, основа не плоха. Посоветуйтесь с королем, а потом поторгуемся!
С этими словами Иосиф закрыл короля и сановника в пустом грязном помещении. В отчаянии сказал Бару:
— Кругом идиотизм. Я изнемогаю. Я мог бы освободить народ и короля, но я не вижу ни короля, ни народа. Посоветуй, что делать?
— Наверно, следует начать с освобождения узников тюрем и упразднения полиции.
— Что это даст?.. Можно разрушить все тюрьмы, можно разоружить всех полицейских, разогнать всех насильников, но как разрушить тюрьму страха, невежества и эгоизма, в которую посадил себя каждый человек? Как дать свободу, о которой люди привыкли мечтать как о чем-то, что может переменить их судьбу, но боятся взять ее в свои руки, потому что боятся лишнего труда, лишнего риска?.. Если на место одних душегубов пролезут другие, намного ли переменится отвратительный и тоскливый быт?..
«Что я говорю? — остановил себя Иосиф. — Кто внушает мне эту аберрацию мысли, кто искажает ее?.. Свобода от палачей непременно принесет свободу от страха, честь возродится тотчас, едва станет возможен честный… Да, свобода не декрет, а социальное устройство, при всех условиях гарантирующее справедливость. Без справедливости нет и не может быть свободы… Людей лишили единства, родины, знаний. Народ ослеп и обезумел… Чем выше бог, тем удачливее всякое предприятие дьявола. Но час пробил — пора шаг за шагом разрушать постройки дьявола, камень за камнем созидать новый дом жизни…»
Усталость давила. Иосиф чувствовал, что сотни ненавистников посылают в него черные стрелы проклятий, — не мог сосредоточиться и нащупать надежду, которая бы послужила мощным щитом и экраном.
— Что ты думаешь обо всем этом, Бар? Мне кажется, ты кое-что понял и постараешься до конца исполнить свой долг.
— Да, — кивнул Бар, — я постараюсь. Жизнь, которой мы живем, нестерпима. Пора разрушить всю паутину лжи, которая опутала страну… Пока я сидел в тюрьме, советники короля придумали «Закон об истинном служении отечеству». Отныне каждый житель должен ежемесячно предоставлять властям характеристики на людей, с которыми общается. И вот полуголодные, нищие люди, которые не могут сыскать времени, чтобы заштопать прорехи в собственном платье (а за это платятся штрафы!), каждую свободную минуту строчат характеристики, потому что за них начисляют дополнительный паек. Люди чураются родственников, знакомых и даже на работе не хотят знать никого, кроме надзирателя и нарядчика. Двулицые торжествуют: разве в этих условиях может вызреть хоть какое-то зерно протеста?
— Друг мой, — сказал Иосиф, — ты понял правду о положении народа. Теперь у меня нет сомнений: народ воспрянет духом!
— Воспрянет. Воспрянет, потому что догадывается о своей несчастной доле…
Иосиф слушал своего единомышленника и чувствовал, что теряет нить разговора. Сон все сильнее наваливался на него — сказывались нервные перегрузки.
Попросив Бара разбудить в случае чего-либо непредвиденного, Иосиф закрылся в комнате, примыкавшей к той, в которой были заперты король и уцелевший заговорщик, лег на пол и тотчас как в яму провалился…
Иосиф спал не более часа и пробудился в тревоге, разбитый неопределенными сновидениями.
Подняв голову, тотчас увидел, что кто-то пытается пробраться в его комнату. Стальная пила монотонно, чтобы не разбудить, выпиливала квадрат в дубовой двери. Зловещая работа была близка к завершению.
Иосиф кашлянул и поднял пистолет. Пила тотчас исчезла.
И тут Иосиф хватился спортивной сумки — сумка пропала!
Он вспомнил, что еще сомневался, закрываться ему в комнате или не закрываться — неудобно было перед Баром, — и только в самый последний момент решил, что долг перед всеми важнее щепетильности перед сотоварищем; именно тогда он вытащил пакет с золотым мундиром и спрятал его себе под рубашку.
Пакет был на месте. Но куда делась сумка с «часами» — бомбой, которой он устрашал своих противников?
— Бар, — позвал Иосиф. — Где ты?
— Тут, — отвечал голос из-за двери. — Сижу на стуле и караулю ваш сон.
— Что-нибудь случилось?
— Ничего особенного.
— А все-таки?
Он открыл дверь, зная, что теперь уже не представляет серьезной опасности для своих врагов и легко может быть схвачен.
Бар сидел на стуле, и, не имея еще никаких улик, Иосиф тотчас заподозрил именно Бара. «С какой стати я доверился этому человеку? Разве не ясно, что говорить можно одно, а делать другое? И почему Бар столько времени сидел в одной и той же камере для новичков? Прибывавшие менялись, а он оставался — почему?..»
— Кто приходил сюда?
— Заглядывал какой-то слуга. Чернявый такой, тонкий. Ему понравилась спортивная сумка, брошенная здесь в углу. Я даже не знаю, чья сумка. Он предложил десять скублонов, талоны на сахар и куриные потроха. Извините, я посчитал предложение выгодным и согласился.
Бар протянул желтые талоны.
«Врет, все врет…»
— Это была моя сумка. Я по забывчивости оставил ее… Не огорчайся, Бар. Ущерб, который нам причинили, невелик. Мы по-прежнему владеем оружием, способным защитить нас всех…
— Что же это за оружие?
— Сейчас, сейчас расскажу… Подожди здесь, я сбегаю в туалет, приведу себя в порядок, затем мы продолжим нашу беседу…
Почуяв опасность, Иосиф попытался ввести в заблуждение своих противников.
Нельзя было терять ни минуты. Выйдя в коридор, он услыхал возбужденные голоса. Из открывшегося лифта на площадку вывалилась целая толпа вооруженных полицейских, — командир уже ставил перед ними какую-то задачу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27