А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

Викорук Александр

Христос пришел


 

Здесь выложена электронная книга Христос пришел автора по имени Викорук Александр. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Викорук Александр - Христос пришел.

Размер архива с книгой Христос пришел равняется 181.86 KB

Христос пришел - Викорук Александр => скачать бесплатную электронную книгу





Александр Викорук
Христос пришел


Викорук Александр
Христос пришел

Александр Владимирович Викорук
ХРИСТОС ПРИШЕЛ
Россия. 1991 год. Роман о смысле жизни
Я пришел. Такой же, как вы. Мою мать звали Мария, отца - Иван. Имя мне дали Елисей. Как брошенное в землю зерно, оно росло вместе со мной. От детского Лися, что еще звучит во мне нежным звуком материнского голоса, до многоликого, странного существа: тихого или грубого, истертого, тусклого, как старый пятак, или дорогого, как последняя надежда. Наступит день - я предчувствую - имя мое отделится от меня и придет иное...
***
Под утро был сон. Сначала танец, почти полет, плавный, воздушный, с девушкой, незнакомой, но удивительно близкой, понятной и желанной. Потом появляется жена с каменной поступью командора. "Теперь все! - говорит Елисей девушке. - Это моя жена..." Тут вместо жены он вдруг узнает маму. "Где же ты была все это долгое время?" - вырвалось у него. "Я сидела за шкафом", - сказала она. Затем последовало безумное веселье, неистовый смех... Очнулся Елисей в слезах.
Словно вынырнув из давящей темной толщи воды, он хватал ртом воздух, и с каждым глотком тяжесть, упавшая на грудь, растворялась, отходила, как уходит с берега, волоча за собой камни и песок, откатная волна, мутная, в разводах грязи и пены.
Тишина медленно размывала боль, которая заставила его проснуться. Он перевернулся лицом в подушку, вытирая мокрое лицо. "Где же ты была все это долгое время?" - вспомнил он. Что еще мог спросить? Десять лет как ее нет. Когда узнал во сне, хотелось воскликнуть: "Наконец-то! Кончилось это ужасное время, когда тебя не было. Мы вместе! Твое отсутствие было неправдой. Ты всегда была где-то рядом, сочувствуя, сопереживая..." Одновременно Елисея мучило ощущение, что всплеск радости наивен, усиливалась горечь ошибки, обмана. Ему так хотелось, чтобы все чудесным образом перетекло в явь, а не окончилось тяжким разочарованием, которое он предчувствовал даже во сне.
Снова перевернулся на спину. Буря улеглась. Он смог спокойно смотреть на потолок, заклеенный белой бумагой, окно, за которым теплилось неяркое августовское утро... Елисей проснулся на даче, был понедельник, дочка спала в соседней комнатенке. Предстояло собираться и ехать в город.
Странный сон надолго взбаламутил душу. С этим он смирился. Хотя, что в нем странного? Наверное, можно объяснить каждое слово, каждый едва уловимый жест. Ошеломляло лишь то, каким образом легкий, плавный полет-танец, такой радостный, вдруг обрушился, оборвался и был раздавлен непомерной тяжестью финала. И сколь велика была радость при виде мамы, столь же невыносимо было снова терять ее.
Нелепая фраза: "Я сидела за шкафом". Хотя, мама всегда присутствовала во всем и везде, оставаясь в тени, ненавязчиво хлопотала, прикрывала, защищая, беспокоясь. Незадолго перед смертью, наверное, предчувствуя неотвратимое, она ни словом не обмолвилась, а стала хлопотать по бесконечным домашним делам. Стирала полотенца в ванной, подметала, сидя на стуле, по несколько раз на кухне. Лишь однажды обронила едва слышно, как бы про себя: "Как тебе трудно будет". Она смотрела в окно на поздний июньский закат. Солнце все никак не могло потеряться в деревьях, слабело, тускнело - и все мерцало вспышками в листве. Стрижи сумасшедше чертили небо, рассекая скрипучими трелями бормотание городского вечера.
Елисей тогда промолчал, пытаясь, наверное, скрыть понимание смысла ее слов, но тут же накатила волна тоски, жалости.
"Но почему произошло это несовместимое превращение жены в маму7" попытался понять Елисей. Невозможно представить более несовпадающих людей. Наверное, это уже он сам волевым усилием рванулся к спасительнице маме, которая одной своей жизнью могла искупить всю глупость знакомых ему женщин. Как не смешно, думал он, а скорее грустно, но больше всего подходит жене роль надзирательницы, которая должна зорко блюсти его, чтобы, тьфу-тьфу, не загляделся на сторону. Уж она-то нутром чует, как томится его душа от ее твердой поступи командора. От того и явилась сразу, едва он окунулся в пригрезившийся полет, освобождение от всего. И ему заодно предупреждение, что сладкие сны недолго длятся - за ними следует чуть ли не наказание смертное, что-нибудь вроде ржавых гвоздей по рукам и ногам, чтобы не повадно было.
Елисей тяжко вздохнул, вспоминая очарование и легкость начала сна и страшное падение в ужасную развязку... А все-таки привиделось ему легкое создание, значит есть какая-то надежда. Надежда?.. У нее ведь имени не было, подумал он, какое имя может быть у сновидения? Пусть и будет Надеждой! Может, она и откроет мне что-нибудь настоящее... Счастье! "Настоящая любовь - приносит несчастье", - эта фраза появилась неожиданно, и перед ним закружилось лицо незнакомки. Он прикрыл глаза, пытаясь восстановить ее образ, рисуя ускользающие черты лица. Волосы, наверное, у нее были темно-русые, мягкой пушистой волной сбегающие вниз. А чтобы не слишком вольничали, не разлетались при каждом движении головы, сзади небрежно, широко заплетены и подвязаны толстым цветным шнурком. Густого румянца у нее не было. Так, легкое прикосновение огня к щекам, ближе к розовым ушкам. Нос неприметный, с мягкой улыбкой губы. А вот что самое примечательное, так это глаза - пронзительно голубые, каким бывает небо в редкие ясные дни начала осени, такие голубые, что их голубизна забегает легкими отсветами на белки. По ним мельком не скользнешь, они притягивают взгляд. В них надо долго всматриваться. Но почему настоящая любовь всегда приносит несчастье?.. Как ни печально, наверное, это правда, - смирился Елисей. - Что бы на это ответила Надежда?.. Она бы, наверняка, не отвела бы свои ослепительно голубые глаза. "Настоящая любовь и в несчастье остается любовью..." Если бы она догадалась так ответить, подумал Елисей.
Пора было вставать. Он скинул одеяло, спрыгнул на холодный пол. Восточное окно запылало солнцем. Светлая тучка резво убегала в сторону. По саду рванул ветер, тормоша листву. Наперебой засверкали яркие лучи на яблоках. Август тяжело клонил ветви, светился в саду вспышками золотого шара, догорал в соцветиях флоксов.
Дочка еще спала. Он включил старый телевизор, чтобы проверить часы. По всем программам маячила унылая физиономия диктора, который занудно объявлял чрезвычайное положение... Конец всему и всем. Да здравствует тупость и хамство, наглость и произвол. Выругавшись тихо, он думал, что теперь под этот бред как обычно, будто ничего не случилось, надо разбудить дочку, одеть ее, потом должно варить кашу, собирать сумки. Набрать мелочь на автобус. Закрыть дом, проверить, выключен ли газ, электричество, закрыть калитку. Под тихий бред каких-то подонков, которые засели в своих кабинетах почти в ста километрах. Окруженные охраной, они вмешивались в чужую жизнь, уродовали чужие планы, настроение.
За перегородкой он услышал сонный лепет дочки. Она проснулась, позвала его. Ей пять лет от роду, и почти каждое утро она встречает бойким вскриком, которым зовет папу или маму, листья и ветки, заглянувшие в окно, солнечные блики на полу и стенах.
Але были безразличны мрачные забавы взрослых, поэтому закрутилась обычная утренняя кутерьма. Плескание капель под умывальником, погоня за бабочкой, мигающей крыльями на цветке, яркий румянец на щеках дочки, зажженный зябким утренним ветром, беглыми лучами солнца из-за пушистых легких облаков, всплывающих над садом, ближним леском. Краем глаза он успел заметить отцветающие шапки флоксов - с них уже свисали поблекшие граммофончики цветков. Потускнел пышный костер золотых шаров, тесно связанных веревкой, чтобы ветер не разметал высокие стебли. Осень уже обосновалась в саду.
На заплеванной автобусной остановке оказалась дама, не по будничному одетая, с сочно накрашенными губами. Хмурый вид Елисея явно ее не устроил. Она энергично прохаживалась перед остановкой и очень обрадовалась подошедшим из деревни подругам. Она сообщила, что наконец-то в стране наведут порядок, прижмут всех жуликов и крикунов...
"Пообещают коммунизм в двухтысячном году, - желчно подумал Елисей, накормят и напоят сирых и убогих".
На платформе пригородного поезда, в вагоне электрички не было никакого оживления. Люди словно были чрезмерно сосредоточены на обычных будничных заботах, больше хмурились и помалкивали. Только два пенсионера не могли сдержать улыбок и радостно обсуждали последние события. С нескрываемым злорадством предвкушали падение президента.
Елисей томился от раздражения, от понимания своего бессилия, от ощущения собственной незначительности. Но даже в такой день не мог отказать своей привычке: подмечать цветовые оттенки, сплетение линий, теней. Август все вокруг осыпал легким золотым свечением в смешении с космической синью. Наши предки подметили эти божественные краски и подарили их золотым куполам храмов, вознесенным в синьку прозрачных небес.
Невидимая золотая пыльца лежала на мелькавших за окном перелесках, дачных хибарках, на одежде пассажиров, на дряблых лицах оживленных пенсионеров, на высветленных летним солнцем кудряшках дочки.
В сентябре в изостудии, где Елисей хлопотал уже много лет, собирутся мальчики и девочки, и он должен постараться открыть им секрет соединения золота с небесной синью - главная тема осени. Как бы потом объяснить им, подумал он, что каждодневно в эти сверкающие краски люди подмешивают болотный смрад злобы, зависти, подлости - это главная тема жизни. А если не объяснить?.. Рукой даже маленького художника, едва научившегося разводить краски, движет его наивная душа. Она впитывает добро и зло, тепло и холод, свет и тьму, неведомым образом соединяет все это в некий облик мира - и выплескивает на бумагу, холст. Какой же страшный мир можно увидеть на холстах иного художника! И только потому, что в нежном возрасте души ребенка некому было открыть тайну, согласно которой только свет может рассеять тьму, только тепло может согреть и только добро способно осветить жизнь смыслом.
В любой картине можно определить степень познания художником этой тайны.
Елисей коснулся пальцами светлых волос Али. Даже такая кроха, как она, нетвердыми мазками кисти обозначает таинственную радугу жизни. Недавно у нее начался период наполненных светом окон. В ее рисунках многократно повторяются деревенский дом с единственным окном, дерево, облако, птицы. Обязательно ярко-желтым цветом намалюет просвет окна. Это окно становится центром истины рисунка. Потом Елисей догадался, разглядывая этот настойчивый мотив, что Аля однажды, выскочив поздним вечером в черноту деревенской августовской ночи, была потрясена теплом маленького окошка, солнечным огоньком греющим душу. Не раз он ловил себя на радости, которая вспыхивала в груди, когда, продрогнув в гуще ночи, весь пронизанный касанием влажного туманного воздуха, из неясного шелеста сырой листвы вдруг по тропинке выходишь к сияющему окну дома, и попадаешь в волшебное золотое облако, в котором видна утоптанная земля, тени листьев, травы.
Безотчетно Аля выбрала тепло золотого оконца и сочла его главным цветом ночи и дня. Наверное, надо уметь выбирать из всей мешанины красок самую главную. Даже сидя в этом вагоне, едущем во взбаламученную Москву, важно не обмануться. Главное сейчас - цветущая синева августовского неба и золотая пыльца на всем вокруг и на легких кудряшках дочери.
Але уже надоело томительное сидение в вагоне. Она елозит, толкает соседей. Затихла лишь, когда за окном появились самолетики тушинского аэродрома. Приближался канал.
Вместе с дочкой он смотрел в окно электрички. Поезд покатился над шлюзом. Вдали - гребенка домов Строгино. Под вагоном на осенней тяжелой воде прилепился к стенке шлюза буксир, чуть дальше - самоходная баржа. Елисей давно приметил, что многие пассажиры каждый раз глядят на утлые кораблики. Он тоже не удержался. Дочка скачет от восторга. А ему хочется попасть на одно из этих суденышек и уплыть вместе с ним подальше. Другие пассажиры, что прилипли к окнам, тоже, наверное, хотят уплыть. А если не уплыть, то хоть как-то отъединиться от угнетающей жизни, которая давит чуть ли не с детства, как будто недобрая сила утянула в глубокий омут под тяжелую воду и не отпускает. Незабываемо прелестный вампирский лозунг: "не можешь - научим, не хочешь - заставим". Или изучение всяких "измов". Одна эта мысль вызвала приступ тошноты. В памяти выплыл смешной преподаватель научного коммунизма Яков Ильич, толстенький еврей с добрейшей улыбкой на круглом лице, плешивый, с хитринкой в рыжих глазах. На семинарских занятиях говорил - иногда с ноткой отчаянья - что хочет научить студентов самостоятельно мыслить, просил дать примеры из жизни, которые подтвердили бы всегда верные и бессмертные выводы классиков марксизма. А когда студенты сбивались на бредовый язык учебников, рассказывал об уборщице, которая мыла полы на их кафедре. "Як-ыч, Як-ыч", - так величала она преподавателя. Она благоволила к нему, рассказывала о тягомотной, как она говорила, жизни деревенских родственников, люто ненавидела студентов, курящих, сорящих, пачкающих, гадящих в туалетах. "Как лошади, - воздевая руки, закатывая глаза, играл ее гнев Яков Ильич, кучи кладут, как лошади..." Елисей улыбнулся воспоминаниям. Наверное, давно уже в Израиле. Нежится на берегах Средиземного моря, под вечным небом Иудеи. Иногда, может быть, заходится истерическим смехом, вспомнив Родину, но никто его истерике не удивляется. Там много таких, кого тревожит прошлое. Яков Ильич тоже понял, что никуда не уплыть от своей жизни.
Елисей знал, что войти в чужую жизнь невозможно, что его дни назначены и встретит он их не в тесной металлической каютке под ласковый плеск речной воды, а совсем в другом месте.
Почему он уверен в этом?.. Для ответа ему понадобилось бы перебрать всю жизнь, сложить дни, все осколочки, что хранит память из детских озарений и потрясений, похожих на веселую яркую мозаику. Тогда, наверное, удастся - нет, не понять... почувствовать едва заметное электричество судьбы, притяжение и отталкивание зарядов, душную и тяжелую радиацию рока.
Еще в самом легкомысленном детстве случались намеки, наплывы неведомого. Они лишь слегка трогали детское воображение. Торопливое чутье ребенка не способно было сопереживать. Но цепкая память не плошала: оставляла про запас, на потом.
Оставила консервную банку и двух стариков. Яркое сентябрьское утро, оскорбительно громко гремит банка по тротуару, и он, первоклашка, поспешает за ней, пиная ботинками по бокам.
Старики стояли в пустоте старого кривого московского переулка, похожие друг на друга, как близнецы: исхудавшие, с клоками седых волос, в обтрепанных мятых стариковских брюках, клетчатых пиджаках. Истина была в притяжении их взглядов, невозможности разойтись, отвернуться, в том, как рука одного взвилась - и высоко в небо взорвался звук пощечины. Елисей обмер, банка ускользнула в сторону, затихла, чтобы навсегда врезаться в память вместе с золотой пылью на сером асфальте, фиолетово-голубым осеннем небом, серыми стенами домов, бесплотными фигурами стариков, которые не смогли разминуться в миллионном городе, в бессчетной череде дней. Как два полярных заряда, они стремились навстречу, чтобы тихим утром разломилось небо, чтобы и над его детской головой пронеслась буря, о которой он еще ничего не ведал... Рассеялась оторопь, охватившая его и двух стариков. Он помчался дальше в школу, унося в себе молекулу потрясения, которая будет расти, тревожить.
Позднее, через года ему уже не составило особых трудов сопоставить несчастных стариков с эпохой, когда жертвы возвращались в жизнь, чтобы выплеснуть многолетнюю ненависть на своих палачей. Это было время, когда снимали со стен тесных комнатенок портреты генералиссимуса, но все еще говорили шепотом...
Аля притихла, голова ее, мягко сминая теплую пену волос, склонилась к плечу Елисея. Вот ее веки устало поникли, она вздохнула и легко окунулась в сон, неслышное дыхание приоткрыло рот.
Елисей старался не потревожить дочку, глядел, как безмятежно разгладилось ее лицо. Он подумал о том, что ее цыплячья душа в этот миг, покончив с легким и сладостным трепыханием рук и ног, занялась неведомым и очень важным делом где-то глубоко внутри, там, где скрывалась тайна ее жизни. Несколько лет назад Елисею причудилось, будто во сне сознание его не затихало в уснувшем теле, а исчезало куда-то в неведомое пространство, легко перетекало из головы, именно из головы, через макушку. А потом долгую ночь витало в загадочном космосе, постигая нечто очень важное. Такие ощущения интриговали, придавали таинственность приготовлениям ко сну, моменту, когда голова касалась изголовья кровати. Елисей посмеивался над собой, ничего не говорил жене, но каждый раз ждал поздней поры отхода в сон.

Христос пришел - Викорук Александр => читать онлайн электронную книгу дальше


Было бы хорошо, чтобы книга Христос пришел автора Викорук Александр дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Христос пришел у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Христос пришел своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Викорук Александр - Христос пришел.
Если после завершения чтения книги Христос пришел вы захотите почитать и другие книги Викорук Александр, тогда зайдите на страницу писателя Викорук Александр - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Христос пришел, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Викорук Александр, написавшего книгу Христос пришел, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Христос пришел; Викорук Александр, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн