А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Президент не знал, с кем имеет дело. ЦРУ сообщило ему, что эти памятники старины поступили от Ливонского национально-освободительного движения, из-за Железного Занавеса. Некоторые генералы в ЦРУ знали истинный характер организации, которой помогала Америка, потому что сами были членами этой организации. Ясное дело, Синдикат (даже не нуждаясь в прикрытии) хранил три четверти своего золота вместе с государственным золотым запасом в Форт-Ноксе. «Разве можно найти более надежное место?» — однажды спросил Роберт Патни Дрейк.Но грузовое судно запаздывало. Ветер сбивал Фланагана с ног, трепал его волнистые седые волосы, развевал рукава его элегантного пиджака и штанины брюк. Проклятый чикагский ветер! Фланаган боролся с ним всю жизнь. Это сделало из него человека, которым он стал.На крышу вышел сержант полиции Отто Уотерхаус. Он был в личном распоряжении Фланагана, а это означало, что он числился в платежных ведомостях полицейского управления, Синдиката и еще одной организации, регулярно перечислявшей фиксированную сумму на счет герра Отто Вассергауса в баварский банк. Чернокожий Уотерхаус, ростом шесть с половиной футов, сделал себе карьеру в чикагской полиции на том, что преследовал, истязал, калечил и убивал представителей своей расы гораздо охотнее и усерднее, чем обычный шериф с Миссисипи. Фланаган давно заприметил холодный роман-ненависть Уотерхауса со смертью и приблизил его к себе.— Сообщение из пресс-центра Совета по международным отношениям в Нью-Йорке, — сказал Уотерхаус. — Из Ингольштадта пришло известие, что проект «Тефида» отменен.Фланаган опустил бинокль и оглянулся на Уотерхауса. Лицо прокурора штата — багровое, с густыми седыми бровями — было одним из тех проницательных и запоминающихся лиц, за которые люди охотно голосуют, особенно в Чикаго. Это лицо некогда принадлежало ребенку, который бегал с «гамбургерами» Одна из молодежных банд, активно участвовавших в чикагских расовых волнениях 1919 года.

по ирландскому гетто на южной окраине Чикаго и булыжниками выбивал чернокожим мозги — просто ради удовольствия. Начав жизненный путь так примитивно, это лицо прошло долгий путь к знанию о затонувших храмах, возраст которых составлял десятки тысяч лет, кораблях-пауках и международных заговорах. В этом лице навсегда запечатлелись черты предков Майло А. Фланагана, среди которых были галлы, бритты, скотты, пикты, валлийцы и ирландцы. В те времена, когда храм Тефиды опускался на морское дно, они, по приказу Агхарти, были вытеснены из того дремучего древнего леса, который сейчас стал пустынной страной — Внешней Монголией. Впрочем, Фланаган, как иллюминат лишь четвертой степени, не был столь глубоко посвящен в историю. Хотя он не выдал своих чувств, в его глазах сверкнули бело-синие огни дикого бешенства. Уотерхаус был одним из немногих людей в Чикаго, которые выдерживали страшный взгляд Фланагана.— Как это произошло? — спросил Фланаган.— Нападение дельфинов и невидимой подводной лодки. Все суда-пауки взорваны. Подошел «Цвак» и пытался контратаковать, но был поврежден лазерным лучом и вышел из боя.— Как они узнали, что возле храма работают «пауки»?— Возможно, им сообщили дельфины.Фланаган холодно и задумчиво смотрел на Уотерхауса.— Возможно, утечка произошла на этом конце, Отто. Сейчас в Чикаго активизировались ДЖЕМы, причем больше, чем в любом другом месте страны. На прошлой неделе дважды видели Диллин-джера. Клянусь Груадом, я хотел бы быть тем, кто действительно его поймает, раз и навсегда! Интересно, что тогда сказал бы призрак Гувера, а, Отто? — Фланаган расплылся в одной из своих редких искренних улыбок обнажив выступающие клыки. — Нам известно, что где-то в северной части города находится центр культа ДЖЕМов. Вот уже десять лет кто-то крадет облатки из церкви моего брата, причем даже тогда, когда там находится до тридцати моих людей в штатском. И мой брат говорит, что за последние пять лет в его приходе было больше случаев одержимости бесами, чем во всем Чикаго за всю историю его существования. Один из наших телепатов сообщает, что за последний год в этой зоне как минимум раз в месяц появляются эманации Старухи. Их давным-давно пора найти. Возможно, они читают наши мысли, Отто. Вот тебе и утечка информации. Почему мы с ними до сих пор не расправились?Уотерхаус, который еще несколько лет назад умел разве что представить преднамеренное убийство как «гибель при сопротивлении аресту», вернул Фланагану холодный взгляд и изрек:— Нам нужно десять телепатов пятой ступени, чтобы сформировать пентакль, а у нас их только семь.Фланаган покачал головой.— В Европе телепатов пятой ступени семнадцать, в Африке -восемь, и двадцать три разбросаны по всему остальному миру. Казалось бы, можно выделить нам троих на неделю. Только и всего.Уотерхаус сказал:— Возможно, у вас есть враги в высших сферах. Не исключено, что кто-то дает нам это понять.— С чего вдруг ты говоришь такие вещи, Уотерхаус?— Чтобы ты задумался, приятель.Восемью этажами ниже, в квартире, где регулярно проходили черные мессы, хиппи с Норт-Кларк-стрит по имени Скип Линч открыл глаза и взглянул на Саймона Муна и Падре Педерастию.— Времени остается очень мало, — сказал он. — Мы должны скорее кончить Фланагана.— Лично я жду не дождусь, — ответил Падре Педерастия. — Если бы Папочка не поддерживал его самым возмутительным образом, священником был бы сегодня он, а прокурором штата — я.Саймон кивнул.— Только тогда и завалили бы тебя вместо Майло. Хотя, я думаю, этой проблемой все равно занимается Джордж Дорн.Сквинки? Все началось со сквинков — и это сущая правда, которую вы сумеете осознать только спустя долгое время после завершения этого задания, мистер Малдун.Вечером второго февраля 1776 года в Инголштадте было темно и дул сильный ветер. Кабинет Адама Вейсгаупта с его дребезжащими стеклами окон, дрожащим пламенем свечей да и самим старым Адамом, который отбрасывал страшные тени, расхаживая по комнате обычной нетвердой походкой, отлично подошел бы для съемок фильма о Франкенштейне. Так или иначе, его тени ужасали, поскольку он торчал от нового конопляного экстракта, привезенного недавно Кольмером из Багдада. Чтобы успокоиться, он повторял заученные за последнюю неделю английские слова. "Томагавк... Сакоташ Блюдо из молодой кукурузы, бобов и солонины.

... Сквинк. Сквинк!" Он громко рассмеялся. Нужно было skunk (скунс), но это слово смешалось в его голове со squid (кальмар), и получился squink. Новое слово, новое понятие. Но что такое этот сквинк? Несомненно, нечто среднее между скунсом и кальмаром: восьмирукий и вонючий. Неприятное воспоминание: о шогготах из этого чертового «Некрономикона», который Кольмер всегда уговаривает читать в состоянии кайфа, — дескать, только так можно понять эту книгу.Пошатываясь, он направился к книжной полке, где стояли труды по черной магии и порнографические книжки (их он цинично держал рядом с толкованиями Библии), и снял с полки давно забытый том видений сумасшедшего поэта Абдула Альхазреда. Он уставился на первый рисунок шоггота. "Странно, — думал он, — как столь гадкая тварь может под другим углом зрения, и особенно когда ты под кайфом, смутно напоминать очертания безумно ухмыляющегося кролика. Du haxen Hase Ты, хитрый кролик (нем.).

.Затем его внимание переключилось на другое: изображения шогготов были обрамлены в пятиугольные рамки... На всех рисунках шогготов всегда есть пятиугольники... и в словах «скунс» и «сквид» по пять букв...Он поднял руки, посмотрел на пять пальцев на каждой из них и рассмеялся. Внезапно все стало ясно: в Жесте Рогов два пальца выставляются вверх в виде буквы V, а три загибаются вниз. Двойка, тройка и их слияние в пятерке. Отец, Сын и Святой Дьявол... Дуальность добра и зла, Триединство Бога... бицикл и трицикл См. Приложение Гимел.

... Он хохотал все громче и громче, и его вытянутое худое лицо все больше напоминало китайские изображения Смеющегося Будды.Хотя газовые камеры непрерывно работали, были и другие события лагерной жизни, приближавшие Полное Уничтожение. Например, в Освенциме многие погибали в результате избиений и других форм жестокого обращения, но самыми страшными последствиями обернулось тотальное пренебрежение к элементарной гигиене и профилактике заболеваний. Сначала начался сыпной тиф, потом брюшной. Конечно, свирепствовал и туберкулез, а также — чему особенно поражались некоторые офицеры — неизлечимый понос, который унес жизни многих узников. К тому же никто не пытался помешать вездесущим лагерным крысам нападать на тех, кто был слишком слаб, чтобы двигаться или защищаться. Кроме того, распространился водяной рак; врачи в XX веке никогда с этой болезнью не сталкивались, и поэтому смогли ее распознать лишь по описаниям в старых учебниках: она проедает дыры в щеках до самых зубов. "Vernichtung, — сказал впоследствии один из выживших, — это самое страшное слово в любом языке".Так и ацтеки: к концу своей эпохи они становились все безумнее, увеличивая количество человеческих жертвоприношений, удваивая и утраивая число дней в году, в которые требовалось совершать кровопролитие. Но это их не спасло: армия Эйзенхауэра прошла по Европе, чтобы остановить печи Освенцима, а корабли Кортеса приближались к великой пирамиде и статуе Тлалока.Через семь часов после разговора Саймона с Падре Педерастией о Джордже Дорне в международном аэропорту имени Кеннеди приземлился частный самолет, выкрашенный под золото. Автокран поднял из грузового отсека самолета четыре тяжелых ящика и перенес их в грузовик с надписью на борту «Гольд amp; Эппель, грузовые перевозки». Из самолета вышел молодой длинноволосый блондин, одетый в модную жилетку, бриджи из красного вельвета и шелковые чулки бутылочного цвета. Сжимая в руке портфель из кожи аллигатора, он молча сел в кабину рядом с водителем грузовика.Водитель Тобиас Найт не задавал лишних вопросов.Джордж Дорн был испуган. К этому чувству он уже привык. Оно стало настолько обыденным, что, казалось, больше никогда не помешает ему совершать безумные поступки. Кроме того, Хагбард дал ему талисман, оберегающий от неприятностей, и заверил, что он действует на сто процентов безотказно. Джордж вытащил его из кармана и вновь осмотрел с любопытством и надеждой. Это была карточка с вытисненной золотом непонятной надписью:
Джордж решил, что, вероятно, это очередная шутка Хагбарда. Возможно, по-этрусски эта надпись означает «Вышвырните вон этого олуха». Отказ Хагбарда перевести надпись невольно заставлял предположить худшее, хотя Челине и производил впечатление человека, который относится к символам очень серьезно, чуть ли не с религиозной почтительностью.В одном можно не сомневаться: Джордж по-прежнему боялся, но он не был парализован страхом. «Если бы несколько лет назад я был столь же безразличен к страху, — думал он, — в Нью-Йорке стало бы одним полицейским меньше. И, вероятно, здесь меня тоже не было бы. Нет, и это не верно. Я просто послал бы Карло на три буквы. Меня не остановил бы страх попасть в разряд изгоев». Джордж боялся, когда ехал в Мэд-Дог, когда Гарри Койн пытался трахнуть его в задницу, когда Гарри Койн был убит. Джордж боялся, когда бежал из мэд-догской тюрьмы, когда видел приближение собственной смерти, когда корабли-пауки иллюминатов атаковали «Лейфа Эриксона». Ему начинало казаться, что страх был его естественным состоянием.И вот сейчас он должен встретиться с людьми, которые заправляют организованной преступностью в США. Он практически ничего не знал ни о Синдикате, ни о Мафии, а в то малое, что он знал, ему не верилось, он считал, что это больше похоже на миф. Хагбард не сообщил ему практически никакой дополнительной информации, пока он готовился к полету. Но в чем Джордж ни капли не сомневался, так это в том, что он окажется совершенно беззащитным среди людей, которые убивают человека с такой же легкостью, с какой домохозяйка разделывает рыбу. При этом он должен вести с ними переговоры. До сих пор Синдикат работал с иллюминатами. Сейчас Джордж должен уговорить этих людей перейти на сторону дискордианцев. Разумеется, с помощью четырех бесценных статуй. Вот только что скажут Роберт Патни Дрейк и Федерико Малдонадо, когда узнают, что эти статуи подняты из разрушенной Атлантиды, которая покоится на дне океана? Не исключено, что они выразят свой скептицизм пистолетными выстрелами.— Почему я? — чуть раньше в этот же день спрашивал Хагбарда Джордж. — Почему я? — с улыбкой повторил Хагбард. — Вопрос, задаваемый солдатом, вокруг которого свистят вражеские пули; невинным домовладельцем, когда в его кухню с ножом в руке врывается маньяк-убийца; женщиной, родившей мертвого ребенка; пророком, получившим откровение слова Божьего; художником, который знает, что его последняя картина — гениальное произведение искусства. Почему ты? Потому что ты здесь, говнюк. Потому что с тобой должно что-то происходить. Ясно? — Но если я провалю все дело? Я ничего не знаю ни о вашей организации, ни о Синдикате. Если сейчас столь критический момент, как ты говоришь, глупо посылать с ответственной миссией такого, как я. У меня нет опыта общения с этими людьми. Хагбард нетерпеливо покачал головой. — Ты себя недооцениваешь. Ты считаешь, что не умеешь разговаривать с людьми только потому, что молод и боишься. Это глупо. И не типично для твоего поколения, так что тебе тем более должно быть стыдно. И потом, у тебя есть опыт общения с более страшными людьми, чем Дрейк и Малдонадо. Ты провел часть ночи в камере с человеком, который убил Джона Кеннеди. — Что? — Джордж почувствовал, как от его лица отхлынула кровь. Ему показалось, что он теряет сознание. — Ну да, — небрежно подтвердил Хагбард. — Ты же знаешь, что Джо Малик напал на верный след, когда послал тебя в Мэд-Дог. И после всего этого Хагбард сказал Джорджу, что он может совершенно спокойно отказаться от миссии, если ему не хочется ее выполнять. А Джордж ответил, что он возьмется за ее выполнение по той же причине, по которой согласился сопровождать Хагбарда на его золотой подводной лодке. Потому что знал: он будет последним идиотом, если упустит такую возможность. Через два часа автофургон подъехал к воротам частного владения на окраине Блю-Пойнта, на Лонг-Айленде. Двое крепких мужчин в зеленых комбинезонах обыскали Джорджа и водителя, сунули колоколообразный наконечник какого-то прибора в грузовик, изучили показания на шкале прибора и дали им знак проезжать. Они поехали по извилистой узкой асфальтовой дороге среди леса, где на деревьях уже появились бледно-зеленые почки, предвестники весны. Среди деревьев рыскали какие-то призрачные фигуры. Неожиданно лес обрывался, и дальше дорога шла через луг, постепенно поднимаясь по пологому склону холма. Еще при выезде из леса Джордж увидел четыре больших трехэтажных коттеджа из кирпича, окрашенного в морские пастельные цвета. Они стояли полукругом на вершине холма. Трава на лугу была скошена, а возле самих домов луг превращался в идеально ухоженную лужайку. С лесной дороги дома были не видны, потому что их закрывали деревья. Благодаря лугу никто не мог выйти из леса и приблизиться к домам незамеченным. Сами же дома вместе составляли настоящую крепость.Грузовик «Гольд amp; Эппель» проехал между двумя домами по дороге из бетонных плит, которые при необходимости могли быть подняты вертикально, превращая дорогу в стену. Водитель остановился по знаку вышедшего навстречу человека в хаки. Теперь Джордж видел, что городок-крепость Синдиката состоял из восьми отдельных домов, образующих вокруг лужайки восьмиугольник. При каждом доме был свой обнесенный забором двор, и Джордж с удивлением заметил несколько хорошо оборудованных детских площадок. В центре восьмиугольника стоял высокий белый шест, на котором развевался американский флаг.Джордж и водитель выбрались из кабины грузовика. Джордж представился, и его проводили в дальний конец городка. Как он заметил, с этой стороны был более крутой склон холма. Он спускался к узкому каменистому пляжу, омываемому огромными атлантическими волнами. Прекрасный вид, отметил про себя Джордж. И надежное укрепление. Единственный способ, которым могли расправиться с Дрейком его враги, — это обстрелять его дом с эсминца.Стройный светловолосый мужчина — лет шестидесяти, а возможно, и постарше, просто хорошо сохранившийся, — спустился с крыльца дома, к которому привели Джорджа. У него был крючковатый острый нос, мощный раздвоенный подбородок, ледяные голубые глаза. Он энергично пожал Джорджу руку.— Привет. Я Дрейк. Остальные в доме. Пойдемте. Ах да, вы не возражаете, если мы сразу приступим к делу и разгрузим вашу машину? — Он посмотрел на Джорджа внимательным птичьим взглядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45