А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Через дорогу, в «Балморале», разговаривал телевизор, а в соседнем «Чатсворте», кто-то, чей голос не мешало бы обработать напильником, исполнял отрывки из пьес Гилберта и Салливана.
Однако, хотя Биллу и хотелось, чтоб в «Балморале» выключили телевизор, а виртуоз из Уголка оставил неравную борьбу и ушел спать, он нашел летнюю ночь в Вэли-Филдз крайне умиротворяющей и вскоре отдался ее мягкому очарованию. Подобно майору Флуд-Смиту, он с трудом верил, что лишь несколько миль отделяют его от суетливого гама столицы, и, вероятно, вскоре забылся бы сном, если б его не привлекло странное, даже подозрительное явление. На лужайке, всего в нескольких ярдах, мелькал огонек. Какое-то ночное существо проникло в Мирную Гавань с электрическим фонариком.
Помимо хозяйского долга существует и долг гостя. Даже если вы не питаете особой приязни к позвавшему вас человеку, вы не позволите хищникам рыскать в его саду. Вы ели его хлеб и соль, это накладывает обязательства.
Повинуясь неписаному закону, Билл встал и крадучись двинулся к пришельцу, подобно тем индейцам у Фенимора Купера, у которых сучок не хрустнет под ногой. Оказавшись позади неизвестного, он не придумал ничего лучше, чем позаимствовать словечко из арсенала мисс Элфинстоун, поэтому сказал:
— Ха!
Лорд Аффенхем — а это был он — развернулся и громко фыркнул.
Трудно установить миг, когда рождается вдохновение — никогда не знаешь, как долго гениальная догадка дремала в полубытии. Вполне возможно, что мысль взять пузырек с черной краской, перелезть через забор и пририсовать Обнаженной вальяжную эспаньолку, зрела неделями. Но только на пути из «Зеленого Льва», после скудного ужина, злосчастный виконт осознал, что голой исполинше не доставало именно бородки клинышком, и что другого случая не представится. Племянница на кухне у Стэнхоупа Твайна, Огастес Кеггс поглощен обязанностями дворецкого, сам Стэнхоуп и его гости сидят дома. Короче, все сошлось, как по заказу.
Так размышлял лорд Аффенхем, и потому неприятно изумился раздавшемуся из темноты окрику, означающему, что кто-то еще гуляет в ночи. К завтрашнему строгому допросу он был внутренне готов. Человек, задавшийся высокой целью, стерпит мелкие неприятности. Но он не договаривался, что в саду будут и другие. Их присутствие стесняло его, в особенности же — внезапные окрики. А теперь, в довершение всего, цепкие пальцы ухватили его за нос, да еще и крутанули, явно показывая, что не намерены шутить. Боль была ужасная, и вырвавшееся у страдальца «Э?» едва не заглушило вопли балморалского телевизора.
Всякий, кто хоть раз слышал, как лорд Аффенхем произносит «Э?», запоминает его навсегда, а Биллу, как мы помним, такое удовольствие выпало.
Он понял, что перед ним — недавний знакомец, так глубоко рассуждавший о скульпторах.
— А, это вы, — сказал он и выпустил нос. Воцарилось короткое молчание. Потом изувеченный заговорил дрожащим от обиды голосом.
— Никогда так больше не делайте, — сказал он. — Я думал, оторвете.
— Мне очень жаль.
— Теперь поздно жалеть.
— Я принял вас за полуночного грабителя.
— Как это «полночного»? Сейчас часов десять.
— Ну, за десятичасового. Меня удивило, что вы рыщете по саду с фонариком.
Лорд Аффенхем уже оправился от испуга. Он снова стал честным пожилым джентльменом, который нередко глядел в глаза племяннице и твердо (а часто — и успешно) отметал любые подозрения.
— Лопни кочерыжка! — сказал он. — Вы знакомы с жизнью в предместье?
— Не очень. Я скорее горожанин.
— Ну так вот, мы здесь — одна большая семья. Я захожу в ваш сад, вы — в мой. Я беру вашу косилку, вы — мою.
— Ты мне — я тебе.
— Вот именно. Завтра я выгляну из окна и увижу на своей лужайке Стэнхоупа Твайна. «А, это вы!» — скажу я, и он ответит: «Доброе утро, доброе утро». Все очень мило, по-соседски. Но все-таки вы лучше ему не говорите. Он не любит, когда заходят к нему в сад, боится за свою статую.
Соседские детишки иногда пуляют в нее из рогатки, он совсем издергался. Так что забудьте о нашей встрече.
— Забуду.
— Спасибо. Я знал, что вы поймете. Это ведь с вами я говорил перед ужином?
— Да. Как отбивная?
— Какая отбивная?
— В забегаловке.
— А, эта! Не было там отбивной. Пришлось взять печенку.
— Какой ужас!
— Ничего, я справился. Вы были там, у Твайна?
— Да.
— Как же вам удалось выбраться? — спросил лорд Аффенхем тоном старинного парижанина, встретившего знакомца, который только что сидел в Бастилии.
— Меня выставили на мороз. Твайн хотел остаться с другим гостем. Тот заинтересовался его работами.
— Заинтересовался? Чудак, наверное. Ладно, — лорд Аффенхем внезапно понял, что время бежит и племянница вот-вот засобирается домой, — приятно с вами беседовать, но нельзя же стоять тут всю ночь. Если вы подсадите меня на забор, я перелезу к себе.
Все лучше, чтобы Джейн по возвращении застала его за книжечкой, в уютном кресле, которое он, ясное дело, не покидал несколько часов.
8
На следующий день Джордж, шестой виконт Аффенхемский, посеявший ночью ветер, пожинал бурю. Он тщетно бился над фразой «При дурном правлении беднеет наказ», когда в кабинет вошла племянница. Опытный лорд с ходу определил, что она кипит от гнева и, если хотите, зла, как мокрая курица.
— Дядя Джордж, — сказала она, и ее мелодичный голос ему не понравился, — это ты нарисовал усы Обнаженной?
Она весьма удачно сформулировала вопрос. Теперь лорд Аффенхем мог ответить с чистой совестью. Мы помним, что усов он не рисовал, только бородку.
— Конечно, нет, — произнес он с достоинством, которое так ему шло. — Даже и не думал.
— Кроме тебя, некому.
— Смешно!
— Кто еще мог?
— Э?
— Не притворяйся, что впал в транс. Ты слышал, что я сказала.
— Да, слышал, и глубоко потрясен. Давай разберемся. Ты говоришь, кто-то пририсовал усы Женскому Дню в Турецкой Бане. Прекрасно и замечательно. Именно их и не хватало. Но если ты думаешь, что это я…
— Думаю.
— Тогда задай себе один вопрос.
— Какой?
— Сейчас скажу. Спроси себя, может ли человек, разрывающийся между сотнями дел, бегать по округе и рисовать всякие усы… Лопни кочерыжка, ты еще скажешь… Не знаю, что ты скажешь… — Лорд Аффенхем беспомощно развел руками. — Вот, лучше ответь: у меня в кроссворде написано «При дурном правлении беднеет наказ». Что бы это могло значить?
— Я не предлагала сменить тему.
— Ладно, продолжай, хотя я и сомневаюсь, что мы куда-нибудь придем. По мне, только время потеряем. Как Твайн? Огорчился?
— В бешенстве, — сказала Джейн и устыдилась легкого недовольства, которое возникло при воспоминании, как истошно тот вопил. Стэнхоуп Твайн в горькую минуту — зрелище не из приятных.
— Понятно, но незачем валить все на меня. Это, наверное, детишки, — сказал лорд Аффенхем тоном доктора Ватсона, говорящего: «Холмс, это совершил ребенок!» — Их там трое. Каждый способен нарисовать сотню усов. Пусть Твайн поищет улики. Не найдет, конечно. Дело совершенно темное. Как можно обвинять меня?!
Именно этот вопрос и повергал Джейн в растерянность и досаду. Она чувствовала себя сыщиком, твердо знающим, что именно профессор Мориарти подсыпал мышьяк в суп руританскому послу, но не способным убедить в этом присяжных. В подобных случаях сыщик морщит лоб и кусает губы; и Джейн наморщила лоб, прикусила губу. Мгновенное желание огреть дядю кофейником накатило и прошло. В таких-то случаях и сказывается воспитание.
Однако у нее было в запасе другое оружие.
— Я тебе не говорила, что плита испортилась? — небрежно спросила она.
— Не говорила.
— Завтракать будешь сардинами.
Лорд Аффенхем воинственно фыркнул. Сознание моральной победы придало ему сил.
— Провалиться мне со всеми потрохами! Какие сардины?! Знаешь, что я с тобой сделаю? Возьму в Лондон и до отвала накормлю у Баррибо. Гульнем! А потом можешь закатиться на Бонд-стрит, потыкаться носом в витрины ювелиров.
Он не мог бы вернее успокоить разгневанную племянницу. Джейн редко выпадала такая радость, как завтрак у Баррибо, в этой Мекке техасских миллионеров и заезжих махарадж. Больше же всего на свете она любила глазеть на витрины. Она сразу перестала быть гувернанткой, распекающей малолетнего преступника, и поцеловала лорда Аффенхема в лысую макушку.
— Замечательно. Только я вернусь пораньше. Дора Уимпол пригласила меня в гости. Ладно, сочтем, что усы пририсовала международная мафия.
— Да, она такая. От нее жди.
Довольный счастливым завершением эпизода, который грозил вылиться в серьезные неприятности, лорд Аффенхем вернулся к «Таймс», но, обнаружив, что в по горизонтали стоит «Над неоконченным храмом строители воздвигли полку», а по вертикали «В амбаре на мельнице содержится резон», что не по зубам даже Кеггсу, выбросил все это из головы и приготовился беседовать дальше.
— Что ж теперь Твайн?
— Трет ее скипидаром.
— Думаешь, ототрет?
— Он надеется, что да.
— Ототрет, конечно… Бедные детишки! Столько стараний, и все зазря.
— Мы, кажется, договорились, что это мафия.
— Ну да, бедная мафия. Старалась, старалась — и все зря. Значит, он в вопит? Кажется, я слышал. Думал, поросенка режут. Поистине, все его неисчислимые недостатки меркнут в сравнении с голосом. Не понимаю, как ты его выносишь, а тем более — хочешь за него замуж.
Обыкновенно, если разговор доходил до этого вопроса, Джейн отвечала со свойственной ей прямотой, но перспектива позавтракать у Баррибо заметно ее смягчила, и она кротко заметила, что не стоит возвращаться к теме, которую обсуждали сто раз.
Лорд Аффенхем не сдался. Он считал себя чем-то вроде родителя и заботился о ее счастье.
— Очень даже стоит. Хочу тебя спасти. Да и себя. Меня тошнит от одной его физиономии! Ладно, выходи замуж, но хоть за человека, с которым можно выкурить трубочку. Вроде молодого Миллера. Нашла же твоя сестра! Я то и дело к ним захаживал, до сих пор горюю, что они свалили в Америку. Недостает мне Уолтера.
— Джефа.
— Его зовут Джеф?
— По крайней мере, так он представился.
— Да, конечно, Джефа. Вечно я путаю. Помню, в двенадцатом году некая Китти дала мне от ворот поворот, потому что я начал письмо словами: «Дорогая моя Мейбл». Но я говорил… Что я говорил?
— Чтобы я вышла за хорошего человека.
— Вот-вот. Казалось бы, немного. И что же? Ты прибегаешь, кладешь мне на коврик этого каменотеса и радостно кричишь: «Эй, все сюда!». Могла бы и о других подумать.
— Не для того выходят замуж, чтобы угодить дяде. Думать надо о себе.
— Вот как? Да и вообще, возьми меня. Разве я думал о себе? Нет! Я сказал себе: «Он не понравится твоей племяннице. Выбрось ее из головы, Аффенхем, выбрось из головы».
— Дядя Джордж!
— Э?
— О ком ты говоришь?
— О моей невесте.
— О ком, о ком?
— Лопни кочерыжка, ты знаешь, что такое невеста. Ты сама невеста, прости Господи. Теперь, когда все позади, я могу тебе рассказать. Недавно я обручился с билетершей из «Риволи», ну на Эрн-хилл. Ее зовут Мадлен. Потом я понял, что вы не поладите, и разорвал помолвку.
Здесь лорд Аффенхем позволил себе маленькую вольность. Помолвку разорвала невеста, которая (надо сказать — к радости престарелого пэра) встретила разъездного торговца, видом, платьем и общей бойкостью дававшего ему сто очков вперед.
Впрочем, пэр совсем не считал себя престарелым. Если забыть редкие приступы ревматизма, настигавшие его суровым английским летом, он чувствовал себя тем же веселым молодым повесой, что и в 1912. Смутили его не прошедшие сорок лет, а чересчур роскошные замашки избранницы. Когда живешь на скромную годовую ренту, трудно являться через день с флакончиком духов или коробкой шоколада. В таких обстоятельствах слушаешь голос бережливости и вдумчиво киваешь.
— Мда, — подытожил он, — вот так. Тебе бы она не показалась, и я принес себя в жертву.
Джейн стояла с открытым ртом.
— Ну и ну! — произнесла она наконец.
— Истинная правда, — сказал лорд Аффенхем тоном Сидни Картона. — Пришлось перешагнуть через себя. Noblesse oblige.
— Вот что бывает, если на минуту оставить тебя без присмотра! Придется водить на поводке. В твои годы…
— Что значит «в мои годы»?
— …шляться невесть где…
— Мне не нравится слово «шляться».
— … и делать предложения билетершам.
— Все лучше, чем принимать предложения от скульпторов.
— Как тебя угораздило отмочить такую глупость?
Вообще-то на предложение руки и сердца его толкнула давняя привычка свататься, едва разговор поугаснет и надо заполнить паузу. Это и прежде доводило его до беды, особенно в 1912, 1913, 1920 и 1921 гг., и сейчас он видел, как сильно ошибался. Однако он не стал говорить этого Джейн, поскольку увидел возможность ответить веско и к месту.
— Я тебе объясню, как меня угораздило. Это — первая миловидная особа, которую я встретил с тех пор, как мы сюда переехали. Вот она меня и сразила.
Как говорится, колос под ее серпом. В точности то же произошло с тобой. Ты бы на этого Твайна второй раз не поглядела, не окажись ты в Лондонском предместье.
— Чепуха, — отвечала Джейн, но отвечала неуверенно. Лорд Аффенхем, как опытный военачальник, продолжал наступление. Нотка неуверенности не ускользнула от его внимания.
— Я тебе докажу на жизненном примере. Помнишь свою двоюродную бабку Анну? Нет, она умерла за три года до твоего рождения, так что вряд ли вы вообще встречались. Она жила в глухой деревне на границе Уэллса и Шропшира, папенька отправил меня к ней на лето. Сказал — погляди, может чего выгорит.
Ничего не выгорело, она все завещала Распространению Евангелия в Заморских Странах, но я вот к чему: не прошло и недели, я обручился со свояченицей некой миссис Послтвайт, она еще разводила сиамских кошек. Просто от скуки, чтобы как-то убить время. С тобой приключилось ровно то же самое, и мой долг тебя предупредить. Не вздумай выходить от скуки за этого не разбери поймешь!
Горько разочаруешься, — и, завершив лекцию, лорд Аффенхем вернулся к тайне слов «Купец разложил на прилавке конус»; а Джейн, видя, что до него теперь не достучаться, пошла к себе выбирать платье, которое не уронило бы честь семьи.
Вид у нее был такой, словно она получила пищу для размышлений.
9
Примерно об эту же пору Билл Холлистер входил в галерею Гиша.
— Заметьте, тик в тик, — сказал он мисс Элфинстоун, — если вы извините это несколько жаргонное выражение. Вчера я вернулся рано и проспал полных восемь часов. Отсюда блеск в глазах, румянец и упругая походка, и отсюда же, без сомнения, то, что вы смотрите на меня с обычной приветливостью, а не как вчера, желтушным китайцем. Я пришел к выводу, о, Элфинстоун, что оба мы, и вы, и я — дураки. Мы не знаем своей пользы. Где вы живете?
— У тетки, в Кэмден-тауне.
— Если это можно назвать жизнью. А я прозябаю в Челси, на Кингс-род.
Вот почему я сказал, что мы дураки. Жить надо в Вэли-Филдз. В этом благословенном месте можно устроиться по первому разряду, по-царски, лучше не придумаешь и так далее. Я знаю, что говорю. Я там ужинал.
— Вы часто бываете в гостях!
— Да, я всеобщий баловень. Вероятно, дело в моей обходительности.
Ужинал я у клубного знакомого, Твайна, или Цвайна, как вы предпочитаете его называть. Человека, простите, чертовски бедный, но не успел я переступить порог, как из каждой щели полезли роты дворецких. Вы бы не ошиблись, сказав, что Твайн обитает в мраморных хоромах, где ему прислуживают вассалы и челядинцы. Мало того, его кухарка — настоящая cordon bleu.
— Чего-чего?
— Так я и думал, не проходили. Я хотел сказать, бесподобная повариха.
Готовит — пальчики оближешь. Жуткая несправедливость! Твайн — последняя спица в колесе мироздания, а его кухарка трудится, не покладая рук, я же занимаю важный пост в прославленной картинной галерее, на меня смотрит вся Бонд-стрит — и что же? Я питаюсь объедками и бутербродами.
— Сегодня вам не придется есть бутерброды. Мистер Гиш сказал, чтобы вы кого-то угостили.
— Кого?
— Не знаю. Покупателя.
— Клиента, моя милая, клиента. Ладно, — сказал Билл, нимало не удивляясь, ибо мистер Гиш, чье пищеварение испортилось еще в 1947, частенько отправлял его кормить потенциальную жертву. — Отлично. Замечательно.
Надеюсь, есть будем у Баррибо. Я не был там с тех пор, как папа Гиш продал Матисса в шесть раз дороже настоящей цены, и так ошалел на радостях, что пригласил меня спрыснуть. Как вы думаете, клиент достаточно важный, чтоб его там кормить?
— Спросите мистера Гиша. Он хотел вас видеть.
— Меня все хотят видеть. Ладно, уделю ему пять минут. Вы понимаете, что это значит? Это значит, что какое-то время вам придется обойтись без меня. Ну же, ну, не рыдайте! Я вернусь, когда в полях забелеют ромашки.
В самой галерее мистер Гиш, видом и характером напоминающий саламандру, стоял перед статуэткой голой дамы, которая, судя по всему, разучивала чечетку, и метелочкой стряхивал с нее пыль. Билл галантно приподнял шляпу.
— Мадам, он вам часом не досаждает? — спросил он учтиво.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15