Так о чем ты меня спрашивала?
– Дело не в этом. Проблема заключается в том, что ты игнорируешь меня до тех пор, пока я не повышаю голос.
Похоже, заявление носило риторический характер, и Эмери промолчал. На какой высоте надо находиться и с какой скоростью перемещаться, чтобы замерзшее озеро показалось посадочной площадкой?
– И с девочками то же самое, – с горечью добавила Джен, – они ведут себя точно так же. И Брук.
– Это должно было навести тебя на размышления.
– А вот грубить совсем не обязательно! Одна из близняшек заявила:
– Она хочет узнать, сколько еще ехать до города, папа. Эмери решил, что это Элайна.
– А ты как хочешь, милая?
– Побыстрее!
Это сказала другая – вероятно, Эйлин.
– Ну, – ответил он, пожав плечами, – мы и приедем побыстрее.
– Только не пытайся шутить, – предупредила Джен.
– Я стараюсь быть тактичным. Если бы не это, мне бы пришлось сказать, что до города двадцать две мили, а мы тащимся со скоростью пятнадцать миль в час. Если и дальше ничего не изменится, дорога займет у нас полтора часа.
Джен повернулась лицом к близняшкам.
– Никогда не выходите замуж за инженера, девочки. Меня об этом никто не предупреждал, но вам я говорю! Так что потом не жалуйтесь, что вы ничего не знали.
– Ты уже про... – начала одна из близняшек.
– Только тогда это был не инженер, – перебила другая, – а теннисист. Ты посчитал в уме, папа? Я тоже, только у меня больше ушло времени. Один и четыре десятых и еще две трети – то есть ноль целых, шесть, шесть, семь. Правильно?
– Понятия не имею. Пятнадцать меньше, чем двадцать два, значит, час уже есть. Осталось еще семь, а семь практически половина от пятнадцати. Почти все настоящие вычисления вне школы похожи на это, милая.
– Потому что точность не имеет значения? Эмери покачал головой.
– Потому что исходные данные сами по себе не слишком точны До города около двадцати двух миль – по спидометру джипа. А на самом деле... – Тут что-то бросилось в глаза Эмери, и он замолчал.
– В чем дело, папа? – донесся голос Брука с заднего сиденья. Казалось, его совсем зажали.
Эмери посмотрел в зеркало заднего вида, но ничего не мог разобрать, все тонуло в размытой белизне снега.
– Там был знак, что на нем написано?
– Только не говори мне, что ты заблудился, Эмери.
– Я не заблудился. Так что там было написано, Брук?
– Не знаю, все залеплено снегом.
– Мне кажется, это был исторический указатель. Я хочу остановиться там на обратном пути.
– Ладно, я напомню.
– Тебе не придется, я и сам не забуду. Одна из близняшек спросила:
– А что там произошло? Эмери промолчал.
– Раньше была деревушка, – ответил Брук, – первая в этой части штата. Здесь делали остановку караваны крытых повозок. И однажды, когда прибыл очередной караван, оказалось, что жители исчезли. Бревенчатые домики и все вещи остались, а люди куда-то подевались.
– Гамельнский крысолов, – предположила одна из близняшек.
– Но он увел за собой только крыс и детей. А этот забрал всех.
– По-моему, ничего особенно таинственного тут не произошло. Раннее поселение? Их всех прикончили индейцы, – заключила Джен.
– Индейцы сняли бы с них скальпы, а тела оставили, – возразила другая близняшка. – К тому же, мама, они бы забрали вещи.
– Ну, ладно, их украли феи. Эмери, этот холм кажется таким крутым! Ты уверен, что правильно выбрал дорогу?
– Здесь нет другой дороги. Холмы, покрытые снегом, всегда кажутся более крутыми. – А когда Джен ничего не ответила, он добавил: – Черт возьми, они действительно крутые.
– Почему никто не расчищает дорогу?
– Все снегоочистительные машины сейчас работают на главном шоссе штата, – объяснил ей Эмери. – Не беспокойся, нам осталось преодолеть всего три холма.
Они высадили Джен и близняшек перед гостиницей «Рамада», и Брук через спинку перебрался на переднее сиденье.
– Я рад, что мы остались одни. Наверное, мне не следовало этого говорить... она меня не обижала, обращалась со мной хорошо – но я все равно рад, что они решили уехать.
Эмери кивнул.
– Ты мог развернуться вон там, – Брук показал на U-образную дорогу, ведущую к мотелю. – Мы поедем в город?
Эмери снова кивнул.
– Скажешь, зачем? Вдруг я смогу оказаться полезным.
– Чтобы купить еще два ружья. На Мэйн-стрит есть специальный охотничий магазин. Заглянем сначала туда. Чтобы купить пистолет, нужно ждать пять дней. Но мы можем приобрести дробовики или охотничьи ружья и забрать их с собой, они нам пригодятся, когда мы вернемся в хижину.
– Одно ружье и один дробовик, – решил Брук. – А ты что себе выберешь, па?
Эмери не ответил. Все магазины, мимо которых они проезжали, казалось, были закрыты, свет нигде не горел. Оставив мотор работать, он вышел из джипа и принялся колотить в дверь лавки, где продавали охотничьи товары, но никто оттуда не вышел
Брук выключил радио, когда он вернулся в машину.
– Буря усиливается. Говорят, ее эпицентр еще сюда не добрался. Эмери кивнул.
– Ты это знал, да?
– Я слышал прогноз немного раньше. Нас ждут два или три дня отвратительной погоды.
Магазин, в котором торговали оружием, тоже был закрыт. Значит, им не удастся купить ружье, чтобы разобраться с женщиной, стрелявшей в него, к тому же нельзя будет свести счеты с жизнью. Эмери с деланно веселым видом пожал плечами и снова забрался в джип.
– Придется довольствоваться тем, что у нас есть, верно? – спросил Брук.
– Молоток и охотничий нож против украденного у меня ружья тридцатого калибра? – Эмери сердито покачал головой. – Мы не станем вступать с ними ни в какое сражение. Если они снова к нам заявятся, сделаем все, что они потребуют, не задавая никаких вопросов и не протестуя. Если им что-нибудь понравится – скорее всего, это будет наш джип – мы его отдадим.
– Если только я не смогу отнять у них твое ружье.
– Когда ты попытался сделать это, – взглянув на него, сказал Эмери, – она еще не умела с ним обращаться. А вот в меня та женщина стреляла, уже успев разобраться, как устроено ружье. В следующий раз у нее получится лучше. Ты понял, что я имею в виду?
– Я должен соблюдать осторожность, – кивнув, ответил Брук.
– Тебе придется соблюдать крайнюю осторожность, – уточнил Эмери, – потому что, в противном случае, ты умрешь. Когда она в меня выстрелила, я находился в десяти футах – или даже чуть дальше – от нее, причем я отступал. Она все равно нажала на курок и попала.
– Я понял.
– Перевязывая мою рану, – продолжал Эмери, – ты сказал, что если бы она нацелилась на несколько дюймов ниже, то угодила бы прямо в ремень. А если бы та женщина стреляла на пару дюймов левее, она бы меня убила. Такая мысль тебе в голову не приходила?
– Конечно, приходила. Я просто не хотел тебе этого говорить. – Брук показал на небольшое здание с темными окнами. – Последний магазин. Пластинки Ротшильда и компакт-диски. Помнишь, когда мы ездили в город, ты несколько раз меня тут высаживал?
Эмери, все внимание которого было сосредоточено на заснеженной дороге и собственных мыслях, даже не кивнул в ответ.
– Эти девицы, видимо, решили пожить на природе. А может быть, устроились в чьей-нибудь хижине неподалеку, – рассуждал Брук. – Если бы нам удалось найти, где они расположились, можно было бы раздобыть оружие, когда магазины снова откроются, а потом заставить их отдать нам наши вещи.
– Пока городские власти не расчистят дороги, мы с тобой больше никуда не поедем, – проворчал Эмери.
– У нас сейчас неплохо получается.
– Это главная магистраль штата. За последние несколько часов ее наверняка уже почистили. А вот дорогой к нашей хижине вряд ли кто-нибудь занимался, ты не забыл, с каким трудом мы оттуда выбрались?
– Я бы хотел взглянуть на ту, другую машину, может быть, они все-таки оставили что-нибудь из моих вещей.
– Ладно, если сможем добраться до хижины, съездим туда. Но уж потом оставим джип в покое, пока дороги не будут приведены в порядок.
– Это и в самом деле были какие-то девицы? Я думал, что вы с Лин морочили Джен голову.
– Двое из нападавших определенно были женского пола. – Эмери внимательно разглядывал дорогу. – Та, что стреляла в меня, и с ней еще одна. Была и третья, такого же роста.
Брук кивнул, словно соглашаясь с самим собой.
– Видимо, невозможно предсказать, что придет девицам в голову и что они станут делать в следующий момент.
– На самом деле, трудно предсказать, что станет делать человек, чья психология отличается от твоей собственной. Впрочем, как только ты начинаешь понимать, что ценят женщины, ты почти всегда оказываешься прав – ну, скажем, семь раз из десяти. – Эмери фыркнул. – Неплохо звучит из уст мужчины, который разводится во второй раз? Мои рассуждения напоминают тебе выводы высококлассного специалиста?
– Ясное дело. А что ценят женщины?
– Разные женщины ценят разное, иногда они меняют свои пристрастия. Знаешь, каждый раз приходится разбираться заново. И небольшого опыта хватает, чтобы понять малознакомую женщину. Нужно только слушать, что она говорит, и особенно обращать внимание на то, о чем умалчивает. Если честно – это относится и к мужчинам тоже. К счастью, понять мужчин проще, если ты сам мужчина.
– Папа, а ты не возражаешь, если я переброшу мяч на твое поле? Я ведь не просто так задаю вопросы.
– Валяй.
– А что ценит Джен?
– Прежде всего, видимость богатства. Она спокойно относится к самим деньгам, но ей нравится то впечатление, которое производит на людей ее роскошная машина, норковая шубка .. ну, и тому подобное. Кажется, я пропустил поворот.
– Да вряд ли, мы же едем очень медленно.
– У меня тоже есть сомнения – трудно представить, что это произошло, но все-таки я немного беспокоюсь.
– Знаешь, Брук, деньги обладают своеобразным очарованием, поэзией, что ли? Женщины просто обожают объяснять нам, как мало денег мы зарабатываем. Но настоящей, загадочной сути денег им понять не дано – редко кто из женщин ее на самом деле чувствует. Думаю, одна из дюжины... или еще меньше. Ты собираешься спросить меня, почему я женился на Джен? Ты для этого задаешь свои вопросы?
– Хм-м, а зачем ты это сделал?
– Потому что мне было одиноко, и я влюбился. А еще, оглядываясь назад, я отчетливо понимаю, что просто хотел доказать себе: я могу сделать женщину счастливой. Я знал, что могу сделать счастливой Джен, и был совершенно прав. Однако прошло немного времени – в особенности после того, как я потерял компанию – и мне расхотелось тратить на это силы.
– А она тебя тоже любила? Или ты только думал, что любила?
– Понимаешь, Брук, женщины любят не совсем так, как мужчины, – вздохнув, ответил Эмери. – Я уже говорил тебе, что у нас с ними разная психология, и это самое главное. Мужчины похожи на собак. А женщины – кошки, они любят в зависимости от обстоятельств. Например: я тебя люблю. Если бы ты попытался меня убить...
– Никогда в жизни этого не сделаю!
– Я хочу сконструировать пример экстремальной ситуации, – терпеливо объяснил ему Эмери, – представим, что я решил тебя прикончить. Ты бы стал со мной драться. Если бы смог, даже убил меня, защищая свою жизнь. Но все равно не перестал меня любить... после того, как все это закончилось бы; сейчас тебе может показаться, что это невозможно, но так оно и происходит.
Брук задумчиво кивнул.
– Когда полюбишь женщину, ты будешь любить ее только так. А вот они любят, пока у тебя есть хорошая работа, пока ты не приводишь домой друзей и тому подобное. Не стоит винить их за это, поскольку они так устроены, такова их природа – ведь и ты не умеешь любить по-другому. Для женщин любовь все равно что волшебные чары, которые можно разрушить, сорвав цветок или выбросив кольцо в море. Любовь – это магия, и потому они частенько говорят о ней словами, вычитанными в книжках волшебных сказок.
– Мы приближаемся к повороту, – Брук показал пальцем в темноту. – Он должен быть где-то здесь.
– Еще около полумили. Давай, твоя подача.
– А та неизвестная женщина, что в тебя выстрелила, почему она так поступила?
– Почему некто, решивший ограбить кого-то другого, стреляет в него?
– Чтобы не осталось свидетелей?
– Вор нажимает на курок не для того, чтобы запугать свидетеля, а чтобы он замолчал навсегда, – покачав головой, проговорил Эмери. – Она выстрелила, попала, но потом отпустила меня. Я был в сознании, мог идти и говорить. И дать показания шерифу, описать, как они выглядели. Однако она меня отпустила. Почему?
– Ну, папа, ты же там был, а не я. Ты-то что по этому поводу думаешь?
– Ты становишься похожим на меня, рассуждаешь, как я. – Эмери сбросил скорость с десяти миль в час до шести, он пытался отыскать поворот налево.
– Я знаю.
– Думаю, дело в том, что она была напугана. Она меня боялась и еще не была уверена в том, что сможет нажать на курок. А выстрелив, доказала себе, что это не так, а я сумел продемонстрировать – своими действиями, поскольку она не понимала ни единого слова из того, что я говорил, – ей не следует меня опасаться.
Дорогу, ведущую к хижине, завалило снегом, его было так много, что они пробирались вперед, сражаясь за каждый новый фут. Осторожность и черепашья скорость вскоре стали чисто автоматическими, и Эмери принялся размышлять совсем о другом. Во-первых, ему вспомнилось круглое лицо возле мушки ружья, наведенного прямо на него. Большие черные глаза и крошечный рот, решительно сжатые губы, маленький, немного плоский нос.
Тонкие, изящные руки: оружие в них казалось огромным, значит, та, что держала его, была не крупнее близняшек. Эмери не мог вспомнить, заметил ли он волосы, но они наверняка были черными – с таким-то лицом! Прямые или вьющиеся? Она не китаянка и не японка, скорее всего, светлокожая афро-американка, причем небольшого роста. Среди ее предков наверняка были как белые, так и негры, да еще кто-то с востока. Вполне возможно, она родилась на Филиппинах. Впрочем, может быть все, что угодно.
Черные, как смоль, волосы, какими представил их себе Эмери, прикрывал такой же черный капюшон.
– Девчушки-печенюшки, – вслух сказал он. – Что?
– Девчушки-печенюшки. Разве не так называют маленьких девчонок, которые продают шоколадное печенье с орехами?
– Так. Это девочки-скауты, совсем маленькие. Лин и Лайна тоже были печенюшками.
– Точно, я помню. – Эмери кивнул.
Только, на самом деле, он имел в виду английских брауни*, маленьких и темноволосых, – видимо, и лица у них были особого коричневатого оттенка – озорных, иногда вредных и злопамятных, но всегда готовых помогать вам за еду и одежду. В этих волшебных существах было столько женского, что их именем назвали общественную организацию для маленьких девочек – и звучало это совсем не смешно или дико, как если бы, например, кому-нибудь пришло в голову назвать девчонок гномами.
* Brownie (англ.) – домовой, добрый дух дома; шоколадное пирожное с орехами; девочки скауты младшего возраста. Автор обыгрывает здесь разные значения этого слова.
Украли феи, так говорила Джен про жителей деревни, стоявшей тут в сороковых годах девятнадцатого века... Эмери попытался вспомнить поточнее, когда это произошло, но у него ничего не вышло.
Дело в том, что брауни не только продавали свой труд за необходимые им товары. Они частенько и приворовывали. Например, просто обожали выдоить корову, утречком, пока хозяин спит. А еще могли утащить ребенка из колыбели. Иногда заманивали детей в места, где время шло по-другому, быстрее, или, наоборот, медленнее. Эйлин, которая отсутствовала не больше двух часов, считала, что провела со странными женщинами целый день – ее будто бы отвели в зиккурат, показали множество непонятных картинок, потом она спала, по крайней мере, пыталась заснуть, шла по озеру, где сияли синие огни.
Где находится волшебная страна?
– Почему ты остановился?
– Потому что хочу выйти и кое на что посмотреть. А ты побудь здесь.
Держа в руке фонарик, Эмери закрыл дверцу джипа. Через некоторое время – вероятно, к завтрашнему утру – по снегу можно будет ходить. Сейчас же он был легким, как пух, и Эмери с каждым шагом проваливался все глубже.
Исторический указатель, засыпанный белым снегом, казался больше, чем был на самом деле. Эмери подумал, что стоит почистить бронзовую табличку и прочитать надпись, однако точная дата и обстоятельства, изложенные каким-то историком, которого гораздо больше занимало правдоподобие, а не правда, его не интересовали.
Он прошел мимо, по лужайке, которая весной зарастет травой и цветами, не забыв напомнить себе, что где-то на краю должна быть канава, там, где забор из колючей проволоки отгораживал ранчо, и пожалел, что у него нет палки, тогда он мог бы не беспокоиться о том, куда ставит ноги. Тело – если он и в самом деле его видел – должно быть засыпано снегом, оно наверняка превратилось в небольшой белый холмик.
Когда Эмери забрался в канаву, снег уже доходил ему до пояса. Руками в перчатках он нащупал колючую проволоку, а потом прикрытый белоснежным покрывалом столбик из рожкового дерева, за который он ухватился и вылез из канавы, разбрызгивая снег, словно диковинный красно-клетчатый дельфин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9
– Дело не в этом. Проблема заключается в том, что ты игнорируешь меня до тех пор, пока я не повышаю голос.
Похоже, заявление носило риторический характер, и Эмери промолчал. На какой высоте надо находиться и с какой скоростью перемещаться, чтобы замерзшее озеро показалось посадочной площадкой?
– И с девочками то же самое, – с горечью добавила Джен, – они ведут себя точно так же. И Брук.
– Это должно было навести тебя на размышления.
– А вот грубить совсем не обязательно! Одна из близняшек заявила:
– Она хочет узнать, сколько еще ехать до города, папа. Эмери решил, что это Элайна.
– А ты как хочешь, милая?
– Побыстрее!
Это сказала другая – вероятно, Эйлин.
– Ну, – ответил он, пожав плечами, – мы и приедем побыстрее.
– Только не пытайся шутить, – предупредила Джен.
– Я стараюсь быть тактичным. Если бы не это, мне бы пришлось сказать, что до города двадцать две мили, а мы тащимся со скоростью пятнадцать миль в час. Если и дальше ничего не изменится, дорога займет у нас полтора часа.
Джен повернулась лицом к близняшкам.
– Никогда не выходите замуж за инженера, девочки. Меня об этом никто не предупреждал, но вам я говорю! Так что потом не жалуйтесь, что вы ничего не знали.
– Ты уже про... – начала одна из близняшек.
– Только тогда это был не инженер, – перебила другая, – а теннисист. Ты посчитал в уме, папа? Я тоже, только у меня больше ушло времени. Один и четыре десятых и еще две трети – то есть ноль целых, шесть, шесть, семь. Правильно?
– Понятия не имею. Пятнадцать меньше, чем двадцать два, значит, час уже есть. Осталось еще семь, а семь практически половина от пятнадцати. Почти все настоящие вычисления вне школы похожи на это, милая.
– Потому что точность не имеет значения? Эмери покачал головой.
– Потому что исходные данные сами по себе не слишком точны До города около двадцати двух миль – по спидометру джипа. А на самом деле... – Тут что-то бросилось в глаза Эмери, и он замолчал.
– В чем дело, папа? – донесся голос Брука с заднего сиденья. Казалось, его совсем зажали.
Эмери посмотрел в зеркало заднего вида, но ничего не мог разобрать, все тонуло в размытой белизне снега.
– Там был знак, что на нем написано?
– Только не говори мне, что ты заблудился, Эмери.
– Я не заблудился. Так что там было написано, Брук?
– Не знаю, все залеплено снегом.
– Мне кажется, это был исторический указатель. Я хочу остановиться там на обратном пути.
– Ладно, я напомню.
– Тебе не придется, я и сам не забуду. Одна из близняшек спросила:
– А что там произошло? Эмери промолчал.
– Раньше была деревушка, – ответил Брук, – первая в этой части штата. Здесь делали остановку караваны крытых повозок. И однажды, когда прибыл очередной караван, оказалось, что жители исчезли. Бревенчатые домики и все вещи остались, а люди куда-то подевались.
– Гамельнский крысолов, – предположила одна из близняшек.
– Но он увел за собой только крыс и детей. А этот забрал всех.
– По-моему, ничего особенно таинственного тут не произошло. Раннее поселение? Их всех прикончили индейцы, – заключила Джен.
– Индейцы сняли бы с них скальпы, а тела оставили, – возразила другая близняшка. – К тому же, мама, они бы забрали вещи.
– Ну, ладно, их украли феи. Эмери, этот холм кажется таким крутым! Ты уверен, что правильно выбрал дорогу?
– Здесь нет другой дороги. Холмы, покрытые снегом, всегда кажутся более крутыми. – А когда Джен ничего не ответила, он добавил: – Черт возьми, они действительно крутые.
– Почему никто не расчищает дорогу?
– Все снегоочистительные машины сейчас работают на главном шоссе штата, – объяснил ей Эмери. – Не беспокойся, нам осталось преодолеть всего три холма.
Они высадили Джен и близняшек перед гостиницей «Рамада», и Брук через спинку перебрался на переднее сиденье.
– Я рад, что мы остались одни. Наверное, мне не следовало этого говорить... она меня не обижала, обращалась со мной хорошо – но я все равно рад, что они решили уехать.
Эмери кивнул.
– Ты мог развернуться вон там, – Брук показал на U-образную дорогу, ведущую к мотелю. – Мы поедем в город?
Эмери снова кивнул.
– Скажешь, зачем? Вдруг я смогу оказаться полезным.
– Чтобы купить еще два ружья. На Мэйн-стрит есть специальный охотничий магазин. Заглянем сначала туда. Чтобы купить пистолет, нужно ждать пять дней. Но мы можем приобрести дробовики или охотничьи ружья и забрать их с собой, они нам пригодятся, когда мы вернемся в хижину.
– Одно ружье и один дробовик, – решил Брук. – А ты что себе выберешь, па?
Эмери не ответил. Все магазины, мимо которых они проезжали, казалось, были закрыты, свет нигде не горел. Оставив мотор работать, он вышел из джипа и принялся колотить в дверь лавки, где продавали охотничьи товары, но никто оттуда не вышел
Брук выключил радио, когда он вернулся в машину.
– Буря усиливается. Говорят, ее эпицентр еще сюда не добрался. Эмери кивнул.
– Ты это знал, да?
– Я слышал прогноз немного раньше. Нас ждут два или три дня отвратительной погоды.
Магазин, в котором торговали оружием, тоже был закрыт. Значит, им не удастся купить ружье, чтобы разобраться с женщиной, стрелявшей в него, к тому же нельзя будет свести счеты с жизнью. Эмери с деланно веселым видом пожал плечами и снова забрался в джип.
– Придется довольствоваться тем, что у нас есть, верно? – спросил Брук.
– Молоток и охотничий нож против украденного у меня ружья тридцатого калибра? – Эмери сердито покачал головой. – Мы не станем вступать с ними ни в какое сражение. Если они снова к нам заявятся, сделаем все, что они потребуют, не задавая никаких вопросов и не протестуя. Если им что-нибудь понравится – скорее всего, это будет наш джип – мы его отдадим.
– Если только я не смогу отнять у них твое ружье.
– Когда ты попытался сделать это, – взглянув на него, сказал Эмери, – она еще не умела с ним обращаться. А вот в меня та женщина стреляла, уже успев разобраться, как устроено ружье. В следующий раз у нее получится лучше. Ты понял, что я имею в виду?
– Я должен соблюдать осторожность, – кивнув, ответил Брук.
– Тебе придется соблюдать крайнюю осторожность, – уточнил Эмери, – потому что, в противном случае, ты умрешь. Когда она в меня выстрелила, я находился в десяти футах – или даже чуть дальше – от нее, причем я отступал. Она все равно нажала на курок и попала.
– Я понял.
– Перевязывая мою рану, – продолжал Эмери, – ты сказал, что если бы она нацелилась на несколько дюймов ниже, то угодила бы прямо в ремень. А если бы та женщина стреляла на пару дюймов левее, она бы меня убила. Такая мысль тебе в голову не приходила?
– Конечно, приходила. Я просто не хотел тебе этого говорить. – Брук показал на небольшое здание с темными окнами. – Последний магазин. Пластинки Ротшильда и компакт-диски. Помнишь, когда мы ездили в город, ты несколько раз меня тут высаживал?
Эмери, все внимание которого было сосредоточено на заснеженной дороге и собственных мыслях, даже не кивнул в ответ.
– Эти девицы, видимо, решили пожить на природе. А может быть, устроились в чьей-нибудь хижине неподалеку, – рассуждал Брук. – Если бы нам удалось найти, где они расположились, можно было бы раздобыть оружие, когда магазины снова откроются, а потом заставить их отдать нам наши вещи.
– Пока городские власти не расчистят дороги, мы с тобой больше никуда не поедем, – проворчал Эмери.
– У нас сейчас неплохо получается.
– Это главная магистраль штата. За последние несколько часов ее наверняка уже почистили. А вот дорогой к нашей хижине вряд ли кто-нибудь занимался, ты не забыл, с каким трудом мы оттуда выбрались?
– Я бы хотел взглянуть на ту, другую машину, может быть, они все-таки оставили что-нибудь из моих вещей.
– Ладно, если сможем добраться до хижины, съездим туда. Но уж потом оставим джип в покое, пока дороги не будут приведены в порядок.
– Это и в самом деле были какие-то девицы? Я думал, что вы с Лин морочили Джен голову.
– Двое из нападавших определенно были женского пола. – Эмери внимательно разглядывал дорогу. – Та, что стреляла в меня, и с ней еще одна. Была и третья, такого же роста.
Брук кивнул, словно соглашаясь с самим собой.
– Видимо, невозможно предсказать, что придет девицам в голову и что они станут делать в следующий момент.
– На самом деле, трудно предсказать, что станет делать человек, чья психология отличается от твоей собственной. Впрочем, как только ты начинаешь понимать, что ценят женщины, ты почти всегда оказываешься прав – ну, скажем, семь раз из десяти. – Эмери фыркнул. – Неплохо звучит из уст мужчины, который разводится во второй раз? Мои рассуждения напоминают тебе выводы высококлассного специалиста?
– Ясное дело. А что ценят женщины?
– Разные женщины ценят разное, иногда они меняют свои пристрастия. Знаешь, каждый раз приходится разбираться заново. И небольшого опыта хватает, чтобы понять малознакомую женщину. Нужно только слушать, что она говорит, и особенно обращать внимание на то, о чем умалчивает. Если честно – это относится и к мужчинам тоже. К счастью, понять мужчин проще, если ты сам мужчина.
– Папа, а ты не возражаешь, если я переброшу мяч на твое поле? Я ведь не просто так задаю вопросы.
– Валяй.
– А что ценит Джен?
– Прежде всего, видимость богатства. Она спокойно относится к самим деньгам, но ей нравится то впечатление, которое производит на людей ее роскошная машина, норковая шубка .. ну, и тому подобное. Кажется, я пропустил поворот.
– Да вряд ли, мы же едем очень медленно.
– У меня тоже есть сомнения – трудно представить, что это произошло, но все-таки я немного беспокоюсь.
– Знаешь, Брук, деньги обладают своеобразным очарованием, поэзией, что ли? Женщины просто обожают объяснять нам, как мало денег мы зарабатываем. Но настоящей, загадочной сути денег им понять не дано – редко кто из женщин ее на самом деле чувствует. Думаю, одна из дюжины... или еще меньше. Ты собираешься спросить меня, почему я женился на Джен? Ты для этого задаешь свои вопросы?
– Хм-м, а зачем ты это сделал?
– Потому что мне было одиноко, и я влюбился. А еще, оглядываясь назад, я отчетливо понимаю, что просто хотел доказать себе: я могу сделать женщину счастливой. Я знал, что могу сделать счастливой Джен, и был совершенно прав. Однако прошло немного времени – в особенности после того, как я потерял компанию – и мне расхотелось тратить на это силы.
– А она тебя тоже любила? Или ты только думал, что любила?
– Понимаешь, Брук, женщины любят не совсем так, как мужчины, – вздохнув, ответил Эмери. – Я уже говорил тебе, что у нас с ними разная психология, и это самое главное. Мужчины похожи на собак. А женщины – кошки, они любят в зависимости от обстоятельств. Например: я тебя люблю. Если бы ты попытался меня убить...
– Никогда в жизни этого не сделаю!
– Я хочу сконструировать пример экстремальной ситуации, – терпеливо объяснил ему Эмери, – представим, что я решил тебя прикончить. Ты бы стал со мной драться. Если бы смог, даже убил меня, защищая свою жизнь. Но все равно не перестал меня любить... после того, как все это закончилось бы; сейчас тебе может показаться, что это невозможно, но так оно и происходит.
Брук задумчиво кивнул.
– Когда полюбишь женщину, ты будешь любить ее только так. А вот они любят, пока у тебя есть хорошая работа, пока ты не приводишь домой друзей и тому подобное. Не стоит винить их за это, поскольку они так устроены, такова их природа – ведь и ты не умеешь любить по-другому. Для женщин любовь все равно что волшебные чары, которые можно разрушить, сорвав цветок или выбросив кольцо в море. Любовь – это магия, и потому они частенько говорят о ней словами, вычитанными в книжках волшебных сказок.
– Мы приближаемся к повороту, – Брук показал пальцем в темноту. – Он должен быть где-то здесь.
– Еще около полумили. Давай, твоя подача.
– А та неизвестная женщина, что в тебя выстрелила, почему она так поступила?
– Почему некто, решивший ограбить кого-то другого, стреляет в него?
– Чтобы не осталось свидетелей?
– Вор нажимает на курок не для того, чтобы запугать свидетеля, а чтобы он замолчал навсегда, – покачав головой, проговорил Эмери. – Она выстрелила, попала, но потом отпустила меня. Я был в сознании, мог идти и говорить. И дать показания шерифу, описать, как они выглядели. Однако она меня отпустила. Почему?
– Ну, папа, ты же там был, а не я. Ты-то что по этому поводу думаешь?
– Ты становишься похожим на меня, рассуждаешь, как я. – Эмери сбросил скорость с десяти миль в час до шести, он пытался отыскать поворот налево.
– Я знаю.
– Думаю, дело в том, что она была напугана. Она меня боялась и еще не была уверена в том, что сможет нажать на курок. А выстрелив, доказала себе, что это не так, а я сумел продемонстрировать – своими действиями, поскольку она не понимала ни единого слова из того, что я говорил, – ей не следует меня опасаться.
Дорогу, ведущую к хижине, завалило снегом, его было так много, что они пробирались вперед, сражаясь за каждый новый фут. Осторожность и черепашья скорость вскоре стали чисто автоматическими, и Эмери принялся размышлять совсем о другом. Во-первых, ему вспомнилось круглое лицо возле мушки ружья, наведенного прямо на него. Большие черные глаза и крошечный рот, решительно сжатые губы, маленький, немного плоский нос.
Тонкие, изящные руки: оружие в них казалось огромным, значит, та, что держала его, была не крупнее близняшек. Эмери не мог вспомнить, заметил ли он волосы, но они наверняка были черными – с таким-то лицом! Прямые или вьющиеся? Она не китаянка и не японка, скорее всего, светлокожая афро-американка, причем небольшого роста. Среди ее предков наверняка были как белые, так и негры, да еще кто-то с востока. Вполне возможно, она родилась на Филиппинах. Впрочем, может быть все, что угодно.
Черные, как смоль, волосы, какими представил их себе Эмери, прикрывал такой же черный капюшон.
– Девчушки-печенюшки, – вслух сказал он. – Что?
– Девчушки-печенюшки. Разве не так называют маленьких девчонок, которые продают шоколадное печенье с орехами?
– Так. Это девочки-скауты, совсем маленькие. Лин и Лайна тоже были печенюшками.
– Точно, я помню. – Эмери кивнул.
Только, на самом деле, он имел в виду английских брауни*, маленьких и темноволосых, – видимо, и лица у них были особого коричневатого оттенка – озорных, иногда вредных и злопамятных, но всегда готовых помогать вам за еду и одежду. В этих волшебных существах было столько женского, что их именем назвали общественную организацию для маленьких девочек – и звучало это совсем не смешно или дико, как если бы, например, кому-нибудь пришло в голову назвать девчонок гномами.
* Brownie (англ.) – домовой, добрый дух дома; шоколадное пирожное с орехами; девочки скауты младшего возраста. Автор обыгрывает здесь разные значения этого слова.
Украли феи, так говорила Джен про жителей деревни, стоявшей тут в сороковых годах девятнадцатого века... Эмери попытался вспомнить поточнее, когда это произошло, но у него ничего не вышло.
Дело в том, что брауни не только продавали свой труд за необходимые им товары. Они частенько и приворовывали. Например, просто обожали выдоить корову, утречком, пока хозяин спит. А еще могли утащить ребенка из колыбели. Иногда заманивали детей в места, где время шло по-другому, быстрее, или, наоборот, медленнее. Эйлин, которая отсутствовала не больше двух часов, считала, что провела со странными женщинами целый день – ее будто бы отвели в зиккурат, показали множество непонятных картинок, потом она спала, по крайней мере, пыталась заснуть, шла по озеру, где сияли синие огни.
Где находится волшебная страна?
– Почему ты остановился?
– Потому что хочу выйти и кое на что посмотреть. А ты побудь здесь.
Держа в руке фонарик, Эмери закрыл дверцу джипа. Через некоторое время – вероятно, к завтрашнему утру – по снегу можно будет ходить. Сейчас же он был легким, как пух, и Эмери с каждым шагом проваливался все глубже.
Исторический указатель, засыпанный белым снегом, казался больше, чем был на самом деле. Эмери подумал, что стоит почистить бронзовую табличку и прочитать надпись, однако точная дата и обстоятельства, изложенные каким-то историком, которого гораздо больше занимало правдоподобие, а не правда, его не интересовали.
Он прошел мимо, по лужайке, которая весной зарастет травой и цветами, не забыв напомнить себе, что где-то на краю должна быть канава, там, где забор из колючей проволоки отгораживал ранчо, и пожалел, что у него нет палки, тогда он мог бы не беспокоиться о том, куда ставит ноги. Тело – если он и в самом деле его видел – должно быть засыпано снегом, оно наверняка превратилось в небольшой белый холмик.
Когда Эмери забрался в канаву, снег уже доходил ему до пояса. Руками в перчатках он нащупал колючую проволоку, а потом прикрытый белоснежным покрывалом столбик из рожкового дерева, за который он ухватился и вылез из канавы, разбрызгивая снег, словно диковинный красно-клетчатый дельфин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9