Затем дверца в стальном боку кареты распахнулась, и зверолюди стали выносить небольшие металлические ящики; двое работали, а тот, с кем я разговаривал, караулил. Они оказались выше, чем я ожидал, и были вооружены фузеями, а за поясами держали пистолеты. То были первые пистоли, которые я увидел с тех пор, как иеродулы пользовались подобным оружием, чтобы отбить атаки Балдандерса в садах Обители Абсолюта.
Когда все ящики были выгружены, трое зверолюдей встали возле них, держа оружие на изготовку. Я дал команду, и раненые воины ударили плетками коней в новой упряжке, а асциане принялись тянуть с таким упорством, что у них даже глаза стали вылезать из орбит от напряжения. И вот когда мы уже решили, что ничего не получится, карета приподнялась из грязи и неуклюже прокатилась с полчейна, прежде чем раненые смогли остановить ее. Гуазахт чуть не угробил нас обоих, бросив свою позицию и опрометью ринувшись к карете, размахивая на бегу моим контусом. Однако у зверолюдей хватило ума сообразить, что командир просто возбужден и не представляет для них опасности.
Он еще больше разошелся, когда увидел, как зверолюди снова переносят ящики внутрь повозки, и услышал, что я пообещал асцианам. Я напомнил ему, что он разрешил мне действовать от его имени.
– Когда я действую, – выпалил он, – я нацеливаюсь на победу.
Я признался, что, в отличие от него, у меня недостает опыта в военных делах, но, как я все же мог убедиться, в некоторых ситуациях победа состоит именно в том, чтобы благополучно выпутаться из сложного переплета.
– И все-таки я рассчитывал, что ты придумаешь что-нибудь получше.
Мы и не заметили, что вершины гор на западе, неумолимо поднимаясь, уже царапали нижний край солнечного диска. Я указал на это Гуазахту.
Тот неожиданно улыбнулся.
– В конце концов, ведь это те же самые асциане, у которых мы уже однажды отбили его.
Он подозвал офицера асциан и заявил, что наши всадники поведут наступление, а его воины пойдут следом за стальной каретой пешим ходом. Асцианин не возражал, но как только его солдаты вновь получили оружие, он стал настаивать на том, чтобы полдюжины из его подразделения взобрались на крышу кареты, а сам он возглавит атаку с остальными. Гуазахт согласился с видимой неохотой, однако его недовольство показалось мне напускным. Мы посадили по одному вооруженному воину на каждого из восьми коней в новой упряжке, и я заметил, что Гуазахт горячо обсуждает какой-то план с корнетом из числа той восьмерки.
Я обещал асцианам, что мы пробьемся через кордон дезертиров на север, но почва на этом направлении оказалась неподходящей для стальной кареты, поэтому в итоге мы сошлись на том, чтобы изменить курс с северного на северо-западный. Асцианская пехота продвигалась быстрым шагом, едва не переходя на бег и поливая огнем противника. Следом катилась карета. Тонкие и длинные струи огня, вырывавшиеся из солдатских конти, вонзались в толпу оборванцев, которые пытались подобраться поближе. Асцианские аркебузы на крыше кареты изрыгали брызги фиолетовой энергии, с треском сыпавшиеся на головы врагов. Зверолюди стреляли из фузей через зарешеченные окна, одним залпом убивая не меньше полудюжины нападавших.
Остальные наши воины (в том числе и я) прикрывали карету с тыла, еще некоторое время удерживая прежние позиции. Затем, чтобы сэкономить драгоценные заряды, многие пристегнули свои конти к седлам, выхватили мечи и в конном строю атаковали рассеянные группы противника, отставшие от асциан и кареты.
Наконец враг оказался позади, а почва под ногами стала менее топкой. И тут солдаты, рассаженные на коней в упряжке, вонзили шпоры в бока животных, а Гуазахт, Эрблон и еще несколько человек, что скакали прямо за каретой, дружно пальнули по асцианам, устроившимся на крыше, и те скатились вниз в языках темно-красного пламени и клубах зловонного дыма. Асциане, продвигавшиеся пешим ходом, бросились врассыпную, потом открыли ответный огонь.
Я не считал себя вправе принимать участие в этом бою. Я натянул поводья и потому увидел – уверен, что раньше других, – первых анпиел, которые, точно ангел из рассказа Мелито, упали с облаков, раскрашенных лучами заходящего солнца. Они смотрелись потрясающе красиво – нагие, со стройными телами молодых женщин; но их радужные крылья были шире в размахе, чем у тераторниса, и все анпиелы держали по пистолету в каждой руке.
Поздно вечером, когда мы вернулись в свой лагерь и раненым была оказана помощь, я спросил Гуазахта, поступил бы он точно так же, если бы все повторилось заново.
Он немного подумал, потом ответил:
– Я и представить себе не мог, что появятся эти летающие девицы. Теперь-то это кажется вполне естественным – в карете наверняка было достаточно денег, чтобы расплатиться с половиной армии, и они, не колеблясь, выслали бы на выручку свои элитные войска. И все-таки разве такое могло прийти в голову до того, как все произошло?
Я покачал головой.
– Послушай, Северьян, мне бы не следовало так говорить с тобой. Но ты сделал то, что мог, и ловчее проныры, чем ты, я еще не встречал. Как бы то ни было, все в итоге обернулось самым лучшим образом, не правда ли? Ты сам убедился, какой дружелюбной была их серафима. И что же она видела? Отважные парни пытаются спасти карету от асциан. Пожалуй, мы заслужили благодарность, а может быть, даже награду.
– Ты мог убить этих зверолюдей, а также асциан, когда золото выгрузили из повозки, – сказал я. – Но ты не сделал этого, потому что тогда я погиб бы вместе с ними. Думаю, ты заслужил благодарность. По крайней мере – от меня.
Он потер свое приплюснутое лицо обеими ладонями.
– Что ж, я просто счастлив. Это мог быть конец Восемнадцатого. Еще одна стража, и мы начали бы убивать друг друга из-за денег.
21. ВЫСТУПАЕМ
Перед тем как грянуло то сражение, мы временами патрулировали местность, а иногда и просто бездельничали. Довольно часто мы не встречали ни одного асцианина или же натыкались лишь на их трупы. В наши обязанности входило арестовывать дезертиров и изгонять из окрестностей разных мелких торговцев и бродяг, которые паразитировали на теле армии; но если они казались нам похожими на тех, кто осаждал стальную карету, мы убивали их – нет, не казнили, а без всяких лишних формальностей рубили им головы, даже не вылезая из седла.
До полнолуния оставалось совсем немного времени, и ночное светило вновь висело в небе, будто зеленое яблоко. Бывалые воины говорили мне, что самые кровавые сражения всегда приходятся на время полной луны, ибо, по слухам, она потворствует безумству. Но, по-моему, так происходит потому, что ее сияние позволяет генералам подвести подкрепления в ночную пору.
На заре того дня, когда разыгралось сражение, громкий сигнал трубы заставил нас поспешно скинуть свои одеяла. В утренней дымке мы построились в колонну по двое. Во главе колонны встал Гуазахт, чуть позади него – знаменосец Эрблон. Я полагал, что женщины останутся в тылу, как это было во время патрулирования, но больше половины из них взяли конти и присоединились к нам. Я заметил, что некоторые спрятали свои волосы под шлем, а многие облачились в латы, которые сплющивали и скрывали их груди. Я сообщил о своем наблюдении Мезропу, вставшему рядом.
– Могут быть неприятности из-за оплаты, – объяснил он. – Кто-то с очень цепким взглядом обязательно сосчитает нас, а контракты обычно рассчитаны только на мужчин.
– Гуазахт сказал, что сегодня заплатят побольше, – напомнил я ему.
Он прокашлялся, сплюнул, и белая слюна исчезла в холодном воздухе, будто сам Урс поглотил ее.
– Нам не заплатят, пока все не закончится. Они никогда не платят заранее.
Гуазахт закричал и махнул рукой, Эрблон приподнял знамя, и мы двинулись в путь. Топот копыт звучал, как приглушенная барабанная дробь.
– Думаю, таким образом они экономят на убитых, – предположил я.
– Они платят трижды: за то, что сражался, за пролитую кровь и отдельно – при окончательном расчете.
– Или сражалась, полагаю?
Мезроп сплюнул снова.
Некоторое время мы продвигались вперед, потом остановились в ничем не примечательном месте. Когда колонна замерла, среди холмов, что раскинулись вокруг нас, я услышал гул и невнятное бормотание. Армия, рассредоточенная, несомненно, по санитарным причинам и чтобы лишить асцианских врагов четкой мишени, теперь собиралась вновь, в точности как пылинки в памятном мне каменном городе образовали тела воскресших танцоров.
Эти перемещения не остались незамеченными. Как некогда хищные птицы летели за нами, пока мы не добрались до границы того города, так и теперь какие-то пятиконечные формы, вертевшиеся словно колеса, следили за нашим продвижением из-за разбросанных по небу облаков, которые блекли и таяли в ровном красном свете восходящего солнца. Издалека они сперва казались просто серыми, но потом стали пикировать на нас, и я понял, что не могу точно определить их окрас. Наверное, их можно было бы назвать бесцветными, но лишь в том смысле, какой вкладывают, называя золото желтым, а серебро белым. Воздух стонал от их непрерывного вращения.
Еще одна подобная конструкция, которую мы прежде не заметили, на скорости пересекла нам дорогу, едва не задев верхушки деревьев. Каждая спица в этом гигантском колесе была длиной с башню, испещренную окнами и бойницами. Оно лежало на боку, но будто перебирало в воздухе своими гигантскими конечностями. Казалось, поднятый им ураганный ветер легко сломает и унесет прочь деревья. Мой пегий жеребец испуганно заржал и понес, как и многие другие боевые кони, а некоторые даже рухнули на землю под этим странным вихрем.
Через мгновение все было кончено. Листья, кружившиеся вокруг нас точно крупные снежинки, опустились на землю. Гуазахт что-то крикнул, Эрблон протрубил в рог и взмахнул знаменем. Я усмирил пегого и, пустив его легким галопом, стал переезжать от одного взбунтовавшегося коня к другому, придерживая их за ноздри и помогая наездникам привести животных в чувство.
Среди прочих я выручил Дарью, которая тоже оказалась в колонне, хоть я и не знал об этом прежде. В доспехах воина, с контусом и двумя тонкими саблями, свисавшими по обе стороны седла, она смотрелась удивительно привлекательно и несколько ребячливо. При виде ее я невольно представил, как выглядели бы другие знакомые мне женщины, окажись они в подобной ситуации: Теа – сценический образ воительницы, прекрасный и драматический, но по сути своей лишь фигура на носу корабля; Текла – ныне неотъемлемая моя часть – мстительная вакханка, размахивающая отравленным оружием; Агия – верхом на тонконогом коне, облаченная в хирасу, отлитую по фигуре, а ее волосы с вплетенной в них тетивой развеваются по ветру; Иолента – цветущая королева в доспехах, усаженных острыми шипами, ее большие груди и полные бедра выглядят совершенно нелепо, стоит коню чуть прибавить ходу, а сама она мечтательно улыбается при каждой остановке и все время норовит откинуться в седле; Доркас – стремительно несущаяся наяда, ежеминутно взмывающая над водой, подобно фонтану переливаясь под лучами солнца; Валерия – возможно, Дарья в аристократическом варианте.
Когда я увидел, как разбросало наших людей, я решил, что колонну уже не собрать. Но с того момента, как над нашими головами промчался рассекающий воздух пентадактиль, прошло лишь несколько минут, и вот мы снова оказались в строю. Мы проскакали галопом одну-две лиги – думаю, главным образом для того, чтобы выпустить часть нервной энергии из наших испуганных коней, потом остановились у ручья и дали им возможность смочить горло, не более того, ибо в противном случае они сделались бы вялыми. Отогнав пегого от берега, я выехал на лужайку, откуда мог наблюдать за небом. Вскоре ко мне присоединился Гуазахт.
– Еще одного ждешь? – не без иронии спросил он. Я кивнул и признался, что прежде не видел подобных конструкций.
– И не увидел бы. Они летают близко от фронта. Они бы не вернулись, если б рискнули двинуться дальше на юг.
– Солдаты вроде наших с ними не справятся. Он неожиданно стал серьезным. Его маленькие глазки на загорелом лице превратились в щелочки.
– Нет. Зато отважные парни могут встать на пути мобильных отрядов. Пушки и воздушные вельботы их не остановят. Мой пегий конь волновался и нетерпеливо бил копытом.
– Я из той части города, о которой ты, вероятно, никогда и не слышал, – из Цитадели. Там есть орудия длиною чуть ли не в целый квартал, но на моей памяти они стреляли лишь во время церемоний.
Не отрывая глаз от неба, я представил себе вращающихся пентадактилей над Нессусом и тысячи снарядов, посылаемых не только из Барбакана и Башни Величия, но и со всех башен города. И еще я гадал, каким видом оружия ответят пентадактили.
– Поехали, – сказал Гуазахт, – я понимаю, трудно удержаться от соблазна высматривать те штуковины, но какой в этом прок?
Я вернулся вместе с ним к ручью, где Эрблон собирал воинов в колонну.
– Они даже не стреляли в нас. Ведь у этих флайеров наверняка есть оружие.
– Мы для них слишком мелкая рыбешка. – Я понимал, что Гуазахт хочет, чтобы я тоже встал в строй, но не решается напрямую приказать мне.
Я же чувствовал, как страх, словно призрак, овладел мною, сковал мне ноги и его холодные щупальца, проникнув внутрь тела, касались моего сердца. Я хотел промолчать, но не смог заставить себя сдержаться:
– Когда мы окажемся на поле боя… (Думаю, я представлял его себе в виде ровной площади на Кровавом Поле, где я сражался с Агилюсом.)
Гуазахт рассмеялся.
– Когда мы вступим в сражение, наши канониры будут только рады, что противник нападет открыто. – Прежде чем я понял, что именно он намеревается сделать, он ударил мечом плашмя по боку моего пегого, и тот пустился легким галопом, унося меня прочь.
Страх похож на те болезни, что обсыпают людские лица уродливыми язвами. При этом человека беспокоит скорее внешнее проявление уродства, чем его источник, и он чувствует себя не только опозоренным, но и оскверненным. Когда жеребец замедлил бег, я уперся каблуками в его бока и встал в строй в самом конце колонны.
Несколько минут назад я чуть не занял место Эрблона и вот теперь был низведен до самого низшего звания, причем не Гуазахтом, а самим собой. Но когда я помогал собрать рассеянных воинов, то, чего я страшился, уже миновало; выходит, вся драма моего возвышения разыгралась уже после своей унизительной концовки. Как если бы на наших глазах некий заколотый кинжалом юнец праздно шатался по городскому парку. Вот он в полном неведении завязывает знакомство со сладострастной женушкой своего убийцы и наконец, казалось бы, убедившись, что ее муж находится в другом конце города, обнимает ее, но она вскрикивает от боли, ибо ее поранила рукоять кинжала, торчащая из груди незадачливого юнца.
Когда колонна двинулась вперед, Дарья выехала из строя и придержала коня, чтобы оказаться рядом со мной.
– Ты боишься, – сказала она.
Это был не вопрос, а утверждение, но не упрек, а почти пароль, вроде тех нелепых условных фраз, которые я заучил на пиру у Водалуса.
– Да. Ты, видимо, хочешь напомнить мне о том, как я хвастался перед тобой в лесу. Могу лишь сказать, что тогда я не знал, насколько пустой была моя похвальба. Один мудрый человек как-то раз пытался объяснить мне, что даже после того, как клиент выдержал одну пытку, сумел отрешиться от нее, пусть даже вопя и корчась, другая пытка, совсем иного Рода, может легко сломить его волю, как если бы он был тщедушным ребенком. Я навострился объяснять все это, когда он задавал соответствующие вопросы, но до сих пор не прилагал эту мудрость к собственной жизни. А следовало бы. Но если я здесь в роли клиента, то кто мой палач?
– Мы все тут в большей или меньшей степени боимся, – ответила она. – Вот почему – да, я видела – Гуазахт отослал тебя. Он сделал это, чтобы самому чувствовать себя не так паршиво. Если бы ему стало хуже, он не смог бы командовать отрядом. Когда придет время, ты сделаешь то, что вынужден сделать, – ни больше ни меньше, чем каждый из них.
– Не поспешить ли нам? – спросил я. Хвост колонны удалялся, вихляя, как это обычно случается с концом длинной веревки.
– Если мы припустим теперь, многие поймут, что мы в хвосте потому, что боимся. Если же немного подождем, то те, кто видел, как ты разговаривал с Гуазахтом, решат, что он специально отослал тебя назад, чтобы подогнать отстающих, а я просто захотела побыть с тобой.
– Ладно, – согласился я.
Ее рука, влажная от пота и тонкая, как у Доркас, скользнула в мою ладонь.
До этого момента я был уверен, что Дарья и прежде участвовала в сражениях.
– Для тебя это тоже впервые? – спросил я.
– Я могу драться лучше, чем большинство из них, – заявила она. – И мне надоело, что все называют меня шлюхой. Так, бок о бок, мы и пустились вслед за колонной.
22.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Когда все ящики были выгружены, трое зверолюдей встали возле них, держа оружие на изготовку. Я дал команду, и раненые воины ударили плетками коней в новой упряжке, а асциане принялись тянуть с таким упорством, что у них даже глаза стали вылезать из орбит от напряжения. И вот когда мы уже решили, что ничего не получится, карета приподнялась из грязи и неуклюже прокатилась с полчейна, прежде чем раненые смогли остановить ее. Гуазахт чуть не угробил нас обоих, бросив свою позицию и опрометью ринувшись к карете, размахивая на бегу моим контусом. Однако у зверолюдей хватило ума сообразить, что командир просто возбужден и не представляет для них опасности.
Он еще больше разошелся, когда увидел, как зверолюди снова переносят ящики внутрь повозки, и услышал, что я пообещал асцианам. Я напомнил ему, что он разрешил мне действовать от его имени.
– Когда я действую, – выпалил он, – я нацеливаюсь на победу.
Я признался, что, в отличие от него, у меня недостает опыта в военных делах, но, как я все же мог убедиться, в некоторых ситуациях победа состоит именно в том, чтобы благополучно выпутаться из сложного переплета.
– И все-таки я рассчитывал, что ты придумаешь что-нибудь получше.
Мы и не заметили, что вершины гор на западе, неумолимо поднимаясь, уже царапали нижний край солнечного диска. Я указал на это Гуазахту.
Тот неожиданно улыбнулся.
– В конце концов, ведь это те же самые асциане, у которых мы уже однажды отбили его.
Он подозвал офицера асциан и заявил, что наши всадники поведут наступление, а его воины пойдут следом за стальной каретой пешим ходом. Асцианин не возражал, но как только его солдаты вновь получили оружие, он стал настаивать на том, чтобы полдюжины из его подразделения взобрались на крышу кареты, а сам он возглавит атаку с остальными. Гуазахт согласился с видимой неохотой, однако его недовольство показалось мне напускным. Мы посадили по одному вооруженному воину на каждого из восьми коней в новой упряжке, и я заметил, что Гуазахт горячо обсуждает какой-то план с корнетом из числа той восьмерки.
Я обещал асцианам, что мы пробьемся через кордон дезертиров на север, но почва на этом направлении оказалась неподходящей для стальной кареты, поэтому в итоге мы сошлись на том, чтобы изменить курс с северного на северо-западный. Асцианская пехота продвигалась быстрым шагом, едва не переходя на бег и поливая огнем противника. Следом катилась карета. Тонкие и длинные струи огня, вырывавшиеся из солдатских конти, вонзались в толпу оборванцев, которые пытались подобраться поближе. Асцианские аркебузы на крыше кареты изрыгали брызги фиолетовой энергии, с треском сыпавшиеся на головы врагов. Зверолюди стреляли из фузей через зарешеченные окна, одним залпом убивая не меньше полудюжины нападавших.
Остальные наши воины (в том числе и я) прикрывали карету с тыла, еще некоторое время удерживая прежние позиции. Затем, чтобы сэкономить драгоценные заряды, многие пристегнули свои конти к седлам, выхватили мечи и в конном строю атаковали рассеянные группы противника, отставшие от асциан и кареты.
Наконец враг оказался позади, а почва под ногами стала менее топкой. И тут солдаты, рассаженные на коней в упряжке, вонзили шпоры в бока животных, а Гуазахт, Эрблон и еще несколько человек, что скакали прямо за каретой, дружно пальнули по асцианам, устроившимся на крыше, и те скатились вниз в языках темно-красного пламени и клубах зловонного дыма. Асциане, продвигавшиеся пешим ходом, бросились врассыпную, потом открыли ответный огонь.
Я не считал себя вправе принимать участие в этом бою. Я натянул поводья и потому увидел – уверен, что раньше других, – первых анпиел, которые, точно ангел из рассказа Мелито, упали с облаков, раскрашенных лучами заходящего солнца. Они смотрелись потрясающе красиво – нагие, со стройными телами молодых женщин; но их радужные крылья были шире в размахе, чем у тераторниса, и все анпиелы держали по пистолету в каждой руке.
Поздно вечером, когда мы вернулись в свой лагерь и раненым была оказана помощь, я спросил Гуазахта, поступил бы он точно так же, если бы все повторилось заново.
Он немного подумал, потом ответил:
– Я и представить себе не мог, что появятся эти летающие девицы. Теперь-то это кажется вполне естественным – в карете наверняка было достаточно денег, чтобы расплатиться с половиной армии, и они, не колеблясь, выслали бы на выручку свои элитные войска. И все-таки разве такое могло прийти в голову до того, как все произошло?
Я покачал головой.
– Послушай, Северьян, мне бы не следовало так говорить с тобой. Но ты сделал то, что мог, и ловчее проныры, чем ты, я еще не встречал. Как бы то ни было, все в итоге обернулось самым лучшим образом, не правда ли? Ты сам убедился, какой дружелюбной была их серафима. И что же она видела? Отважные парни пытаются спасти карету от асциан. Пожалуй, мы заслужили благодарность, а может быть, даже награду.
– Ты мог убить этих зверолюдей, а также асциан, когда золото выгрузили из повозки, – сказал я. – Но ты не сделал этого, потому что тогда я погиб бы вместе с ними. Думаю, ты заслужил благодарность. По крайней мере – от меня.
Он потер свое приплюснутое лицо обеими ладонями.
– Что ж, я просто счастлив. Это мог быть конец Восемнадцатого. Еще одна стража, и мы начали бы убивать друг друга из-за денег.
21. ВЫСТУПАЕМ
Перед тем как грянуло то сражение, мы временами патрулировали местность, а иногда и просто бездельничали. Довольно часто мы не встречали ни одного асцианина или же натыкались лишь на их трупы. В наши обязанности входило арестовывать дезертиров и изгонять из окрестностей разных мелких торговцев и бродяг, которые паразитировали на теле армии; но если они казались нам похожими на тех, кто осаждал стальную карету, мы убивали их – нет, не казнили, а без всяких лишних формальностей рубили им головы, даже не вылезая из седла.
До полнолуния оставалось совсем немного времени, и ночное светило вновь висело в небе, будто зеленое яблоко. Бывалые воины говорили мне, что самые кровавые сражения всегда приходятся на время полной луны, ибо, по слухам, она потворствует безумству. Но, по-моему, так происходит потому, что ее сияние позволяет генералам подвести подкрепления в ночную пору.
На заре того дня, когда разыгралось сражение, громкий сигнал трубы заставил нас поспешно скинуть свои одеяла. В утренней дымке мы построились в колонну по двое. Во главе колонны встал Гуазахт, чуть позади него – знаменосец Эрблон. Я полагал, что женщины останутся в тылу, как это было во время патрулирования, но больше половины из них взяли конти и присоединились к нам. Я заметил, что некоторые спрятали свои волосы под шлем, а многие облачились в латы, которые сплющивали и скрывали их груди. Я сообщил о своем наблюдении Мезропу, вставшему рядом.
– Могут быть неприятности из-за оплаты, – объяснил он. – Кто-то с очень цепким взглядом обязательно сосчитает нас, а контракты обычно рассчитаны только на мужчин.
– Гуазахт сказал, что сегодня заплатят побольше, – напомнил я ему.
Он прокашлялся, сплюнул, и белая слюна исчезла в холодном воздухе, будто сам Урс поглотил ее.
– Нам не заплатят, пока все не закончится. Они никогда не платят заранее.
Гуазахт закричал и махнул рукой, Эрблон приподнял знамя, и мы двинулись в путь. Топот копыт звучал, как приглушенная барабанная дробь.
– Думаю, таким образом они экономят на убитых, – предположил я.
– Они платят трижды: за то, что сражался, за пролитую кровь и отдельно – при окончательном расчете.
– Или сражалась, полагаю?
Мезроп сплюнул снова.
Некоторое время мы продвигались вперед, потом остановились в ничем не примечательном месте. Когда колонна замерла, среди холмов, что раскинулись вокруг нас, я услышал гул и невнятное бормотание. Армия, рассредоточенная, несомненно, по санитарным причинам и чтобы лишить асцианских врагов четкой мишени, теперь собиралась вновь, в точности как пылинки в памятном мне каменном городе образовали тела воскресших танцоров.
Эти перемещения не остались незамеченными. Как некогда хищные птицы летели за нами, пока мы не добрались до границы того города, так и теперь какие-то пятиконечные формы, вертевшиеся словно колеса, следили за нашим продвижением из-за разбросанных по небу облаков, которые блекли и таяли в ровном красном свете восходящего солнца. Издалека они сперва казались просто серыми, но потом стали пикировать на нас, и я понял, что не могу точно определить их окрас. Наверное, их можно было бы назвать бесцветными, но лишь в том смысле, какой вкладывают, называя золото желтым, а серебро белым. Воздух стонал от их непрерывного вращения.
Еще одна подобная конструкция, которую мы прежде не заметили, на скорости пересекла нам дорогу, едва не задев верхушки деревьев. Каждая спица в этом гигантском колесе была длиной с башню, испещренную окнами и бойницами. Оно лежало на боку, но будто перебирало в воздухе своими гигантскими конечностями. Казалось, поднятый им ураганный ветер легко сломает и унесет прочь деревья. Мой пегий жеребец испуганно заржал и понес, как и многие другие боевые кони, а некоторые даже рухнули на землю под этим странным вихрем.
Через мгновение все было кончено. Листья, кружившиеся вокруг нас точно крупные снежинки, опустились на землю. Гуазахт что-то крикнул, Эрблон протрубил в рог и взмахнул знаменем. Я усмирил пегого и, пустив его легким галопом, стал переезжать от одного взбунтовавшегося коня к другому, придерживая их за ноздри и помогая наездникам привести животных в чувство.
Среди прочих я выручил Дарью, которая тоже оказалась в колонне, хоть я и не знал об этом прежде. В доспехах воина, с контусом и двумя тонкими саблями, свисавшими по обе стороны седла, она смотрелась удивительно привлекательно и несколько ребячливо. При виде ее я невольно представил, как выглядели бы другие знакомые мне женщины, окажись они в подобной ситуации: Теа – сценический образ воительницы, прекрасный и драматический, но по сути своей лишь фигура на носу корабля; Текла – ныне неотъемлемая моя часть – мстительная вакханка, размахивающая отравленным оружием; Агия – верхом на тонконогом коне, облаченная в хирасу, отлитую по фигуре, а ее волосы с вплетенной в них тетивой развеваются по ветру; Иолента – цветущая королева в доспехах, усаженных острыми шипами, ее большие груди и полные бедра выглядят совершенно нелепо, стоит коню чуть прибавить ходу, а сама она мечтательно улыбается при каждой остановке и все время норовит откинуться в седле; Доркас – стремительно несущаяся наяда, ежеминутно взмывающая над водой, подобно фонтану переливаясь под лучами солнца; Валерия – возможно, Дарья в аристократическом варианте.
Когда я увидел, как разбросало наших людей, я решил, что колонну уже не собрать. Но с того момента, как над нашими головами промчался рассекающий воздух пентадактиль, прошло лишь несколько минут, и вот мы снова оказались в строю. Мы проскакали галопом одну-две лиги – думаю, главным образом для того, чтобы выпустить часть нервной энергии из наших испуганных коней, потом остановились у ручья и дали им возможность смочить горло, не более того, ибо в противном случае они сделались бы вялыми. Отогнав пегого от берега, я выехал на лужайку, откуда мог наблюдать за небом. Вскоре ко мне присоединился Гуазахт.
– Еще одного ждешь? – не без иронии спросил он. Я кивнул и признался, что прежде не видел подобных конструкций.
– И не увидел бы. Они летают близко от фронта. Они бы не вернулись, если б рискнули двинуться дальше на юг.
– Солдаты вроде наших с ними не справятся. Он неожиданно стал серьезным. Его маленькие глазки на загорелом лице превратились в щелочки.
– Нет. Зато отважные парни могут встать на пути мобильных отрядов. Пушки и воздушные вельботы их не остановят. Мой пегий конь волновался и нетерпеливо бил копытом.
– Я из той части города, о которой ты, вероятно, никогда и не слышал, – из Цитадели. Там есть орудия длиною чуть ли не в целый квартал, но на моей памяти они стреляли лишь во время церемоний.
Не отрывая глаз от неба, я представил себе вращающихся пентадактилей над Нессусом и тысячи снарядов, посылаемых не только из Барбакана и Башни Величия, но и со всех башен города. И еще я гадал, каким видом оружия ответят пентадактили.
– Поехали, – сказал Гуазахт, – я понимаю, трудно удержаться от соблазна высматривать те штуковины, но какой в этом прок?
Я вернулся вместе с ним к ручью, где Эрблон собирал воинов в колонну.
– Они даже не стреляли в нас. Ведь у этих флайеров наверняка есть оружие.
– Мы для них слишком мелкая рыбешка. – Я понимал, что Гуазахт хочет, чтобы я тоже встал в строй, но не решается напрямую приказать мне.
Я же чувствовал, как страх, словно призрак, овладел мною, сковал мне ноги и его холодные щупальца, проникнув внутрь тела, касались моего сердца. Я хотел промолчать, но не смог заставить себя сдержаться:
– Когда мы окажемся на поле боя… (Думаю, я представлял его себе в виде ровной площади на Кровавом Поле, где я сражался с Агилюсом.)
Гуазахт рассмеялся.
– Когда мы вступим в сражение, наши канониры будут только рады, что противник нападет открыто. – Прежде чем я понял, что именно он намеревается сделать, он ударил мечом плашмя по боку моего пегого, и тот пустился легким галопом, унося меня прочь.
Страх похож на те болезни, что обсыпают людские лица уродливыми язвами. При этом человека беспокоит скорее внешнее проявление уродства, чем его источник, и он чувствует себя не только опозоренным, но и оскверненным. Когда жеребец замедлил бег, я уперся каблуками в его бока и встал в строй в самом конце колонны.
Несколько минут назад я чуть не занял место Эрблона и вот теперь был низведен до самого низшего звания, причем не Гуазахтом, а самим собой. Но когда я помогал собрать рассеянных воинов, то, чего я страшился, уже миновало; выходит, вся драма моего возвышения разыгралась уже после своей унизительной концовки. Как если бы на наших глазах некий заколотый кинжалом юнец праздно шатался по городскому парку. Вот он в полном неведении завязывает знакомство со сладострастной женушкой своего убийцы и наконец, казалось бы, убедившись, что ее муж находится в другом конце города, обнимает ее, но она вскрикивает от боли, ибо ее поранила рукоять кинжала, торчащая из груди незадачливого юнца.
Когда колонна двинулась вперед, Дарья выехала из строя и придержала коня, чтобы оказаться рядом со мной.
– Ты боишься, – сказала она.
Это был не вопрос, а утверждение, но не упрек, а почти пароль, вроде тех нелепых условных фраз, которые я заучил на пиру у Водалуса.
– Да. Ты, видимо, хочешь напомнить мне о том, как я хвастался перед тобой в лесу. Могу лишь сказать, что тогда я не знал, насколько пустой была моя похвальба. Один мудрый человек как-то раз пытался объяснить мне, что даже после того, как клиент выдержал одну пытку, сумел отрешиться от нее, пусть даже вопя и корчась, другая пытка, совсем иного Рода, может легко сломить его волю, как если бы он был тщедушным ребенком. Я навострился объяснять все это, когда он задавал соответствующие вопросы, но до сих пор не прилагал эту мудрость к собственной жизни. А следовало бы. Но если я здесь в роли клиента, то кто мой палач?
– Мы все тут в большей или меньшей степени боимся, – ответила она. – Вот почему – да, я видела – Гуазахт отослал тебя. Он сделал это, чтобы самому чувствовать себя не так паршиво. Если бы ему стало хуже, он не смог бы командовать отрядом. Когда придет время, ты сделаешь то, что вынужден сделать, – ни больше ни меньше, чем каждый из них.
– Не поспешить ли нам? – спросил я. Хвост колонны удалялся, вихляя, как это обычно случается с концом длинной веревки.
– Если мы припустим теперь, многие поймут, что мы в хвосте потому, что боимся. Если же немного подождем, то те, кто видел, как ты разговаривал с Гуазахтом, решат, что он специально отослал тебя назад, чтобы подогнать отстающих, а я просто захотела побыть с тобой.
– Ладно, – согласился я.
Ее рука, влажная от пота и тонкая, как у Доркас, скользнула в мою ладонь.
До этого момента я был уверен, что Дарья и прежде участвовала в сражениях.
– Для тебя это тоже впервые? – спросил я.
– Я могу драться лучше, чем большинство из них, – заявила она. – И мне надоело, что все называют меня шлюхой. Так, бок о бок, мы и пустились вслед за колонной.
22.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33