С этими словами она покрыла мое лицо поцелуями. Кучер оглянулся на нас с победной ухмылкой, предоставив упряжке самой выбирать дорогу:
– Вот так! Еще сотня элей – и мы их сделали!
Круто свернув, фиакр вырвался на узкую дорожку меж двух рядов густого кустарника, и оказался прямо перед стеной огромного здания. Кучер изо всех сил натянул вожжи, но было поздно. Мы въехали в стену, и она разошлась перед нами, словно мираж. За ней оказалось громадное, мрачное помещение, где отчего-то сильно пахло сеном. Впереди был украшенный множеством голубых огоньков алтарь в виде ступенчатой пирамиды размером с добрый коттедж. Увидев его, я тут же понял, отчего видно его так хорошо: кучера сшибло с облучка или, может, он спрыгнул сам. Агия завизжала.
На полном ходу врезались мы в алтарь! Хаос, последовавший за столкновением, невозможно описать. Казалось, все вокруг кружилось в воздухе, сталкиваясь, но попадая – все это сравнимо лишь с хаосом, царившим до сотворения мира. Почва словно бы прыгнула вверх и ударила меня всею своею массой. В ушах загудело.
Я не выпускал из рук «Терминус Эст», пока летел по воздуху, но после падения его уже не было при мне. Я хотел подняться и отыскать его, но обнаружил, что не могу – не хватало сил даже сделать вдох. Где-то вдали закричали. Повернувшись набок, я собрался с силами и вес же-с неимоверным трудом – встал.
Похоже, мы оказались примерно в центре помещения, размерами не уступавшего Башне Величия, однако совершенно пустого – ни внутренних стен, ни лестниц, ни какой-либо мебели. Сквозь золотистую пыль, клубящуюся в лучах света, я разглядел накренившиеся столбы из крашеного дерева. В чейне – или даже больше – над нашими головами виднелись светильники, казавшиеся лишь крохотными светлыми точками. Высоко над ними ветер, которого я не чувствовал, трепал и раздувал разноцветную крышу.
Под ногами моими – и повсюду вокруг, точно на поле какого-нибудь титана после сбора урожая – лежала солома, усеянная досками, из которых был собран алтарь. Обломки дерева были обиты листовым золотом и украшены бирюзой и аметистами. Повинуясь смутным мыслям о том, что меч нужно найти, я побрел вперед и почти сразу же наткнулся на разбитый фиакр. Рядом лежал один из онагров – я, помню, подумал, что он, должно быть, сломал себе шею.
– Палач! – позвал кто-то.
Оглянувшись, я увидел Агию, кое-как держащуюся на ногах, и спросил, цела ли она.
– Жива – и на том спасибо. Но отсюда надо уходить поскорее. Онагр мертв? Я кивнул.
– Жаль, я могла бы сесть на него верхом. А так тебе придется, если сможешь, нести меня. Нога вряд ли выдержит…
С этими словами она сделала шаг ко мне – пришлось прыгнуть к ней, чтобы вовремя удержать от падения.
– Идем, – сказала она. – Оглядись… видишь где-нибудь выход? Скорее! Выхода я не видел.
– Но куда нам так спешить?
– Если уж ослеп и не видишь пола, то хоть принюхайся!
Принюхавшись, я почувствовал запах не просто соломы, но – соломы горящей. Почти тут же увидел я и огонь – язычки пламени, явно только что разгоревшегося из искр, весело плясали в полумраке. Я рванулся бежать, однако ноги почти не слушались.
– Где мы?
– В Соборе Пелерин – некоторые еще называют его Храмом Когтя. Пелерины – это шайка жриц, странствующих по континенту. Они никогда не…
Агия запнулась – мы шли прямо к группе людей в алых одеждах. Или, может быть, это они шли к нам, так как неожиданно оказались совсем близко. Бритоголовые мужчины были вооружены кривыми, точно молодой месяц, блестящими ятаганами, а высокая, точно экзультантка, женщина держала в руках двуручный меч в ножнах – мой «Терминус Эст», Одета она была в длинный узкий плащ с капюшоном и длинными султанами позади.
– Наши лошади понесли, Святейшая Домницелла… ~ начала Агия.
– Это неважно, – оборвала ее женщина, державшая в руках мой меч.
Она была поразительно красива – но не той красотой, что возбуждает желание.
– Это принадлежит мужчине, несущему тебя. Вели ему поставить тебя на ноги и взять это. Ты можешь идти и сама.
– С трудом. Делай, как она говорит, палач.
– Ты не знаешь его имени?
– Он называл, но я забыла.
– Северьян, – сказал я, поддерживая Агию одной рукой, а другой принимая меч.
– Пусть он в руце твоей прекращает свары, – сказала женщина в алом, – но отнюдь не начинает их.
– Солома на полу этого огромного шатра горит. Тебе известно об этом, шатлена?
– Огонь будет погашен. Сестры и наши слуги уже затаптывают угли. – Она помолчала, быстро взглянув на меня, и снова обратилась к Агии:
– Среди обломков уничтоженного вами алтаря мы нашли лишь одну вещь, принадлежащую вам и, видимо, дорогую для вас. Вот этот меч. Мы вернули его вам. Не хотите ли и вы вернуть нам то, что могли найти среди обломков, и что может быть для нас дорого?
Я вспомнил об аметистах.
– Я не нашла ничего ценного, шатлена. – Агия молча покачала головой, и я продолжал:
– Там были обломки дерева, украшенного драгоценными камнями, но я не тронул их.
Бритоголовые мужчины поигрывали эфесами ятаганов и явно рвались в бой, но высокая женщина не двигалась с места. Она окинула взглядом меня, затем – Агию.
– Подойди ко мне, Северьян.
Я сделал шага три вперед, изо всех сил противясь соблазну выхватить из ножен «Терминус Эст», дабы хоть оборониться от клинков бритоголовых. Хозяйка их, взяв меня за запястья, заглянула мне в глаза. Взгляд ее глаз был спокоен, странно светел и тверд, точно то были не глаза, но бериллы.
– На нем нет вины, – сказала она.
– Ты ошибаешься, Домницелла, – пробормотал один из бритоголовых.
– Невиновен, говорю я! Отойди, Северьян, пусть вперед выйдет женщина.
Я сделал, как было сказано, и Агия с трудом сделала шаг к женщине в алом. Та, видя, что другого шага Агии не сделать, сама приблизилась к ней и взяла ее за запястья – так же как и меня. Взглянула ей в глаза, оглянулась на другую женщину, стоявшую за спиной одного из бритоголовых… Прежде чем я успел понять, что происходит, двое вооруженных ятаганами, подступив к Агии, через голову сорвали с нее платье.
– Ничего нет. Великая Мать, – сказал один из них.
– Наверное, настал тот день. Пророчество сбылось. Агия, прикрыв грудь руками, шепнула мне:
– Эти Пелерины – сумасшедшие. Об этом все знают: будь у нас больше времени, я бы предупредила тебя.
– Верните ее тряпье, – распорядилась высокая женщина. – Коготь никогда не исчезал из памяти живущих, но сейчас покинул нас собственной волею. Препятствовать этому невозможно и непозволительно.
– Великая Мать, быть может, мы еще отыщем его среди обломков, – негромко сказала одна из женщин.
– И разве они не заплатят за содеянное? – прибавила вторая.
– Позволь нам убить их, – заропотали бритоголовые. Высокая женщина словно и не слышала их. Она уже шла прочь, и ноги ее, казалось, лишь слегка касались выстеленного соломой пола. Прочие женщины, переглянувшись, последовали за ней. Мужчины, опустив сверкающие клинки, отступили. Агия не без труда оделась. Я спросил у нее, что такое Коготь и кто такие эти Пелерины.
– Выведи меня отсюда, Северьян, и я тебе все объясню. Разговоры о них в их собственном жилище ни к чему. хорошему не приведут. Что там, в стене, – прореха?
Увязая в мягкой соломе, мы пошли в указанном ею направлении. Прорехи в стене не оказалось, но я сумел приподнять край шелковой ткани шатра и выбраться наружу.
Глава 19
Ботанические Сады
Солнечный свет ослеплял; мы словно шагнули из вечерних сумерек в ясный полдень. В воздухе возле шатра до сих пор кружились, медленно падая на землю, золотистые соломинки.
– Вот так-то лучше, – сказала Агия. – Остановись; надо понять, где мы. Пожалуй, где-то справа от нас – Ацамнианская Лестница. Кучер вряд ли рискнул бы спускаться прямо по ней – хотя с него сталось бы, чего доброго. Она приведет нас к Садам кратчайшим путем. Дай руку, Северьян, моя нога еще не совсем прошла.
Мы ступили на траву, и тогда я увидел, что огромный шатер-храм установлен на обширном лугу среди богатых особняков; колеблющиеся на ветру колокольни возвышались над толстыми каменными оградами. Луг был окружен широкой дорожкой, вымощенной булыжником, и, когда мы добрались до нее, я снова спросил, что представляют собою Пелерины.
Агия искоса взглянула на меня.
– Прости, но мне нелегко говорить о профессиональных девственницах с мужчиной, только что видевшим меня обнаженной. В других обстоятельствах все могло бы быть иначе. – Она глубоко вздохнула. – На самом-то деле я мало знаю о них. В нашей лавке имеются и их одежды, и как-то я спросила брата о них и внимательно выслушала ответ. Эти красные балахоны – весьма популярные маскарадные костюмы.
В общем, как ты уже понял и сам, это – довольно известный религиозный орден. Алый цвет символизирует свет, низвергаемый на землю Новым Солнцем, а сами Пелерины низвергаются на землевладельцев, странствуя по континенту со своим храмом и самовольно устанавливая его, где пожелают. Орден их, как сами они говорят, владеет самой ценной реликвией мироздания, Когтем Миротворца, и поэтому алый цвет может символизировать и Раны, От Когтя Причиненные.
– Вот не знал, что у него были когти, – заметил я, желая сострить.
– Не настоящий коготь. Говорят, это – драгоценный камень. Ты наверняка слышал о нем. Я не понимаю, отчего его называют Когтем; это вряд ли знают и сами Пелерины. Но – сам понимаешь, сколь важна реликвия, имеющая прямое отношение к Миротворцу! В конце концов современное знание о нем – чисто исторического характера. То есть мы либо признаем, либо отрицаем, что он когда-то, в далеком прошлом, вступал в контакт с нашей расой. Если Коготь – на самом деле то, чем его объявляют Пелерины, Миротворец в самом деле когда-то жил, хотя к настоящему времени мог и умереть.
Изумленный взгляд встречной женщины, несшей в руках цимбалы, подсказал мне, что накидка, приобретенная у брата Агии, распахнулась, открыв для всеобщего обозрения мой гильдейский плащ цвета сажи (наверняка показавшийся бедной женщине этаким сгустком тьмы). Поправив накидку и застегнув фибулу, я сказал:
– Чем больше размышляешь над любым религиозным аргументом, тем меньше становится его значимость. Допустим, Миротворец вправду жил среди нас зоны назад, а теперь он мертв. Для кого это имеет значение, кроме историков и религиозных фанатиков? Мне дорога легенда о нем, как часть нашего сокровенного прошлого, но для современности имеет какое-либо значение только эта легенда, а никак не прах Миротворца!
Агия потерла ладонь о ладонь, словно стараясь согреть руки в солнечных лучах.
– Если он… Северьян, здесь нужно свернуть за угол, и покажется лестница – вон там, где статуи эпонимов… Если он существовал, он, по определению, был Всемогущим Властителем. Что означает неограниченную власть над реальностью, включая сюда и время. Верно?
Я кивнул.
– А если так, ничто не препятствует ему переместиться из прошлого, скажем, трехсотлетней давности в ту временную точку, которую мы с тобой называем настоящим. Мертвый ли, живой; если он когда-либо существовал, то может находиться всего в квартале – или в паре дней – от нас.
Мы добрались до верхней площадки лестницы. Ступени ее, вытесанные из камня, белого, как соль, были порой широки и пологи, порой же – круты, будто трап. Там и сям расставлены были на них лотки кондитеров, продавцов обезьян и прочих торговцев в том же роде. Отчего-то было очень приятно, спускаясь по этим ступеням, беседовать с Агией о тайнах мироздания, и я сказал:
– И все – из-за каких-то женщин, заявляющих, будто они владеют одним из его когтей! Надо полагать, и без чудесных исцелений там не обходится?
– Они говорят, что случается и такое. А еще Коготь может залечивать раны, оживлять умерших, сотворять из глины новые виды живых существ, помогать унимать похоть и так далее. Все то, на что был способен сам Миротворец.
– Это ты надо мною смеешься?
– Нет, я смеюсь в лицо солнцу. Ты ведь знаешь, что оно делает с лицами женщин?
– Да, оно делает их смуглыми.
– Оно уродует нас! Начать с того, что лучи солнца сушат кожу, отчего на ней появляются морщины! Вдобавок они освещают и выставляют всем напоказ любой изъян – даже самый мелкий. Помнишь, как Урваши любила Пурураваса, пока не увидела его в ярком свете солнца? А я чувствую его лучи на своем лице и думаю: «Мне плевать на тебя! Я еще достаточно молода, чтобы обращать на тебя внимание, а на будущий год подберу себе в нашей лавке широкополую шляпу!» В ярких солнечных лучах лицу Агии в самом деле было далеко до совершенства, однако ей нечего было бояться. Недостатки ее лишь пуще разжигали мое вожделение. Она обладала тем самым – безнадежным и в то же время исполненным надежд мужеством, что свойственно бедным и, пожалуй, привлекательней, чем все прочие человеческие качества. Изъяны Агии только придавали ей осязаемости.
– Признаться, – продолжала она, сжав мою руку, – я никогда не понимала, отчего люди наподобие этих Пелерин всегда думают, будто обычному человеку непременно нужно помогать унимать похоть. Мой опыт показывает, что обычные люди и сами неплохо с этим справляются, причем – каждый день. Нужно лишь найти себе кого-нибудь под пару…
– Значит, тебе не все равно, люблю ли я тебя? Это было шуткой разве что наполовину.
– Любая женщина хочет, чтобы ее любили, и чем больше мужчин любит ее, тем лучше! Но – тебе я вряд ли отвечу взаимностью, если ты об этом. Все вышло бы очень легко – после таких прогулок по городу. Но если тебя вечером убьют, ночью мне будет очень плохо.
– Мне тоже, – сказал я.
– Ничего подобного! Тебе уже будет наплевать на все. Мертвому не больно – тебе это должно быть известно лучше, чем любому прочему!
– Я почти склонен считать, что всю эту заваруху устроила ты или твой брат. Когда пришел Серпентрион, ты была снаружи – может, это ты сказала ему что-нибудь, чтобы настроить против меня? Может, он – твой любовник?
Агия рассмеялась.
– Взгляни на меня! Да, платье мое из парчи, но что под ним – ты видел. Я хожу босиком. Есть ли на мне кольца или серьги? Или серебряная ламия на шее? Или золотые браслеты на запястьях? Нет? Тогда можешь быть Уверен, что я не кручу любовь с офицером Дворцовой Стражи! Ко мне навязывается в сожители только один старый моряк, уродливый и бедный. Мы с Агилюсом существуем лишь за счет нашей лавки. Она оставлена нам матерью, и не заложена только потому, что не сыскалось в городе человека, достаточно глупого, чтобы дать под нее что-нибудь. Порой мы раздираем что-нибудь из товара в лоскуты, продаем их тем, кто делает бумагу, и нам хватает на миску чечевицы…
– Ну, сегодня вечером ты наешься досыта, – заметил я. – Я хорошо заплатил твоему брату за эту накидку.
– Ка-ак? – Похоже, к Агии вернулось шутливое настроение; она отступила на шаг и, разинув рот, изобразила крайнюю степень изумления. – Ты не собираешься угостить меня ужином? И это – после того, как я потратила целый день, чтобы научить тебя уму-разуму?
– И попутно втравила меня в историю с этим алтарем.
– Мне жаль, что так вышло, правда! Я подумала, что твоим ногам лучше как следует отдохнуть перед боем. А тут появилась та парочка – и я решила, что это для тебя неплохой шанс заработать…
Отведя от меня взгляд, она повернулась к одному m бюстов, украшавших лестницу.
– Все затевалось только ради этого? – спросил я.
– Сказать правду, мне хотелось, чтобы все приняли тебя за армигера. Армигеры часто расхаживают по улицам в странной одежде – когда идут на турнир или на пик ник. И лицо у тебя подходящее. Я ведь и сама приняла тебя за армигера, когда ты подошел к лавке. И уж решила что мной вполне может заинтересоваться какой-нибудь армигер или даже незаконный сын экзультанта – пonoь хотя бы в шутку… Ну, откуда мне было знать, что так выйдет?
– Понятно… – Внезапно меня одолел смех. – Однако глупо же мы, наверное, выглядели, когда неслись в этом фиакре!
– Если понял это, поцелуй меня!
Я окаменел от удивления.
– Ну же! Много ли шансов осталось у тебя? А я дам тебе все, чего захочешь… – Она умолкла и вдруг рассмеялась тоже. – Быть может, после ужина, если сумеем найти уединенное местечко… Хотя – перед боем, наверное, лучше не стоит.
Она обняла меня и потянулась к моим губам. Груди ее оказались упруги и высоки; бедра прижались к моим.
– Вот так… – Она оттолкнула меня. – Взгляни, Северьян! Видишь – там, между пилонами?..
Там, внизу, блестела, словно зеркало, поверхность воды.
– Река.
– Да, это Гьолл. Теперь – налево. Остров трудно разглядеть – слишком много ненюфар, но там трава должна быть ярче и светлее. Видишь, стекло сверкает на солнце?
– Что-то такое вижу. Это здание – целиком из стекла? Агия кивнула.
– Это и есть Ботанические Сады. Там ты сорвешь себе аверн – нужно лишь потребовать это как полагающееся по праву.
Дальше мы спускались молча. Адамнианская Лестница, змеей петлявшая по склону холма, очевидно, была популярным (Местом для прогулок – я видел множество прекрасно одетых пар, мужчин с отметинами былой бедности на лицах, шумно резвящихся детей… Над противоположным берегом Гьолла темнели, навевая печаль, башни Цитадели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
– Вот так! Еще сотня элей – и мы их сделали!
Круто свернув, фиакр вырвался на узкую дорожку меж двух рядов густого кустарника, и оказался прямо перед стеной огромного здания. Кучер изо всех сил натянул вожжи, но было поздно. Мы въехали в стену, и она разошлась перед нами, словно мираж. За ней оказалось громадное, мрачное помещение, где отчего-то сильно пахло сеном. Впереди был украшенный множеством голубых огоньков алтарь в виде ступенчатой пирамиды размером с добрый коттедж. Увидев его, я тут же понял, отчего видно его так хорошо: кучера сшибло с облучка или, может, он спрыгнул сам. Агия завизжала.
На полном ходу врезались мы в алтарь! Хаос, последовавший за столкновением, невозможно описать. Казалось, все вокруг кружилось в воздухе, сталкиваясь, но попадая – все это сравнимо лишь с хаосом, царившим до сотворения мира. Почва словно бы прыгнула вверх и ударила меня всею своею массой. В ушах загудело.
Я не выпускал из рук «Терминус Эст», пока летел по воздуху, но после падения его уже не было при мне. Я хотел подняться и отыскать его, но обнаружил, что не могу – не хватало сил даже сделать вдох. Где-то вдали закричали. Повернувшись набок, я собрался с силами и вес же-с неимоверным трудом – встал.
Похоже, мы оказались примерно в центре помещения, размерами не уступавшего Башне Величия, однако совершенно пустого – ни внутренних стен, ни лестниц, ни какой-либо мебели. Сквозь золотистую пыль, клубящуюся в лучах света, я разглядел накренившиеся столбы из крашеного дерева. В чейне – или даже больше – над нашими головами виднелись светильники, казавшиеся лишь крохотными светлыми точками. Высоко над ними ветер, которого я не чувствовал, трепал и раздувал разноцветную крышу.
Под ногами моими – и повсюду вокруг, точно на поле какого-нибудь титана после сбора урожая – лежала солома, усеянная досками, из которых был собран алтарь. Обломки дерева были обиты листовым золотом и украшены бирюзой и аметистами. Повинуясь смутным мыслям о том, что меч нужно найти, я побрел вперед и почти сразу же наткнулся на разбитый фиакр. Рядом лежал один из онагров – я, помню, подумал, что он, должно быть, сломал себе шею.
– Палач! – позвал кто-то.
Оглянувшись, я увидел Агию, кое-как держащуюся на ногах, и спросил, цела ли она.
– Жива – и на том спасибо. Но отсюда надо уходить поскорее. Онагр мертв? Я кивнул.
– Жаль, я могла бы сесть на него верхом. А так тебе придется, если сможешь, нести меня. Нога вряд ли выдержит…
С этими словами она сделала шаг ко мне – пришлось прыгнуть к ней, чтобы вовремя удержать от падения.
– Идем, – сказала она. – Оглядись… видишь где-нибудь выход? Скорее! Выхода я не видел.
– Но куда нам так спешить?
– Если уж ослеп и не видишь пола, то хоть принюхайся!
Принюхавшись, я почувствовал запах не просто соломы, но – соломы горящей. Почти тут же увидел я и огонь – язычки пламени, явно только что разгоревшегося из искр, весело плясали в полумраке. Я рванулся бежать, однако ноги почти не слушались.
– Где мы?
– В Соборе Пелерин – некоторые еще называют его Храмом Когтя. Пелерины – это шайка жриц, странствующих по континенту. Они никогда не…
Агия запнулась – мы шли прямо к группе людей в алых одеждах. Или, может быть, это они шли к нам, так как неожиданно оказались совсем близко. Бритоголовые мужчины были вооружены кривыми, точно молодой месяц, блестящими ятаганами, а высокая, точно экзультантка, женщина держала в руках двуручный меч в ножнах – мой «Терминус Эст», Одета она была в длинный узкий плащ с капюшоном и длинными султанами позади.
– Наши лошади понесли, Святейшая Домницелла… ~ начала Агия.
– Это неважно, – оборвала ее женщина, державшая в руках мой меч.
Она была поразительно красива – но не той красотой, что возбуждает желание.
– Это принадлежит мужчине, несущему тебя. Вели ему поставить тебя на ноги и взять это. Ты можешь идти и сама.
– С трудом. Делай, как она говорит, палач.
– Ты не знаешь его имени?
– Он называл, но я забыла.
– Северьян, – сказал я, поддерживая Агию одной рукой, а другой принимая меч.
– Пусть он в руце твоей прекращает свары, – сказала женщина в алом, – но отнюдь не начинает их.
– Солома на полу этого огромного шатра горит. Тебе известно об этом, шатлена?
– Огонь будет погашен. Сестры и наши слуги уже затаптывают угли. – Она помолчала, быстро взглянув на меня, и снова обратилась к Агии:
– Среди обломков уничтоженного вами алтаря мы нашли лишь одну вещь, принадлежащую вам и, видимо, дорогую для вас. Вот этот меч. Мы вернули его вам. Не хотите ли и вы вернуть нам то, что могли найти среди обломков, и что может быть для нас дорого?
Я вспомнил об аметистах.
– Я не нашла ничего ценного, шатлена. – Агия молча покачала головой, и я продолжал:
– Там были обломки дерева, украшенного драгоценными камнями, но я не тронул их.
Бритоголовые мужчины поигрывали эфесами ятаганов и явно рвались в бой, но высокая женщина не двигалась с места. Она окинула взглядом меня, затем – Агию.
– Подойди ко мне, Северьян.
Я сделал шага три вперед, изо всех сил противясь соблазну выхватить из ножен «Терминус Эст», дабы хоть оборониться от клинков бритоголовых. Хозяйка их, взяв меня за запястья, заглянула мне в глаза. Взгляд ее глаз был спокоен, странно светел и тверд, точно то были не глаза, но бериллы.
– На нем нет вины, – сказала она.
– Ты ошибаешься, Домницелла, – пробормотал один из бритоголовых.
– Невиновен, говорю я! Отойди, Северьян, пусть вперед выйдет женщина.
Я сделал, как было сказано, и Агия с трудом сделала шаг к женщине в алом. Та, видя, что другого шага Агии не сделать, сама приблизилась к ней и взяла ее за запястья – так же как и меня. Взглянула ей в глаза, оглянулась на другую женщину, стоявшую за спиной одного из бритоголовых… Прежде чем я успел понять, что происходит, двое вооруженных ятаганами, подступив к Агии, через голову сорвали с нее платье.
– Ничего нет. Великая Мать, – сказал один из них.
– Наверное, настал тот день. Пророчество сбылось. Агия, прикрыв грудь руками, шепнула мне:
– Эти Пелерины – сумасшедшие. Об этом все знают: будь у нас больше времени, я бы предупредила тебя.
– Верните ее тряпье, – распорядилась высокая женщина. – Коготь никогда не исчезал из памяти живущих, но сейчас покинул нас собственной волею. Препятствовать этому невозможно и непозволительно.
– Великая Мать, быть может, мы еще отыщем его среди обломков, – негромко сказала одна из женщин.
– И разве они не заплатят за содеянное? – прибавила вторая.
– Позволь нам убить их, – заропотали бритоголовые. Высокая женщина словно и не слышала их. Она уже шла прочь, и ноги ее, казалось, лишь слегка касались выстеленного соломой пола. Прочие женщины, переглянувшись, последовали за ней. Мужчины, опустив сверкающие клинки, отступили. Агия не без труда оделась. Я спросил у нее, что такое Коготь и кто такие эти Пелерины.
– Выведи меня отсюда, Северьян, и я тебе все объясню. Разговоры о них в их собственном жилище ни к чему. хорошему не приведут. Что там, в стене, – прореха?
Увязая в мягкой соломе, мы пошли в указанном ею направлении. Прорехи в стене не оказалось, но я сумел приподнять край шелковой ткани шатра и выбраться наружу.
Глава 19
Ботанические Сады
Солнечный свет ослеплял; мы словно шагнули из вечерних сумерек в ясный полдень. В воздухе возле шатра до сих пор кружились, медленно падая на землю, золотистые соломинки.
– Вот так-то лучше, – сказала Агия. – Остановись; надо понять, где мы. Пожалуй, где-то справа от нас – Ацамнианская Лестница. Кучер вряд ли рискнул бы спускаться прямо по ней – хотя с него сталось бы, чего доброго. Она приведет нас к Садам кратчайшим путем. Дай руку, Северьян, моя нога еще не совсем прошла.
Мы ступили на траву, и тогда я увидел, что огромный шатер-храм установлен на обширном лугу среди богатых особняков; колеблющиеся на ветру колокольни возвышались над толстыми каменными оградами. Луг был окружен широкой дорожкой, вымощенной булыжником, и, когда мы добрались до нее, я снова спросил, что представляют собою Пелерины.
Агия искоса взглянула на меня.
– Прости, но мне нелегко говорить о профессиональных девственницах с мужчиной, только что видевшим меня обнаженной. В других обстоятельствах все могло бы быть иначе. – Она глубоко вздохнула. – На самом-то деле я мало знаю о них. В нашей лавке имеются и их одежды, и как-то я спросила брата о них и внимательно выслушала ответ. Эти красные балахоны – весьма популярные маскарадные костюмы.
В общем, как ты уже понял и сам, это – довольно известный религиозный орден. Алый цвет символизирует свет, низвергаемый на землю Новым Солнцем, а сами Пелерины низвергаются на землевладельцев, странствуя по континенту со своим храмом и самовольно устанавливая его, где пожелают. Орден их, как сами они говорят, владеет самой ценной реликвией мироздания, Когтем Миротворца, и поэтому алый цвет может символизировать и Раны, От Когтя Причиненные.
– Вот не знал, что у него были когти, – заметил я, желая сострить.
– Не настоящий коготь. Говорят, это – драгоценный камень. Ты наверняка слышал о нем. Я не понимаю, отчего его называют Когтем; это вряд ли знают и сами Пелерины. Но – сам понимаешь, сколь важна реликвия, имеющая прямое отношение к Миротворцу! В конце концов современное знание о нем – чисто исторического характера. То есть мы либо признаем, либо отрицаем, что он когда-то, в далеком прошлом, вступал в контакт с нашей расой. Если Коготь – на самом деле то, чем его объявляют Пелерины, Миротворец в самом деле когда-то жил, хотя к настоящему времени мог и умереть.
Изумленный взгляд встречной женщины, несшей в руках цимбалы, подсказал мне, что накидка, приобретенная у брата Агии, распахнулась, открыв для всеобщего обозрения мой гильдейский плащ цвета сажи (наверняка показавшийся бедной женщине этаким сгустком тьмы). Поправив накидку и застегнув фибулу, я сказал:
– Чем больше размышляешь над любым религиозным аргументом, тем меньше становится его значимость. Допустим, Миротворец вправду жил среди нас зоны назад, а теперь он мертв. Для кого это имеет значение, кроме историков и религиозных фанатиков? Мне дорога легенда о нем, как часть нашего сокровенного прошлого, но для современности имеет какое-либо значение только эта легенда, а никак не прах Миротворца!
Агия потерла ладонь о ладонь, словно стараясь согреть руки в солнечных лучах.
– Если он… Северьян, здесь нужно свернуть за угол, и покажется лестница – вон там, где статуи эпонимов… Если он существовал, он, по определению, был Всемогущим Властителем. Что означает неограниченную власть над реальностью, включая сюда и время. Верно?
Я кивнул.
– А если так, ничто не препятствует ему переместиться из прошлого, скажем, трехсотлетней давности в ту временную точку, которую мы с тобой называем настоящим. Мертвый ли, живой; если он когда-либо существовал, то может находиться всего в квартале – или в паре дней – от нас.
Мы добрались до верхней площадки лестницы. Ступени ее, вытесанные из камня, белого, как соль, были порой широки и пологи, порой же – круты, будто трап. Там и сям расставлены были на них лотки кондитеров, продавцов обезьян и прочих торговцев в том же роде. Отчего-то было очень приятно, спускаясь по этим ступеням, беседовать с Агией о тайнах мироздания, и я сказал:
– И все – из-за каких-то женщин, заявляющих, будто они владеют одним из его когтей! Надо полагать, и без чудесных исцелений там не обходится?
– Они говорят, что случается и такое. А еще Коготь может залечивать раны, оживлять умерших, сотворять из глины новые виды живых существ, помогать унимать похоть и так далее. Все то, на что был способен сам Миротворец.
– Это ты надо мною смеешься?
– Нет, я смеюсь в лицо солнцу. Ты ведь знаешь, что оно делает с лицами женщин?
– Да, оно делает их смуглыми.
– Оно уродует нас! Начать с того, что лучи солнца сушат кожу, отчего на ней появляются морщины! Вдобавок они освещают и выставляют всем напоказ любой изъян – даже самый мелкий. Помнишь, как Урваши любила Пурураваса, пока не увидела его в ярком свете солнца? А я чувствую его лучи на своем лице и думаю: «Мне плевать на тебя! Я еще достаточно молода, чтобы обращать на тебя внимание, а на будущий год подберу себе в нашей лавке широкополую шляпу!» В ярких солнечных лучах лицу Агии в самом деле было далеко до совершенства, однако ей нечего было бояться. Недостатки ее лишь пуще разжигали мое вожделение. Она обладала тем самым – безнадежным и в то же время исполненным надежд мужеством, что свойственно бедным и, пожалуй, привлекательней, чем все прочие человеческие качества. Изъяны Агии только придавали ей осязаемости.
– Признаться, – продолжала она, сжав мою руку, – я никогда не понимала, отчего люди наподобие этих Пелерин всегда думают, будто обычному человеку непременно нужно помогать унимать похоть. Мой опыт показывает, что обычные люди и сами неплохо с этим справляются, причем – каждый день. Нужно лишь найти себе кого-нибудь под пару…
– Значит, тебе не все равно, люблю ли я тебя? Это было шуткой разве что наполовину.
– Любая женщина хочет, чтобы ее любили, и чем больше мужчин любит ее, тем лучше! Но – тебе я вряд ли отвечу взаимностью, если ты об этом. Все вышло бы очень легко – после таких прогулок по городу. Но если тебя вечером убьют, ночью мне будет очень плохо.
– Мне тоже, – сказал я.
– Ничего подобного! Тебе уже будет наплевать на все. Мертвому не больно – тебе это должно быть известно лучше, чем любому прочему!
– Я почти склонен считать, что всю эту заваруху устроила ты или твой брат. Когда пришел Серпентрион, ты была снаружи – может, это ты сказала ему что-нибудь, чтобы настроить против меня? Может, он – твой любовник?
Агия рассмеялась.
– Взгляни на меня! Да, платье мое из парчи, но что под ним – ты видел. Я хожу босиком. Есть ли на мне кольца или серьги? Или серебряная ламия на шее? Или золотые браслеты на запястьях? Нет? Тогда можешь быть Уверен, что я не кручу любовь с офицером Дворцовой Стражи! Ко мне навязывается в сожители только один старый моряк, уродливый и бедный. Мы с Агилюсом существуем лишь за счет нашей лавки. Она оставлена нам матерью, и не заложена только потому, что не сыскалось в городе человека, достаточно глупого, чтобы дать под нее что-нибудь. Порой мы раздираем что-нибудь из товара в лоскуты, продаем их тем, кто делает бумагу, и нам хватает на миску чечевицы…
– Ну, сегодня вечером ты наешься досыта, – заметил я. – Я хорошо заплатил твоему брату за эту накидку.
– Ка-ак? – Похоже, к Агии вернулось шутливое настроение; она отступила на шаг и, разинув рот, изобразила крайнюю степень изумления. – Ты не собираешься угостить меня ужином? И это – после того, как я потратила целый день, чтобы научить тебя уму-разуму?
– И попутно втравила меня в историю с этим алтарем.
– Мне жаль, что так вышло, правда! Я подумала, что твоим ногам лучше как следует отдохнуть перед боем. А тут появилась та парочка – и я решила, что это для тебя неплохой шанс заработать…
Отведя от меня взгляд, она повернулась к одному m бюстов, украшавших лестницу.
– Все затевалось только ради этого? – спросил я.
– Сказать правду, мне хотелось, чтобы все приняли тебя за армигера. Армигеры часто расхаживают по улицам в странной одежде – когда идут на турнир или на пик ник. И лицо у тебя подходящее. Я ведь и сама приняла тебя за армигера, когда ты подошел к лавке. И уж решила что мной вполне может заинтересоваться какой-нибудь армигер или даже незаконный сын экзультанта – пonoь хотя бы в шутку… Ну, откуда мне было знать, что так выйдет?
– Понятно… – Внезапно меня одолел смех. – Однако глупо же мы, наверное, выглядели, когда неслись в этом фиакре!
– Если понял это, поцелуй меня!
Я окаменел от удивления.
– Ну же! Много ли шансов осталось у тебя? А я дам тебе все, чего захочешь… – Она умолкла и вдруг рассмеялась тоже. – Быть может, после ужина, если сумеем найти уединенное местечко… Хотя – перед боем, наверное, лучше не стоит.
Она обняла меня и потянулась к моим губам. Груди ее оказались упруги и высоки; бедра прижались к моим.
– Вот так… – Она оттолкнула меня. – Взгляни, Северьян! Видишь – там, между пилонами?..
Там, внизу, блестела, словно зеркало, поверхность воды.
– Река.
– Да, это Гьолл. Теперь – налево. Остров трудно разглядеть – слишком много ненюфар, но там трава должна быть ярче и светлее. Видишь, стекло сверкает на солнце?
– Что-то такое вижу. Это здание – целиком из стекла? Агия кивнула.
– Это и есть Ботанические Сады. Там ты сорвешь себе аверн – нужно лишь потребовать это как полагающееся по праву.
Дальше мы спускались молча. Адамнианская Лестница, змеей петлявшая по склону холма, очевидно, была популярным (Местом для прогулок – я видел множество прекрасно одетых пар, мужчин с отметинами былой бедности на лицах, шумно резвящихся детей… Над противоположным берегом Гьолла темнели, навевая печаль, башни Цитадели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32