А уж твои отец с матерью – встретить бы их сегодня – я им головы сверну; вот кто радуется! А мачеха! Так и вижу – сидит и хохочет, выбитый зуб показывает, у нее наверху один зуб выбит, говорят, покойного батюшки работа. Все королевство веселится – кроме меня. Меня! Ха-ха!
Придворный (входя). Господин Нильс Юлленшерна!
Эрик. Юлленшерна! Какое счастье! Это преданный человек, и подлинно человек! Внести его на золотом стуле!
Карин (встает). Я уйду!
Эрик. Ступай ко всем чертям! (Швыряет ей вслед шкатулку.) И сплетничай на здоровье!
Входит Нильс Юлленшерна.
Нильс! Ты! Приятно поговорить с умным человеком после всех этих ублюдков! Скажи-ка, Нильс, что за история там вышла на английских берегах? Спятила она, что ли?
Нильс Юлленшерна. Нет, ваше величество, дело весьма просто: сердце ее, как говорится, отдано графу Лейстеру – и что тут скажешь?
Эрик. Ха-ха! Любовничек! Выходит, она шлюха.
Нильс Юлленшерна. Во всяком случае, непорочность королевы-девственницы – в прошлом.
Эрик. И его имя – Лейстер. Нельзя ли его убить?
Нильс Юлленшерна. Отчего бы нет – за хорошее вознаграждение.
Эрик. Хочешь ты убить его?
Нильс Юлленшерна. Я?
Эрик. Десять тысяч талеров! Ну?
Нильс Юлленшерна. Я? Король не шутит?
Эрик. Шутить? Деньги на бочку!
Нильс Юлленшерна. Я полагал, ваше величество шутит, предлагая мне сделаться убийцей!
Эрик. Что же тут оскорбительного?
Нильс Юлленшерна. Шведскому дворянину…
Эрик. Но шведский король! Ты намерен, кажется, обучать меня нравственности?
Нильс Юлленшерна. Я шел сюда с намерениями совсем иными, но коль скоро мой король так мало меня уважает, я прошу позволения удалиться.
Эрик. Предатель! И ты! Все вы дворянские отродья, воображаете себя выше Васы. Убирайся!
Нильс Юлленшерна качает головой и уходит.
И нечего головой трясти, не то я тебя так встряхну, что тебе небо с овчинку покажется.
Нильс Юлленшерна останавливается и пристально смотрит на Эрика.
Гляди, гляди, небось не лопну! (Нильс Юлленшерна качает головой и уходит, Эрик, один, бродит по сцене; спотыкается о разбросанные по полу предметы; потом падает на диван, устланный тигровой шкурой, – хохочет и рыдает.)
Йоран Перссон (входит, подходит к Эрику, преклоняет колени.) Мой король!
Эрик. Йоран, Йоран! Я сердился на тебя, но все это позади! Сядь, говори же!
Йоран Перссон. Спрашивайте, ваше величество!
Эрик. Никакого «величества». Мы на «ты»! Так лучше, проще! Знаешь новость?
Йоран Перссон. Никакой не знаю новости!
Эрик. Так-так! Я отказал англичанке!
Йоран Перссон. Но отчего?
Эрик. Она оказалась шлюхой, у ней любовник… словом, все кончено. Но у меня желчь разливается, как подумаю, что Стуре вообразили, будто она сама отставила меня, и пойдут теперь меня позорить!
Йоран Перссон. Избави боже!
Эрик. Йоран! Объясни ты мне, отчего Стуре вечно становятся Васам поперек дороги? Род их особенный, роковой какой-то? В, чем там дело?
Йоран Перссон. Трудно сказать. Все они люди добрые, звезд с неба не хватают, но начало ведут ведь от убийцы Энгельбректа …
Эрик. Вот не подумал. Быть может, кровь его и помешала им взойти на престол?
Йоран Перссон. В их жилах течет к тому же кровь Эрика Святого и Фолькунгов, одним словом, все надежды Швеции витали вкруг их купелей. Но отчего ты их боишься? Сам видишь, судьба, как говорится, избрала и возвеличила род Васы!
Эрик. Отчего я ненавижу их? Если б знать! Быть может, оттого, что Сванте Стуре любил первую мою мачеху и в родстве со второю, а уж ее-то я всем сердцем ненавижу!
Йоран Перссон. Король и друг мой, ты так часто повторяешь слово «ненавижу», что в конце концов вообразишь, будто все человечество против тебя в заговоре. Забудь ты это слово! Слово положило начало творению. И ты отравляешь себя этим заклятьем! Почаще говори «люблю», «люблю», и ты поймешь, что тебя любят.
Эрик. Новая музыка, Йоран; ты был там и нагляделся?
Йоран Перссон. Да, я был там!
Эрик. Это Агда, разумеется?
Йоран Перссон. Нет… другая!
Эрик. И хорошенькая?
Йоран Перссон. Нет, для всех она дурнушка; но вдруг я увидел прообраз, как говорит Платон. Знаешь – откровенье прекрасного, нечто вечное – за маскою лица, и вот… м-м… вот я ее люблю.
Эрик. Как странно! Когда ты выговорил слово «люблю», которого стыдился прежде, ты стал хорош собою, ты преобразился…
Йоран Перссон. Неужто я так уж безобразен?
Эрик. Чудовищно! Разве ты в зеркало никогда не гляделся?
Йоран Перссон. Избегаю зеркал! Вообрази, однако, – она меня считает красивым! Ха-ха!
Эрик. Она всегда так считает?
Йоран Перссон. Нет, не всегда. Только когда я не злобствую!
Эрик. Ха-ха! Значит, когда ты мил!
Йоран Перссон (смущенно). Если угодно!
Эрик. Ты стал слюнтяй какой-то, Йоран. Я тебя, право, не узнаю!
Йоран Перссон. Tant mieux для врагов моих!
Эрик. Скоро ль думаешь жениться?
Йоран Перссон. Быть может!
Эрик. А теперь скажи, кого бы мне взять в жены?
Йоран Перссон. Катарину Польскую, разумеется, тогда мы приобретем все берега балтийские и сам кайзер станет нам родственник.
Эрик (вскакивает). Проклятье! Какая мысль! Ты замечательный человек, Йоран. То-то я давеча говорил Карин, что когда ты рядом, мне можно не думать. Гонца сюда! Проклятье! (Трижды хлопает в ладоши. Входит придворный. Эрик вне себя.) Тотчас послать за герцогом Юханом! Схватить его – живого или мертвого… Будет противиться – перебить ему руки и ноги! Живее!
Придворный уходит.
Йоран Перссон. Что это значит?
Эрик. А то и значит, что мерзавец обманом добился у меня разрешения на брак с Катариной Польской!
Йоран Перссон. Дело скверно!
Эрик. Сам дьявол смешал все мои карты. Сын мачехи, родня всем Стуре, завладеет берегами балтийскими! Иезуит, папист, станет родственником кайзеру!
Йоран Перссон. Что ты наделал, Эрик? Ах, зачем ты не спросил совета у меня? Подумай! Потомки Юхана будут королями Царства Польского, где людей не меньше, чем во Франции, Царства Польского, простирающегося до границ российских! Внуки Юхана станут кайзерами в Австрии, и супруга его через Сфорцев имеет наследственные владения в Неаполе! Беда, беда!
Эрик. Вот и надо удавить змею в зародыше, пока не вылупилась из яйца…
Йоран Перссон. Католики на нас ополчатся; ты знаешь связи Юхана с иезуитами, с приверженцами папы! Что ты наделал, Эрик!
Эрик. Самая страшная глупость в моей жизни!
Йоран Перссон. Так пусть же она и будет последней!
Эрик. Да теперь уж я научен… Заметил ты: за что бы я ни взялся, все выходит из рук вон глупо и нелепо!
Йоран Перссон. Ну-ну, не преувеличивай, но тебе и точно не везет!
Эрик. Ну, а тебе? Вот по ком плачет виселица! Но ты так много знаешь по сравнению со мной, что должен быть моим советником… Подумай, и все это мне в награду за щедрость, за великодушие…
Йоран Перссон. Если ты и вправду желаешь видеть меня своим советником, ты только не назначай меня, пожалуйста, государственным секретарем, который за все в ответе, но и пикнуть не смеет. Нет, ты дай мне настоящую власть, чтобы я нес ответственность за свои решения и поступки! Сделай меня прокуратором!
Эрик. Изволь! Отныне ты прокуратор!
Йоран Перссон. Требуется еще утверждение риксдага…
Эрик. Ни к чему! Я сам себе хозяин!
Йоран Перссон. Пусть будет так!
Входит придворный.
Эрик. Говори!
Придворный. Корабль герцога отплыл с попутным ветром…
Эрик. Я погиб!
Йоран Перссон. Снаряди погоню! Скорее!
Придворный. Но благородный господин Нильс Юллен-шерна от себя просил сообщить кое-что, касаемое до этого обстоятельства…
Эрик. Выкладывай, живее!
Придворный. Дело в том, что герцог Юхан…
Эрик. Йоран, Йоран!
Придворный. Герцог Юхан тайно обвенчан с польскою принцессой…
Эрик садится.
Йоран Перссон. Тогда мы спасены; уж положись на меня!
Эрик. Ничего не пойму…
Йоран Перссон. Своим поступком герцог нарушил Арборгскую конституцию и вступил в союз с чужой державой. Пошли ему вдогонку флот, схвати его, и да свершится суд над ним! Согласен?
Эрик. Но чего я тем добьюсь?
Йоран Перссон. Одним врагом у тебя будет меньше, и врагом опасным!
Эрик. Братоубийственные раздоры, стало быть, не кончены.
Йоран Перссон. Нет, покуда жив герцог Юхан, наследовавший, благодаря матери, кровь Фолькунгов от короля Вальдемара , – не будет мира в этой стране! (Придворному.) Немедля зови к королю адмирала Хорна – и да грянет буря!
Эрик. Кто король – ты или я?
Йоран Перссон. Сейчас как будто я!
Эрик. Уж слишком ты силен, Йоран, Йоран!
Йоран Перссон. Ничуть. Ты просто слишком слаб!
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Комната в доме Йорана Перссона. В правом углу плита и на ней кухонная утварь; возле нее обеденный стол. В левом углу письменный стол Йорана. Йоран Перссон сидит за столом и пишет.
Мать (у плиты). Ты бы поел, мальчик!
Йоран Перссон. Не могу, мама!
Мать. Опять все перестоится!
Йоран Перссон. Если и перестоится – только вкуснее будет! Будь добра, не мешай. (Пишет.)
Мать (подходит к Йорану). Йоран, правда ли, что ты опять приближен к королю?
Йоран Перссон. Да, правда!
Мать. Отчего же ты мне ничего не сказал?
Йоран Перссон. Яи вообще-то не словоохотлив, а кое о чем обязан помалкивать…
Мать. И какое жалованье положил тебе король? Йоран Перссон. Жалованье? Я не спросил, а он позабыл сказать!
Мать. Для чего же и служить, если не ради жалованья? Йоран Перссон. Да, матушка, таков твой взгляд на вещи, да только у меня-то взгляд совсем другой.
Мать. Но мне надо трижды в день на стол собирать, какой уж тут другой взгляд! И что тебе делать при дворе, Йоран? Мало ты унижений натерпелся при прежнем-то короле?
Йоран Перссон. На унижениях я вскормлен, матушка, я к ним сделался нечувствителен. Служить королю – мой долг, мое призванье, ибо он слаб и обладает странным даром всех превращать во врагов.
Мать. Тебе ли быть ему опорой, сам едва на ногах держишься…
Йоран Перссон. Нет, мне кажется, я могу его поддержать…
Мать. Ты часто по доброте своей слишком много на себя берешь, Йоран… Вот, например, пригрел эту брошенную Агду с ребенком.
Йоран Перссон. Ничего, им от этого не плохо. И все мы еще дождемся лучших времен.
Мать. Знаешь, какая благодарность ждет тебя за твой благородный поступок?
Йоран Перссон. И слушать не желаю про благородные поступки, и благодарности не жду никакой. Несчастная нуждалась в моей помощи – вот и все, совершенно просто.
Мать. А теперь сплетничают, будто она твоя любовница.
Йоран Перссон. Уж разумеется, но мне-то от этого нет вреда, только ей!
Мать. Точно ли?
Йоран Перссон. Точно ли? М-м!
Мать. Агда вдруг вообразит, будто ты имеешь на нее виды, вот ты и окажешься виноват, что ее пригрел.
Йоран Перссон. Ах, мать, в чем только я не был виноват? Что бы ни выкинул Эрик – винят меня, даже за эту историю с Карин, которой я изо всех сил препятствовал. Впрочем, теперь я понял, что лишь она одна может утешить и успокоить короля, и потому я стал ей другом…
Мать. За все ты берешься, Йоран, смотри, как бы тебе не попасть в беду!…
Йоран Перссон. Ничего!
Мать. Не верь уж очень-то людям…
Йоран Перссон. Я верю только себе самому! Я не рожден царить, но – властвовать; а коль скоро могу я властвовать только с помощью моего короля, король – мое солнце! Закатится солнце – и я угасну, вот и все, матушка!
Мать. Ты любишь Эрика?
Йоран Перссон. И да и нет! Мы соединены незримыми узами, будто вышли из одного помета, рождены под одной звездой. Его ненависть – моя ненависть, его любовь – моя любовь. И это приковывает нас друг к другу.
Мать. Да, сынок, у тебя свой путь, я тут тебе не попутчица Агда (входит с трехлетней дочерью). Здравствуйте, тетушка, здравствуй, Йоран!
Йоран Перссон. Здравствуй, детка; поди ко мне, Мария, скажи «здравствуй»!
Мария (подходит к письменному столу, перебирает бумаги). Здравствуй, дядюшка!
Йоран Перссон (ласково). Милый, милый цветик, разве можно трогать мои бумажки? Если б ты только знала, что ты наделала!
Мария. А зачем ты все пишешь и пишешь? Йоран Перссон. Зачем? Если б я мог сказать! Вы, наверное, проголодались, будем обедать!
Агда. Спасибо, Йоран, ты переломляешь свой хлеб с голодным, а сам…
Йоран Перссон. Ух! Зачем ты так… А сколько раз я сиживал за чужим столом!
Мать. А сам ничего не ест!
Йоран Перссон. Совершенная неправда, когда я повесничаю по вечерам, я настоящий обжора и кутила не хуже других. Давайте-ка есть!
Все садятся за стол. В дверь стучат. Йоран встает и заслоняет стол ширмой.
Мария (закрывает лицо руками). Это Бука стучит? Мама, мне страшно!
Агда. Не шали, Мария, никакого Буки нет!
Мария. Нет, есть, мне Анна говорила! Я его боюсь!
Сванте Стуре (входя, высокомерно). Не удостоит ли меня господин секретарь своим вниманием на минутку?
Йоран Перссон. Хоть бы и надолго, господин советник…
Сванте Стуре. Граф, с вашего позволения. Быть может, вы не знаете, – я граф.
Йоран Перссон. Помилуйте, прекрасно знаю, тем более что я-то вас и пожаловал в графья!
Сванте Стуре. И вам не совестно?
Йоран Перссон. К чему этот тон! Я был советником короля во время коронации, и только благодаря моему ходатайству вы стали первым графом Швеции.
Сванте Стуре. Боже, неужто своим возвышением я обязан какому-то острожнику!
Йоран Перссон. Спокойней, господин граф! Юным вертопрахом мне случилось как-то раз проспаться в застенке, и я ничего не вижу тут зазорного, вас же следовало бы на весь остаток жизни туда упрятать за смуту и измену!
Сванте Стуре. Вот как!
Йоран Перссон (прячет бумаги на столе). Лишь великие заслуги ваши перед покойным королем Густавом спасли вас от заслуженнейшей кары. Теперь же – берегитесь!
Сванте Стуре. Не тебя ли, поповское отродье?
Йоран Перссон. Мать моя сидит за ширмой. Прошу не забывать!
Сванте Стуре. И шлюха там же!
Йоран Перссон. Стыдитесь, господин Сванте! Недавно я говорил о вас с королем; сказал ему, что Стуре всегда были славные, добрые люди; я и сейчас хочу так думать; но безумным высокомерием своим вы без конца себе вредите. Вы высокого рода, да, но что есть происхождение высокое? Что такое дворянин? Всадник! Управлять страною вы не умеете, знать ничего не желаете, кроме конюшни; презираете книжных червей, а меж тем им-то принадлежит настоящий день, спешащий мимо вас, не узнанный вами! Право и достоинство человека, уважение к чужому горю, снисхождение к греху – вот новые девизы, отнюдь не начертанные на гербах ваших. И я бы мог стать графом, но я не захотел, ибо мне назначено судьбою оставаться среди сирых и убогих, среди которых я рожден…
Сванте Стуре. Стало быть, батальон писак и полк подьячих пусть стоит между королем и народом?
Йоран Перссон. Государством должен править один, и никакие господа не должны стоять между королем и народом! Этому учит вся история наша, от Ингьялда, которого вы прозвали Опасным, ибо он сжигал мелких князьков, и Ярла Биргера и Фолькунгов до Кристиана Тирана , рубившего князькам головы. «Король и народ» – вот что следует начертать на государственном гербе, и так оно когда-нибудь и будет…
Сванте Стуре. Герб этот выкуете вы, конечно?
Йоран Перссон. Как знать.
Сванте Стуре (орет). Могу я, наконец, сесть? Или прикажете стоять?
Мария (за ширмой). Мама, почему дяденька так страшно кричит?
Агда. Тише, тише, детонька!
Йоран Перссон. Сидите, стойте, как уж вам будет угодно, господин государственный советник, мне дела нет до рангов и отличий, я выше этого…
Сванте Стуре. Черт возьми!
Йоран Перссон. Не надо браниться, граф, там за ширмой ребенок и женщина…
Сванте Стуре. Вы, кажется, вздумали воспитывать меня!
Йоран Перссон. Да! Отчего бы нет? Как председатель королевского совета, я позволю себе сперва составить о вас понятие; ибо у нас теперь есть управа на непокорных…
Сванте Стуре. Королевского совета?
Йоран Перссон. Да, я верховный судия верховного суда…
Сванте Стуре. Но я государственный советник…
Йоран Перссон. Вы – советник, которого слушают, но не слушаются, я же королевский прокуратор, который приказывает и сам не слушается никого… если уж у нас пошла похвальба, как на конской ярмарке!
Сванте Стуре. Прокуратор? Это новость!
Йоран Перссон. Свежайшая! Вот и приказ лежит! Вместе с другими бумаги чрезвычайной важности!
Сванте Стуре (несколько вежливей). Однако это целый переворот…
Йоран Перссон. Да, и самый значительный после краха Карла Кнутсона и церковной реформации…
Сванте Стуре. И вы полагаете, шведские дворяне и риксдаг подчинятся этому новшеству?
Йоран Перссон. Я уверен! У короля Эрика – войско, флот и весь народ!
Сванте Стуре. Нельзя ли отворить окно? Вонь ужасная!
Йоран Перссон (рассерженно). Да, несколько пахнет кухней, и когда вы уйдете, мы проветрим… после вас! Только вам надо скорей уходить, скорей. Понятно?
Сванте Стуре уходит и задевает перьями шляпы о дверную притолоку.
Голову, голову берегите! Господин Сванте!
Сванте Стуре (возвращаясь) . Я забыл перчатки!
Йоран Перссон (берет перчатки каминными щипцами и таким образом протягивает Сванте Стуре). Прошу вас! (Сванте Стуре осторожно выходит, Йоран Перссон придерживает дверь, а потом плюет ему вслед.
1 2 3 4 5 6