А потом надо будет ехать на Арбат, и облагодетельствовать наивного профессора, и брать у него плату за «тяжкий труд», и всё-таки бояться: а вдруг профессор узнает свой инструмент?
– А где был дух профессорской «Волги»? – спросил Кеша Рыжего.
– Как где? – удивился тот. – На месте, где ж ещё?
– А почему мы его не видели?
– Ты что, хочешь со всеми духами Москвы перезнакомиться? Дохлый номер… И потом, не будет же он при Витьке вылезать, это невозможно…
Витька вышел из сомовского подъезда, закинул свою сумочку за спину, пошёл домой. Рыжий нагнулся к водопроводному крану у стены, к которому дворники присоединяли рукав шланга для поливки газона, послушал что-то. Потом выпрямился, улыбнулся во весь рот:
– Порядок! Сомов Витьку поблагодарил, инструмент осмотрел и в шкафчик сунул. Сейчас его пометят.
– Кто пометит? – спросил Кеша.
– Надым. Дух системы газоснабжения.
Кеша усмехнулся: видно, молод был газовый дух, молод и тщеславен, если взял себе имя городка в Тюменской области, выросшего рядом с газовым месторождением Медвежье. Кеша видел фотографии этого городка и месторождения: его отец там был и написал большой очерк о строителях газопровода Надым-Пунга. А месторождение это новое, не так давно открытое, значит, и дух работает недавно.
– Как он их пометит?
– Водяной посоветовался с Кинескопом, а тот с Гешей. И Геша сказал: пусть на каждом инструменте будет мелко-мелко написано, что «этот инструмент украден у профессора Пичугина». Надым надпись газом выжжет – вовек не содрать.
Кеша даже засмеялся: молодец Гешка, здорово придумал!.. А завтра, когда Сомов будет передавать инструмент профессору, тот заметит надпись, и преступление раскроется. Хотя… Тут Кеша сообразил, что Сомов может раньше профессора увидеть эту надпись. И тогда весь план рушится. Он сказал об этом Рыжему.
– Не заметит, – успокоил его Рыжий. – Водяной сказал, Сомов инструмент осмотрел внимательно, ключи из сумки вытащил и в другой мешочек положил. А профессорскую сумку отдал Витьке. Сказал, пусть сожжёт или хорошенько спрячет. Зачем ему ещё раз их осматривать?
Рыжий рассуждал логично. Но элемент риска всё-таки оставался. Хотя как же без риска? Без риска ни одно серьёзное дело не делается. Тем более раскрытие преступления.
И ещё Кеша подумал, что завтра утром надо будет всё-таки рассказать Ивану Николаевичу. Он как раз в воскресенье приходит в специальную комнатку у лифта в седьмом подъезде. Там – штаб дружины, а по воскресеньям районный уполномоченный Иван Николаевич принимает жалобы от населения. Вот они с Гешей и пожалуются. Вернее, сообщат всё, что надо. Тем более что теперь у них доказательства есть: метка на инструменте. В том, что она будет, Кеша не сомневался: духи не подводят. Даже если это молодой выпендрюга по имени Надым. Кеша сомневался в другом: сможет ли он сам завтра пойти с Гешей к Ивану Николаевичу? Часы на здании школы показывали десять минут первого. Родители, наверно, уже дома и сходят с ума – пропал ребёнок.
Кеша поднялся и сказал мужественно:
– Ну, я пошёл. До завтра. Связь через Кинескопа.
– До завтра, – сказал Рыжий, а Колесо помахал рукой, затянутой в кожаную перчатку.
Родители действительно были дома. И чтобы не показывать Кешу не в самом лучшем виде, стоит опустить сцену его встречи с родителями. Тем более что каждый легко может себе её представить.
Глава девятая
ГЕША И ИВАН НИКОЛАЕВИЧ
Утром баба Вера опять уехала в Коньково-Деревлёво.
И как только она ушла, Геша бросился к себе в комнату, постучал по телевизору:
– Кинескоп, вылезай.
Бах, трах, оглянуться не успеешь – а он уже стоит рядом, глазами моргает, нос трёт, говорит недовольным тоном:
– Поспать не дал усталому духу… Что стряслось?
– Ничего страшного, не волнуйся, – заторопился Геша, – Кинескопчик, милый, узнай, как там Сомов.
– А что Сомов? Сомов – нормально… Сидит небось, звонка ждёт. – Кинескоп подошёл к телефону, снял трубку: – Говорун? Опять гудок не отключил, конспиратор чёртов… Ну, я это, Кинескоп… Как ситуация?.. Сидит, значит? Я так и думал… Витька звонил? И что? Тоже ситуацией интересовался? Волнуются, ворюги! А профессор – молчок?.. Спит небось. А куда профессору торопиться? Торопись не торопись, а инструментик не вернёшь. Хе-хе. Это я шучу… Подумаешь, дурацкая шутка! Придумай лучше. Где Водяной? У Сомова? А кто же у Витька? Ага, Надым, значит. Он метки сделал? Надёжные? Как договорились?.. Ну, ладно, если что – сразу звони. Привет. – Кинескоп повесил трубку, сказал задумчиво: – Хороший дух Говорун, только робкий какой-то. А ведь не меньше моего служит… Разговор слышал?
– Слышал, – сказал Геша.
– Выводы делаешь?
– Делаю.
– Как сделаешь, сообщи.
– Где братья?
– Зачем они тебе? Спят небось, намаялись вчера. Проснутся – объявятся.
– Тогда надо Кеше позвонить…
О вчерашних похождениях друга Геша знал всё из рассказа Рыжего. Рыжий вечером к ним примчался и, когда баба Вера легла спать, в красках описал и погоню, и слежки. Нужно было сообщить Кеше о принятом накануне решении, а заодно узнать и о положении друга. Что у него – строгая изоляция или условное наказание? А может, и обошлось…
Он быстро набрал номер Кешиного телефона.
– Как ты?
– Неважно, – сказал Кеша, и голос у него был грустный и безнадёжный. – Мёртвая зыбь.
– Был скандал?
– Классическая сцена у фонтана. В центре ГУМа…
– Макаренко в пример приводил?
– Приводил.
– Ну и что?
– Говорят, у них другая система воспитания. Не по Макаренко. Домашний арест на одни сутки.
– Как ты объяснил своё отсутствие?
– Сказал: надо было… Не рассказывать же всё…
Конечно, Кеша мог бы соврать, придумать больного друга и неожиданный вызов «скорой помощи» или ещё какое-нибудь чрезвычайное событие, но это было бы враньё, а Кеша, повторяем, врать не умел. Как и Геша. В критической ситуации они предпочитали сказать правду или, в крайнем случае, смолчать, когда раскрывать правду нельзя. Сейчас и был тот самый крайний случай. Тайна принадлежала духам, а выдавать чужие тайны… Ну, это уж совсем позорное дело! И Геша по достоинству оценил стойкость друга, не утешал его пустыми словами, не охал, не причитал, сказал просто:
– Не дрейфь, Кешка. Потом всё расскажем, и они поймут, что жестоко ошиблись.
– Но будет поздно, – добавил Кеша, – а пока…
– А пока надо заявить Ивану Николаевичу.
Как мы помним, Кеша ещё вечером решил всё рассказать Ивану Николаевичу. Причём решил это сам, не советуясь с Гешей. Но факт телепатии между друзьями был ими давно осознан и признан, поэтому Кеша ничуть не удивился, только уточнил:
– Ты когда задумал это?
– Вчера.
– И я вчера.
И Геша тоже не удивился такому совпадению мыслей, совпадению и в сути, и во времени. Между ними это было в порядке вещей.
– Придётся идти одному, – вздохнул Геша.
– Валяй. Потом позвонишь. А как наши подопечные?
Тут Геша пересказал Кеше содержание разговора между Кинескопом и Говоруном, сообщил, что наблюдение за преступником ведётся по-прежнему, и с чистой совестью повесил трубку.
Вот и сейчас в разговоре с районным оперуполномоченным Иваном Николаевичем Геша не мог рассказывать всю правду. Не мог, потому что вся правда касалась мира духов, о котором никому знать не полагалось. И никто не давал Геше права трепаться о духах почём зря. Это была чужая тайна. Но рассказать часть правды Геша был просто обязан. Во-первых, потому, что без помощи милиции обезвредить Сомова с Витькой невозможно. Во-вторых, потому, что скрывать от милиции то, что её непосредственно интересует, просто нечестно. А милицию духи не интересуют. Она в духов не верит. Милиция верит в реальные преступления, которые совершают реальные люди. И которые раскрывают реальные люди. В данном случае – Кеша и Геша. Одни. Без всякой помощи. Случайно.
Именно в таком ключе Геша и решил построить свою беседу с Иваном Николаевичем.
Он заглянул в комнату народной дружины. Иван Николаевич сидел в одиночестве и ждал посетителей. Посетителей пока не было. Геша кашлянул тихонько, спросил:
– Можно?
– А, пионер! – обрадовался Иван Николаевич. И было не очень понятно, чему он так рад: тому, что кто-то пришёл, или тому, что этот «кто-то» – пионер. – Заходи, заходи. Что там у тебя?
Геша подошёл к столу, пожал протянутую руку, сел, сказал серьёзно:
– У меня к вам дело, Иван Николаевич. Речь пойдёт о преступлении.
Тут Иван Николаевич ещё больше обрадовался. Казалось, что он просто мечтает узнать о новом преступлении, что он соскучился без преступления и Геша подоспел как раз вовремя.
– Ну-ка, ну-ка, – радостно потёр руки Иван Николаевич, – что ты раскрыл? Убийство? Ограбление банка?
– Попроще. – Геша понимал серьёзность разговора. Он ожидал конкретных действий со стороны Ивана Николаевича и поэтому решил никак не реагировать на его неуместную и обидную иронию. – Мне с другом – это Кеша, Иннокентий Лавров, вы его знаете – удалось случайно подслушать беседу двух человек, которые вчера собирались совершить кражу.
– Ага, кражу, – разочарованно протянул Иван Николаевич. – Жалко… Я уж было на убийство нацелился… И кто эти двое?
– Жители нашего дома. Один из них – слесарь домоуправления Витька, по кличке Трёшница, фамилии его не знаю. А второй – некто Сомов, по профессии – автомеханик.
Иван Николаевич неожиданно посерьёзнел, даже встал, прошёлся по комнатушке, остановился перед Гешей:
– Когда вы подслушали беседу?
– Вчера днём.
– Как это вам удалось?
Это был очень трудный вопрос. Как известно, беседу Сомова с Витькой подслушал Говорун. Называть его Ивану Николаевичу – значит вызвать недоверие ко всей истории. Посудите сами: вас спрашивают о том, кто слышал разговор. А вы отвечаете: «Его слышал дух телефонной сети». Ну как к вам отнесутся? Как к сумасшедшему в худшем случае. А скорее всего, как к идиоту-шутнику. Ни то ни другое Гешу не устраивало. А врать он не хотел. Поэтому сказал так:
– Это произошло совершенно случайно, во дворе. Позвольте подробности вам не рассказывать.
– Ну-ну, – удивлённо сказал Иван Николаевич. – Ладно… А о чём они говорили?
– Сомов сообщил Витьке номер и местонахождение автомобиля «Волга», из которого Витька впоследствии упёр домкрат, насос и набор инструментов.
– «Впоследствии упёр»… – повторил Иван Николаевич не слишком удачную формулировку Геши. Но дело не в формулировке, а в её сути, а суть Ивана Николаевича явно заинтересовала. Он даже вернулся за стол, подвинул к себе блокнот. – Значит, говоришь, вчера… А откуда вы знаете, что украл Витька?
– Кеша, то есть Иннокентий Лавров, проследил вечером за Витькой и видел, как тот вскрыл машину и достал из багажника инструменты.
– Где была машина? – Теперь Иван Николаевич задавал вопросы быстро, а Гешины ответы записывал в блокнот.
– Во дворе дома номер семь на Арбате.
– Номер машины случайно не запомнил?
– Случайно запомнил: ММФ 42–88.
Тут Иван Николаевич отложил ручку и сказал удовлетворённо:
– Машина профессора Пичугина…
– Откуда вы знаете? – поразился Геша.
– Знаю, – сказал Иван Николаевич. – Вы молодцы, пионеры. Спасибо тебе, Геша, огромное. И приятелю твоему спасибо. Кстати, почему он с тобой не пришёл?
– У него неприятности. Конфликт с родителями. Из-за того, что поздно домой вернулся. А разве он виноват, что Витька на ограбление поздно пошёл?
– Не виноват, – сказал Иван Николаевич. – Это я улажу, не беспокойся. А пока, сам понимаешь, никому ни слова.
– Что я, маленький! – обиделся Геша.
– Вижу, что не маленький! – Иван Николаевич взял ручку и раскрыл блокнот. – Куда Витька дел инструменты?
– Отнёс Сомову. А Сомов ждёт, что профессор ему позвонит, пожалуется на воров. Тогда Сомов привезёт ему инструменты, скажет, что с большим трудом достал, и продаст втридорога.
Геша в этот момент поймал на себе очень заинтересованный взгляд Ивана Николаевича, даже подозрительный взгляд, и с ужасом понял, что проговорился.
– Откуда ты планы Сомова знаешь?
Надо было выкручиваться.
– Трудно ли догадаться? Сомов автомеханик. Ему клиенты всё время небось звонят: это почини, то достань. И он чинит и достаёт. И профессору тоже «достанет».
– А с чего ты взял, что профессор именно Сомову позвонит?
Ну и вопросы! Один другого каверзнее…
– Тоже догадался. Иначе зачем Сомов назвал Витьке профессорскую машину? Тут есть логика преступления: у кого украдут, тому и продают. А то можно было из любой машины инструменты стащить, и необязательно для этого на Арбат ездить…
– А ты ничего, соображаешь, – сказал Иван Николаевич.
И Геша понял, что выкрутился. Но тут же ему стало стыдно, потому что он не заслужил похвалу Ивана Николаевича. И не Кеша. А Говорун, Водяной и прочие духи. Поэтому он честно сказал:
– Это не я…
– Не скромничай. Понимаю, что не один. Тебе сколько лет?
– Тринадцать.
– Вот какие у нас помощники! – восхищённо провозгласил Иван Николаевич, и опять-таки было непонятно, кому это он сообщает. Если Геше, так Геша сам знает о помощниках, а если себе, то вроде тоже нелогично… Странные взрослые!
Но в этот момент Иван Николаевич сказал такое, что сразу заставило Гешу забыть свои размышления о странностях взрослых:
– Мы за Сомовым и Витькой Трёшницей давно следим.
И Геша в отчаянии подумал, что их вчерашняя слежка, и «мудрые планы», и суета духов – всё не нужно. И даже сегодняшний визит в комнатушку народной дружины – тоже не нужен. Милиция знает всё!
И такая гамма переживаний отразилась на Гешкином лице, что Иван Николаевич должен был бы понять, как огорчили Гешу его слова, и сказать в утешение что-нибудь бодрое, вроде: «Не вешай носа, пионер! Ты ещё будешь знаменитым сыщиком». Но Иван Николаевич не смотрел на Гешу и переживаний его не видел. Он смотрел в зарешечённое оконце и говорил негромко:
– Мы знали, что Витька ворует детали машин и передаёт их Сомову. И поняли, что Сомов перепродаёт их бывшим владельцам. Витьку арестовать можно, против него улик много. Но нам нужен Сомов, а его надо брать с поличным. Жаль, что вы не предупредили нас о краже: мы бы как-то пометили инструменты профессора.
У Геши прямо камень с души свалился. Милиция действительно знала всё. Но оказывается, без помощи Кеши и Геши она всё-таки не сумела бы уличить преступников. Значит, вчерашний день прошёл не зря, и утешать Гешу не стоит – незачем. Более того, он сам сейчас утешит Ивана Николаевича.
– Инструменты уже помечены, – скромно сказал он.
Иван Николаевич резко обернулся:
– Кем помечены?
– Нами.
– Как?
– На каждом надпись: «Этот инструмент украден у профессора Пичугина».
– Как вы это сделали?
Опять трудный вопрос. И опять нужно выкручиваться.
– У меня приборчик есть – для гравировки по металлу…
Геша не соврал: у него действительно был прибор для гравировки по металлу, и он не раз им пользовался, когда баба Вера шла в гости и несла кому-то в подарок серебряный подстаканник или набор мельхиоровых ложек.
– Когда же вы успели?
– Был момент… – туманно ответил Геша, но Иван Николаевич допытывался:
– Какой момент?
– Вечером. После Кражи. – И взмолился: – Иван Николаевич, это секрет. Можно я не буду вам рассказывать?
– Ну, ладно, – смилостивился Иван Николаевич, посчитав, вероятно, что пока это не главное, а потом Геша сам всё выложит. – Значит, надо ждать, когда Сомов поедет к профессору.
– Точно, – подтвердил Геша. – Мы за ним следим.
И тут замечательный человек Иван Николаевич, к сожалению, поступил так, как на его месте поступил бы любой взрослый.
Он сказал:
– Это лишнее. Следить за ним будем мы. Как, впрочем, делали до сих пор. А вы гуляйте, играйте, дышите воздухом. Каникулы надо проводить с толком.
– А как же Сомов? – не скрывая огорчения, спросил Геша.
– Не долго ему гулять осталось. Вы, ребята, отлично поработали. А теперь дайте и нам отличиться. А награды поровну будем делить. – Иван Николаевич, конечно, шутил, но Геше было совсем не до шуток.
– Мы не за награды старались.
– Знаю, что не за награды. Так пойми меня верно: наступает решающий этап, и сейчас самое главное – не спугнуть преступника, взять его с поличным. Поверь, это у нас выйдет лучше…
Геша не сомневался, что арест преступника у милиции выйдет лучше. Геша для того и пришёл к Ивану Николаевичу. Обидно было другое: ребят отстраняли от дела, которое они почти довели до конца. А аргумент обычный: «Вы ещё маленькие, вы только мешать будете». Разумеется, Иван Николаевич так не сказал, но он так подумал. А значит, нечего его упрашивать, незачем обещать, что «мы будем тихо себя вести, ни во что не вмешиваться»… Бесполезно. На операцию по аресту Сомова их всё равно не возьмут.
Геша, впрочем, ничего другого не ждал. Все взрослые одинаковы и в свои дела детей не пускают. Значит, надо по-прежнему действовать самим. Тем более что служба осведомления у Кеши с Гешей лучше, чем у Ивана Николаевича со всем райотделом милиции, вместе взятым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
– А где был дух профессорской «Волги»? – спросил Кеша Рыжего.
– Как где? – удивился тот. – На месте, где ж ещё?
– А почему мы его не видели?
– Ты что, хочешь со всеми духами Москвы перезнакомиться? Дохлый номер… И потом, не будет же он при Витьке вылезать, это невозможно…
Витька вышел из сомовского подъезда, закинул свою сумочку за спину, пошёл домой. Рыжий нагнулся к водопроводному крану у стены, к которому дворники присоединяли рукав шланга для поливки газона, послушал что-то. Потом выпрямился, улыбнулся во весь рот:
– Порядок! Сомов Витьку поблагодарил, инструмент осмотрел и в шкафчик сунул. Сейчас его пометят.
– Кто пометит? – спросил Кеша.
– Надым. Дух системы газоснабжения.
Кеша усмехнулся: видно, молод был газовый дух, молод и тщеславен, если взял себе имя городка в Тюменской области, выросшего рядом с газовым месторождением Медвежье. Кеша видел фотографии этого городка и месторождения: его отец там был и написал большой очерк о строителях газопровода Надым-Пунга. А месторождение это новое, не так давно открытое, значит, и дух работает недавно.
– Как он их пометит?
– Водяной посоветовался с Кинескопом, а тот с Гешей. И Геша сказал: пусть на каждом инструменте будет мелко-мелко написано, что «этот инструмент украден у профессора Пичугина». Надым надпись газом выжжет – вовек не содрать.
Кеша даже засмеялся: молодец Гешка, здорово придумал!.. А завтра, когда Сомов будет передавать инструмент профессору, тот заметит надпись, и преступление раскроется. Хотя… Тут Кеша сообразил, что Сомов может раньше профессора увидеть эту надпись. И тогда весь план рушится. Он сказал об этом Рыжему.
– Не заметит, – успокоил его Рыжий. – Водяной сказал, Сомов инструмент осмотрел внимательно, ключи из сумки вытащил и в другой мешочек положил. А профессорскую сумку отдал Витьке. Сказал, пусть сожжёт или хорошенько спрячет. Зачем ему ещё раз их осматривать?
Рыжий рассуждал логично. Но элемент риска всё-таки оставался. Хотя как же без риска? Без риска ни одно серьёзное дело не делается. Тем более раскрытие преступления.
И ещё Кеша подумал, что завтра утром надо будет всё-таки рассказать Ивану Николаевичу. Он как раз в воскресенье приходит в специальную комнатку у лифта в седьмом подъезде. Там – штаб дружины, а по воскресеньям районный уполномоченный Иван Николаевич принимает жалобы от населения. Вот они с Гешей и пожалуются. Вернее, сообщат всё, что надо. Тем более что теперь у них доказательства есть: метка на инструменте. В том, что она будет, Кеша не сомневался: духи не подводят. Даже если это молодой выпендрюга по имени Надым. Кеша сомневался в другом: сможет ли он сам завтра пойти с Гешей к Ивану Николаевичу? Часы на здании школы показывали десять минут первого. Родители, наверно, уже дома и сходят с ума – пропал ребёнок.
Кеша поднялся и сказал мужественно:
– Ну, я пошёл. До завтра. Связь через Кинескопа.
– До завтра, – сказал Рыжий, а Колесо помахал рукой, затянутой в кожаную перчатку.
Родители действительно были дома. И чтобы не показывать Кешу не в самом лучшем виде, стоит опустить сцену его встречи с родителями. Тем более что каждый легко может себе её представить.
Глава девятая
ГЕША И ИВАН НИКОЛАЕВИЧ
Утром баба Вера опять уехала в Коньково-Деревлёво.
И как только она ушла, Геша бросился к себе в комнату, постучал по телевизору:
– Кинескоп, вылезай.
Бах, трах, оглянуться не успеешь – а он уже стоит рядом, глазами моргает, нос трёт, говорит недовольным тоном:
– Поспать не дал усталому духу… Что стряслось?
– Ничего страшного, не волнуйся, – заторопился Геша, – Кинескопчик, милый, узнай, как там Сомов.
– А что Сомов? Сомов – нормально… Сидит небось, звонка ждёт. – Кинескоп подошёл к телефону, снял трубку: – Говорун? Опять гудок не отключил, конспиратор чёртов… Ну, я это, Кинескоп… Как ситуация?.. Сидит, значит? Я так и думал… Витька звонил? И что? Тоже ситуацией интересовался? Волнуются, ворюги! А профессор – молчок?.. Спит небось. А куда профессору торопиться? Торопись не торопись, а инструментик не вернёшь. Хе-хе. Это я шучу… Подумаешь, дурацкая шутка! Придумай лучше. Где Водяной? У Сомова? А кто же у Витька? Ага, Надым, значит. Он метки сделал? Надёжные? Как договорились?.. Ну, ладно, если что – сразу звони. Привет. – Кинескоп повесил трубку, сказал задумчиво: – Хороший дух Говорун, только робкий какой-то. А ведь не меньше моего служит… Разговор слышал?
– Слышал, – сказал Геша.
– Выводы делаешь?
– Делаю.
– Как сделаешь, сообщи.
– Где братья?
– Зачем они тебе? Спят небось, намаялись вчера. Проснутся – объявятся.
– Тогда надо Кеше позвонить…
О вчерашних похождениях друга Геша знал всё из рассказа Рыжего. Рыжий вечером к ним примчался и, когда баба Вера легла спать, в красках описал и погоню, и слежки. Нужно было сообщить Кеше о принятом накануне решении, а заодно узнать и о положении друга. Что у него – строгая изоляция или условное наказание? А может, и обошлось…
Он быстро набрал номер Кешиного телефона.
– Как ты?
– Неважно, – сказал Кеша, и голос у него был грустный и безнадёжный. – Мёртвая зыбь.
– Был скандал?
– Классическая сцена у фонтана. В центре ГУМа…
– Макаренко в пример приводил?
– Приводил.
– Ну и что?
– Говорят, у них другая система воспитания. Не по Макаренко. Домашний арест на одни сутки.
– Как ты объяснил своё отсутствие?
– Сказал: надо было… Не рассказывать же всё…
Конечно, Кеша мог бы соврать, придумать больного друга и неожиданный вызов «скорой помощи» или ещё какое-нибудь чрезвычайное событие, но это было бы враньё, а Кеша, повторяем, врать не умел. Как и Геша. В критической ситуации они предпочитали сказать правду или, в крайнем случае, смолчать, когда раскрывать правду нельзя. Сейчас и был тот самый крайний случай. Тайна принадлежала духам, а выдавать чужие тайны… Ну, это уж совсем позорное дело! И Геша по достоинству оценил стойкость друга, не утешал его пустыми словами, не охал, не причитал, сказал просто:
– Не дрейфь, Кешка. Потом всё расскажем, и они поймут, что жестоко ошиблись.
– Но будет поздно, – добавил Кеша, – а пока…
– А пока надо заявить Ивану Николаевичу.
Как мы помним, Кеша ещё вечером решил всё рассказать Ивану Николаевичу. Причём решил это сам, не советуясь с Гешей. Но факт телепатии между друзьями был ими давно осознан и признан, поэтому Кеша ничуть не удивился, только уточнил:
– Ты когда задумал это?
– Вчера.
– И я вчера.
И Геша тоже не удивился такому совпадению мыслей, совпадению и в сути, и во времени. Между ними это было в порядке вещей.
– Придётся идти одному, – вздохнул Геша.
– Валяй. Потом позвонишь. А как наши подопечные?
Тут Геша пересказал Кеше содержание разговора между Кинескопом и Говоруном, сообщил, что наблюдение за преступником ведётся по-прежнему, и с чистой совестью повесил трубку.
Вот и сейчас в разговоре с районным оперуполномоченным Иваном Николаевичем Геша не мог рассказывать всю правду. Не мог, потому что вся правда касалась мира духов, о котором никому знать не полагалось. И никто не давал Геше права трепаться о духах почём зря. Это была чужая тайна. Но рассказать часть правды Геша был просто обязан. Во-первых, потому, что без помощи милиции обезвредить Сомова с Витькой невозможно. Во-вторых, потому, что скрывать от милиции то, что её непосредственно интересует, просто нечестно. А милицию духи не интересуют. Она в духов не верит. Милиция верит в реальные преступления, которые совершают реальные люди. И которые раскрывают реальные люди. В данном случае – Кеша и Геша. Одни. Без всякой помощи. Случайно.
Именно в таком ключе Геша и решил построить свою беседу с Иваном Николаевичем.
Он заглянул в комнату народной дружины. Иван Николаевич сидел в одиночестве и ждал посетителей. Посетителей пока не было. Геша кашлянул тихонько, спросил:
– Можно?
– А, пионер! – обрадовался Иван Николаевич. И было не очень понятно, чему он так рад: тому, что кто-то пришёл, или тому, что этот «кто-то» – пионер. – Заходи, заходи. Что там у тебя?
Геша подошёл к столу, пожал протянутую руку, сел, сказал серьёзно:
– У меня к вам дело, Иван Николаевич. Речь пойдёт о преступлении.
Тут Иван Николаевич ещё больше обрадовался. Казалось, что он просто мечтает узнать о новом преступлении, что он соскучился без преступления и Геша подоспел как раз вовремя.
– Ну-ка, ну-ка, – радостно потёр руки Иван Николаевич, – что ты раскрыл? Убийство? Ограбление банка?
– Попроще. – Геша понимал серьёзность разговора. Он ожидал конкретных действий со стороны Ивана Николаевича и поэтому решил никак не реагировать на его неуместную и обидную иронию. – Мне с другом – это Кеша, Иннокентий Лавров, вы его знаете – удалось случайно подслушать беседу двух человек, которые вчера собирались совершить кражу.
– Ага, кражу, – разочарованно протянул Иван Николаевич. – Жалко… Я уж было на убийство нацелился… И кто эти двое?
– Жители нашего дома. Один из них – слесарь домоуправления Витька, по кличке Трёшница, фамилии его не знаю. А второй – некто Сомов, по профессии – автомеханик.
Иван Николаевич неожиданно посерьёзнел, даже встал, прошёлся по комнатушке, остановился перед Гешей:
– Когда вы подслушали беседу?
– Вчера днём.
– Как это вам удалось?
Это был очень трудный вопрос. Как известно, беседу Сомова с Витькой подслушал Говорун. Называть его Ивану Николаевичу – значит вызвать недоверие ко всей истории. Посудите сами: вас спрашивают о том, кто слышал разговор. А вы отвечаете: «Его слышал дух телефонной сети». Ну как к вам отнесутся? Как к сумасшедшему в худшем случае. А скорее всего, как к идиоту-шутнику. Ни то ни другое Гешу не устраивало. А врать он не хотел. Поэтому сказал так:
– Это произошло совершенно случайно, во дворе. Позвольте подробности вам не рассказывать.
– Ну-ну, – удивлённо сказал Иван Николаевич. – Ладно… А о чём они говорили?
– Сомов сообщил Витьке номер и местонахождение автомобиля «Волга», из которого Витька впоследствии упёр домкрат, насос и набор инструментов.
– «Впоследствии упёр»… – повторил Иван Николаевич не слишком удачную формулировку Геши. Но дело не в формулировке, а в её сути, а суть Ивана Николаевича явно заинтересовала. Он даже вернулся за стол, подвинул к себе блокнот. – Значит, говоришь, вчера… А откуда вы знаете, что украл Витька?
– Кеша, то есть Иннокентий Лавров, проследил вечером за Витькой и видел, как тот вскрыл машину и достал из багажника инструменты.
– Где была машина? – Теперь Иван Николаевич задавал вопросы быстро, а Гешины ответы записывал в блокнот.
– Во дворе дома номер семь на Арбате.
– Номер машины случайно не запомнил?
– Случайно запомнил: ММФ 42–88.
Тут Иван Николаевич отложил ручку и сказал удовлетворённо:
– Машина профессора Пичугина…
– Откуда вы знаете? – поразился Геша.
– Знаю, – сказал Иван Николаевич. – Вы молодцы, пионеры. Спасибо тебе, Геша, огромное. И приятелю твоему спасибо. Кстати, почему он с тобой не пришёл?
– У него неприятности. Конфликт с родителями. Из-за того, что поздно домой вернулся. А разве он виноват, что Витька на ограбление поздно пошёл?
– Не виноват, – сказал Иван Николаевич. – Это я улажу, не беспокойся. А пока, сам понимаешь, никому ни слова.
– Что я, маленький! – обиделся Геша.
– Вижу, что не маленький! – Иван Николаевич взял ручку и раскрыл блокнот. – Куда Витька дел инструменты?
– Отнёс Сомову. А Сомов ждёт, что профессор ему позвонит, пожалуется на воров. Тогда Сомов привезёт ему инструменты, скажет, что с большим трудом достал, и продаст втридорога.
Геша в этот момент поймал на себе очень заинтересованный взгляд Ивана Николаевича, даже подозрительный взгляд, и с ужасом понял, что проговорился.
– Откуда ты планы Сомова знаешь?
Надо было выкручиваться.
– Трудно ли догадаться? Сомов автомеханик. Ему клиенты всё время небось звонят: это почини, то достань. И он чинит и достаёт. И профессору тоже «достанет».
– А с чего ты взял, что профессор именно Сомову позвонит?
Ну и вопросы! Один другого каверзнее…
– Тоже догадался. Иначе зачем Сомов назвал Витьке профессорскую машину? Тут есть логика преступления: у кого украдут, тому и продают. А то можно было из любой машины инструменты стащить, и необязательно для этого на Арбат ездить…
– А ты ничего, соображаешь, – сказал Иван Николаевич.
И Геша понял, что выкрутился. Но тут же ему стало стыдно, потому что он не заслужил похвалу Ивана Николаевича. И не Кеша. А Говорун, Водяной и прочие духи. Поэтому он честно сказал:
– Это не я…
– Не скромничай. Понимаю, что не один. Тебе сколько лет?
– Тринадцать.
– Вот какие у нас помощники! – восхищённо провозгласил Иван Николаевич, и опять-таки было непонятно, кому это он сообщает. Если Геше, так Геша сам знает о помощниках, а если себе, то вроде тоже нелогично… Странные взрослые!
Но в этот момент Иван Николаевич сказал такое, что сразу заставило Гешу забыть свои размышления о странностях взрослых:
– Мы за Сомовым и Витькой Трёшницей давно следим.
И Геша в отчаянии подумал, что их вчерашняя слежка, и «мудрые планы», и суета духов – всё не нужно. И даже сегодняшний визит в комнатушку народной дружины – тоже не нужен. Милиция знает всё!
И такая гамма переживаний отразилась на Гешкином лице, что Иван Николаевич должен был бы понять, как огорчили Гешу его слова, и сказать в утешение что-нибудь бодрое, вроде: «Не вешай носа, пионер! Ты ещё будешь знаменитым сыщиком». Но Иван Николаевич не смотрел на Гешу и переживаний его не видел. Он смотрел в зарешечённое оконце и говорил негромко:
– Мы знали, что Витька ворует детали машин и передаёт их Сомову. И поняли, что Сомов перепродаёт их бывшим владельцам. Витьку арестовать можно, против него улик много. Но нам нужен Сомов, а его надо брать с поличным. Жаль, что вы не предупредили нас о краже: мы бы как-то пометили инструменты профессора.
У Геши прямо камень с души свалился. Милиция действительно знала всё. Но оказывается, без помощи Кеши и Геши она всё-таки не сумела бы уличить преступников. Значит, вчерашний день прошёл не зря, и утешать Гешу не стоит – незачем. Более того, он сам сейчас утешит Ивана Николаевича.
– Инструменты уже помечены, – скромно сказал он.
Иван Николаевич резко обернулся:
– Кем помечены?
– Нами.
– Как?
– На каждом надпись: «Этот инструмент украден у профессора Пичугина».
– Как вы это сделали?
Опять трудный вопрос. И опять нужно выкручиваться.
– У меня приборчик есть – для гравировки по металлу…
Геша не соврал: у него действительно был прибор для гравировки по металлу, и он не раз им пользовался, когда баба Вера шла в гости и несла кому-то в подарок серебряный подстаканник или набор мельхиоровых ложек.
– Когда же вы успели?
– Был момент… – туманно ответил Геша, но Иван Николаевич допытывался:
– Какой момент?
– Вечером. После Кражи. – И взмолился: – Иван Николаевич, это секрет. Можно я не буду вам рассказывать?
– Ну, ладно, – смилостивился Иван Николаевич, посчитав, вероятно, что пока это не главное, а потом Геша сам всё выложит. – Значит, надо ждать, когда Сомов поедет к профессору.
– Точно, – подтвердил Геша. – Мы за ним следим.
И тут замечательный человек Иван Николаевич, к сожалению, поступил так, как на его месте поступил бы любой взрослый.
Он сказал:
– Это лишнее. Следить за ним будем мы. Как, впрочем, делали до сих пор. А вы гуляйте, играйте, дышите воздухом. Каникулы надо проводить с толком.
– А как же Сомов? – не скрывая огорчения, спросил Геша.
– Не долго ему гулять осталось. Вы, ребята, отлично поработали. А теперь дайте и нам отличиться. А награды поровну будем делить. – Иван Николаевич, конечно, шутил, но Геше было совсем не до шуток.
– Мы не за награды старались.
– Знаю, что не за награды. Так пойми меня верно: наступает решающий этап, и сейчас самое главное – не спугнуть преступника, взять его с поличным. Поверь, это у нас выйдет лучше…
Геша не сомневался, что арест преступника у милиции выйдет лучше. Геша для того и пришёл к Ивану Николаевичу. Обидно было другое: ребят отстраняли от дела, которое они почти довели до конца. А аргумент обычный: «Вы ещё маленькие, вы только мешать будете». Разумеется, Иван Николаевич так не сказал, но он так подумал. А значит, нечего его упрашивать, незачем обещать, что «мы будем тихо себя вести, ни во что не вмешиваться»… Бесполезно. На операцию по аресту Сомова их всё равно не возьмут.
Геша, впрочем, ничего другого не ждал. Все взрослые одинаковы и в свои дела детей не пускают. Значит, надо по-прежнему действовать самим. Тем более что служба осведомления у Кеши с Гешей лучше, чем у Ивана Николаевича со всем райотделом милиции, вместе взятым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11