Я насилу оторвал Бориса от прилавка, но на выходе он вырвался, вернулся в зал и что-то начал страстно шептать рыбацкой жене на обворожительное ушко. Через минуту переговоров, рдеющая от счастья рыбацкая жена попросила подругу заменить ее минут на пятнадцать и скрылась с Колей в подсобке. Мне пришлось покупать бутылку пива и пятерку вареных раков и устраиваться с ними на ступеньках гастронома.
Коля вышел, когда я разрывал последнего рака. Более похожим на всамделишного Бельмондо я его никогда не видел.
– Встояка дала... И пахло от нее малиновым йогуртом... – мечтательно сказал он, отнимая у меня рака и остатки пива. – Хочешь, иди к ней, я подожду?
Я отказался и мы пошли на переговорный пункт. Рядом с ним стояла старенькая "Тойота" с кузовом из которого двое мужчин выгружали объемистые сумки.
– Вот и Баламут наш приехал! – воскликнул я, указывая Борису на машину.

* * *

Среднего роста, скуластый, часто незаметный в общем стремлении событий, Коля Баламутов любил выпить до, во время и после всего. Он пил утром, днем, вечером и ночью. Он пил до экзаменов и после них. Он пил, когда был здоров и пил, когда был болен. Но в ауте я его не видел.
В свободное от учебы и пьянок время Коля занимался прыжками в воду, подводным плаванием, пописывал стихи и любил Наташу, переселившуюся а Душанбе из Балакова. Отец-казах по националистическим мотивам запретил ему сочетаться с ней законным браком, хотя сам был женат на русской. И Николай Сейтович напился уксусу. Папаша такого рода выпивку оценил и дал согласие на брак. На свадьбе я был свидетелем. В начале лета мы уехали на вторую производственную практику, в самом начале которой Колина жена забеременела. Мне посчастливилось участвовать в этом процессе – именно я, возвращаясь из отгула, привез ему молодую жену на базу Гиссарской партии в Кальтуче, где мы торчали перед отъездом на Барзангинский горный узел. Как выяснилось позже, именно там, в знойной долине Кафирнигана, под нависшими хребтами, в недостроенном помещении базы Колей были совершены действия, приведшие к рождению единственного их ребенка.
Через три года совместной жизни Коля расстался с женой на почве непрекращающихся споров о непредсказуемых последствиях алкоголизма, но ненадолго. Жены часто возвращаются...
После того, как Коля переехал в Пенджикент, мы надолго перестали встречаться и вспоминали друг друга лишь тогда, когда Алихан Дзайнуков, главный геолог Управления геологии Таджикской ССР с горькой усмешкой упоминал наши фамилии вместе... Я был притчей во языцах за необдуманные поступки в полевом быту и проходке штолен, а Коля – за серьезные успехи в подсчете запасов золота и сурьмы в состоянии серьезного алкогольного опьянения. Но мы были незаменимы и нас терпели...
Крутой поворот в Колиной биографии был связан с крутым поворотом дороги Пенджикент – Айни. На этом повороте его Газ-66 свалился в Зеравшан, всегда славившийся крутыми высокими берегами. Во многих местах поломанного Баламутова выходила медсестра-разведенка. Прямо из больничной палаты он переехал к ней и двум ее сыновьям. Наташа в это время в очередной раз приходила в себя в Балаково. Не найдя там хоть какой-нибудь замены Коле, она приехала в надежде все вернуть, но он скрылся на дальнем разведочном участке.
Мы подошли к Коле, но целоваться не стали – от него густо пахло свежим перегаром и потому приветствия наши ограничились улыбками до ушей и похлопыванием по плечам.
– Короче, братан, я прибыл! – сказал мне Коля, когда приветствия закончились. – Только почему я прибыл? Этот вопрос меня интересует так же крайне, как Борьку бабы. Плотников что-то мне объяснял, но я под допингом был... В общем, когда он меня в самолет поместил...
– Потерпи, немного, Коля! – поморщился я. – Все это слишком серьезно для базарной площади. Ты акваланг привез?
– Привез! – осклабился Баламутов. – Что, пиастры в Японском море завелись?
– Пиастры не пиастры, но я очень бы хотел, чтобы люди видели, что мы на море собираемся... Расстегни сумку, чтобы акваланг был виден и грузись вон в ту машину. А мы с Бельмондо пойдем в магазин к банкету затариться. Будут какие спецзаказы? Имей в виду, что бабок у меня навалом.
– Это обнадеживает. Но что нужно бедному алкоголику? Вот в чем вопрос... Водки возьми две бутылки на сегодня и одну на утро. Это только мне, понимаешь?
– Понимаю. А пожрать?
– Это – барство, граф.
– Ну ладно. Дело твое. Пошли, Борис.
– Погоди, Черный! – остановил меня Коля. – Я не понял из нашего разговора одну существенную вещь. Из твоих слов, получается, что я этот ква-кваланг сюда пер, чтобы люди подумали...
– Успокойся! Через пару дней ты пожалеешь, что его притащил. На сорок метров пойдешь...
– Сорок? Это много... для трезвого! Ну валите в гастроном, а то меня на очередную дозу тянет.
– А может быть, и в самом деле треснем по рюмочке? – подмигнув, спросил меня Борис. – Я тут рядом неплохой ресторанчик видел...
– Пойдем, Черный, отметим прибытие... – взмолился Николай, заметив мое недовольство предложением Бельмондо. – А то пути не будет...
– Нет, братва! Никаких пьянок на работе! – резко возразил я – Вот выловим баксы, тогда делайте, что хотите!
И в это время к нам подошел высокий благообразный мужчина в темно-синем костюме-тройке и представившись, директором кавалеровского ресторана сказал:
– Для вас в нашем ресторане заказан обед по полной программе...
– Кем заказан? – воскликнул я.
– Одним человеком, пожелавшим остаться неизвестным.
– А по какому случаю? – продолжал спрашивать я.
– В знак благодарности вам, – кивнул директор в мою сторону, – за какой-то благородный поступок, когда-то совершенный вами.
– За благородный поступок??? – удивился я.
– Да хватит с ним разговаривать! – сказал Борис, обращаясь к Коле. – Кто это в наше время от дармовухи отказывается? Пошли перегрузим шмотки в Женькину машину и посидим чуток за угощением. А он пусть сторожит.
– Люблю эти провинциальные рестораны! – сказал Бочкаренко, усевшись за стол, густо уставленный бутылками и разнообразными закусками. – Они похожи друг на друга, как были похожи пивные будки на Васильевском острове... Но каждый пахнет по-своему... Вот этот например – подсолнечным маслом, в котором изжарили полтора центнера мойвы урожая 1989 года...
– Не всегда здесь так было... – задумчиво проговорил я. – В этой атмосфере был случай, который я люблю вспоминать...
– Какой случай? – спросил Коля, разливая в рюмки коньяк.
– Шофер наш где-то подкалымил, – продолжал я, накладывая к себе в тарелку осетрины и маслин, – и пригласил меня в этот ресторан обмыть удачу...
– За успех! – прервал меня Коля и с рюмкой потянулся к нам. И стремительно чокнувшись с каждым из нас, выпил, приблизив голову к рюмке, а не наоборот.
– Так вот, сидим мы вдвоем, вот как сейчас коньячок с котлетами по-киевски потребляем, музыку слушаем. А за три столика от нас девушка сидела... Очень премиленькая, фигурка – обалдеешь. И у Леньки, так звали шофера, слюнки потекли. Долго он не решался пригласить ее на танец: рядом с ней такие мордовороты сидели – я бы не решился! Но после четвертой рюмки пошел, и очень скоро вернулся ни с чем. Я стал над ним подтрунивать, а он взорвался и злой, как черт, говорит:
– Перетанцуешь с ней – ставлю дюжину армянского!
Взял, короче, на "слабо". Делать нечего, пошел я. Подхожу, мордоворотов вежливо так спрашиваю:
– Позвольте, любезные, вашу даму на танец пригласить?
Они культурными оказались, бить сразу не стали, сидят, только глазами сверлят. А принцесса их молвит мне, вальяжно так:
– Ах, нет! Простите бога ради, я устала очень, я посижу... А меня понесло уже и я, пожав плечами, отвечаю:
– Ну что ж, будем танцевать сидя!
И, усевшись в свободное кресло, стоявшее у соседнего столика, подкатываю к девушке, беру ее сидение за подлокотники и тащу его к оркестру! Музыка на несколько мгновений сбилась, кавалеры барышни набычились, посетители жующие застыли с поднятыми вилками и фужерами, а мы закружили на креслах под вовсю оживший полонез Огинского! И в глазах девушки начало что-то появляться... Ну, ладно, в общем после танца я отвез свою даму к еще не пришедшим в себя мордоворотам, ручку поцеловал и поскакал на резвом стуле за своей дюжиной армянского.
– Любишь ты на рожон лезть... "У нее в глазах начало что-то появляться"... Лучше бы ты о деле рассказал – пробурчал Борис и неожиданно замолк, уставившись в вазу с цветами, стоявшую посередине стола. – Что-то мне этот георгин напоминает...
И, вынув мясистый цветок из вазы, начал раздирать его на части.
– Смотри, Женя, а он с клопами... – задумчиво произнес он, протягивая мне портативное подслушивающее устройство. – Похоже, мы вляпались во что-то очень серьезное... И единственное, что я сейчас хочу, так это не котлету по-киевски, а побыстрее получить свои пальто и шляпу...
И, с сожалением оглядев явства, застывшие на столе, мы встали и быстро направились к выходу.
Директор ресторана, все это время наблюдавший за нами из приоткрытой двери подсобного помещения, видимо, не ожидал подобного поворота событий. Он вышел в зал и начал озираться то на нас, то в сторону комнаты персонала, из которой раздавались глухие мужские голоса. Проходя мимо, него я сунул ему в нагрудный карман зеленую пятидесятку и потрепал по щеке.
Выйдя из ресторана, мы подошли к моей, пардон, Юдолинской машине и начали обсуждать происшедшее и пришли к выводу что мы на "крючке". У мафии или у компетентных органов. В заключение я рассказал ребятам о подозрительном поведении инвалида Валеры, но они лишь посмеялись надо мной. Впрочем, смеялись они ровно до того момента, как я указал им глазами на инвалидную коляску, прячущуюся за будкой "Союзпечати" и выглядывающую оттуда же неукротимо-трясущуюмся голову ее любопытного хозяина. А когда оказалось, что наш "Жигуленок" взломан и подвергся досмотру, наше настроение и вовсе упало...
Мы быстро и без разбора закупили продукты и спиртное и поехали в мою кавалеровскую ставку. Но, подъезжая к ней, я сообразил, что хозяин дома в разговоре (который, видимо, интересует очень многих) будет лишним и мы свернули не к дому, налево, а направо, к берегу Кавалеровки и расположились там на лужайке близ местной достопримечательности – Скалы Любви.
– Скала Любви? Очень интересно! – сказал Борис узнав от меня название этой семидесятиметровой пластины известняков, поставленной на попа древними подводными оползнями. – А почему? На ней занимаются любовью?
– Вообще-то на топографических картах она называется Дерсу – под ней впервые встретились Арсеньев и Дерсу Узала. А местные ее так называют потому, что время от времени с нее упадают несчастные девушки, – сказал я трагическим голосом.
– Тогда предлагаю разместиться прямо под ней. Может, хоть одна упадет мне на колени, – предложил Борис, задрав голову к вершине скалы.
– На голову она тебе упадет, на голову, – расхохотался Баламут, копаясь в сумке со спиртным. – Несчастные девушки всегда падают на чьи-нибудь головы... Давайте, не будем потому суетиться и приступим к банкету прямо здесь и прямо сейчас.
Посмеявшись, мы быстренько расстелили на траве чехол от машины, нарезали копченого палтуса и, деловито чокнувшись, выпили.
После того как стакан "Дербента" согрел желудок, я закурил и, опершись спиной о машину, начал рассказывать о событиях последних двух недель. Ребята меня почти не перебивали. Лишь когда они узнали мое нынешнее имя, Борис саркастически расхохотался и сказал:
– Костик! Инка, наверное, тебя Костик-хвостик зовет? Скажи, что я не прав!
– Нет не зовет... – смущенно улыбнулся я. – Но, видимо, пока не зовет. Ты ей точно нашепчешь.
– Давайте выпьем за Костика, – предложил Коля, наливая себе полный стакан.
Мы выпили и я закончил рассказ.
– Нырнешь на сорок метров? – выдержав паузу, спросил Колю Борис, и пристально уставился ему в глаза.
– Опасно это, пацаны... – ответил он. – Очень опасно. Но я попробую. Но только на несколько минут.
– А больше и не нужно, – сказал я. – Зацепишь дипломаты с баксами и – наверх.
– Это тебе все так просто... Ну ладно, вытащу я вам их...
– Вам? – удивился я.
– Может быть и вам. Я уже далеко не тот мальчик, который плавал и нырял как пингвин. Два инфаркта и жизнь как половая тряпка на дембеле...
– Ну давай, я спущусь, – предложил Борис. – Правда я не разу не нырял больше чем на пять метров...
– А ты, Жан-Поль, и не пойдешь туда, – прервал я Колю. Ты с кем-нибудь из пациентов шахты попытаешься посмотреть, что лежит в зумпфе шахты. Ты, кстати, привез телекамеру?
– Да. Есть и обычная, и такая, какие в охране используются. А подсветку мы из подручных материалов сообразим. На шахте всего полно должно быть.
– Что еще нам надо туда захватить?
– Водки, водки и еще раз водки, – сверкнув глазами, встрепенулся Коля.
– Водки... – повторил я, впившись в него глазами. – Ты что, не понял, что там сумасшедшие? А если они начнут водку жрать? Не захочется им шашлыка из твоего проспиртованного мяса? Ты уже завтра утром на перезомбирование пойдешь. Поймешь все там, в трубе железной...
– Так ты же, Черный, говорил, что не так это страшно, как впечатлительно?
– Не Черный, а Костик меня зовут. Понимаешь, мы должны быть осторожными, как тысяча зайцев. Кто знает – не захочет Шура переперезомбировать кого-нибудь из нас под напряжением в 1000 вольт или в серной кислоте? Да со всеми остальными осторожными надо быть. В том числе, и теми буйными тиграми, которые в тайге вокруг шахты бродят.
– Кончай, Костик, пугать. Вон, Бельмондо уже в штаны наложил.
– Наложишь тут... – сокрушенно покачал головой Борис. – Микрофоны в георгинах, церебрально-параличные в засадах... Представляешь, Коля – тебя в заложники этот церебральный берет... Привязывает тебя к инвалидной коляске, ток к ней подключает и подползает к тебе, извиваясь в экстазе, с пассатижами в трясущихся руках...
– Ладно вам юродствовать, – сказал я, улыбаясь. – Давайте еще по полстаканчика и пойдем шашлык жарить. Там Егорыч, наверное, уже беспокоится. Увидит нас здесь со стаканами – обидится.

* * *

Через пятнадцать минут мы уже вплотную занимались шашлыком. Хозяин, взяв двадцать долларов, ушел за барашком. Я начал разводить костер в огороде, Бельмондо – точить ножи, а Коля по нашему молчаливому согласию улегся в кубрике отдыхать. Его мощный храп, невзирая на трехслойные стены, свободно достигал моих ушей.
Пока он спал, мы с Борисом еще до наступления темноты разделали барашка и я начал нарезать его еще теплое мясо. Егорыч тем временем чистил и резал лук, а Борис сидел рядом со мной на раскладном стульчике и рассказывал о последних годах своей жизни.
Шашлык получился отменным. Когда мы лениво доедали последние палочки и, глядя на оставшиеся бутылки, соображали, хватит ли спиртного до ночи, из окружающих наш стол кустов манчьжурской вишни выскочили люди в масках из черных капроновых чулок. Через пять минут после нападения мы с друзьями, связанные и с мешками на головах, лежали в закрытом кузове мчащейся куда-то грузовой машины.


Глава вторая. Хохмы ради...

1. Где мы? – Пытка в сауне. – Вынесли ногами вперед... – Кашпировских за пояс. – После переворота Шура умывает руки. – Как ты могла, Инесса!!?

Примерно через час машина остановилась.
– Ну, Костик, спасибо тебе за шашлыки! – пробурчал наконец пришедший в себя Николай. – А где Егорыч?
– Нет его, только мы трое, – ответил я, откашлявшись.
– А про доллары он твои знал? – прохрипел Борис, лежавший, по-видимому, у заднего борта.
– Знал, конечно, что есть. Я ведь дал ему за постой десятку и за барана дал. А сколько есть, я ему не говорил. Хотя, по нашим напиткам и закускам он мог прикинуть...
В это время задний борт открылся, в кузов забрались люди и куда-то унесли бурно матерящегося Колю. Через пятнадцать минут люди вернулись и унесли Бориса. Еще через пятнадцать минут они тащили уже меня, сначала по ровному месту, а потом волоком вверх по ступенькам. В конце пути я был брошен на пол, затем мне развязали руки и ноги, подняли и с раскачкой куда-то бросили. Придя в себя, я услышал скрип закрывающейся двери, и лишь затем почувствовал, что в предоставленном мне помещении очень жарко.
– Привет, Костик! – услышал я слабый голос Бориса. По-моему мы в бане.
– В сауне, дурак! – поправил его Николай. – Давайте, что ли развязываться?
– Дык меня они развязали... – сказал я, начиная догадываться, кто нас пленил. – Только, вот, мешок с головы сниму и вас развяжу.
Сбросив с головы мешок, по запаху и пыли – явно из-под картошки, я увидел, что мы действительно заперты в сауне. Она была довольно ярко освещена двумя лампами в рудничных колпаках. Раздевшись до трусов, я подошел к термометру. Он показывал 160 градусов.
– Ты что прохаживаешься? – недовольно пробурчал Бельмондо. – Давай, развязывай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28