Поддался настроению, эйфории, и согласился выпустить этих сумасшедших сектантов! Какие из них работники? И компания получилась – не бей лежачего. И что теперь мне светит? Как они поведут себя, оказавшись на воле с алмазами? Баклажан с Полковником, понятно, не покинут Кумарха, не отстанут от нас, пока всех не убьют. И Кучкина, и Веретенникова, и Синичкину. Они, фанатики своей бомбы, не захотят ею рисковать... Меня они будут пытать, пока я не расскажу им, где лежит алмаз с мухой. И поэтому... и поэтому, о, Боже, мне... придется их убить... Убить? Нет, убить я не смогу, не мой профиль... А что же делать? Как что? Отдать их Али-Бабаю и все дела! В конце концов, они – его законная добыча!
А Сашка Кучкин? – думал я уже на пути к алмазной рассечке. – На следующий день после возвращения в Душанбе (если, конечно, Баклажан его не кончит, а кончит он его первым), Сашка свяжется с лихими людьми или с бывшими гэбэшниками и предложит им десять процентов в подпольной старательской артели "Розовый Слон". Потом эти серьезные люди сунут ему в задницу электрический паяльник, и он все им расскажет – и про трубку, и про то, как найти остальных обладателей алмазов и их родственников.
И они найдут и убьют. Чтобы не было соперников и конкурентов. Чтобы не было утечки информации. И поэтому, Черный, хочешь ты этого или не хочешь, тебе придется и его оставить здесь в подземелье. В качестве пленника Али-Бабая. Да, придется оставить... Ради своих детей, ради Ольги...
Ольга... Она ведь предупреждала! Ну и дурак же я! Из-за малой обиды затеял эту канитель... Если бы я тогда знал, что меня ждет...
Ладно, хватит лирики. Теперь Валерка Веретенников... От этого можно ждать всего. Человек он холодный и здравомыслящий. И всегда добивается своего. Может он представлять для меня опасность? Здесь и там, на поверхности? Конечно! При случае он непременно попытается отомстить мне за то, что я вовлек его в это сволочное приключение, отомстить за то, что сделал с ним Баклажан. Он мстительный... Однажды рассказывал мне, как хладнокровно поквитался со своим сослуживцем за малую обиду... Когда в Арсеньеве служил метеорологом, в том самом авиаполку, из которого Беленко Миг в Японию угнал. Веретенников, салаженок с красным географическим дипломом, пришел телевизор куда-то посмотреть, а один афганец крутой, весь из себя прославленный, водку там глушил и его на три буквы по настроению послал. Так что Валерка сделал? На следующий день капитан на задание улетел, а Валерка ему метеобюллетень не дал. Намеренно сделал так, что капитан его не смог получить. И потом позвонил куда нужно и тому афганцу, что-то там неприятное сделали... Яйца, короче, открутили. Так что человек он опасный. И мстительный вдобавок. И потому его тоже придется оставить Али-Бабаю на сохранение. На время. На недельку-другую. Пока мы с Синичкиной не слиняем в неизвестном направлении.
Вот, она жизнь... Совсем недавно в этих горах я распинался перед друзьями-коллегами о добре и зле, о жизни, как абсолютной ценности, а теперь хладнокровно обрекаю людей на пожизненное заточение... Хорошо еще, что есть Али-Бабай. А если бы его не было? Подумал бы, подумал и пришел бы к мысли, что Кучкина с Веретенниковым надо мочить... Дегенерат... Дожил до крайней черты.
Дожил... Дожил с этой Синичкиной. Вот ведь женщина! На вид ангелочек, а занимается явно не божескими делами. Не удивлюсь, если она окажется главой международной шайки охотников за бриллиантами. Или шпионом де Бирса. Но ведь не поднимет она на меня руку? Как знать... Всю жизнь меня убивали женщины, которых я любил... Ну, ладно, хватит рефлексировать, где там мой Али-Бабай? Пора приниматься за дело".
Али-Бабай со своим фонарем шел следом за мной. Остановив его, я сказал, что вот, в этой разминовке когда-то складировали длинные ломы для очистки кровли от заколов и что я хочу взять с собой парочку.
Понятливый Али-Бабай догадался, что я желаю с ним уединиться тет-а-тет, и мы свернули в разминовку. Выбирая ломы, я доходчиво объяснил ему, что надо делать, когда мы проделаем выход на поверхность.
– Хоп, майляш, Черный, я выполню твой приказ, – ответил он, лишь только я закончил. И ответил, как-то странно блеснув своими красными глазами.
* * *
Я не придал значения этому блеску – подумал, что так, наверное, блестят глаза у бывалых киллеров, принимающих заказы от любителей Стравинского, Льва Толстого и Ахмадуллиной.
Если бы я знал, что своим заказом продлил себе жизнь на неопределенное время! Если бы я знал, что после того, как открылась измена старшей жены (только она могла печь лепешки, как ему нравилось, только она напоминала ему мать), Али-Бабай решил лишить жизни всех своих постояльцев посредством взрыва в кают-компании нескольких противопехотных мин. Он зомберскими своими чувствами, хоть и основательно размывшимися за последние годы, осознал смертельную опасность, исходящую на него от Баклажана, Полковника, Кучкина и Синичкиной. И чувствовал, что если он даст им уйти, то в скором времени долина, да что долина – его дом, его родная штольня превратится в кромешный ад. Да, три года назад ему накрепко внушили, что он должен приносить пользу людям и не просто людям, а жителям Ягнобской долины. А эти люди, пришедшие в его штольню, никакие не жители долины, а неправоверное отребье, алчные искатели наживы. И, следовательно, они не подпадают под внушенный ему императив.
Когда стало ясно, что выбраться из штольни можно и без помощи незваных гостей, и выбраться довольно быстро, Али-Бабай укрепился в своем решении и заминировал кают-компанию. Но предложенный Черновым вариант развития событий арабу понравился больше собственного. Ему, как потомку восточного сатрапа, всегда хотелось завести в своем подземелье маленькую тюрьму, точнее каторгу. Тяжелой работы на штольне было много – постоянно требовалось разбирать завалы, расширять и обустраивать жилые помещения, совершенствовать инфраструктуру подземелья (Али-Бабая давно мечтал увеличить свое жизненное пространство посредством проделывания спирально-ступенчатого прохода на вышележащую вторую штольню) – и народу, поэтому, требовалось немало. И бывший зомбер с радостью принял замысел Чернова к исполнению, тем более что после его претворения в жизнь можно было без особых хлопот отправить умника в темницу, а его симпатичную спутницу – в гаремный изолятор.
2. Слабых мест масса. – Сашка Кучкин, как экземпляр. – Веретенников пишет сценарий. – Полковник что-то придумал. – Похоже, прорвемся. – Труп был теплым.
Синичкина шла вслед за Черновым, нервно покусывая губы. Она давно решила, что надо делать, чтобы достичь поставленных перед собой целей. Но шестое чувство подсказывало ей, что будут какие-то срывы, в том числе и существенные. И она раз за разом выискивала в своем плане слабые места. И раз за разом у нее получалось, что слабых мест масса...
Во-первых, Чернов, оказался очень плохо управляемым, инфантильным, падким на сладкое и на избранную ему роль явно не годился.
Во-вторых, компания подобралась уж очень разношерстая. И сократить ее, не привлекая к себе внимания, пока никак не удавалось.
И в третьих, этот Сергей Кивелиди... А если он все же припрется спасать своего друга? Это не Чернов, нет. Он, увидев ее глаза, сразу же все поймет. И через секунду после этого вставит в них по маленькой горячей пуле.
И, в-четвертых... Это сволочное ощущение... Оно проникло в кровь, как только она взяла в руки алмаз, выковырянный Черновым из забоя. Ощущение того, что вся ее оставшаяся жизнь, очень долгая жизнь будет связана с тьмой. Или связана тьмой. Это ощущение сковывало ее, оно отравляло мозг, не давая продуктивно осмысливать происходящее...
* * *
А Сашка Кучкин шел за Синичкиной, но ее прекрасные формы его не волновали. Он думал о том, что будет делать, когда выберется на поверхность. Если выберется.
...Сашка был так себе человеком. В школе его называли Кучкин-Сучкин, в институте тоже. Он рано научился не принимать оскорбления близко к сердцу, тем более что обзывались люди в основном неумные. Отец неплохо зарабатывал, в том числе и осторожно пользуясь своим положением, и у Саши всегда были деньги на спиртное и на доступных девочек. Овладевал знаниями он по этой причине весьма нерегулярно и на геологическом факультете прославился лишь тем, что на втором курсе, на учебной полевой практике, проявил неуважение к Мамадвафоеву, свирепому преподавателю геохимии и математической статистики – устроился рядом с ним в сортире на два очка. Вследствие этого проступка Сашка пересдавал экзамены по упомянутым предметам раз десять и был помилован только после вмешательства родителя.
В период работы в партии Чернова, Сашка частенько был зван к нему на домашние вечеринки. Однако, со временем его перестали приглашать: напиваясь, он хамил дамам, тогда как хорошим тоном на этих междусобойчиках считалось обратное – подвыпивший джентльмен должен был сыпать комплиментами и по бедрам малознакомых женщин рыскать взглядом, а не потной ладонью.
Хорошим геологом ему стать не удалось, и Сашка, нигде подолгу не задерживаясь, кочевал из партии в партию. Потом Союз рухнул, как подорванное здание, работы в республике не стало вовсе никакой, и он, чтобы хоть как-то заработать на жизнь, занялся спекуляцией (продукты, редкие металлы, оружие, наркотики), но безуспешно. И вот, после нескольких лет полунищенского существования Бог привел его к кимберлитовой трубке, полной алмазов, на дюжину которых можно было купить средней по величине город. Со всеми жителями, со всей "братвой" и номенклатурой.
Поняв, что другого такого случая разбогатеть (и не только разбогатеть, а стать набобом типа графа Монтекристо, Березовского или даже Черномырдина) не будет, Кучкин задумался, как ему и рыбку съесть, и в лужу не сесть. Кем-кем, а глупым он никогда не был – отцу подносили не только бутылки, но и дефицитные книги, к тому же с самого детства в их доме частенько бывали люди с острым умом и всякого рода опытом. Он скоро понял, что Баклажан рано или поздно попытается его убить, так же как и Черный – не зря же он уединялся в разминовке со своим красноглазым приспешником.
"А эта стройная особа с такой “лирической” задницей? – задержал Сашка взгляд на упомянутой части Синичкиной. – Шушукается то с Черным, то с Полковником. А какие у нее глаза... Кошечка кошечкой, а взглянет – как асфальтовым катком пройдется (совсем как дядя Клементий, друг семьи, о котором даже отец говорил, что он страшный человек) – так сразу кружечка разбавленного "жигулевского" кажется предпочтительнее килограмма розовых алмазов.
...Нет, дорогой Сашенька, – в раздумье покачал головой Кучкин, – всю жизнь ты был говном и, вот, теперь у тебя появился шанс... Надо просто-напросто прикончить пятерых-шестерых и все – ты царь и бог...
Но как это сделать? – размышлял Кучкин, покусывая губы. – Как убить соперников? Оружия ведь нет... А у них – бабая, Черного, Валерки и Синичкиной – по два пистолета. И если заподозрят меня в чем-то – немедленно шлепнут. Как муху.
...Нет, убить их всех не получится. Первая же осечка станет последней. И, значит, остается одно – до поры до времени вести себя тише воды, ниже травы. И после выхода на поверхность сразу же сматываться в город. В городе набрать людей из старых папиных знакомых и как можно быстрее возвращаться. И через месяц-другой после этого возвращения твою фамилию, уважаемый господин Кучкин, будут произносить много уважительнее, чем фамилию другого Александра Сергеевича. А до той поры надо валять дурака, никуда первым не лезть, и стахановца из себя не изображать. Короче, "давайте, братцы, не стараться, поработаем с прохладцей..."
Последнюю фразу-цитату Кучкин произнес вслух и Синичкина, обернувшись, посмотрела ему прямо в глаза, посмотрела, как асфальтовым катком прошлась.
У устья первого штрека было решено, что в алмазную рассечку мы будем ходить по двое – мужчина с женщиной (мужчина для долбежки, а женщина – для уборки отбитой породы и поиска в ней алмазов). Также решили, что первыми начнем мы с Синичкиной, а через час нас сменят Али-Бабай с одной из жен, их – Баклажан с другой, и так далее.
Веретенникова я хотел освободить от работы, но он сказал, что рана у него практически зажила, и он пойдет в забой хотя бы для того, чтобы остальные смены могли дольше отдыхать.
...Проводя взглядом Чернова с Синичкиной, Веретенников, уселся на ящик из-под аммонита, оперся о стенку затылком и принялся обдумывать сложившуюся ситуацию. Баклажан с Полковником сидели напротив, безучастно глядя на ровное пламя "летучей мыши" (сам хозяин лампы сидел неподалеку, окруженный женами).
"Они попытаются всех убить, – думал Веретенников, разглядывая сквозь прикрытые веки жрецов плутониевой бомбы. – По глазам их видно – только об этом и думают. И красноглазый о том же мечтает. Все уже, наверное, решил... Где и как. Времени удобного ждет. Когда стрельба начнется, ствол этой мотивированной девушки с таким приятным именем Анастасия тоже холодным не останется. Так что при любом сценарии развития событий выбраться отсюда живым и здоровым будет трудновато... Если, конечно, я не напишу свой собственный сценарий... Пожалуй, если я прямо сейчас окуну мысленное перо в такую же чернильницу, то поспешным поступком это никак не назовешь.
Так, с чего начнем? С подбора главных героев, конечно... Их, считая меня семь... Они легко разделяются на две партии и прослойку. Одну партию составляют Черный, его красноглазая марионетка Али-Бабай и его же темноглазая любовница, другую – Баклажан и Полковник. Мы с Кучкиным – в так называемом “болоте”. С Сашкой объединяться нет смысла – слабак. С Черновым Али-Бабаем и Синичкиной? Нет... Что-то мне говорит, что доверяться Анастасии, которая вертит Женькой, как хочет, нельзя. Невооруженным глазом видно, что этой дамочке не впервой вонзать ножи в спины соперников.
Значит, надо объединится с Баклажаном... На первый взгляд эта опция выглядит дикой. Но только на первый взгляд... Если я помогу этим людям, они будут мне благодарны всю свою жизнь... И эта бомба... Интересно, какая она? Неужели она и в самом деле придает жизни смысл? О, Господи, я все на свете отдал бы за смысл... Я недурен собой, у меня все есть, я все могу купить, люди меня уважают, женщины добиваются, а я ничего не хочу... Ничего меня не радует... А жизни лишить себя не могу... Казалось бы, вот он, удобный шанс покончить со своим бренным существованием. Ан нет, рвусь на волю всеми фибрами души. Рвусь, хотя предчувствую, как станет гадко, очень гадко, когда я вновь окажусь в своей тарелке... А тут судьба подталкивает меня к чему-то неизведанному, к чему-то, что обрадует каждую мою клеточку, каждый мой нейрон... Нет, надо договариваться с Баклажаном и только с ним..."
* * *
...Баклажан давно понял, что не пройдет и нескольких часов, как пленившие их идиоты осознают, что освободили их из кандалов, находясь во власти предательской эйфории. После того, как выяснится, что прорыв на поверхность действительно возможен, они дружно сомкнут головы в кружок, пошепчутся с минуту-другую и еще через пятнадцать минут количество потребителей кислорода в штольне сократиться на две единицы. И значит, у них с Полковником есть что-то около суток, чтобы придумать, как изменить ситуацию в свою пользу. Но как это сделать? Красноглазый глаз с них не спускает. Так же, как и его жены...
– Не беспокойтесь, уважаемый Иннокентий Александрович... – шепотом оторвал его Полковник от тяжелых раздумий. – Мы что-нибудь придумаем, непременно придумаем...
* * *
Кимберлиты, слагавшие трубку, были не крепкими и легко крошились зубилами и заточками. Через час с небольшим стало понятно, что обнаруженный нами выход кимберлитов являет собой не главное тело трубки взрыва, а ее горизонтально расположенную апофизу (ответвление, аппендикс).
Поэтому, прежде чем повернуть вверх, нам пришлось пройти по ней наклонную галерейку сечением примерно метр тридцать на метр и длинной около полутора метров. Породы при этом было извлечено около двух кубометров. И в ней женщины нашли три прекрасных пиропа и семь алмазов весом примерно по двадцать карат.
Все найденные кристаллы были розовыми и без насекомых. Так мне сказали – я остерегался смотреть на эти магические кристаллы. Чувствовал – берут они за душу, да так крепко, что не отвяжешься.
"Накачала Синичкина своими предостережениями, – думал я, круша кимберлиты. – Стекляшек опасаюсь. И правильно. На протяжении всей человеческой истории люди, завороженные ценностью и красотой алмазов, алкали их, забыв обо всем, меняли на человеческие жизни, совесть и собственное "Я". Да, алмазы – это действительно нечто".
* * *
...Да, алмазы – это действительно нечто. Известно, что в разных странах (в особенности в Индии) в старину их считали живыми существами, усиливающими особенности обладающих ими людьми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
А Сашка Кучкин? – думал я уже на пути к алмазной рассечке. – На следующий день после возвращения в Душанбе (если, конечно, Баклажан его не кончит, а кончит он его первым), Сашка свяжется с лихими людьми или с бывшими гэбэшниками и предложит им десять процентов в подпольной старательской артели "Розовый Слон". Потом эти серьезные люди сунут ему в задницу электрический паяльник, и он все им расскажет – и про трубку, и про то, как найти остальных обладателей алмазов и их родственников.
И они найдут и убьют. Чтобы не было соперников и конкурентов. Чтобы не было утечки информации. И поэтому, Черный, хочешь ты этого или не хочешь, тебе придется и его оставить здесь в подземелье. В качестве пленника Али-Бабая. Да, придется оставить... Ради своих детей, ради Ольги...
Ольга... Она ведь предупреждала! Ну и дурак же я! Из-за малой обиды затеял эту канитель... Если бы я тогда знал, что меня ждет...
Ладно, хватит лирики. Теперь Валерка Веретенников... От этого можно ждать всего. Человек он холодный и здравомыслящий. И всегда добивается своего. Может он представлять для меня опасность? Здесь и там, на поверхности? Конечно! При случае он непременно попытается отомстить мне за то, что я вовлек его в это сволочное приключение, отомстить за то, что сделал с ним Баклажан. Он мстительный... Однажды рассказывал мне, как хладнокровно поквитался со своим сослуживцем за малую обиду... Когда в Арсеньеве служил метеорологом, в том самом авиаполку, из которого Беленко Миг в Японию угнал. Веретенников, салаженок с красным географическим дипломом, пришел телевизор куда-то посмотреть, а один афганец крутой, весь из себя прославленный, водку там глушил и его на три буквы по настроению послал. Так что Валерка сделал? На следующий день капитан на задание улетел, а Валерка ему метеобюллетень не дал. Намеренно сделал так, что капитан его не смог получить. И потом позвонил куда нужно и тому афганцу, что-то там неприятное сделали... Яйца, короче, открутили. Так что человек он опасный. И мстительный вдобавок. И потому его тоже придется оставить Али-Бабаю на сохранение. На время. На недельку-другую. Пока мы с Синичкиной не слиняем в неизвестном направлении.
Вот, она жизнь... Совсем недавно в этих горах я распинался перед друзьями-коллегами о добре и зле, о жизни, как абсолютной ценности, а теперь хладнокровно обрекаю людей на пожизненное заточение... Хорошо еще, что есть Али-Бабай. А если бы его не было? Подумал бы, подумал и пришел бы к мысли, что Кучкина с Веретенниковым надо мочить... Дегенерат... Дожил до крайней черты.
Дожил... Дожил с этой Синичкиной. Вот ведь женщина! На вид ангелочек, а занимается явно не божескими делами. Не удивлюсь, если она окажется главой международной шайки охотников за бриллиантами. Или шпионом де Бирса. Но ведь не поднимет она на меня руку? Как знать... Всю жизнь меня убивали женщины, которых я любил... Ну, ладно, хватит рефлексировать, где там мой Али-Бабай? Пора приниматься за дело".
Али-Бабай со своим фонарем шел следом за мной. Остановив его, я сказал, что вот, в этой разминовке когда-то складировали длинные ломы для очистки кровли от заколов и что я хочу взять с собой парочку.
Понятливый Али-Бабай догадался, что я желаю с ним уединиться тет-а-тет, и мы свернули в разминовку. Выбирая ломы, я доходчиво объяснил ему, что надо делать, когда мы проделаем выход на поверхность.
– Хоп, майляш, Черный, я выполню твой приказ, – ответил он, лишь только я закончил. И ответил, как-то странно блеснув своими красными глазами.
* * *
Я не придал значения этому блеску – подумал, что так, наверное, блестят глаза у бывалых киллеров, принимающих заказы от любителей Стравинского, Льва Толстого и Ахмадуллиной.
Если бы я знал, что своим заказом продлил себе жизнь на неопределенное время! Если бы я знал, что после того, как открылась измена старшей жены (только она могла печь лепешки, как ему нравилось, только она напоминала ему мать), Али-Бабай решил лишить жизни всех своих постояльцев посредством взрыва в кают-компании нескольких противопехотных мин. Он зомберскими своими чувствами, хоть и основательно размывшимися за последние годы, осознал смертельную опасность, исходящую на него от Баклажана, Полковника, Кучкина и Синичкиной. И чувствовал, что если он даст им уйти, то в скором времени долина, да что долина – его дом, его родная штольня превратится в кромешный ад. Да, три года назад ему накрепко внушили, что он должен приносить пользу людям и не просто людям, а жителям Ягнобской долины. А эти люди, пришедшие в его штольню, никакие не жители долины, а неправоверное отребье, алчные искатели наживы. И, следовательно, они не подпадают под внушенный ему императив.
Когда стало ясно, что выбраться из штольни можно и без помощи незваных гостей, и выбраться довольно быстро, Али-Бабай укрепился в своем решении и заминировал кают-компанию. Но предложенный Черновым вариант развития событий арабу понравился больше собственного. Ему, как потомку восточного сатрапа, всегда хотелось завести в своем подземелье маленькую тюрьму, точнее каторгу. Тяжелой работы на штольне было много – постоянно требовалось разбирать завалы, расширять и обустраивать жилые помещения, совершенствовать инфраструктуру подземелья (Али-Бабая давно мечтал увеличить свое жизненное пространство посредством проделывания спирально-ступенчатого прохода на вышележащую вторую штольню) – и народу, поэтому, требовалось немало. И бывший зомбер с радостью принял замысел Чернова к исполнению, тем более что после его претворения в жизнь можно было без особых хлопот отправить умника в темницу, а его симпатичную спутницу – в гаремный изолятор.
2. Слабых мест масса. – Сашка Кучкин, как экземпляр. – Веретенников пишет сценарий. – Полковник что-то придумал. – Похоже, прорвемся. – Труп был теплым.
Синичкина шла вслед за Черновым, нервно покусывая губы. Она давно решила, что надо делать, чтобы достичь поставленных перед собой целей. Но шестое чувство подсказывало ей, что будут какие-то срывы, в том числе и существенные. И она раз за разом выискивала в своем плане слабые места. И раз за разом у нее получалось, что слабых мест масса...
Во-первых, Чернов, оказался очень плохо управляемым, инфантильным, падким на сладкое и на избранную ему роль явно не годился.
Во-вторых, компания подобралась уж очень разношерстая. И сократить ее, не привлекая к себе внимания, пока никак не удавалось.
И в третьих, этот Сергей Кивелиди... А если он все же припрется спасать своего друга? Это не Чернов, нет. Он, увидев ее глаза, сразу же все поймет. И через секунду после этого вставит в них по маленькой горячей пуле.
И, в-четвертых... Это сволочное ощущение... Оно проникло в кровь, как только она взяла в руки алмаз, выковырянный Черновым из забоя. Ощущение того, что вся ее оставшаяся жизнь, очень долгая жизнь будет связана с тьмой. Или связана тьмой. Это ощущение сковывало ее, оно отравляло мозг, не давая продуктивно осмысливать происходящее...
* * *
А Сашка Кучкин шел за Синичкиной, но ее прекрасные формы его не волновали. Он думал о том, что будет делать, когда выберется на поверхность. Если выберется.
...Сашка был так себе человеком. В школе его называли Кучкин-Сучкин, в институте тоже. Он рано научился не принимать оскорбления близко к сердцу, тем более что обзывались люди в основном неумные. Отец неплохо зарабатывал, в том числе и осторожно пользуясь своим положением, и у Саши всегда были деньги на спиртное и на доступных девочек. Овладевал знаниями он по этой причине весьма нерегулярно и на геологическом факультете прославился лишь тем, что на втором курсе, на учебной полевой практике, проявил неуважение к Мамадвафоеву, свирепому преподавателю геохимии и математической статистики – устроился рядом с ним в сортире на два очка. Вследствие этого проступка Сашка пересдавал экзамены по упомянутым предметам раз десять и был помилован только после вмешательства родителя.
В период работы в партии Чернова, Сашка частенько был зван к нему на домашние вечеринки. Однако, со временем его перестали приглашать: напиваясь, он хамил дамам, тогда как хорошим тоном на этих междусобойчиках считалось обратное – подвыпивший джентльмен должен был сыпать комплиментами и по бедрам малознакомых женщин рыскать взглядом, а не потной ладонью.
Хорошим геологом ему стать не удалось, и Сашка, нигде подолгу не задерживаясь, кочевал из партии в партию. Потом Союз рухнул, как подорванное здание, работы в республике не стало вовсе никакой, и он, чтобы хоть как-то заработать на жизнь, занялся спекуляцией (продукты, редкие металлы, оружие, наркотики), но безуспешно. И вот, после нескольких лет полунищенского существования Бог привел его к кимберлитовой трубке, полной алмазов, на дюжину которых можно было купить средней по величине город. Со всеми жителями, со всей "братвой" и номенклатурой.
Поняв, что другого такого случая разбогатеть (и не только разбогатеть, а стать набобом типа графа Монтекристо, Березовского или даже Черномырдина) не будет, Кучкин задумался, как ему и рыбку съесть, и в лужу не сесть. Кем-кем, а глупым он никогда не был – отцу подносили не только бутылки, но и дефицитные книги, к тому же с самого детства в их доме частенько бывали люди с острым умом и всякого рода опытом. Он скоро понял, что Баклажан рано или поздно попытается его убить, так же как и Черный – не зря же он уединялся в разминовке со своим красноглазым приспешником.
"А эта стройная особа с такой “лирической” задницей? – задержал Сашка взгляд на упомянутой части Синичкиной. – Шушукается то с Черным, то с Полковником. А какие у нее глаза... Кошечка кошечкой, а взглянет – как асфальтовым катком пройдется (совсем как дядя Клементий, друг семьи, о котором даже отец говорил, что он страшный человек) – так сразу кружечка разбавленного "жигулевского" кажется предпочтительнее килограмма розовых алмазов.
...Нет, дорогой Сашенька, – в раздумье покачал головой Кучкин, – всю жизнь ты был говном и, вот, теперь у тебя появился шанс... Надо просто-напросто прикончить пятерых-шестерых и все – ты царь и бог...
Но как это сделать? – размышлял Кучкин, покусывая губы. – Как убить соперников? Оружия ведь нет... А у них – бабая, Черного, Валерки и Синичкиной – по два пистолета. И если заподозрят меня в чем-то – немедленно шлепнут. Как муху.
...Нет, убить их всех не получится. Первая же осечка станет последней. И, значит, остается одно – до поры до времени вести себя тише воды, ниже травы. И после выхода на поверхность сразу же сматываться в город. В городе набрать людей из старых папиных знакомых и как можно быстрее возвращаться. И через месяц-другой после этого возвращения твою фамилию, уважаемый господин Кучкин, будут произносить много уважительнее, чем фамилию другого Александра Сергеевича. А до той поры надо валять дурака, никуда первым не лезть, и стахановца из себя не изображать. Короче, "давайте, братцы, не стараться, поработаем с прохладцей..."
Последнюю фразу-цитату Кучкин произнес вслух и Синичкина, обернувшись, посмотрела ему прямо в глаза, посмотрела, как асфальтовым катком прошлась.
У устья первого штрека было решено, что в алмазную рассечку мы будем ходить по двое – мужчина с женщиной (мужчина для долбежки, а женщина – для уборки отбитой породы и поиска в ней алмазов). Также решили, что первыми начнем мы с Синичкиной, а через час нас сменят Али-Бабай с одной из жен, их – Баклажан с другой, и так далее.
Веретенникова я хотел освободить от работы, но он сказал, что рана у него практически зажила, и он пойдет в забой хотя бы для того, чтобы остальные смены могли дольше отдыхать.
...Проводя взглядом Чернова с Синичкиной, Веретенников, уселся на ящик из-под аммонита, оперся о стенку затылком и принялся обдумывать сложившуюся ситуацию. Баклажан с Полковником сидели напротив, безучастно глядя на ровное пламя "летучей мыши" (сам хозяин лампы сидел неподалеку, окруженный женами).
"Они попытаются всех убить, – думал Веретенников, разглядывая сквозь прикрытые веки жрецов плутониевой бомбы. – По глазам их видно – только об этом и думают. И красноглазый о том же мечтает. Все уже, наверное, решил... Где и как. Времени удобного ждет. Когда стрельба начнется, ствол этой мотивированной девушки с таким приятным именем Анастасия тоже холодным не останется. Так что при любом сценарии развития событий выбраться отсюда живым и здоровым будет трудновато... Если, конечно, я не напишу свой собственный сценарий... Пожалуй, если я прямо сейчас окуну мысленное перо в такую же чернильницу, то поспешным поступком это никак не назовешь.
Так, с чего начнем? С подбора главных героев, конечно... Их, считая меня семь... Они легко разделяются на две партии и прослойку. Одну партию составляют Черный, его красноглазая марионетка Али-Бабай и его же темноглазая любовница, другую – Баклажан и Полковник. Мы с Кучкиным – в так называемом “болоте”. С Сашкой объединяться нет смысла – слабак. С Черновым Али-Бабаем и Синичкиной? Нет... Что-то мне говорит, что доверяться Анастасии, которая вертит Женькой, как хочет, нельзя. Невооруженным глазом видно, что этой дамочке не впервой вонзать ножи в спины соперников.
Значит, надо объединится с Баклажаном... На первый взгляд эта опция выглядит дикой. Но только на первый взгляд... Если я помогу этим людям, они будут мне благодарны всю свою жизнь... И эта бомба... Интересно, какая она? Неужели она и в самом деле придает жизни смысл? О, Господи, я все на свете отдал бы за смысл... Я недурен собой, у меня все есть, я все могу купить, люди меня уважают, женщины добиваются, а я ничего не хочу... Ничего меня не радует... А жизни лишить себя не могу... Казалось бы, вот он, удобный шанс покончить со своим бренным существованием. Ан нет, рвусь на волю всеми фибрами души. Рвусь, хотя предчувствую, как станет гадко, очень гадко, когда я вновь окажусь в своей тарелке... А тут судьба подталкивает меня к чему-то неизведанному, к чему-то, что обрадует каждую мою клеточку, каждый мой нейрон... Нет, надо договариваться с Баклажаном и только с ним..."
* * *
...Баклажан давно понял, что не пройдет и нескольких часов, как пленившие их идиоты осознают, что освободили их из кандалов, находясь во власти предательской эйфории. После того, как выяснится, что прорыв на поверхность действительно возможен, они дружно сомкнут головы в кружок, пошепчутся с минуту-другую и еще через пятнадцать минут количество потребителей кислорода в штольне сократиться на две единицы. И значит, у них с Полковником есть что-то около суток, чтобы придумать, как изменить ситуацию в свою пользу. Но как это сделать? Красноглазый глаз с них не спускает. Так же, как и его жены...
– Не беспокойтесь, уважаемый Иннокентий Александрович... – шепотом оторвал его Полковник от тяжелых раздумий. – Мы что-нибудь придумаем, непременно придумаем...
* * *
Кимберлиты, слагавшие трубку, были не крепкими и легко крошились зубилами и заточками. Через час с небольшим стало понятно, что обнаруженный нами выход кимберлитов являет собой не главное тело трубки взрыва, а ее горизонтально расположенную апофизу (ответвление, аппендикс).
Поэтому, прежде чем повернуть вверх, нам пришлось пройти по ней наклонную галерейку сечением примерно метр тридцать на метр и длинной около полутора метров. Породы при этом было извлечено около двух кубометров. И в ней женщины нашли три прекрасных пиропа и семь алмазов весом примерно по двадцать карат.
Все найденные кристаллы были розовыми и без насекомых. Так мне сказали – я остерегался смотреть на эти магические кристаллы. Чувствовал – берут они за душу, да так крепко, что не отвяжешься.
"Накачала Синичкина своими предостережениями, – думал я, круша кимберлиты. – Стекляшек опасаюсь. И правильно. На протяжении всей человеческой истории люди, завороженные ценностью и красотой алмазов, алкали их, забыв обо всем, меняли на человеческие жизни, совесть и собственное "Я". Да, алмазы – это действительно нечто".
* * *
...Да, алмазы – это действительно нечто. Известно, что в разных странах (в особенности в Индии) в старину их считали живыми существами, усиливающими особенности обладающих ими людьми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42