А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– На фиг ему твои пропитые мозги... – хмыкнул Бельмондо. – А вот глаза красные, вполне сгодились бы на индикаторные лампочки.
Я засмеялся, представив, как быстро моргает глаз Николая на передней панели компьютера во время работы винчестера.
Минуты три мы стояли, вслушиваясь и вглядываясь в подпиравшую небо зазубренную верхушку Кырк-Шайтана. Однако ничего не увидели и не услышали кроме ублажающего шелеста реки.
Постояв еще, пошли к палатке. Как только Бельмондо, шедший первым, нагнулся, чтобы в нее войти, с вершины Кырк-Шайтана что-то упало и покатилось вниз, увлекая с собой камни. Когда камнепад закончился, мы подбежали с карманными фонариками к подножью горы и увидели обнаженного человека, лежавшего на спине с распростертыми руками.
Живот у него был рвано разверзнут, внутренние органы отсутствовали, также как и «филейные части», то есть бицепсы, бедра и ягодицы.
Ошеломленный этой жуткой картиной, я предложил «выпрямить линию фронта», то есть отойти на турбазу и ночевать там. Но Бельмондо, нехорошо улыбаясь, сказал, что снежный человек, судя по всему, неплохо поужинал, и потому до завтрака нам опасаться нечего. Николай с ним согласился, и мне ничего не оставалось делать, как подчиниться большинству.
* * *
Когда до импакта осталось 23 грега, интоксикаторы на пункте физиологической реабилитации закончились. До жидкости в системе экстренного струнного замедления Трахтенн вон Сер добраться и не мечтал (конструкторы, зная об ее свойствах, постарались на славу). Несколько мер послонявшись по кораблю, Трахтенн занялся починкой релаксатора – а что было делать? К его несказанному удивлению это поползновение завершилось полным успехом, и релаксатор кокетливо замигал спасителю зелеными индикаторами.
Трахтенн тут же полез в него и... и, в конечном счете, утратил душевное равновесие. Несколько грегов после испытания починенного релаксатора он ходил как в дрену опущенный, вновь и вновь переживая испытанные ощущения. Это было ужасно и... притягательно своей изящной простотой!
...Лишь только релаксатор заискрился разрядами, Трахтенн ощутил себя прямоходящим существом-гуманоидом, совершенно лишенным слизистого покрова, с небольшой головой, покрытой белокурым волосом, с четырьмя удлиненными пальчатыми конечностями. Между нижними конечностями располагалась еще одна, но гораздо меньших размеров и без пальцев. Существо в ожидании удовольствия возлежало на широком ложе, покрытом блестящей алой тканью... Оно ожидало другое существо, омывающееся в соседнем помещении жидкой окисью водорода.
Вытянув из Трахтена последнюю капельку вожделения это существо явилось – белотелое, с длинными блестящими волосами, с двумя мягкими эластичными полусферами на груди и без пятой конечности между ног (вместо нее была влажная щель, поросшая по краям кудрявым волосом). Звали это создание Нинон. Она опустилась на ложе и, играя глазами, принялось обнимать и приглаживать бархатными конечностями тело Трахтенна. Это бесподобно чувственное действо продолжалось с десяток эхов; их хватило, чтобы мариянин, совершенно сойдя с ума, обездвижил создание кручмами, нет, руками и жадно впился своей оральным отверстием в ее отверстие, приоткрытое, зовущее, так привлекательно окрашенное по краям красной приятно пахнувшей краской. Во время этого действа пятая конечность Ван Сера неожиданно отвердела и увеличилась в размерах. Метаморфоза привела Нинон в совершеннейший восторг, она обхватила мягкими краями орала пятую конечность Трахтенна и стала совершать головой неистовые возвратно-поступательные движения.
Поначалу Трахтенн боялся, что Нинон повредит его нежную конечность своими белоснежными измельчителями пищи, но эти опасения оказались напрасными. Измельчители, как незадействованные актеры, спрятались за кулисы тонких эластичных... губ (слова, описывающие Нинон, один за другим падали в сознание Трахтенна, как падают золотые монеты в драгоценную копилку скупца). О, эти губы! Как они были прекрасны! Как точно они передавали все грани настроения Нинон, все ее желания, всю ее половую суть! Но, тем не менее, Трахтенн (не вытерпев и трех мер) вырвал свою звенящую радостью конечность из орала Нинон, перегруппировался криглом и неожиданно для себя вставил ее в щель между нижними ее конечностями.
О боже! Какое это было непередаваемое блаженство! Всякий раз, когда Трахтенн вспоминал этот момент, его передние нижние кручмы начинали мелко вибрировать, он покрывался голубой слизью, надувался гелием и прилипал к потолку. И падал вниз, в который раз поняв, что вновь и вновь жаждет того, что случилось потом. И ни с какого бока не желает более ни манолию, ни, тем паче, пресыщенную ксенотку. И более того, боится, что в следующий раз релаксатор предложит ему что-нибудь другое...
После пятого падения, вон Сер засучил фалды и пошел в приборный отсек с твердой решимостью добраться до содержимого системы экстренного торможения. По пути он по привычке заглянул на командный пункт и в главном иллюминаторе увидел Желтого Карлика. Третья его планета, Синия, сверкала звездочкой 10-й величины.
«Скоро она перестанет существовать, – горько усмехнулся Трахтенн, не сводя с планеты воспаленных глаз. – Перестанет существовать, чтобы Вселенная-3 существовала вечно...»
Отойдя от иллюминатора Трахтенн, задумался о Нинон, и его мозг болезненно сморщился. Он понял, что релаксатор после починки настроился на волну ближайшей обитаемой планеты... То есть на волну Синии... А для Трахтенна в настоящее время это означало только одно: через 22 грега и 43 мер прототип Нинон перестанет существовать вместе со своей планетой.
2. Опять галлюцинации? – Это не человек!!! – Во мраке. – Стриженный пришел за шерстью.
Утром мы обнаружили, что посланец неба исчез, а трава на месте его падения выглядит как новенькая.
– Снова галлюцинации? – спросил я Бельмондо.
– Брось! – махнул он рукой. – Тоже мне выдал – галлюцинации! Ты сколько вчера на грудь принял?
– Литра полтора...
– Вот-вот! После полутора литров и черт на коньках привидеться...
Я разозлился и прошипел:
– Этого манну небесную я видел своими собственными глазами. И Баламут ее видел. А ты просто видеть ничего не хочешь!
– Да, не хочу! – ответил Борис, простодушно улыбаясь. – Если там, за поворотом, нас дожидается рота вооруженных до зубов барф-шайтанов, я все равно пойду в Центр. И ты пойдешь со мной, и Баламут пойдет...
– А если рота Худосоковых? – усмехнулся я, вспомнив, сколько Худосоковых пересекло наш путь за последнюю неделю.
Бельмондо внимательно посмотрел мне в глаза, затем махнул рукой и пошел к кострищу кипятить чайник.
Доев остатки ужина и попив крепкого чая, мы поехали к входу в подземную лабораторию Худосокова. За пару сотен метров до цели Баламут, сидевший за рулем, резко остановил машину и, выйдя из нее, уставился в следы обнаженных ступней размера не меньше пятидесятого. Они пересекали дорогу в нескольких направлениях. Мы с Борисом вышли и присели на корточки у самого отчетливого следа.
– Это не человек... – наконец проговорил Бельмондо.
– Да... – согласился я – Ступня узкая, пальцы длинные, обезьяньи почти...
– Это не обезьяна... – покачал головой Бельмондо. – Это – снежный человек... Надо бы разведать все вокруг. Знаешь, Черный, ты иди в подземелье, а мы с Колей вокруг посмотрим...
«Никак он меня в штрафную роту определил», – вздохнул я и, взяв у него пистолет, ушел.
«Обезьяны-людоеда мне только не хватало! – думал я, продвигаясь к устью подземелья. – В юности все эти горы облазил сверху донизу, и никогда ничего не видел. И местные таджики их не видели. Слышали и видели их лишь два журналиста из „Вечерки“, которые статьи о них пописывали, и скальпы из бараньих шкур по телевидению показывали, вместе с фотографиями, снятыми с километрового расстояния... Игорь Кормушин в маршруте видел, как эти мошенники следы на глухой тропе печатали. Так что, скорее всего, этот снежный человек – один из одичавших кадров Худосокова. Но тогда следы должны были быть человеческими... А они обезьяньи. И их все больше и больше... Объективная реальность, никуда не денешься. Ох, если и дальше так пойдет, то ты, Черный, в самого черта поверишь, не то, что в реинкарнацию...»
Когда до входа в логово Худосокова оставалось идти не больше сотни метров, откуда-то сбоку, со стороны вреза дороги послышалось сдавленное рычание. Я мгновенно обернулся, палец напряг курок, глаза заметались в поисках гигантской обезьяны – ничего!
А это что!!? Глаза искали снежного человека и не увидели облезлого волкодава внушительных размеров, лежавшего на краю дорожного обрыва.
Посмотрев во влажные глаза собаки, я опустил пистолет: волкодав не угрожал, своим рыком он, видимо, приветствовал меня. Или предупреждал об опасности.
– Привет, как дела? – поздоровался я с ним. – Ты тут обезьяны не видел? Метра под три ростом?
Судя по реакции, волкодав видел снежного человека: окинув меня сочувствующим взглядом, он поднялся на ноги и исчез в скалах, внимательно оглядываясь по сторонам.
...На площадке перед входом в подземелье тоже были следы барф-шайтана, в том числе и затоптанные обычными человеческими следами. К этому времени мне надоело бояться; я включил фонарик, вошел в подземелье и, к своему удивлению увидел, что оно содержится в полном порядке – кругом ни пылинки, все убрано, стены только-только побелены.
«Все как в прошлом году... – подумал я, рассматривая на полу следы мокрой тряпки. – Наверное, и обед по расписанию. Надо пойти, глянуть, время самое то».
Дверь в столовую была приоткрыта и я, вслед за дулом пистолета, осторожно посмотрел внутрь. И услышал сдавленный кашель! Отпрянув, перевел дух, и глянул вновь, уже светя фонариком.
Глянул и остолбенел: в столовой за столами сидели люди в белых и синих халатах!
Это были служащие подземной лаборатории Худосокова. В прошлом году, уезжая в город, мы предложили им ехать с нами, но они, как один, не захотели покидать своей привычной норы. И мы не стали их принуждать: понятно, что в горном подземелье с такой кухней, конечно же, лучше, чем в голодном приюте для умственно отсталых.
Придя в себя, я вступил в столовую и пошел меж рядами столиков, рассматривая в свету фонаря лица бедняг. Да, бедняг – лица рабов Худосокова, бесстрастные в прошлом году, несли отчетливую печать горя. «Что-то их ест», – подумал я и, вспомнив «манну небесную», упавшую с Кырк-Шайтана, заулыбался случайно получившейся шутке.
Луч фонарика вырвал из темноты поверхность одного из столов – на нем перед «беднягами» стояли тарелки с жареным картофелем, залитым мясной поливой. Посреди стола располагались суповые тарелки, пустые и с остатками борща. На краях некоторых из них лежали свернувшиеся в трубочку кусочки помидорной кожуры. Кроме всего этого на столе среди постоянных его обитателей – пластмассового стаканчика в короне салфеток, горчицы в розетке, перечницы и солонки – стояли тонкостенные стаканы с виноградно-грушевым компотом. Я сглотнул слюну (люблю погрызть на десерт сморщенную компотную грушу) и подумал: «Недурно живут... В кромешной темноте – жаренная соломкой картошка. И борщ из свежей капусты. Откуда...»
Мысль моя не завершилась: в столовой вспыхнул свет, и бывшие служащие Худосокова, не выразив ровным счетом никаких эмоций, разом принялись за второе.
Как только глаза привыкли к яркому свету, я увидел хорошенькую официантку; она, одетая в короткую голубого цвета униформу с белым кружевным воротником, направлялась к свободному столику с заставленным тарелками подносом.
«И как только я не заметил ее в прошлом году? – задался я вопросом, рассматривая очаровательный носик, а затем и стройные ноги работницы общепита. – Наверное, из-за того, что, кроме Ольги, никого вокруг себя не видел...»
Поставив тарелки на белоснежную скатерть, официантка посмотрела на меня глазами, просящими защиты и поддержки, точнее, глазами, обещавшими за защиту и поддержку неподдельную любовь и нежную ласку, да так ясно посмотрела, что мне захотелось немедленно утащить ее в комнату отдыха и там немедленно защитить и утешить. Жаждущий еды ансамбль моих органов пищеварения, был моментально забит соло пещеристых тел, однако я, будучи волевым и достаточно высокоорганизованным существом, не подчинился бросившим вызов разуму низменным инстинктам.
Хорошенькая официантка не смогла сделать того же самого (понятно, вынули у женщины душу). Опустив, вернее, уронив поднос на стол (салфетница опрокинулась в харчо поверженной королевой), она схватила меня за оцепеневшую от смятения руку и увлекла в комнату отдыха. Я был столь изумлен ее поведением, что не оказал никакого сопротивления. Но, впрочем, не пожалел об этом – служительница общепита оказалась весьма приятной во всех отношениях женщиной.
...Мы вернулись в столовую минут через двадцать, и я с удивлением обнаружил, что посетители столовой по-прежнему сидят на своих местах. Я спросил девушку, почему они не расходятся по своим рабочим местам. Она лишь грустно улыбнулась в ответ и, тронув мою щеку бархатными пальчиками, ушла на кухню принести мне еды. Пока я расправлялся с изумительнейшим харчо, она сидела напротив и неотрывно, очень тепло, смотрела мне в глаза. Вглядевшись в умиротворенное лицо девушки, я с удовлетворением отметил, что «вагинальная спермотерапия» пошла ей на пользу.
«Нужен курс... – решил консилиум моих органов чувств. – Курс лечения... И, мм... продолжительный курс... В целях закрепления полученного эффекта. К тому же в начале лечении хороший врач всегда назначает двойную дозу».
Девушка прочла эти мысли. Поставив передо мной второе, она загадочно улыбнулась, приоткрыла рот и провела по губам острым кончиком розового языка. Я встал, как заколдованный, мои руки сами собой потянулись к ее талии. Она уже подошла ко мне, когда бывшие служащие Худосокова, как один, выдали сдавленное, повергающее в трепет «А-а-а!» Я обернулся, скажем, в изумлении, и увидел в дверях высокого, нагого человека, с ног до головы покрытого щетиной! Да, да, щетиной! Не шерстью, не волосами, а именно щетиной, трехдневной щетиной! Он – собранный, устрашающе дикий – стоял и пристально разглядывал сидящих за столами людей.
"Барф-шайтан! – взорвалось у меня в голове. А человек, как бы подстегнутый ею, метнулся в комнату, схватил одного из окаменевших синехалатников (не первого попавшегося, а выбранного во время стояния в дверях), вскинул его легко на плечи и был таков...
* * *
Трахтенн вон Сер Вила летел на корабле, от киля до клотика и от носа и до кормы заполненном взрывчатыми материалами. 1123 торга назад ученые Кардинального узла Марии неопровержимо установили, что в ядре Синии, третьей планеты Желтого Карлика зреют необратимые процессы, аналогичные процессам, приведшим к гибели предыдущих Вселенных. Проведя дополнительные исследования, ученые установили время начала основных событий Большого Взрыва-4 и некоторые возможные физические особенности Вселенной-4 (каждый Большой Взрыв не походил на предыдущие). Из выкладок ученых получалось, что новая Вселенная сначала пронзит, не повреждая, предыдущую и лишь затем, заняв весь ее объем, вытеснит ее вещество в субсеквентный пограничный вакуум.
Всеобъемлющие прецизионные исследования, проведенные по приказу Ведущего Администратора Марии Прахтена вон Кифа показали, что переход В3/В4 можно предотвратить, уничтожив Синию прямым ударом в точку выхода на поверхность планеты временной зоны проницаемости, пространственно совпадающей с одной из важнейших во Вселенной космических струн. И не только предотвратить, но и навсегда ликвидировать способность Потустороннего Сущего перерождаться в новые состояния. К несчастью для мариян первая попытка уничтожения Сердца Дьявола закончилась 30.06.1908 по времени цели неудачей, то есть промахом на десятки градусов, как по долготе, так и по широте. Ко второй и последней попытке марияне готовились долгих 102 торга. На роль символического спасителя Вселенной-3 в ходе многоступенчатого конкурса был выбран честолюбивый мариянин Трахтенн вон Сер Вила.
3. Сколько же он их съел? – Худосоков на покое. – Хорошо, что дверь открывается наружу...
Лишь только снежный человек скрылся со своей жертвой, до моего слуха донеслись совершенно необъяснимые в контексте событий звуки. В растерянности я забегал глазами по столовой и увидел, что поразившие меня звуки вызываются не чем иным, как ложками! Эти люди доедали то, что оставалось в их тарелках! Их товарища, пусть не товарища – сослуживца, только что унесли на заклание, да что на заклание – на съедение! а они, как ни в чем не бывало, продолжали свою трапезу! Более того, хорошенькая официантка, талию которой я продолжал держать в руках, по-прежнему неотрывно смотрела на меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31