А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Вера Хечекова не отходила от них ни на шаг. Кухарка подсовывала им самые лучшие куски.
Назаров сообщил о происшествии в милицию.
Установились хорошие дни, и все занимались своими экспедиционными делами. Все уже стали забывать про этот случай, все, кроме Вани. Лиловый синяк под глазом, меняя оттенки, долго не проходил. Лишь он и напоминал про то утро, полное опасных приключений, на Глухой ламбине.
Из Умбы приезжал молодой веселый лейтенант на мотоцикле с коляской и долго беседовал с Ваней и Андреем. Все расспрашивал про тех, которые ушли с рыбой. С Иваном Николаевичем тоже разговаривал. Ребята думали, что лейтенант заберет его с собой в милицию, но он не забрал. Зато на прощанье подарил Ване удивительный свисток. В такие Ваня еще никогда в жизни не свистел. Свистнешь на берегу, а на другом конце Вял-озера слышно. Первое время Ваня и Андрей свистели в лагере, а потом стали уходить в лес, потому что все начинали ругаться.
После этого происшествия Иван Николаевич пробыл в лагере с неделю. На мальчишек он не смотрел и больше с ними не разговаривал. Правда, когда проходил мимо или они на него наталкивались, замечали, как зло сужаются маленькие глаза шофера. Из Умбы прибыл новый шофер и принял у Ивана Николаевича машину. А уволенный из экспедиции Иван Николаевич нагрузился мешками с вяленой рыбой и на попутных уехал в Умбу, а оттуда в свой подмосковный город Видово…
Ни один человек в экспедиции не пожалел об этом.
Когда из Ленинграда пришла длинная телеграмма, в которой родители Вани и Андрея просили начальника немедленно отправить их детишек домой, Назаров даже расстроился: он не возражал, если бы ребята еще на месяц остались.
Мальчишки тоже не ожидали такой решительной ноты со стороны родителей. Оба отправили в Ленинград по письму, рассказали в спокойном тоне о своем житье-бытье. О ледяном купании и прочих происшествиях, выпавших на их долю, и словом не обмолвились. Правда, Андрей очень жаловался на комаров и мошку, но это не могло повлиять на решение родителей. Наверное, Валя написала…

* * *
Ваня и Андрей ушли к вышке, где вялились окуни, сиги и щуки, и устроили небольшой совет. Сколоченная из молодых лесин вышка с навесом поскрипывала, крепко пахло соленой вяленой рыбой. Негромко гудели мухи. От вышки косо падала на молодую еловую поросль короткая тень. Ярко светило нежаркое солнце. Над головой шумели сосны и ели, с шуршанием просыпались на зеленый мох желтые иголки.
— Это твои навели панику, — сказал Ваня. — Я своих родителей знаю: им и в голову не пришло бы посылать такую телеграмму.
Андрей задумчиво почесал лоб, поддал носком резинового сапога черный трухлявый пень. Пень рассыпался на части, в коричневом крошеве зашевелились белые с черными головками личинки.
— На таких мы не пробовали ловить, — сказал Андрей.
Ваня с подозрением посмотрел на него.
— Не твоя это работа? Может, написал что-нибудь такое…
— Мне здесь нравится, — сказал Андрей. — И я еще раз с удовольствием съездил бы в Белый город.
— Может, потолкуем с Назаровым? Поживем еще хоть недели две? Виктор Викторович обещал на дальний остров взять.
— Бесполезно, — сказал Андрей. — Уже билеты на самолет заказаны. Вера Хечекова говорила.
— И чего им в голову стукнуло! — с досадой сказал Ваня. Ему совсем не хотелось уезжать. Он уже предвкушал вольную и беззаботную жизнь с ихтиологами на необитаемом острове. Рыбалка, костер, вечерние беседы, песни под гитару…
— И с Эллой не попрощаемся, — вздохнул Андрей.
— Чего-то ты очень уж часто ее вспоминаешь…
— Хорошая девчонка, — Андрей нагнулся и стал сучком выковыривать толстую личинку. Он это сделал специально, чтобы не смотреть в светлые пронзительные глаза приятеля.
— И там, в Вильмаламбине, смотрел на нее крокодильими глазами… Помнишь, она еще сказала, что ты ее проглотить собираешься?
— Не помню, — сказал Андрей.
— Неужели влюбился?
— Глупости ты говоришь… — смутился Андрей. — Просто она какая-то…
— Какая же? — улыбнулся Ваня.
— Хорошая девчонка, — убежденно сказал Андрей. Щеки его порозовели.
— Это ты уже говорил, — перестал улыбаться Ваня. — Хорошая девчонка и отчаянная… Ты знаешь, она ведь меня спасла…
Андрей — он сидел на корточках — вскочил и, глядя в глаза приятелю, горячо сказал:
— С такой девчонкой я бы хотел дружить!
— Дружи, кто тебе мешает?
— Ты адрес ее записал?
— Это зачем еще? — удивился Ваня.
— Человек тебе жизнь спас, а ты адреса не знаешь.
— Как-то не подумал об этом, — сказал Ваня.
— Обязательно узнай. И Восьмого марта пришли поздравление.
— Я книжку обещал прислать, — сказал Ваня.
Провожали Ваню и Андрея все. Был ветер, с утра заморосил дождь, и в это промозглое утро не вышла ни одна лодка. Высокие волны разгуливали по ламбе, тяжело били в берега, а уж про Вял-озеро и говорить нечего: над зеленой перемычкой от разбушевавшейся воды образовалось большое туманное облако.
Проводили мальчишек до лесной дороги. До той самой сосны, на которой красовалась дощечка с исправленной надписью: «Экспедиция». Уезжали ребята с дядей Кузьмой. Конечно, их мог бы отвезти и новый шофер, но тут как раз подвернулся лесовоз. Дядя Кузьма накануне заглянул в лагерь — у него какое-то дело было к Назарову — и ребята договорились с ним, что сегодня утром по пути в Умбу он заедет за ними.
Вера Хечекова ежилась в ватнике, на пушистом платке блестели капли дождя, круглое лицо ее было грустно. Она привязалась к мальчишкам, и жаль было с ними расставаться. Виктор Викторович то и дело отбрасывал капюшон штормовки. А ветер будто нарочно норовил его снова и снова нахлобучить ему на голову. Борода у него стала длинной, остроконечной и смешно загибалась внизу крючком, как у дьячка из кинофильма «Черевички». Он рассеянно накручивал кончик бороды на указательный палец, прищуривал от удовольствия глаза и подтрунивал над добродушной и необидчивой Верой Хечековой, но стоило появиться студентке Лене, как Виктор Викторович сразу умолк и перестал терзать свою бороду. Лена даже не взглянула на него. Прислонилась спиной к седой ели и чуть приметно улыбнулась. Так просто, в пространство. Даже нудный дождик не отразился на ее хорошем настроении.
Среди провожающих не было Валентины Гавриловны, несколько дней назад ее срочно вызвали в Ленинград на конференцию микробиологов. Вместе с ней уехала и Галя Летанская. Не было и начальника экспедиции Назарова. Правда, он скоро появился с длинным, сколоченным из реек ящиком на плече. Поставив ношу на землю и глядя на ребят, сказал:
— Я был не очень приветлив, когда вы впервые появились здесь, но потом…
— Потом Георгий Васильевич круто изменил свое мнение о вас, — продолжил Виктор Викторович. — Особенно после успешного завершения полного цикла работ гидробиологов и микробиологов. И спасения ценного имущества.
Назаров бросил на него недовольный взгляд и продолжал:
— Признаться, я думал, вы будете обузой, а вышло наоборот. Я с удовольствием оставил бы вас до конца, но…
— Оставьте, — сказал Ваня.
— Я не хочу ссориться с вашими родителями… В общем, вы крепко выручили нас. Большое спасибо. Золотые вы ребята!
А про этот случай в Глухой ламбине я обязательно напишу в газету, когда вернемся в Ленинград. Если не вы, мы остались бы без сетей.
— И подлеца разоблачили, — заметил кто-то.
Назаров взглянул на ящик, потом на ребят.
— Это вам за все хорошее подарок от всей нашей экспедиции.
Виктор Викторович улыбнулся и подмигнул, мол, радуйтесь!
Георгий Васильевич торжественно пожал застеснявшимся мальчишкам руки и вручил конверт.
— На этот раз оба полетите с билетами, — сказал он. — Передадите этот конверт начальнику аэропорта. Билеты вам уже заказаны.
Ваня и Андрей с любопытством посматривали на деревянный ящик. Что, интересно, там? Однако спросить было неудобно.
Послышался завывающий гул мотора, и немного погодя из-за песчаного бугра выполз нагруженный неотесанными бревнами лесовоз. «Дворники» суетливо сгребали лапами мелкие капли. Лесовоз остановился, из кабины вылез дядя Кузьма. А вслед за ним спрыгнула (кто бы мог подумать!) Элла. Ничуть не смущаясь — кругом было много народу — девочка со всеми поздоровалась, а мальчишкам пожала руки. Андрей молча таращил на нее глаза. Элле опять это не понравилось.
— У тебя что-то с глазами, — тихонько сказала она. — Ты очки не носишь?
— Какие еще очки? — промямлил Андрей.
— Мы сегодня о тебе говорили, — сказал Ваня.
— Я тоже вас вспоминала… Если бы не вы, бедная тетя Катя скучала бы в пруду.
— Ее звать Элла, — сказал Ваня. — Забудь про тетю Катю.
Дядя Кузьма степенно, не торопясь пожал всем руки. Он был заметно озадачен: на глухой лесной дороге не часто увидишь сразу столько людей.
— Погодка-то нынче — насморк, — сказал он. — И дорогу развезло.
Дождь все прибавлял и прибавлял. С плащей и ватников стекала вода. Когда вверху шумел ветер, с деревьев вразнобой летели на головы крупные капли.
— Что у вас тут — митинг? — шутливо спросил дядя Кузьма.
— Все речи сказаны, можно прощаться, — сказал Виктор Викторович и первым пожал крепко ребятам руки. Вера Хечекова расцеловала мальчишек.
Наконец ребята и дядя Кузьма забрались в просторную кабину. Узкий ящик шофер сунул им под ноги.
— Что там такое? — спросила Элла.
— Сами не знаем, — сказал Андрей. Получилось так, что он сел рядом с девочкой.
Только сейчас мальчишкам стало по-настоящему грустно и жаль расставаться со всеми этими хорошими и добрыми людьми. Когда машина тронулась, Ване показалось, что в глазах Веры Хечековой блеснули слезы, а может быть, это просто дождь… Вера Хечекова помогла им собраться, притащила ящик вяленой рыбы и напихала в рюкзаки, так что едва их застегнули.
— С вешала поснимала? — спросил Ваня.
— Хватит нам, — сказала Вера Хечекова. — Вы ведь тоже много на удочку наловили.
Кухарка тетя Поля принесла в промасленной бумаге жареных окуней и целый кулек вкусных пирожков…
— Тоже с нами в Ленинград? — в шутку спросил Ваня Эллу.
— Я к тете Дуне, — коротко ответила она.
Ваня совсем забыл, что у Эллы в Умбе родственники. Сын Евдокии Ивановны Рожковой — Санька — ее двоюродный брат. И еще там, на острове у ихтиологов, Санька сказал, что мать просила Эллу обязательно приехать к ним. Но тогда девочка не могла…
* * *
Лесовоз потряхивает, резко наклоняет из стороны в сторону. Андрея прижимает то к девочке, то к Ване. Дядя Кузьма внимательно смотрит на ухабистую дорогу. Баранка в его ладонях то вертится как бешеная, то неподвижна.
Андрей косится на пушистую прядь, спустившуюся на плечо Эллы, и испытывает острую тоску, больше он никогда не увидит эту девчонку с озера Вял.
Элла отводит рукой волосы и тоже бросает невеселый взгляд на Андрея. Мальчишка тотчас отворачивается и начинает сосредоточенно смотреть на мокрую унылую дорогу. Он боится, что Элла опять скажет, что у него странный взгляд. Видит-то его, Андрея, всего третий раз, а все время проезжается насчет его глаз. Ведь он не видит свои глаза. Тут, на Севере, даже в зеркало ни разу не посмотрелся…
Но Элла сейчас не придирается: глаза у нее грустные, уголки губ опущены. Андрей не слышит, но чувствует, как она вздыхает.
— Вы уже там… — говорит она. — Дома в Ленинграде.
— Приезжай к нам? — оборачивается к ней Андрей. — Можно даже сейчас, а?
— Втроем-то мы запросто на два билета улетим, — говорит Ваня. — Это я гарантирую.
— Пошли отцу телеграмму — и через два часа в Ленинграде, — уговаривает Андрей.
Элла улыбается и качает головой:
— Отец ждет меня на озере. Я должна магнето к мотору купить в Умбе.
Дядя Кузьма завертел большую баранку — машину резко повело в сторону. Но вот она снова выровнялась. «Дворники» едва успевали сгребать дождевые капли, как на стекле появлялись новые, превращались в струйки и текли вниз по извилистым дорожкам. На красноватой глинистой дороге блестели лужи. Взъерошенные мохнатые ели и сосны размахивали своими остроконечными вершинами. Над деревьями огромным бездонным ведром опрокинулось темно-серое лохматое небо. Из ведра лило и лило.
— Чего доброго, сегодня не улетим, — вслух подумал Ваня.
— Переночуете у тети Дуни, — сказала Элла.
— Для самолета такая погода — ерунда, — сказал Андрей. — Он заберется выше облаков, а там всегда солнце.
— Я в Умбе три дня буду, — ни к кому не обращаясь, сообщила Элла.
Машину сильно тряхнуло. Все, как по команде, подскочили на сиденье. Дядя Кузьма еще ниже наклонился вперед.
— Ну, держитесь, ребятки, — усмехнулся он. — Начинается та самая дорожка, на которой черти горох молотили!
Машину зашвыряло из стороны в сторону, дробно застучали в днище комья грязи. Иногда мутная вода из лужи окатывала радиатор и стекло. Андрей вцепился в сиденье, боясь оказаться на коленях у Эллы. Ваня что-то хотел сказать и чуть не прикусил язык. Ящик ожил под ногами, задвигался, затрещал. От него отскочила одна рейка. Держась рукой за сиденье, Ваня другую запустил в образовавшуюся щель. Покопавшись, вытащил сверток.
— Андрюха! — расплылся он в улыбке, вмиг забыв про трясучку. — Нам мотор подарили… «Салют»! Новенький. Вот инструкция и паспорт!
Андрей не рискнул свой восторг выражать вслух, лишь пожал приятелю руку.
— Царский подарок, — сказала Элла, сбоку взглянув на инструкцию.
— Хороший мужик Назаров, — улыбнулся дядя Кузьма. — Шутка сказать, мотор отвалил не за здорово живешь!
— Мы в экспедиции баклуши не били, — сказал Ваня.
Позади громыхал прицеп, со скрипом терлись друг о дружку связанные цепями толстые стволы. Лил дождь, завывал в ветровом стекле ветер, лесовоз полз, как гусеница, по разбитой дороге, небо опустилось на мотающиеся вершины деревьев, но на душе у мальчишек радостно и светло. Если самолет сегодня вовремя оторвется в Умбе от земли, то через четыре часа они будут дома. В родном Ленинграде, где тепло и нет осточертевших комаров и мошки, где мама и папа, по которым оба успели соскучиться. Теперь у них свой собственный мотор. А удостоверения на право вождения плавсредств по рекам и озерам лежат в кармане. К радости примешивалась и легкая грусть: оба привыкли к Северу, полюбили дикое синее Вял-озеро. Оба знали, что потом, в Ленинграде, будут вспоминать этот край, берег ламбы, деревянную баню, Саньку и девочку Эллу…
Ребята, подставив мелкому дождю лица, всматриваются в серую мглу. Уже давно с неба слышится добродушное ворчание мотора, но самолета не видно.
— Бывает, покрутится-покрутится и улетит обратно, — говорит Санька. — Низкая облачность.
— Смотрите, идет на посадку, — показывает Элла в сторону мокрого леса. В облаках мелькает темно-серебристое крыло и пропадает. Затем царапают по молочному клубящемуся облаку выпущенные шасси, и вот над лесом показывается АН-24. Он весь блестит, от крыльев и стабилизатора отскакивают дымчатые клубки. Самолет плавно снижается, прицеливаясь на самый край травянистого поля. Вот он проходит над макушками деревьев, касается земли, подпрыгивает и, заметно тормозя, катится по аэродрому.
Ваня и Андрей взваливают рюкзаки на плечи. Санька помогает просунуть руки в заплечные ремни, потом ставит на попа ящик с мотором.
— Вас не пустят, — говорит Элла. — Еще посадка не скоро.
Андрей первым снимает рюкзак, за ним Ваня. Отчего это в аэропорту, на вокзале люди всегда спешат поскорее занять свое место, а потом долгие минуты томятся в тягостном ожидании отправления?..
— Зимой на каникулы ждем вас, — говорит Андрей, глядя на Эллу. — Вы должны приехать.
— Я приеду, — говорит Элла и дотрагивается ладонью до кармашка на брезентовой куртке, где лежит бумажка с адресами Андрея и Вани.
— А ты? — спрашивает Саньку Ваня. — Приедешь?
— Сказано — сделано, — мотает мокрой всклокоченной головой Санька. — Мы вместе с Элкой приедем. Мне до смерти хочется глянуть на крейсер «Аврора».
— А я все музеи обойду, — говорит Элла.
Ваня, улыбаясь, отстегивает на рюкзаке клапан и достает смятую коричневую шляпу.
— Носи, Саня, — говорит он. — Отличная шляпа.
— Это же Володина? — удивляется Андрей. — Как она к тебе попала?
— Выиграл на спор, — отвечает Ваня. — Перед самым отъездом торжественно вручил.
Санька вертит шляпу в руках, нюхает, наконец надевает на свои лохмы.
— Сойдет, — ухмыляется он. — Для рыбалки.
К самолету из аэропорта потянулись пассажиры. И снова Саня помог приятелям надеть рюкзаки, ящик с мотором взвалил себе на плечо.
— Элла… — говорит Андрей и запинается. — Элла, ты приедешь?
— Я уже сказала.
— До свиданья, Элла, — Андрей, краснея, протягивает руку.
— Я не пойду к самолету, — говорит девочка. — Сколько можно прощаться? Сань, я тебя здесь подожду.
— Как прилечу, сразу вышлю книжку, — говорит Ваня. — Она тебе понравится, вот увидишь!
— Спасибо, — улыбается Элла, и улыбка у нее грустная-грустная.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
БЫТЬ МУЖЧИНОЙ
19.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25