Но оба они – и Дракан, и мама – увидели меня. Я же увидела, как она открыла рот, желая что-то сказать. Тогда Дракан, склонившись к ней, произнес что-то, заставившее ее замолчать. И внезапно все ее видимое спокойствие как ветром сдуло. Ее внезапно охватило полное отчаяние, а я забыла обо всем на свете, забыла все свои мысли, кроме одного: я хочу быть вместе с моей мамой.
В одиночку мне бы, пожалуй, ни за что не протиснуться вперед. Но двое стражей у эшафота по знаку Дракана проложили мне дорогу.
– Это сделал Дракан, – сказала я матери.
Быть может, я рассчитывала, что она сумеет заставить людей услышать. Я представляла себе, что она скажет: «Это сделал Дракан!» И скажет так, что все поверят. Но она промолчала. И, лишь взглянув на меня полными отчаяния глазами, совсем тихонько сказала:
– Молчи, Дина!
Протянув руку, Дракан схватил меня за шиворот. Я уже совсем забыла, как быстро он двигается.
– Ну как, госпожа Тонерре, – произнес он, не повышая голоса, – может, мы сейчас узнаем правду о мессире Никодемусе? Или же пусть ведьмина дочь разделит судьбу самой ведьмы?
– О, Дина… – со слезами на глазах молвила матушка. – Почему только ты не удрала?
Дракан подал знак одному из тех, кто караулил возле эшафота:
– Дай мне кандалы!
Тот протянул ему цепь, и Дракан, быстро наклонившись, замкнул ее вокруг моей лодыжки и прикрепил свободный конец цепи к тому же кольцу, к которому приковали мою мать.
– Ну как, госпожа Тонерре? – холодно спросил он. – Так ли уж, несмотря ни на что, невиновен мессир Никодемус?
Матушка была бледна как смерть. Она не отводила глаз от Дракана, а он встречал ее взгляд, словно она не была той, кем была, не была Пробуждающей Совесть.
– Ты вовсе не человек, – вымолвила она в конце концов. – А совести у тебя не больше, чем у животного.
Этих слов он стерпеть не мог. Казалось, он вот-вот ударит ее, я невольно сжала кулаки. Потом он коротко кивнул, но вовсе не для того, чтобы признать, дескать, она права, а потому, что уже принял решение.
– Как хотите! Быть может, измените свое мнение, когда увидите поближе настоящее животное. – Он повысил голос: – Наденьте дракону цепь подлиннее!
Из ворот, ведущих на Драконий двор, послышался скрежет и лязг цепи.
– А может, вы полагаете, что ваш знатный друг – убийца явится в последний миг и спасет вас? Надеюсь, он попытается… Воистину надеюсь, что он попытается!
Он повернулся и неторопливо спустился вниз с помоста, хотя дракон в тот же миг был уже в пути… «Может, ему вообще нечего бояться? – гневно думала я. – Дракон, что вонзит в него свои зубы, наверняка тут же не сходя с места сдохнет».
Стоявшие рядом с матушкой стражи бросали на чудовище беспокойные взгляды. Они торопливо спрыгнули с помоста вниз. Внезапно толпа отхлынула от эшафота, образовав больше свободного места.
Дракон быстро и плавно двигался вперед. Солнце, играя, освещало его искрящуюся серо-зеленую чешую, толстый и длинный драконий хвост колыхался из стороны в сторону.
Остановившись у помоста, он разинул пасть и попробовал языком воздух. Какой длины его цепь? Сможет ли он все-таки добраться до нас?
Матушка, подняв свои скованные цепью руки, притянула меня к себе. Она не могла обнять меня, но прижалась щекой к моим волосам.
– Встань за моей спиной, – прошептала она. – Он не может заставить дракона сожрать ребенка, народ этого не допустит.
После таких выкриков, как «дьявольское отродье» и «ведьмина дочь», я, пожалуй, усомнилась бы, что в Дунарке чего-то не допустят. Но вовсе не поэтому я покачала головой.
– Нет, – сказала я тихо, чтобы только одна матушка расслышала мои слова. – Давай не двигаться с места. Сдается мне, драконы не очень-то хорошо видят. А быть может…
«Но если чему-то суждено случиться, пусть это будет поскорее», – подумала я. Дракон, как бы пробуя, поставил на помост лапу, а потом сделал три быстрых движения по настилу. Быть может, он не слишком хорошо различал нас, но явно почуял запах…
Я не спускала с него глаз, глядя прямо в сине-лиловую пасть, и при виде его острых зубов моя хворая рука стучала и горела еще сильнее. Сдается мне, я тоненько пискнула – да-да, я не вскрикнула, а лишь невольно слегка пискнула.
Матушка подняла голову.
– Дракан, – в полном отчаянии громко произнесла она, – подожди…
В тот же миг раздался грохот, от которого зазвенели стекла в чудных рамах дворца, и из узких, высоко расположенных бойниц Арсенала взметнулись столбы черного жирного дыма. Дракон, захлопнув пасть, заморгал. Зрелище было просто диковинным – глаза его раскрылись! Кто-то в толпе закричал, что загорелся Арсенал и надо расходиться, пока он не взлетел на воздух.
– Сейчас взорвется! Прочь отсюда! – Крики усиливались…
Люди толкались и падали друг на друга. Толпа понемногу разбегалась. Вскоре возле эшафота осталось лишь двое стражей. Один мужественно бросился прямо к Арсеналу, возможно желая потушить пожар, прежде чем черный порох, хранившийся внутри, рванет, разметав строение и добрую половину замка. Второй взбежал на эшафот, вытащил из-за пояса молоток и дважды звучно ударил по кольцу, к которому были прикованы цепи. Уже разъеденное «царской водкой» Мистера Маунуса кольцо от второго удара разлетелось на части. Страж выпрямился, и в забрале шлема я разглядела лицо Нико.
– Бегите! – крикнул он, схватив мою маму за локоть и повернув ее. – Прочь отсюда! Прочь – к Драконьим вратам!
– Но… дракон!
– Его я беру на себя! – пообещал он. Вынув из кармана куртки флягу, он вытащил пробку и повернулся к чудовищу.
– Огасо… Огасо… – позвал он, точь-в-точь как той ночью на Драконьем дворе. И швырнул молоток прямо в голову дракона. Тот злобно фыркнул и разинул пасть, но этого ему не следовало бы делать. Точно рассчитанным броском Нико закинул флягу прямо ему в пасть. Дракон тут же утратил всякий интерес к окружающему. Он шипел, плевался и царапал голову своими длинными когтями.
– А теперь бегите! – крикнул Нико. – К Драконьим вратам! – повторил он.
Матушка и я сорвались с места. Наши цепи звенели, будто целая лавка железного металлолома. Но я не успела добежать даже до помоста, внезапно меня страшно рванули за лодыжку, и я упала носом вниз, растянувшись во весь рост.
– А ты останешься здесь, – приказал Дракан, наступив мне на спину, меж тем как я лежала тяжело дыша, ожидая, когда же мир вокруг меня перестанет кружиться. – Посмотрим тогда, как далеко надумала бежать твоя мамаша. Или, быть может, это твой знатный друг надумал сыграть роль героя и попытаться освободить тебя? А ну, Нико? Поиграем?
Он обнажил меч. В его стойке ощущалось превосходство, и непринужденность, и легкость в обращении с оружием. А я вспомнила одну из картин в жизни Нико. Тот день, когда он четырнадцатилетним отроком швырнул свой меч в канал, после чего был избит отцом. Лежит ли тот меч по-прежнему в зеленой от водорослей воде и ржавеет или кто-то выудил его оттуда?
Нико, во всяком случае, с тех пор к нему не прикасался, несмотря на все отцовские побои. Но все же теперь он, слегка помешкав, выхватил меч, который одолжил вместе с мундиром стража.
– Отпусти ее! – приказал он Дракану. – Пусть уходит!
– Ты ведь можешь прийти и забрать ее, – ухмыльнулся Дракан и взмахнул сверкающим клинком, описав молниеносную, свистящую дугу.
Нико сделал три быстрых шага вверх на помост, но не обычных шага, а низких и стремительных, все время выставляя вперед правую ногу. Видно было, что когда-то он учился фехтовать. Однако же Дракан встретил первый выпад его меча и парировал его с такой силой, что меч почти выпал из рук Нико.
– Попытайся снова! – презрительно предложил Дракан, чья нога по-прежнему упиралась мне в спину. – Этот выпад следует сделать гораздо лучше!
Я повернула голову и покосилась на Нико. Бледный и с виду робкий, он все-таки сохранял спокойствие. А потом ничего другого, кроме их ног, я уже разглядеть не могла, так как Нико, прыгнув вперед, вновь напал на Дракана. Клинки резко и певуче скрестились, и на этот раз Дракану пришлось передвинуть обе ноги. Но вот меч выпал из руки Нико, и он остался безоружным.
– Жаль, малыш Нико! – произнес Дракан, занося свой меч для последнего удара.
Я вцепилась в его ногу, чтобы он споткнулся, но вовсе не это заставило его пронзительно взвыть и схватиться за икру. Мне показалось, что скорее всего его ужалил какой-то невидимый гигантский шершень.
Нико же быстро и ловко снова подхватил свой меч, метнул его, словно молот, нанеся Дракану в голову удар плоской стороной клинка. Дракан упал навзничь, да так и остался лежать совсем беззвучно.
– Что там случилось? – спросил ошеломленный Нико. – Ты укусила его?
– Не-а, – ответила я. – Я даже об этом и не думала.
И тут я вдруг увидела Розу, вынырнувшую из своего укрытия под помостом.
– Я ведь говорила, что ношу с собой нож, – пояснила она.
И верно, в правой руке она сжимала маленький заржавелый ножик, лезвие которого окрасилось Дракановой кровью.
– Кто ты? – спросил Нико, глядя на нее, словно на волшебное существо из подземного мира – тролля, или эльфа, или кого-нибудь в этом роде.
– Это моя подруга Роза, – гордо ответила я. И мы помчались к Драконьим вратам.
Это, пожалуй, последнее, что я помню отчетливо и ясно. Я знаю: я бежала, я шла и карабкалась… Я знаю: меня подняли над воротами и перенесли на Драконий двор, вместе с Мистером Маунусом, Предводителем и тремя его дружинниками мы прошли мимо драконов… Но даже их я не помню. Мы перелезли через какие-то мокрые развалины, где вода из Древнего источника просачивалась сквозь трещину вниз к драконам. Со стены мы перебрались на плоскую крышу бани. И покуда Предводитель дружинников поджигал фитиль, мы спрыгнули в сад замка, оказавшись за северным флигелем.
Никто и не пытался остановить нас. Почти вся толпа метнулась в противоположную сторону – через Каретный проулок либо Княжеский двор к вратам небольшой крепости, стремясь уйти как можно дальше от Арсенала. А те немногие, что не убежали, верно, не решились следовать за нами мимо драконов. Терять им было куда больше нашего.
Но, даже минуй они драконов, дальше бы они все равно не пошли, так как тот порох, что Предводитель дружинников тайком вынес из Арсенала, использовали, чтобы пробить ход через обломки стены у Древнего источника. Я помню, как вода, сверкая, вдруг заструилась сквозь стену, подобно тому как это бывает, когда вытаскивают пробку из бутылки.
А потом вспоминается смутный отрезок времени, когда, сдается, меня долго куда-то несли, во всяком случае несли какую-то часть пути. Друг Предводителя, гарнизонный повар, заранее приготовил веревочную лестницу, чтобы мы смогли перебраться через стену возле Западной башни и покинуть крепость.
Нико говорит, что Предводитель дружинников умудрился подняться по колыхавшейся веревочной лестнице со мной на плечах, «словно с мешком картофеля» – так любезно назвал это Нико.
А еще я вспоминаю глаза моей матери, глаза, которым невозможно сказать «нет!»
– Очнись, Дина! Я хорошо знаю: тебе худо. Но теперь ты должна идти сама. Нам никогда не пройти по улицам, если тебя придется нести! Ты слышишь? Теперь идем! Вставай! Поднимайся! Ставь левую ногу, правую… Иди же!
Я пошла. А что еще оставалось делать? Наискосок через Дунарк, вниз к Грязному городу, где Роза знала какую-то дыру в стене и дорожку – «устричную тропу», которой жители Грязного города пользовались, когда хотели спуститься вниз с утеса, чтобы насобирать устриц внизу, на песчаных отмелях.
Нико пробормотал, что, дескать, эту тропу используют для другого рода контрабанды, нежели устриц, но все-таки был рад, что «устричная тропа» существует.
Я почувствовала себя куда лучше, когда мы оказались внизу, на песке; мы стояли, вдыхая запах соленой воды, слыша крики чаек, круживших над нашими головами. Нас было десять человек… Двое стражей, которым осмелился довериться Предводитель дружинников, гарнизонный повар, сам Предводитель, Вдова, Мистер Маунус, Нико, моя мама, Роза и я.
– Что будем делать? – спросила матушка, рассматривая свои руки, чтобы не беспокоить остальных своим взглядом.
– Спрячемся в камышах у реки. А когда настанет вечер, придет паром.
– А на паромщика можно положиться?
– Это мой зять, – коротко ответил повар.
– Далеко ли нам еще идти?
– Еще немного, – сказал повар. – Не больше часа.
И мы прошли еще немного!
Я думаю, что у всех остальных глаза были начеку, а ушки на макушке. Нас несколько раз предупреждали, что надо залечь на землю. И вот мы лежали в мокром черном иле, глядя на желто-зеленые стебли камыша до тех пор, пока нам не давали знать, что мы можем снова подниматься. Вообще-то, было почти прекрасно лежать вот так, – во всяком случае, куда лучше, чем идти. Мне только ужасно хотелось пить. Я бы напилась темной морской воды, смешанной с пресной из канала, если б матушка не остановила меня, сказав, что рано или поздно от этого можно заболеть.
– Как ты? – спросила Роза. Между бровей у нее прорезалась озабоченная морщинка.
– Хорошо! – соврала я.
А что мне было еще сказать? Сейчас никто ничего не мог поделать. Матушка присматривала за мной, но даже она не предложила отдохнуть. Это было бы попросту опасно.
Наконец-то мы достигли убежища, о котором шла речь. Заросли камыша здесь поднялись высокие и густые; то был сплошной лес, куда мы могли сползтись со всех сторон. Предводитель дружинников применил свой меч – он срезал немного камыша – и сделал нечто вроде камышового коврика, на котором можно было сидеть и лежать. Камыш чуточку кололся, но все же был не такой мокрый, как тина. Меня непрерывно трясло от холода, хотя послеполуденное солнце по-прежнему сияло на горизонте, излучая тепло, а мелкие черные мушки жужжали и кусались.
– Ну ладно! – сказала мама. – Позволь мне взглянуть на твою руку!
Охотнее всего я бы лежала и лежала, не шевеля укушенной рукой, держа ее в покое, какой только возможен. Ведь она все время болела. Но когда матушка разговаривала в таком тоне, я хорошо знала, что осмотра не избежать. Она осторожно стянула с меня через голову полосатую вязаную кофту Розы, но рана снова кровоточила, и рукав крепко-накрепко приклеился запекшейся кровью. Я стискивала зубы изо всех сил, пока не заболел подбородок, однако слезы все равно лились, пока матушка не сняла рукав с хворой руки. С повязкой было еще хуже, она сбилась, превратившись в лепешку. А когда матушка в конце концов добралась до раны, я уже почти ничего не видела из-за слез.
Матушка долго, не произнося ни слова, смотрела на треугольную рану. Теперь она покрылась красными полосками, а края двух углов воспалились и пожелтели.
– Нельзя ли где-нибудь раздобыть чистой воды? – спросила она.
– Не раньше, чем придет паром, – ответил Предводитель дружинников. – Речная вода наверняка не чиста, а мы не смеем рисковать и разжигать костер, чтобы вскипятить ее.
Матушка ничего больше не спросила. Разорвав нижнюю юбку на полосы, она наложила на руку новую, хоть и не совсем чистую повязку. Вязаная кофта тоже не сияла чистотой, да и, по правде говоря, была просто отвратительна, но ничего другого, чтобы переодеться, у меня не было, и я мерзла, как собачонка.
– Я-то думал, что рана уже затянулась, – смущенно произнес Нико.
– Так оно и было, – сварливо пробормотала я, – пока все подряд не принялись трясти меня за руку.
– Поспи, если сможешь, – сказала мама, держа мою руку в своей.
Точь-в-точь как в те времена, когда мне было семь лет, и я тяжело хворала коклюшем. Но я все же заснула.
Когда я проснулась, вечерняя звезда стояла прямо над камышами, а небо стало с виду мягким, словно бархат, и темно-голубым. Матушки рядом больше не было, однако по одну сторону от меня сидела Роза, а по другую Нико.
– Паром пришел? – спросила я.
– Нет, но им показалось, что он на подходе, – ответил Нико.
Роза сидела повесив голову, будто задремав. Некоторое время было тихо. Я покосилась на Нико, глядевшего на вечернюю звезду с таким видом, словно он надеялся: она что-то расскажет ему.
– Нико?
– Мм?
– Там… на Арсенальном дворе, когда ты ударил мечом Дракана…
– Да, – сухо прервал он меня. – Я вовсе не забыл об этом.
– Ты ударил его плашмя.
– Да!
– А мог бы лезвием. Мог бы убить его! Он не произнес ни слова.
– Нико… после всего, что он натворил… Почему ты не сделал то же самое? Почему не отнял у него жизнь?
С глубоким вздохом он быстро глянул в мою сторону.
– Этого я не знаю, – пробормотал он. – Я просто не смог.
Мы молча сидели, глядя вдвоем на вечернюю звезду. Моя рука дико болела, но после сна я чувствовала себя чуточку бодрее, и у меня меньше кружилась голова.
Но вот зашелестели стебли камыша, и Вдова вместе с моей матерью вынырнули из зарослей.
– Паром здесь, – сообщила Вдова. – Мы сейчас же тронемся в путь.
Нико помог мне встать. Я по-прежнему едва держалась на ногах и поэтому не сразу обратила внимание, что Роза все еще сидит на месте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19