Шум голосов и клубы сигаретного дыма дополняли картину.
- И думается мне, - добавил Ла Понте, - что, «Персйлес»-то этот самый - первое издание. Переплетная мастерская Трауца-Бозонне, там их марка.
Корсо отрицательно покачал головой:
- Нет, Харди. Сафьян.
- Показал бы! Но учти, я им поклялся, что ни сном ни духом о твоих делах не ведал. Ты ведь знаешь - у меня аллергия на любые судебные разбирательства.
- А на свои тридцать процентов? Ла Понте, словно защищая собственное достоинство, поднял руку:
- Стоп! Не путай божий дар с яичницей, Корсо. Одно дело наша прекрасная дружба, другое - хлеб насущный для моих детишек.
- Нет у тебя никаких детишек! Ла Понте скорчил смешную рожу:
- Подожди! Я еще молодой.
Он был невысок, красив, опрятно одет и знал себе цену. Пригладив ладонью редкие волосы на макушке, он глянул в зеркало над стойкой, чтобы проверить результат. Потом побродил вокруг наметанным глазом: нет ли случайно поблизости представительниц женского пола. Бдительности он не терял нигде и никогда. А еще он имел привычку строить беседу на коротких фразах. Его отец, очень знающий букинист, обучал его писать, диктуя тексты Асорина. Теперь уже мало кто помнил, кто такой Асорин, а вот Ла Понте до сих пор старался кроить предложения на его манер - чтобы они получались очень емкими и логичными, накрепко сцепленными меж собой. И это помогало ему обрести диалектическую устойчивость в тотчас, когда приходилось уговаривать клиентов, заманив их в комнату за книжной лавкой на улице Майор, где он хранил эротическую классику.
- Кроме того, - продолжил он, возвращаясь к изначальной теме разговора, - у меня с «Арменголом и сыновьями» есть незавершенные дела.
И весьма щекотливого свойства. К тому же судящие верный доход в самые короткие сроки.
- Но со мной-то у тебя тоже есть дела, - вставил Корсо, глядя на него поверх пивной кружки. - И ты - единственный бедный букинист, с которым я работаю. Так что те самые книги продать предстоит именно тебе.
- Ладно, - Ла Понте легко пошел на попятную. - Ты же знаешь, я человек практичный. Прагматик. Приспособленец - низкий и подлый приспособленец.
- Знаю.
- Вообрази себе, что мы с тобой - герои фильма, вестерна. Так вот, самое большее, на что я согласился бы - даже ради дружбы, - так это получить пулю в плечо.
- Да, самое большее, - подтвердил Корсо.
- Но это к делу не относится. - Ла Понте рассеянно покрутил головой по сторонам. - У меня есть покупатель на «Персилеса».
- Тогда ты угощаешь. Закажи мне еще одну канью. В счет твоих комиссионных.
Они были старыми друзьями. Любили пиво с высокой крепкой пеной и джин «Болс», разлитый в морские бутылки из темной глины; но больше всего они любили антикварные книги и аукционы в старом Мадриде. Они познакомились много лет назад, когда Корсо шнырял по книжным лавкам, которые специализировались на испанских авторах, - выполнял заказ одного клиента, пожелавшего заполучить экземпляр-призрак - «Селестину», ту, что по слухам, успела выйти ещё до всем известного издания 1499 года. У Ла Понте этой книги не было, и он о ней даже не слыхал. Зато у него имелся «Словарь библиографических редкостей и чудес» Хулио Ольеро, где та «Селестина» упоминалась. Во время беседы о: книгах между ними вспыхнула взаимная симпатия, и она заметно укрепилась, после того как Ла Понте повесил замок на дверь лавки и оба двинули в бар Макаровой, где и начались взаимные излияния: они всласть наговорились о хромолитографиях Мелвилла, ведь юный Ла Понте воспитывался на борту его «Пекода», а не только с помощью пассажей из Асорина. «Зовите меня Измаил», - предложил он, покончив с третьей рюмкой чистого «Болса». И Корсо стал звать его Измаилом, а еще он в его честь процитировал по памяти отрывок, где выковывают гарпун Ахава:
Были сделаны три надреза в языческой плоти, и так был закален гарпун для Белого Кита…
Начало дружбы было должным образом обмыто, так что Ла Понте в конце концов даже перестал глазеть на девиц, которые входили и выходили, и поклялся Корсо в вечной преданности. По натуре Ла Понте был человеком слегка наивным, несмотря на напускной цинизм и подлое ремесло торговца старыми книгами, и он не смекнул, что новый друг в перекошенных очках еще там, в лавке, едва бросив взгляд на книжные шкафы, принялся обрабатывать его по всем правилам военного искусства. Корсо сразу приметил пару томов, о которых и хотел теперь потолковать. Но, честно сказать, Ла Понте со своей рыжей бородкой, кротким, как у Билли Бада, взглядом и несбывшимися мечтами стать китобоем в конце концов завоевал симпатию Корсо. К тому же он мог процитировать наизусть полный список членов экипажа «Пекода»: Ахав, Стабб, Старбек, Фласк, Перт, Квикег, Тэштиго, Дэггу… названия всех кораблей, упомянутых в «Моби Дике»: «Гоуни», «Таун-Хо», «Иеровоам», «Юнгфрау», «Розовый бутон», «Холостяк», «Восхитительный», «Рахиль»… - и прекрасно знал, а это было высшим пилотажем, что такое серая амбра. Они болтали о книгах и китах. Так что в ту ночь и было основано Братство гарпунеров Нантакета, Флавио Ла Понте стал его генеральным секретарем, Лукас Корсо - казначеем, и оба - единственными членами сообщества, а доброй матерью-покровительницей его сделали Макарову - она даже не взяла с них денег за последнюю рюмку, а перед закрытием заведения примкнула к их компании, и они вместе расправились с бутылкой джина.
- Я еду в Париж, - сообщил Корею, разглядывая в зеркале толстуху, которая каждые пятнадцать секунд совала по монетке в щель игрального автомата, словно ее загипнотизировали незамысловатая музыка и мелькание цветной рекламы, фрукты и звоночки, так что двигаться могла только сжимающая рычаг рука - и так до скончания века. - Там заодно займусь и твоим «Анжуйским вином».
Приятель сморщил нос и глянул на него настороженно. Париж - это дополнительные расходы, новые сложности. А Ла Понте был книготорговцем скромным и очень скупым.
- Ты же знаешь, я не могу себе такое позволить, мне это не по карману.
Корсо медленно допивал пиво.
- Очень даже можешь. - Он достал несколько монет, чтобы заплатить и за себя, и за приятеля. - Я еду совсем по другому делу.
- По другому делу? - повторил Ла Понте с явным интересом.
Макарова поставила на стойку еще две кружки. Это была крупная светловолосая сорокалетняя женщина, коротко подстриженная, с серьгой в одном ухе - в память о той поре, когда она плавала на русском рыболовном судне. Одета она была в узкие брюки и рубашку с закатанными почти до плеч рукавами, которые открывали на редкость крепкие бицепсы - хотя не только они придавали ей сходство с мужчиной. В углу рта у нее вечно дымилась сигарета. Ее легко принимали за уроженку Балтики. Но всем обликом, и особенно грубоватыми манерами, она напоминала скорее слесаря-наладчика с какого-нибудь ленинградского завода.
- Прочла я вашу книгу, - сказала она Корсо, раскатывая букву «р». При этом пепел от сигареты сыпался на мокрую рубашку. - Эта Бовари… просто несчастная идиотка.
- Рад, что ты сразу ухватила суть дела.
Макарова протерла прилавок тряпкой. С другого конца зала из-за кассы за ней наблюдала Зизи, являвшая собой полную противоположность Макаровой: гораздо моложе, миниатюрная и очень ревнивая. Случалось, перед самым закрытием они в подпитии начинали драться на глазах у последних клиентов, правда, те, как правило, были своими людьми. Однажды после такой потасовки Зизи - с лиловым синяком под глазом, разъяренная и жаждущая мести - решила хлопнуть дверью. И пока она не вернулась - через три дня, - Макарова не переставала лить слезы, которые капали и капали в кружки с пивом. В ночь примирения заведение закрылось раньше обычного, и можно было видеть, как они куда-то отправились, обняв одна другую за талию и целуясь в подворотнях, словно юные влюбленные.
- Он едет в Париж, - Ла Понте кивнул на Корсо. - Хочет ухватить удачу за хвост. У него в рукаве спрятан туз.
Макарова собирала пустые стаканы и глядела на Корсо сквозь дым своей сигареты.
- Да у него вечно что-нибудь припрятано, - произнесла она гортанным голосом, не выказав ни малейшего удивления. - То в одном месте, то в другом.
Потом она составила стаканы в раковину и, поигрывая квадратными плечами, пошла обслуживать других клиентов. Макарова глубоко презирала представителей противоположного пола и исключение делала разве что для Корсо, о чем и сообщала во всеуслышанье, объясняя, почему не берет с него деньги за последнюю рюмку. Даже Зизи относилась к нему вполне терпимо. Однажды, когда Макарову арестовали за то, что она во время демонстрации геев и лесбиянок разбила морду полицейскому, Зизи всю ночь просидела на скамейке перед полицейским управлением. Корсо принес ей бутерброды и бутылку джина, а потом переговорил со своими знакомыми из этого заведения, и они помогли замять дело. Зато у Ла Понте все это вызывало нелепую ревность.
- Почему в Париж? - спросил он рассеянно, ибо внимание его было поглощено другим. Левый локоть Ла Понте погрузился во что-то восхитительно мягкое и податливое. И он, разумеется, пришёл в полный восторг, обнаружив, что его соседкой по стойке оказалась юная блондинка с пышной грудью.
Корсо глотнул пива.
- Я заеду еще и в Синтру, это в Португалии. - Он продолжал наблюдать за толстухой у игрального автомата. Просадив всю мелочь, та протянула Зизи купюру для размена. - Теперь я работаю на Варо Борху.
Его друг присвистнул: Варо Борха - самый крупный библиофил в стране. В его каталог попадало совсем немного книг - зато только самые лучшие; и еще за ним шла слава, что если он хотел что-либо заполучить, то за ценой не стоял. Ла Понте, на которого новость произвела заметное впечатление, потребовал еще пива и новых подробностей. При этом в лице его мелькнуло, что-то хищное - как всегда, когда он слышал слово «книга». Ла Понте был, конечно, человеком очень прижимистым и откровенно малодушным, но в чем его никто не посмел бы упрекнуть, так это в завистливости, если только дело не касалось красивой женщины, которую можно было загарпунить. В профессиональном плане сам он вполне довольствовался добытыми без особого риска качественными экземплярами и искренне уважал друга за то, что тот работал с клиентами совсем иного полета.
- Ты когда-нибудь слыхал о «Девяти вратах»?
Букинист, который начал было неспешно шарить по карманам, словно давая Корсо время заплатить и за эту выпивку, так и застыл с открытым ртом. И даже на миг позабыл о своей пышнотелой соседке, которую как раз намеревался рассмотреть получше.
- Ты хочешь сказать, что Варо Борха хочет заполучить эту книгу?
Корсо кинул на прилавок последние монеты, завалявшиеся у него в кармане. Макарова налила им еще по рюмке каньи.
- Уже заполучил. И заплатил за нее целое состояние.
- Еще бы! Ведь, как известно, сохранилось только три или четыре экземпляра.
- Три, - уточнил Корсо. - Один находится в Синтре, в коллекции Фаргаша. Второй в фонде Унгерна в Париже. А третий попал на мадридский аукцион, когда продавали библиотеку Терраля-Коя, - его-то и купил Варо Борха.
Ла Понте, сгорая от любопытства, теребил свою курчавую бородку. Он конечно же слышал о Фаргаше, португальском библиофиле. Что касается баронессы Унгерн, то эта безумная старуха заработала миллионы, сочиняя книжки по оккультизму и демонологии. Ее последний шедевр «Нагая Исида» побил все рекорды по количеству проданных экземпляров.
- Одного не пойму, - спросил, помолчав, Ла Понте, - ты-то какое отношение имеешь ко всему этому?
- А тебе известна история книги?
- Только в общих чертах, - признался Ла Понте.
Корсо обмакнул палец в пивную пену и принялся что-то рисовать на мраморной столешнице.
- Время действия - середина семнадцатого века. Место действия - Венеция. Главный персонаж - печатник по имени Аристид Торкья, которому приходит в голову мысль издать так называемую «Книгу о девяти вратах в Царство теней», что-то вроде учебного пособия, как вызывать дьявола… Но времена стояли не самые благоприятные для литературы подобного рода, и Святая инквизиция быстренько заполучила Торкью в свои руки. Состав преступления - сношения с дьяволом и так далее. Отягчающее обстоятельство - воспроизведение девяти гравюр из знаменитого «Delomelanicon» - классики чернокнижия. Замечу, что, согласно легенде, автором гравюр считался сам Люцифер.
Макарова тоже остановилась у стойки, только с другой стороны, и, вытирая руки о рубашку, внимательно слушала. Ла Понте так к не донес стакана до губ, он с алчным профессиональным интересом ловил каждое слово.
- А что стало с книгами?
- Нетрудно догадаться: костер из них получился знатный. - Корсо изобразил на лице жестокое ликование; казалось, он и воистину сожалеет, что не присутствовал при расправе. - А еще рассказывали, что из огня доносились крики дьявола.
Макарова в ответ недоверчиво фыркнула и замерла, потом облокотилась на стойку рядом с краном для пива. Все эти средиземноморские суеверия, темные истории… Гордый северный нрав и мужской характер не позволяли ей опуститься до такого… Более впечатлительный Ла Поите внезапно почувствовал приступ жажды и сунул нос в кружку.
- Если там кто и кричал, так это сам печатник…
- Можно себе представить.
Ла Понте представил - и содрогнулся.
- Под пытками, - продолжил Корсо, - а в инквизиции служили профессионалы, полагавшие делом чести дать достойный отпор любым козням врага рода человеческого, - печатник признался, что уцелел еще один экземпляр книги, один-единственный, и хранится он в тайнике. После чего несчастный замолк и больше уж рта не раскрыл, если не считать предсмертного «Ох!» - на костре.
Макарова презрительно улыбнулась. И было непонятно, относилось ее презрение к несчастному печатнику или к палачам, так и не сумевшим вырвать у него последнее признание. Ла Понте наморщил лоб:
- Подожди, ты сказал, что уцелел всего один экземпляр. Но ведь только что мы вели речь о трех книгах.
Корсо снял очки и проверил на свет чистоту стекол.
- Тут и зарыта собака, - сказал он. - Войны, пожары, кражи… Книги то появлялись, то вновь исчезали. Теперь никто не знает, какая из них подлинная.
- А может, они все три поддельные, - с присущим ей здравомыслием изрекла Макарова.
- Может, и так. Вот мне и предстоит разгадать загадку, проверить, купил Варо Борха подлинник или ему всучили фальшивку. Для этого я еду в Синтру и Париж. - Он надел очки и взглянул на Ла Понте. - А между делом займусь и твоей рукописью.
Букинист отрешенно кивнул, продолжая краем глаза следить в зеркале за девицей с роскошным бюстом.
- Но раз у тебя такое важное дело… смешно тратить время еще и на «Трех мушкетеров»…
- Смешно? - Привычное хладнокровие покинуло Макарову, и она буквально взорвалась: - Это самый лучший роман на свете!
И в подкрепление своих слов хлопнула ладонью по прилавку. При этом стало видно, как напряглись мышцы на обнаженной руке. Борису Балкану, вот кому было бы приятно услышать такое, подумал Корсо. У Макаровой, в ее личном списке бестселлеров, Дюма мог соперничать лишь с «Войной и миром» и шедеврами Патрисии Хайсмит.
- Успокойся ты! - повернулся Корсо к Ла Понте. - Платись за все придется Варо Борхе.
Хотя, на мой взгляд, твое «Анжуйское вино» - подлинник… Ну скажи, кому придет в голову подделывать такое?
- Люди за все берутся, - сделала бесконечно мудрый вывод Макарова.
Ла Понте разделял мнение Корсо: в данном случае мошенничество выглядело бы полной нелепостью. Покойный Тайллефер гарантировал ему подлинность: то, несомненно, была рука дона Александра. А Тайллефер слов на ветер не бросал.
- Обычно я относил ему старые приключенческие романы, и он покупал все подряд. - Ла Понте сделал глоток и хихикнул через край стакана. - А я пользовался случаем, чтобы полюбоваться на ножки его жены. Роковая блондинка! Очень эффектная! И вот однажды он открыл какой-то ящик. Затем положил на стол главу «Анжуйское вино». «Это вам, - сказал он неожиданно. - При условии, что вы получите экспертное заключение о подлинности и немедленно выставите рукопись на продажу… »
Какой-то клиент громко звал Макарову, требуя безалкогольного биттера. Та послала его к черту. Она словно приросла к своему месту у стойки и слушала разговор, щуря глаза от дыма. Сигарета как всегда была зажата у нее в углу рта и уже догорала.
- И это все? - спросил Корсо.
Ла Понте сделал неопределенный жест.
- Практически все. Я попытался отговорить его, потому что знал, как он к этому относился - душу готов был заложить ради какой-нибудь редкости. Но он стоял на своем: «Откажетесь вы, найду другого». Этим он, разумеется, задел меня за живое. Я имею в виду, живую коммерческую жилку.
- Мог бы не уточнять, - бросил Корсо. - Больше ничего живого в тебе не осталось - никаких других жилок.
В поисках человеческого тепла и сочувствия Ла Понте повернулся к Макаровой, но в ее свинцовых глазах тепла нашлось не больше, чем в норвежском фьорде в три часа поутру.
1 2 3 4 5 6 7