Затем он получил от императора различные щедрые дары, например, личные апартаменты в императорском дворце и земли, конфискованные у евреев. В 100 г., в год его смерти, появились первые из его многочисленных хроник. Его книга «Иудейская война», источник многих позднейших трактатов, предлагает нам подробный рассказ о восстании, происшедшем между 66 и 74 гг., и о его гибельном конце, а также об обстоятельствах разрушения Иерусалима, разграбления Храма и, наконец, о падении в 74 г. крепости Масада, находившейся на юго-востоке от Мертвого моря.Как и замок Монсегюр каких-нибудь тысячу двести лет спустя, Масада осталась в Истории как символ героизма, упорства и мученичества народа, служащего проигранному делу. Последний бастион сопротивления победившему врагу, эта крепость, как известно, долго переносила, не ослабевая, многочисленные штурмы римских военных машин; затем, когда ночью 15 апреля стало ясно, что враг готовится проникнуть в цитадель через брешь, девятьсот шестьдесят мужчин, женщин и детей, как и в Монсегюре, предпочли умереть вместе в крепости, убив себя таким образом, что утром римляне нашли лишь тела, испепеляемые остатками пламени.Иосиф сопровождал римские войска на заре 16 апреля, и вместе с ними он проник на эту бойню в Масаде. Трое выживших — женщина и двое детей, спрятавшихся во время этой драмы в сточном желобе крепости, — рассказали ему об ужасных событиях этой ночи, когда некий Елеазар (Лазарь?), командующий гарнизоном, употребил, по их мнению, все свое красноречие, всю силу своего убеждения, чтобы склонить бунтовщиков к признанию жестокой необходимости умереть всем вместе.В своей хронике Иосиф Флавий передает нам увещевания Елеазара такими, какими он услышал их из уст выживших, и эти слова представляют для нас большой интерес, ибо они констатируют защиту, организованную воинствующими зелотами; Иосиф употребляет термины «зелоты» и «сикарии». Но главный интерес этой речи состоит, по нашему мнению, в ее содержании, очень далеком от традиционной иудейской мысли и, несомненно, отмеченной ессейским и гностическим влиянием.Жизнь, а не смерть рассматривается как «бедствие» для человека; настоящая свобода, духовная, а не плотская, достигается через разрушение презренной земной оболочки; божественная и истинная природа души противопоставляется смертному телу, тяжелому и неудобному; первая заключена во втором, но она вдыхает в него жизнь… Столько элементов, отражающих недвусмысленно дуалистическую доктрину двух непримиримых начал, управляющих миром! Будучи полностью ими вдохновлен, Елеазар, призывая к смерти осажденных в крепости Масада, сравнивает их с мужественными людьми, спешащими освободить свои души от их плотской оболочки, которой они совершенно не дорожат, и так желающими достичь вечной жизни, что они объявляют всем вокруг о своем неизбежном уходе.Насколько нам известно, сегодня никто еще не подумал о том, чтобы прокомментировать эти слова; это удивляет и огорчает, ибо они поднимают множество вопросов. Действительно, никогда раньше ни один иудейский текст не делал подобного намека на душу, и еще менее на невидимую, бессмертную и нетленную природу ее. Такое понятие было совершенно чуждо иудейской традиции, так же как и понятие превосходства духа над материей, связи с Богом в смерти и осуждения жизни, являющейся делом рук дьявола. Все эти гностические и дуалистические темы имели другое таинственное происхождение, и в контексте истории Масады речь могла идти о происхождении только ессейском.Однако, если считать по-крупному, то эти речи Елеазара могут быть с таким же основанием рассмотрены как христианские; не в том смысле, который это слово приобретет впоследствии, но в том, которое придавали ему первые ученики Иисуса, готовые, как мы помним из четвертого Евангелия, пойти и умереть вместе с Лазарем. Надо ли заключать из этого, что некоторые христиане могли также быть среди героических защитников цитадели, раз мы знаем, что в ходе этого восстания многие из них боролись против римлян с таким же пылом, как и сами иудеи? В подтверждение этого вывода добавим, что многие из «первых христиан» в действительности были зелотами, и это, таким образом, заставляет думать, что они участвовали в сопротивлении Масады.Конечно, историк Иосиф Флавий не подразумевает ничего подобного, если только некоторые намеки не были позже изъяты из его текстов… Можно также с полным основанием удивляться, что палестинский историк, пишущий в I в., ни разу не упомянул об Иисусе, и только в последующих изданиях это имя появляется, но в форме так соответствующей уже хорошо структурированной в своих определениях ортодоксии, что вполне можно подумать, будто здесь идет речь о добавлениях, датирующихся эпохой Константина.Зато один экземпляр «Иудейской войны» Иосифа Флавия, очень отличающийся от других, был найден в России. Записанный на старославянском языке, текст датируется примерно 1261 г., и автор перевода не кажется ортодоксальным иудеем, ибо он придерживается очень многочисленных «дохристианских» ссылок. В этой версии Иосифа Иисус описан как человек, политический революционер и особенно как «царь, который никогда не царствовал», имеющий «по образу назореев» черту посередине головы, уточняет текст.Очень многие и долго опровергали подлинность этого «славянского Иосифа». Но мы с нашей стороны склонны скорее считать его настоящим и видеть в нем перевод одного или многих экземпляров произведения историка, избежавших уничтожения, приказанного Диоклетианом, а затем от ярости редакторов Константина. В самом деле, к этому выводу нас привели многие соображения. Какой интерес и кому изобретать «славянского Иосифа»? Его образ Иисуса-царя был бы с трудом принят еврейской публикой XIII в.; а образ Иисуса-человека до мозга костей не был бы принят христианами того времени. И наконец, почему у Оригена, толкователя и теолога начала III в., существует явный намек на версию произведения Иосифа, где автор отбирает у Иисуса роль мессии? Мы считаем, что, вероятно, именно здесь надо искать настоящие корни славянского текста Иосифа Флавия.Второе восстание против власти Рима, как мы уже знаем, произошло через 60 лет после первого, между 132 и 135 гг. По окончании его все евреи были изгнаны из Иерусалима, который стал римским городом. Но уже давно История не интересовалась более Святой Землей, и мы ничего не знаем о событиях, которые происходили там в течение последующих двух веков; без сомнения, они не слишком отличались, от «мрачного Средневековья», в которое была погружена вся Европа.Если большое число верующих евреев и христиан, тем не менее, осталось в Палестине, вне Иерусалима, то большая часть их пересекла границы Святой Земли, унося с собой и рассеивая в своем окружении великие принципы своих доктрин. Еврейское население, рассеявшееся по всему миру, переживало вторую диаспору в своей истории, ибо уже за семь веков до описываемых событий они бежали из Иерусалима, попавшего в руки вавилонян. Что касается христианства, то оно тоже вышло на широкие дороги, которые должны были привести его в Малую Азию, в Грецию, в Рим, в Галлию, Англию и Северную Африку. К сожалению, в каком бы уголке цивилизованного мира ни появлялась община, там тут же пускала корни своя версия событий, происшедших около 33 г.; бесчисленные, обязательно отличающиеся друг от друга, эти рассказы, официально объявленные ересями, могли только множиться и развиваться повсюду в очень анархической манере, несмотря на совместные усилия Климента Александрийского, Иренея и им подобных.Некоторые из этих «ересей», согласно общепринятому выражению, исходящие от очевидцев, заботливо поддерживались набожными и обращенными в ту или иную форму христианства евреями, другие основывались на легендах и слухах или же еще на различных верованиях того времени: египетских, греческих или относящихся к культу Митры. Но в любом случае все они представляли серьезную опасность для «адептов миссии» и для еще очень неустойчивой ортодоксии.О них, однако, мало что известно, кроме более или менее ошибочных сведений, которые распространялись их врагами. Как сообщают последние, эти ереси тогда делились на два основных течения: тех, кто считал Иисуса Богом, без каких-либо человеческих качеств или почти без таковых, и тех, для кого он был всего лишь смертным пророком, немного похожим на такого, каким был Будда, или каким будет через полтысячелетия Магомет.Среди самых первых ересиархов фигурирует Валентин, уроженец Александрии, который провел большую часть своей жизни (136-165) в Риме и считал Птолемея одним из своих сторонников. Претендуя на то, что он располагал кое-какими «секретными сведениями» об Иисусе, он отказывался подчиняться римской власти и иерархии, предпочитая им непосредственную связь с Богом, источник личного знания, доктрину, противоречащую уже действующей догме, и которая будет объектом самых яростных обвинений Иренея Лионского.Назовем также Марциона, автора не менее серьезной ереси. Богатый судовладелец, ставший епископом, он прибыл в Рим около 140 г., но его учение навлекло на него отлучение от Церкви, последовавшее четыре года спустя. Действительно, он осмелился установить радикальное отличие «закона» от «любви», соответственно относящихся к Ветхому и Новому Заветам; мысли, которые частично обнаружатся спустя более, чем тысячелетие, в таком произведении, как «Перлесваус». Марцион также был первым писателем, который составил канонический список книг Библии, откуда он полностью исключил Ветхий Завет, считая его не соответствующим его идеалу. Впрочем, в ответ на это Иреней немедленно предложил другой, основу той Библии, которую мы читаем сегодня.Третьим великим ересиархом той эпохи был Василид, философ Александрийской школы, который выражал свои убеждения между 120 и 130 гг. Зная древние Писания и христианские Евангелия так же хорошо, как и египетскую и эллинистическую мысль, он составил не менее двадцати четырех комментариев Евангелий, и, согласно Иренею, утверждал самую отвратительную из всех ересей, а именно: что распятие было обманом, Иисус не умер на кресте, ибо его место там занял Симон из Сирены.Ясно, что подобные заявления могли удивлять людей, и однако они оказались весьма стойкими, так как в VII в. Коран выдвинул такие же доводы, и в нем тоже Симон из Сирены был тем святым человеком, которого распяли вместо Иисуса. А ведь это та самая точка зрения, которую мы узнали, напомним, из таинственного письма англиканского священника, того, который заявлял, что имеет «формальное доказательство» этой подмены.И именно в Египте, а особенно в Александрии, втором городе римской империи, месте встречи всех цивилизаций, горниле бесконечного разнообразия верований и учений, куда пришли верующие иудеи и христиане после двух восстаний в Иудее, появились на свет эти первые ереси. Также именно в Египте, следуя логике, мы должны были найти окончательное доказательство нашей гипотезы, в тех «Гностических Евангелиях» известных под названием «Рукописи Наг Хаммади».В декабре 1945 г. один египетский крестьянин, копая землю неподалеку от деревни Наг Хаммади, что в Верхнем Египте, наткнулся на кувшин из красной глины, в котором лежали тринадцать пергаментных свитков, завернутые в кожу. Не подозревая о важности своего открытия, он сам и его семья использовали большую часть документов на домашние нужды, и это продолжалось до тех пор, пока, благодаря счастливому случаю, об их существовании не прослышали эксперты. Один из найденных текстов был продан за пределами Египта, противозаконно в чисто меркантильных целях; часть из них была приобретена фирмой «С. Дж. Юнд Фундейшн», и среди них находилось знаменитое Евангелие от Фомы.В 1952 г. египетское правительство национализировало остаток коллекции Наг Хаммади, и, девять лет спустя, в 1961 г., под эгидой ассамблеи международных экспертов были осуществлены перепись и перевод всех рукописей. В 1972 г. было закончено первое фотографическое издание первого тома, а в 1977 г., наконец, появился первый английский перевод всей коллекции документов.Состоит она из небольшого количества библейских текстов; каждый «кодекс» заключает в себе множество трактатов ярко выраженного гностического характера, датирующихся, кажется, концом IV или началом V в. Это копии, оригиналы которых восходят к очень древней эпохе, ибо некоторые из них, Евангелие от Фомы, Евангелие Истины и Евангелие Египтян, упоминались еще первыми отцами Церкви — Климентом Александрийским, Иренеем Лионским и Оригеном. Может быть даже, как считает кое-кто, большая их часть была составлена до 150 г., по крайней мере, один из текстов кажется более древним чем Четвероевангелие Нового Завета.Рукописи Наг Хаммади составляют очень представительный ансамбль из всей первой христианской литературы, и в этом смысле они находятся в более выгодном положении, чем Евангелия. Написанные для египетской публики, они не были объектом переделок и не подвергались никаким изменениям. Прежде всего, они основываются на свидетельствах из первых рук, на рассказах, собранных евреями, бежавшими из Святой Земли и, вследствие этого, могущими иметь счастье знать Иисуса лично. Гарантирующие таким образом верность изложения конкретных исторических фактов, которую, со своей стороны, не могли предложить Евангелия, они, на наш взгляд, придают подлинность самым серьезным событиям.Следовательно, нет ничего удивительного в том, что эти рукописи, не подходящие тюд догмы новой религии, определенные Римом, подняли яростную вражду в рядах «адептов миссии». Одна из них, например, не помеченная никакой датой, «Парафраз Сета» («Paraphrase de Seth»), констатирует те самые доводы, которые использовал еретик, Василид, заявлявший, что Иисус избежал смерти на кресте, благодаря ловкой подмене.«Я умер только с виду, — говорит в этом тексте здравствующий Иисус, — это другой был на моем месте и выпил желчь и уксус. Они побили меня тростником, но крест на своих плечах нес другой, Симон. На другого надели терновый венец… А я лишь улыбался их неведению».В текстах Наг Хаммади в ярком свете предстают и другие уточняющие детали, не существующие в официальных Евангелиях; таковы некоторые признаки разногласия между Петром и Магдалеянкой, будущее проявление раскола между «адептами миссии» и защитниками потомства Иисуса: «Сестра моя, — действительно читаем мы в Евангелии от Марии, — мы знаем, что Спаситель любил тебя больше, чем других женщин. Передай нам его слова, которые ты помнишь, которые ты слышала и которых мы не знаем». Но дальше ученик вопрошает, не скрывая на этот раз своего возмущения: «Должны ли мы все слушать ее? Действительно ли он предпочитал ее нам? Может ли быть, чтобы в наше отсутствие он говорил с женщиной, вместо того, чтобы открыто поговорить с нами?» — Я верю этому, — отвечает тогда Петру другой ученик, — ибо Спаситель знал ее лучше, чем кого-либо, и поэтому он любил ее больше, чем нас".Впрочем, многочисленные отрывки Евангелия от Филиппа, кажется, проясняют нам причину этого несогласия между Петром и Марией из Магдалы, которое удивительно похоже на ревность. Во-первых, намек на свадебную комнату, в котором любой не преминет увидеть символический образ; но еще лучше эти определенно ясные строки: «Их было трое, идущих всегда вместе с Иисусом; его мать Мария, его сестра и Магдалеянка, та, которую называли его подругой». Подруга? Или же это слово надо перевести как «супруга»? В самом деле, Филипп не оставляет на этот счет никаких сомнений, когда он недвусмысленно передает поведение Иисуса по отношению к ней:«Подругой Спасителя была Мария из Магдалы. Христос любил ее больше, чем всех своих учеников, и часто целовал ее в губы. Другие ученики, — уточняет он, — обижались на это, не пытаясь даже скрыть свое неодобрение, и спрашивали Иисуса: Почему ты любишь ее больше, чем любого из нас? А Спаситель отвечал в свою очередь: Почему бы мне не любить ее больше, чем вас?»Не лишены интереса и различные комментарии по этому поводу в Евангелии от Филиппа: — Нельзя отрицать плоть и любовь. Если вы боитесь их, вы станете их рабом, но если вы ими злоупотребляете, они поглотят вас и парализуют целиком. — И еще: — Велико таинство брака, ибо без него мир не существовал бы. Существование мира зависит от человека, а существование человека — от брака. — Наконец, далее: — «Есть Сын человека и есть сын Сына человека. Господь есть Сын человеческий, а сын Сына человеческого есть тот, кто создан через Сына человеческого». 14. ДИНАСТИЯ ГРААЛЬ Так, благодаря рукописям Наг Хаммади, возможность существования прямого потомства от Иисуса становилась правдоподобной. Действительно, с какой стати сомневаться в свидетельстве, «гностическом», конечно, но не менее достоверном и не менее достойном веры в него, чем тексты Нового Завета?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43