Все равно он был фиктивным.
Осборн в свою очередь рассказывал ей, что нового в расследовании
убийства. Впрочем, нового они не узнали практически ничего, так что он
делился своими соображениями относительно собственности Клюга, ситуация с
которой по-прежнему оставалась неясной. Различные организации присылали
своих людей для осмотра дома. Приезжала команда из ФБР, собиралась взять
расследование в свои руки. Однако Лиза обладала удивительной способностью
затуманивать людям мозги, рассказывая им о компьютерах. Сначала она
объясняла свои действия, но в такой форме, что ее никто не мог понять.
Иногда этого оказывалось достаточно. Если же нет, она вставала со своего
места и предоставляла посетителям возможность самим справиться с
творениями Клюга. После чего те с ужасом наблюдали, как вся информация на
диске вдруг стиралась и на экране появлялась надпись "Ты - глупое
дерьмо!".
- Я бессовестно надуваю их, - призналась мне Лиза. - Я даю им только
то, что они и сами узнают, потому что я через это уже прошла. Потеряла я
около сорока процентов хранимой Клюгом информации. Но другие теряют все
сто. Ты бы видел их лица, когда Клюг подбрасывал им очередную логическую
бомбу! Тот тип швырнул принтер ценой в три тысячи долларов через всю
комнату, а потом пытался подкупить меня, чтобы я никому об этом не
говорила.
Какое-то федеральное агентство послало к ней эксперта из Стенфорда, и
тот в полной уверенности, что рано или поздно расколет коды Клюга, начал
стирать все подряд. Лиза показала ему, как Клюг забирался в главный
компьютер налогового управления, но "забыла" упомянуть, как он оттуда
выбирался. Эксперт тут же вляпался в сторожевую программу и, сражаясь с
ней, стер, как оказалось, все налоговые записи с буквы "S" до буквы "W".
По крайней мере, с полчаса Лиза держала его в уверенности, что это
действительно так.
- Я думала, у него сердечный приступ, - сказала она мне. - Весь
побелел и молчит. Я сжалилась и показала ему, куда предусмотрительно
переписала всю эту информацию, потом объяснила, как запихнуть ее на место
и как утихомирить сторожевую программу. Из дома он пулей вылетел. Скоро он
поймет, конечно, что такой объем информации можно уничтожить в один миг
разве что динамитом, потому что существуют дублирующие системы и у
скорости обработки есть предел. Но сюда, я думаю, он больше не вернется.
- Все это похоже на какую-то замысловатую видеоигру, - сказал я.
- В каком-то смысле, да. Похоже на бесконечную серию запертых комнат,
в которых прячется что-то страшное. Каждый шаг - это огромный риск, и за
один раз можно сделать лишь сотую долю шага. Ты должен спрашивать чужую
машину примерно так: "На самом деле это не вопрос, но если вдруг мне
придет в голову спросить (чего я вовсе не собираюсь делать) о том, что
случится, если бы я посмотрел на эту вот дверь (я даже не трогаю ее; меня
нет даже в соседней комнате), то что бы ты в таком невероятном случае
предпринял?". Программа все это перемалывает, решает, заслуживаешь ли ты
тортом по физиономии, а потом либо швыряет в тебя этот торт, либо делает
вид, что переходит с позиции А на позицию А1. Тогда ты говоришь: "Ну,
предположим, я действительно посмотрел на эту дверь", после чего иногда
она отвечает: "Ты подглядывал!" - и все летит к чертям.
Возможно, выглядит такое объяснение глуповато, но, по-моему, это была
самая удачная из попыток Лизы объяснить мне, чем она все-таки занимается.
- Ты им все рассказываешь?
- Нет, не все. Я не упомянула про четыре цента.
- Лиза, я не хотел этих денег, не просил и жалею, что...
- Успокойся, все будет в порядке.
- У Клюга все это было зафиксировано?
- Да, и на расшифровку его записей я потратила уйму времени.
- Ты давно узнала?
- Про семьсот тысяч? Это оказалось в первом же диске, что я
расколола.
- Я хочу вернуть эти деньги.
Она задумалась и покачала головой.
- Сейчас, Виктор, избавиться от этих денег будет опасней, чем
оставить их у себя. Когда-то это были вымышленные деньги, но теперь у них
своя история. В налоговом управлении полагают, будто им известно, откуда
деньги взялись. Налоги на эту сумму выплачены. Штат Делавэр считает, что
их перевела тебе реально существующая корпорация. Адвокатской конторе в
Иллинойсе уплачено за оформление процедуры перевода. Банк платит тебе
проценты. Я не стану уверять, что вернуться назад и стереть все записи
невозможно, но я не хотела бы этим заниматься. Я неплохо знаю свое дело,
однако у Клюга был особый дар, которым я, увы, не обладаю.
- Как ему все это удалось? Ты сказала "вымышленные деньги". Разве
такое возможно? Он их что, с потолка брал?
Лиза нежно погладила свой компьютер.
- Вот они, деньги, - сказала она, и глаза ее заблестели.

Ночью, чтобы не беспокоить меня, Лиза работала при свече, и это
обстоятельство сыграло для меня роковую роль. На клавиатуре она работала
вслепую, а свеча ей требовалась только для того, чтобы находить нужные
дискеты.
Так я и засыпал каждую ночь, глядя на ее хрупкую фигурку в теплом
сиянии свечи. Золотистый свет на золотистой коже...
"Тощая", - сказала она как-то про себя. Лиза действительно была худа,
я видел ее ребра, когда она сидела на скрещенных ногах, втянув живот и
задрав подбородок. Иногда она замирала надолго, опустив руки, потом кисти
ее вдруг взлетали вверх, словно для того, чтобы с силой ударить по
клавишам. Но клавиш она всегда касалась легко, почти беззвучно. Мне
казалось, что это скорее йога, чем программирование. И сама Лиза говорила,
что в состоянии медитации ей работается лучше всего.
Никто не назвал бы ее лицо красивым. И, пожалуй, мало кто сказал бы,
что оно привлекательно. Наверное, это из-за скобок на зубах: они отвлекали
внимание. Однако мне она казалась красивой.
Я перевел взгляд с нее на свечу. Какое-то время смотрел на пламя,
потом попытался отвести глаза, и не смог. Со свечами иногда случается - не
знаю, почему - они вдруг начинают мигать, хотя пламя остается
вертикальным. Оно подскакивает и опускается вверх-вниз, вверх-вниз,
ритмично, разгораясь все ярче и ярче...
Я попытался позвать Лизу, но свеча все пульсировала, и я уже не мог
говорить... Я задыхался, всхлипывал, хотел закричать громко, сказать,
чтобы она не волновалась.
И тут я почувствовал тошноту...

Во рту ощущался вкус крови. Я попробовал вздохнуть. В комнате горел
верхний свет.
Лиза стояла на коленях, склонившись надо мной, и я почувствовал, как
на лоб мне упала слеза. Я лежал рядом с кроватью, на ковре.
- Виктор, ты меня слышишь?
Я кивнул. Изо рта у меня торчала ложка, и я ее выплюнул.
- Что случилось? Тебе уже лучше?
Я снова кивнул и попытался заговорить.
- Лежи, лежи. Я вызвала врача.
- Не надо врача.
- Они все равно уже едут. Лежи спокойно...
- Помоги мне подняться.
- Еще рано. Тебе нельзя.
Она оказалась права. Я попытался сесть и тут же упал обратно на
спину. В дверь позвонили.

Каким-то образом Лиза отделалась от бригады из скорой помощи, потом
сварила кофе. Мы устроились на кухне, и она немного успокоилась. Был уже
час ночи, но я все еще чувствовал себя неважно, хотя приступ оказался не
самым страшным.
Я прошел в ванную, достал пузырек с "Дилантином", который спрятал,
когда Лиза перебралась ко мне, и на ее глазах принял одну пилюлю.
- Я забыл сделать это сегодня, - сказал я.
- Потому что ты их спрятал. Глупо.
- Знаю.
Наверное, мне следовало сказать что-то еще, ее действительно задело
то, что я не защищался, но, еще не придя в себя после приступа, я понимал
все это с трудом.
- Ты можешь уйти, если захочешь, - сказал я. На редкость удачно.
Лиза тоже не осталась в долгу. Она перегнулась через стол и
встряхнула меня за плечи, потом рассерженно заявила:
- Чтобы я больше этого не слышала!
Я кивнул и заплакал. Она меня не трогала, и это мне помогло. Она
могла бы начать меня успокаивать, но обычно я неплохо справляюсь с собой
сам.
- Давно это с тобой? - спросила она наконец. - Ты поэтому сидишь дома
все тридцать лет?
- Отчасти, - сказал я, пожимая плечами. - Когда я вернулся с войны,
мне сделали операцию, но стало только хуже.
- Ладно. Я сержусь на тебя, потому что ты ничего мне не сказал, и я не
знала, что нужно делать. Ты должен мне рассказать, как поступать в случае
чего. Тогда я не буду сердиться.
Наверное, тогда я мог все-все разрушить. Сам себе удивляюсь, отчего я
так и не сделал. За долгие годы я выработал несколько безотказных методов
ломать близкие отношения. Но, посмотрев ей в глаза, я себя переборол. Она
действительно хотела остаться. Не знаю почему, но мне было этого
достаточно.
- С ложкой ты ошиблась, - сказал я. - Если будет время и если ты
сумеешь сделать это так, чтобы я не откусил тебе пальцы, во время приступа
нужно запихнуть мне в зубы кусок скомканной ткани. Угол простыни или еще
что-нибудь. Но ничего твердого. - Я пощупал пальцем во рту. - Кажется, я
сломал зуб.
- И поделом, - сказала Лиза.
Я посмотрел на нее, и мы об расхохотались. Она обошла вокруг стола,
поцеловала меня и устроилась на моем колене.
- Опаснее всего то, что я могу захлебнуться. Когда приступ
начинается, у меня сводит все мышцы, но это ненадолго. Потом они начинают
самопроизвольно расслабляться и сокращаться. Очень сильно.
- Знаю. Я пыталась тебя удержать.
- Никогда не делай этого. Переверни меня набок. Держись за моей
спиной и смотри, чтобы я не задел тебя рукой. Если сможешь, сунь под
голову подушку. И не подпускай меня к предметам, о которые я могу
пораниться. - Я посмотрел ей в глаза. - И помни, пожалуйста, - все это ты
можешь попытаться сделать, но если я слишком разойдусь, лучше отойти в
сторону. Лучше для нас обоих. Если я вдруг ударю тебя так сильно, что ты
потеряешь сознание, ты не сможешь помочь мне, и когда меня стошнит, я
начну захлебываться.
Я все еще глядел ей в глаза. Она, должно быть, угадала, о чем я
подумал, и едва заметно улыбнулась.
- Извини. Я понимаю. И мне неловко, знаешь... Потому что ты мог...
- Подавиться ложкой, да? Я действительно поступил глупо, согласен. Я
могу прикусить язык или щеку с внутренней стороны, но это не страшно. Еще
одна вещь...
Она ждала, а я никак не мог решить, надо ли ей все рассказывать. Вряд
ли она смогла бы помочь, но мне не хотелось, чтобы она чувствовала себя
виноватой, если я вдруг умру при ней.
- Иногда я ложусь в больницу. Бывает, что один приступ следует за
другим. Если это будет продолжаться долго, я не смогу дышать, и мозг умрет
от кислородного голодания.
- Для этого достаточно пяти минут, - встревоженно сказала она.
- Знаю. Но такое может быть, если приступы пойдут один за другим, так
что у нас будет время подготовиться. Если я не оправлюсь от первого
приступа и у меня тут же, без перерыва начнется следующий, или если ты
заметишь, что я совсем не дышу три-четыре минуты, тогда вызывай скорую.
- Но ты же умрешь раньше, чем они приедут!
- Иначе я должен жить в больнице. А я больниц не люблю.
- Я тоже.

На следующий день Лиза взяла меня с собой покататься на "Феррари".
Сначала я нервничал - боялся, что она начнет вытворять что-нибудь
рискованное. Она, однако, вела машину слишком медленно, сзади нам то и
дело сигналили. По тому, сколько внимания уделяла она каждому движению, я
понял, что машину Лиза водит не так уж давно.
- "Феррари" у меня, наверное, просто закиснет, - призналась она по
дороге. - Я никогда не гоню быстрее пятидесяти пяти.
Мы заехали в салон на Беверли-Хиллз, и Лиза за какую-то несусветную
цену купила слабенькую лампу на "гусиной шее".

В ту ночь я заснул с трудом. Наверное, боялся еще одного приступа,
хотя новая лампа, что купила Лиза, вряд ли могла его вызвать.
Насчет этих самых приступов... Когда такое случилось со мной впервые,
приступы называли еще "припадками". Потом уже появились "приступы", и
какое-то время спустя слово "припадок" стало вроде как неприличным и
оскорбительным.
Видимо, это признак старения, когда ты замечаешь, как меняется язык.
Сейчас появилось столько новых слов... Многие из них - для вещей и
понятий, которых просто не существовало, когда я был маленьким. Например,
"матобеспечение".
- Что тебя привлекло в компьютерах, Лиза? - спросил я.
Она даже не шелохнулась. Работая с машиной, Лиза порой уходила в себя
полностью. Я повернулся на спину, попытался заснуть и тут услышал:
- Власть.
Я поднял голову и взглянул на нее. Теперь она сидела лицом ко мне.
- Всем этим компьютерным штучкам ты научилась уже в Америке?
- Кое-чему еще там. Я тебе не рассказывала про своего капитана, нет?
- Кажется, нет.
- Странный человек. Я еще там это поняла. Мне тогда было
четырнадцать. Этот американец почему-то мной заинтересовался. Снял мне
хорошую квартиру в Сайгоне и отправил в школу.
Она смотрела на меня, словно ожидая какой-то реакции, но я молчал.
- Мне пошло это на пользу. Я научилась хорошо читать. Ну, а когда
умеешь читать, нет ничего невозможного.
- В общем-то я и не спрашивал про твоего капитана. Я спросил, что
привлекло тебя в компьютерах. Возможность зарабатывать на жизнь?
- Поначалу да. Но не только. За ними будущее, Виктор.
- Бог свидетель, я читал об этом достаточно.
- И это правда. И еще они дают власть, если ты знаешь, как ими
пользоваться. Ты сам видел, на что был способен Клюг. С помощью
компьютеров можно делать деньги. Я имею в виду не зарабатывать, я делать.
Как если бы у тебя стоял печатный станок. Помнишь, Осборн упоминал, что
дома Клюга не существует? Как ты это понимаешь?
- Он, наверное, повытирал все данные о доме из разных там блоков
памяти.
- Это только первый шаг. Ведь участок должен быть зарегистрирован в
земельных книгах округа, как ты полагаешь? Я хочу сказать, что в этой
стране еще не перестали хранить информацию на бумаге.
- Значит, в земельных книгах округа дом зафиксирован.
- Нет. Страница с записью удалена.
- Не понимаю. Клюг никогда не выходил из дома.
- Древний прием. Клюг проник в компьютеризированный архив
лос-анжелесского управления полиции и отыскал там некоего Сэмми. Потом
послал ему банковский чек на тысячу долларов и письмо, в котором
сообщалось, что Сэмми получит в два раза больше, если заберется в местный
архив и сделает то-то и то-то. Сэмми не клюнул, не клюнули также некто
Макджи и Молли Анджер. Но Малыш Билли Фипс клюнул и получил второй чек,
как было обещано в письме. У них с Клюгом долгие годы оставались
прекрасные деловые отношения. Малыш Билли теперь ездит в новеньком
"Кадиллаке", причем он понятия не имеет, кто такой Клюг и где он жил.
Клюга же совершенно не интересовало, сколько он тратил. Деньги он делал
буквально из ничего.
Я обдумал услышанное. Действительно, когда у тебя полно денег, можно
сделать почти все, а в распоряжении Клюга денег было предостаточно.
- Ты сказала Осборну про Малыша Билли?
- Я стерла этот диск так же, как стерла все упоминания о твоих
семистах тысячах. Никогда не знаешь, когда тебе самому понадобится
кто-нибудь вроде Малыша Билли.
- Ты не боишься, что у тебя из-за этого будут неприятности?
- Вся жизнь - это риск, Виктор. Самый лучший материал я оставляю
себе. Не потому, что намерена им воспользоваться. Но если когда-нибудь
такая вещь понадобится, а у меня ее не окажется под рукой, я буду
чувствовать себя последней дурой.
Она наклонила голову в сторону, и глаза ее превратились в еле
заметные щелочки.
- Скажи мне... Клюг выбрал тебя из всех соседей, потому что целых
тридцать лет ты вел себя, словно примерный бой-скаут. Как ты относишься к
тому, что я делаю?
- Твое поведение я бы назвал восторженно-аморальным; правда тебе
много пришлось пережить, и по большому счету ты вполне честна. Но мне жаль
тех, кто встанет у тебя на пути.
Она ухмыльнулась.
- Восторженно-аморальна. Это мне нравится.
- Значит, ты занялась компьютерами потому, что у них есть будущее. А
тебя никогда не беспокоит... как бы это сказать... Глупо, наверное, но...
Как по-твоему, они не захватят над нами власть?
- Так все думают, пока сами не начинают пользоваться машинами, -
ответила она. - Ты не представляешь, насколько они глупы. Без программ они
ни на что не годятся. А вот во что я действительно верю, так это в то, что
власть будет принадлежать людям, которым компьютеры подчиняются.
1 2 3 4 5 6 7 8