моему дорогому старому отцу нет никакого дела до своего единственного сына. И это прекрасно; я не возражаю, я не возражал с того самого дня, когда немного повзрослел, и меня нельзя уже было выпороть. С того дня меня мало волнует, как он ко мне относится.
— Сколько вам было тогда лет, Пекос?
Он засмеялся:
— Одиннадцать. Он поднял свой кнут, чтобы ударить меня, а я решил, что с меня хватит. Я устал от своих бесполезных попыток завоевать его любовь, устал от постоянных порок. Я вырвал кнут из его руки и заявил, что если он еще когда-нибудь прикоснется ко мне, я его убью.
Анжи вздрогнула.
— Пекос, я не понимаю той пропасти, которая разделяет вас. Он так добр ко мне, и потом, ведь он любил вашу мать, и, раз она вышла за него, значит…
Пекос снова сел, близко наклонившись к ее лицу. Его глаза потемнели от гнева.
— Когда моя мать была прекрасной молодой девушкой, эта земля была дикой и одинокой. Здесь было всего несколько мужчин, достойных того, чтобы ухаживать за ней. В 1854 году был открыт Форт Дэвис, а весной 1855 года Баррет МакКлэйн был послан армией в новый форт. У моего деда Йорка был контракт с армией на поставку говядины для солдат. — Пекос глухо засмеялся. — Везучая Катрин Йорк! Она поехала с дедом в форт однажды солнечным апрельским утром, и Баррет МакКлэйн увидел ее. Она была красива, но ее физическая красота была не самой привлекательной ее чертой.
Анжи покачала головой:
— Пекос, вы становитесь несправедливы. Я уверена, что…
Внезапно он схватил ее за руку, его глаза сверкали, почти молили:
— Послушайте меня, Ангел, вы думаете, что я говорю все эти вещи потому, что я… — Также внезапно, как он схватил ее за руку, он выпустил ее. Взгляд его глаз изменился. Он улыбнулся и сказал лениво:
— Не слушайте меня… — Он медленно поднялся и встал перед ней во весь рост. — Почему бы мне не показать вам мою горную пещеру?
Спрашивая себя, что он хотел этим сказать, Анжи отчаянно хотела услышать продолжение его истории. Она знала, что бесполезно его просить об этом, момент откровения прошел. У входа в пещеру Пекос взял ее за руку и повел внутрь. Они зашли в полумрак. Анжи нервничала сильнее, чем хотела показать. Она никогда не была в пещерах и слышала страшные истории о летучих мышах, грызунах и змеях. Яркий солнечный свет быстро поник у них за спиной, когда они медленно углублялись в прохладную узкую пещеру.
— Ангел, — сказал Пекос над ее ухом, — сейчас я выпущу вашу руку. Стойте тихо и не двигайтесь, хорошо?
— О, пожалуйста, Пекос, не оставляйте меня, — взмолилась она, вцепившись в него.
Он ласково обнял ее за плечи и мягко пробормотал, обдавая горячим дыханием ее висок:
— Сердце мое, я не собираюсь играть в прятки. Здесь есть лампа. Если память мне не изменяет, она всего в нескольких футах у левой стены. Думаю, что смогу найти ее.
Анжи держалась за его рубашку.
— Пекос, возьмите меня с собой, пожалуйста. Не уходите.
— Конечно, Ангел, — сказал он вкрадчиво, на мгновение прижимая ее голову к груди. Она услышала, как бьется его сердце, и это успокоило ее. — Я не брошу вас, — пообещал он, взяв ее маленькую ручку в свою руку. Наслаждаясь теплом и твердостью его крепких мускулов, Анжи держалась за него обеими руками и шла рядом, все углубляясь дальше в темную пещеру. Когда Пекос нашел лампу, он выпустил ее руку, наклонился и чиркнул спичкой по фитилю. Накрыв огонек стеклянным колпаком, улыбнулся Анжи:
— Ну, как?
Держа дрожащую руку у него на плече, она кивнула:
— Гораздо лучше.
Неохотно выпустив из пальцев его рубашку, она пошла, глядя вокруг себя, а мерцающая лампа отбрасывала мистические тени на грубые серые стены пещеры. Пекос медленно поднялся, глядя ей вслед. Пройдя по пещере, Анжи остановилась и посмотрела на Пекоса. Его глаза были обращены к ней, и в них было выражение, которого она никогда не видела прежде. Желваки играли у него на скулах, а лицо казалось жестким и точеным в отблесках мерцающего света. Анжи почувствовала, как стеснено ее дыхание. Его красивые серые глаза пронизывающе светились во мраке. Когда он ступил к ней, Анжи подалась вперед, страх и ожидание смешались в ее груди. Его рука медленно потянулась к ней, остановилась на полпути и упала обратно.
— Я никому и никогда не показывал эту пещеру. — Он сказал эти слова так, как будто они значили что-то совершенно особенное.
— Пекос, я рада, — прошептала она.
Пекос помотал головой, словно приводя в порядок мысли, и напряжение в его глазах прошло.
— Пойдемте, — сказал он просто, повернулся на каблуках и пошел прочь.
Анжи стояла молча и неподвижно, когда он задул лампу, и пещера вновь погрузилась в кромешную тьму. Легкий вздох сорвался с губ Анжи, когда его рука коснулась ее спины, чтобы вывести ее назад на солнечный свет. И вот он снова был прежним язвительным Пекосом, которого она знала. Куда исчез тот добрый незнакомец, который только что был рядом? Остался сзади, в тайной пещере?
Проведя рукой по иссиня-черным волосам, Пекос помог Анжи взобраться на лошадь.
— А вы знаете, Ангел, что ваша маленькая кобылка носит в себе жеребенка от Диаболо?
— Я не была уверена, но я думала, что она… то есть я видела…
Пекос хохотнул и усадил ее как следует в седле.
— Котик, можно биться об заклад, что она понесла. Диаболо стареет, но он все так же мужествен, как и прежде.
Он вскочил на Диаболо, направляя огромного жеребца вперед. В первый раз Анжи обратила внимание на длинный глубокий шрам, бегущий вниз по левой лопатке Диаболо. Начинающийся от лошадиной шеи под сверкающей длинной гривой непокрытый волосами шрам простирался вниз от холки к низу живота.
— Пекос, — сказала она, вглядываясь в шрам, — как ваш конь… Выглядит так, как будто кто-то порезал Диаболо.
Пекос потрепал своего верного жеребца по загривку и с гордостью посмотрел на его шрам.
— Диаболо настоящий дьявол, а не конь, Ангел. Этот старый шрам сохранился с тех пор, когда он был еще диким мустангом и носился по этим горам. На него набросилась пантера, и этому мощный зверю удалось вонзить в него свои жаждущие крови когти. Поверьте, не так-то легко сбросить пантеру. У большинства коней мало шансов выжить в подобной ситуации; пантеры такие быстрые и проворные, они могут вспрыгнуть на спину лошади и растерзать ее до смерти в считанные минуты.
— Такая мощь… — пробормотала она, затем воспользовалась предоставившейся возможностью. — Поскольку мы заговорили о шрамах, Пекос, что вы можете сказать о вашем? Он у вас тоже благодаря пантере? — Она откинула голову и дерзко засмеялась: — Или это из-за женщины?
Он взглянул на нее и злобно усмехнулся:
— Именно из-за женщины, Ангел. Вы ревнуете?
— Не льстите себе, Пекос, — Анжи вздернула подбородок.
— Ах, Ангел, Ангел, — растягивая слова, сказал он, — я знаю, что на самом деле вы хотите насладиться моим телом.
Анжи выместила свою злость на поводьях. Анжела встала на дыбы, чуть не сбросив ее. Глаза девушки метали зеленые искры, и она закричала:
— Вы самый самодовольный, грубый и беспринципный человек, которого я когда-либо видела. И я хочу, чтобы вы оставили меня в покое. Вы слышите меня, Пекос МакКлэйн?
Его смелые глаза смеялись над ней:
— Вы забыли, котенок, что это вы преследовали меня?
В гневе Анжи пришпорила лошадь и поскакала галопом прочь, но раскатистый хохот Пекоса обжигал ее уши. Но недолго. Пекос не сделал ни одной попытки, чтобы догнать ее. И это разозлило ее еще больше.
Глава 16
Наступило четвертое июля, но все еще не пролилось ни капли дождя на иссушенные солнцем пастбища юго-западного Техаса. Находящийся в сотне миль от ранчо любимый город Пекоса, Марфа, готовился провести родео. Три года назад первое родео проводилось в маленьком городке, чтобы определить, кто из местных ковбоев — лучший наездник и мастерски владеет лассо. Это событие имело такой шумный успех, что его участниками было решено сделать родео ежегодным мероприятием. Скотоводы приветствовали эту идею, ведь она давала им возможность хоть на короткое время забыть о своем тяжелом труде.
Пекос МакКлэйн был ежегодным участником родео. В этом году и остальные члены семьи направились в Марфу, чтобы развеяться и полюбоваться состязанием.
Баррет МакКлэйн, мисс Эмили и Анжи сели в поезд утром третьего июля. Пекос выехал днем раньше. Когда пыхтящий паровоз остановился у маленького вокзала, солнце уже заходило. На фоне его последних оранжевых лучей хорошо был виден высокий длинноногий мужчина, который ждал приехавших на деревянной платформе.
Всегда немного загадочный, Пекос МакКлэйн прогуливался в роскошно сшитом вечернем костюме. Очарованная им, Анжи положила руки на его широкие плечи, когда он снимал ее со ступенек поезда. Она стояла и смотрела, как дорогая материя его пиджака натягивается на мускулистой спине, когда он спускал свою тетю на платформу. Баррет МакКлэйн вышел, фыркнув насмешливо по поводу того, как был одет его сын.
— Пекос — сказал он, покачивая седой головой и посмеиваясь, — ведь на самом деле ты грубый неотесанный ковбой — наездник. Как ты можешь ходить по городу разодетый, как пижон?
Пекос прохладно парировал его слова:
— Хоть я и есть неотесанный ковбой, но все же могу ходить одетым так, как мне нравится. — Он встал между женщинами, взял обеих под руки и галантно произнес:
— Леди, у меня заказан стол, который ждет нас в столовой гостиницы. Могу я сопровождать вас на ужин?
На следующее утро толпы людей запрудили улицы. Ковбои и владельцы ранчо озабоченно говорили о длительной засухе, превратившей огромные высокогорные пастбища в безжизненные пустыни, но Анжи мало обращала на это внимания. Ее гораздо больше интересовал бравый Пекос верхом на своем верном Диаболо, доказывающий свою доблесть и удаль ловкого наездника и человека, искусно бросающего лассо. У Анжи пересохло в горле, когда огромный молодой вол был выпущен со двора перед зданием суда, и Пекос помчался за ним, крутя лассо высоко над головой. Все это длилось две-три секунды, и вот его лассо обвилось вокруг холки животного. Анжи и остальные зрители свистели и кричали от возбуждения.
За шоу последовало барбекю, и грязный, потный Пекос легкой иноходью подъехал к Анжи, чтобы спросить, как ей понравилось родео. Испытывая перед ним трепет за смелое представление, она старалась не показывать виду и сказала обычным тоном:
— Это… интересно. Ваше выступление было … милым.
— Милым? — он посмотрел на нее и скорчил гримасу. — Сегодня вечером будут танцы. Уложите стариков спать встретьтесь со мной.
Глаза Анжи нервно скользили по толпе:
— Разумеется, я не приду, у меня нет никакого желания…
— Ты будешь там, — холодно заверил он ее и пошел прочь.
После одиннадцати вечера Анжи, на цыпочках пробираясь в темноте, выскользнула из номера, который она делила с тетей Эмили. Тихо закрыв за собой дверь, она прокралась по крытому ковром холлу, боясь, что кто-нибудь ее заметит. И почувствовала облегчение только тогда, когда сбегала вниз по ступенькам отеля.
Пробираясь сквозь толпу довольных танцоров и подвыпивших ковбоев, Анжи начала паниковать. Пекоса нигде не было видно, и мужчины окликали ее, приглашая ее на танец, стараясь приблизиться и обнять ее. Оказавшись в водовороте веселящихся людей, Анжи вскрикнула, когда пара сильных рук схватила ее сзади за тонкую талию. Через секунду какой-то мужчина крепко обнял ее и прижал к себе. Над ее головой подвыпивший сиплый голос Пекоса произнес:
— Что тебя задержало?
Анжи облегченно вздохнула и медленно повернулась к нему.
— Я не умею танцевать, — сказала она, чувствуя себя глупой, взволнованной и счастливой одновременно.
— До этого никому нет дела, — пробормотал он, обхватывая пальцами нежные запястья ее рук и ласково кладя их себе на плечи. Его руки скользнули вниз по ее бокам и остановились на мгновение на ее талии, затем обвили ее и медленно притянули к себе.
Заиграла музыка, и Пекос закружился в танце. Анжи кружилась с ним. Без слов, лишь передвигая ногами, они танцевали. Анжи сцепила руки у него на шее и поднималась перед ним на носочках. Наклонившись к девушке, Пекос сильнее прижал ее маленькое тело к себе и услышал мягкий вздох, когда ее груди прижались к его твердой теплой груди. Затем он слегка приподнял ее, и его твердое бедро дразняще коснулось той сокровенной части ее тела, которая тут же начала мягко пульсировать от его близости.
Испытывая чувство вины, Анжи закрыла глаза и старалась не думать о том, что правильно, а что — нет. Она бездумно плыла в руках Пекоса, забыв о толпе вокруг себя и о Баррете МакКлэйне, который в это время спал в отеле. Она не хотела думать ни о чем. Она хотела только чувствовать близость этого молодого мужчины.
Когда высоко в темном небо взметнулся фейерверк, Анжи теснее прижалась к Пекосу и ощутила, что ее как будто взрывает что-то изнутри. Она была уверена, что и Пекос чувствует та же самое. Он снова приподнял ее, и она почувствовала, что он весь горит от желания. Огонь, исходивший от него, прожигал ее через мягкую ткань летнего платья. Анжи задрожала. Она подняла голову и взглянула на него. Ее губы были приоткрыты, глаза мечтательно рассматривали его лицо. Его рот, горячий и требовательный, захватил ее губы с пылающей страстью. Не обращая внимания на танцоров, толкающих их, Пекос поцеловал девушку, глубоко проникая жадным языком в сладкую теплоту ее рта.
Когда, наконец, его губы оторвались от нее и она глотнула воздуха, он сказал прямо:
— Пойдем со мной в постель, Ангел.
Его слова были подобны струе ледяной воды, ударившей по разгоряченному лицу. Чары рассеялись, реальность снова нахлынула на нее, и Анжи, подавив плач, оттолкнула Пекоса. Приподняв юбки, она начала пробираться сквозь толпу, убегая от него так же, как и от самой себя. Она запыхалась, ее горло саднило. Она взбежала вверх по ступеням отеля, ни разу не оглянувшись. Пройдя по коридору в свою комнату, девушка попыталась успокоиться, унять дрожь во всем теле. Анжи прошла через темную комнату к окну. Напряженно вглядываясь в толпу танцующих, она легко нашла Пекоса. Ее гнев вновь вскипел, а глаза сузились. Он обнимал девушку с волосами цвета меди. И весело смеялся при этом!
— О! — воскликнула Анжи, ее руки сжались в кулаки. Тут же она отвернулась от окна. У этого человека было не больше нравственности, чем у животного. Никто ровным счетом ничего не значил для бессердечного Пекоса МакКлэйна.
Анжи разделась и легла в постель. Снова он одурачил ее, и она позволила ему это. Почему? Почему она не может держаться от него в стороне? Слезы потекли по ее щекам. Слезы обиды и ревности, слезы беспомощности. Но каким бы плохим ни был Пекос, Анжи не могла вынести, что он обнимает и целует другую женщину. Она не любила его, конечно, нет, как она могла даже подумать об этом? Слезы потекли сильнее, и она уткнулась лицом в подушку.
— Пекос, Пекос, — рыдала она, — уйди из моей жизни!
Врожденная чувственность Пекоса была постоянной угрозой для Анжи, но она научилась бороться с его вкрадчивыми ласками, бесконечными ухаживаниями и едва скрываемыми посягательствами. Девушка твердо сказала себе, что случившееся на родео четвертого июля никогда больше не повторится.
Анжи не понимала, что не нужно было сопротивляться ему с такой силой. Если бы она оставалась все той же испуганной и неспособной съязвить ему в лицо девочкой, Пекос устал бы от этой игры и оставил ее в покое. Но сочетание ее опьяняющей молодой красоты и приобретенного в борьбе умения резко оборвать его язвительные нападки было таким чарующим, что Пекоса это только распаляло.
Анжи держалась в стороне от него, насколько это было возможно, и бессознательно старалась компенсировать перед Барретом МакКлэйном свое отвратительно поведение на танцах после родео. Баррет не знал, что она уходила из комнаты, чтобы потанцевать с Пекосом, но Анжи была полна раскаяния и пыталась выказать доброе расположение к старшему МакКлэйну.
Баррет был в восторге от ее внимания. Он наслаждался свежим бризом, сидя в длинной галерее перед гасиендой теплыми вечерами. И Анжи стала часто присоединяться к нему. Она считала Баррета приятным компаньоном, с которым было легко поговорить, который, казалось, был понимающим и добрым человеком. Часто по вечерам мисс Эмили уходила к себе, жалуясь, что летняя жара утомила ее. Анжи и Баррет оставались одни на веранде, и он тихо рассказывал девушке о своих планах относительно Тьерра дель Соль, о том, какой он видит ее в будущем.
В один из таких жарких вечеров Анжи, устав от бессердечных насмешек Пекоса, которыми он изводил ее весь день, чувствовала себя опустошенной и немного больной. Заметив, что она чем-то расстроена, Баррет, мудро выждав, пока мисс Эмили удалится, заговорил с девушкой заботливым тоном.
— Моя дорогая, — сказал он, медленно опускаясь в свое любимое белое кресло, — вы должны знать, что я смотрю на вас как на дочь, как будто вы были со мной всегда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
— Сколько вам было тогда лет, Пекос?
Он засмеялся:
— Одиннадцать. Он поднял свой кнут, чтобы ударить меня, а я решил, что с меня хватит. Я устал от своих бесполезных попыток завоевать его любовь, устал от постоянных порок. Я вырвал кнут из его руки и заявил, что если он еще когда-нибудь прикоснется ко мне, я его убью.
Анжи вздрогнула.
— Пекос, я не понимаю той пропасти, которая разделяет вас. Он так добр ко мне, и потом, ведь он любил вашу мать, и, раз она вышла за него, значит…
Пекос снова сел, близко наклонившись к ее лицу. Его глаза потемнели от гнева.
— Когда моя мать была прекрасной молодой девушкой, эта земля была дикой и одинокой. Здесь было всего несколько мужчин, достойных того, чтобы ухаживать за ней. В 1854 году был открыт Форт Дэвис, а весной 1855 года Баррет МакКлэйн был послан армией в новый форт. У моего деда Йорка был контракт с армией на поставку говядины для солдат. — Пекос глухо засмеялся. — Везучая Катрин Йорк! Она поехала с дедом в форт однажды солнечным апрельским утром, и Баррет МакКлэйн увидел ее. Она была красива, но ее физическая красота была не самой привлекательной ее чертой.
Анжи покачала головой:
— Пекос, вы становитесь несправедливы. Я уверена, что…
Внезапно он схватил ее за руку, его глаза сверкали, почти молили:
— Послушайте меня, Ангел, вы думаете, что я говорю все эти вещи потому, что я… — Также внезапно, как он схватил ее за руку, он выпустил ее. Взгляд его глаз изменился. Он улыбнулся и сказал лениво:
— Не слушайте меня… — Он медленно поднялся и встал перед ней во весь рост. — Почему бы мне не показать вам мою горную пещеру?
Спрашивая себя, что он хотел этим сказать, Анжи отчаянно хотела услышать продолжение его истории. Она знала, что бесполезно его просить об этом, момент откровения прошел. У входа в пещеру Пекос взял ее за руку и повел внутрь. Они зашли в полумрак. Анжи нервничала сильнее, чем хотела показать. Она никогда не была в пещерах и слышала страшные истории о летучих мышах, грызунах и змеях. Яркий солнечный свет быстро поник у них за спиной, когда они медленно углублялись в прохладную узкую пещеру.
— Ангел, — сказал Пекос над ее ухом, — сейчас я выпущу вашу руку. Стойте тихо и не двигайтесь, хорошо?
— О, пожалуйста, Пекос, не оставляйте меня, — взмолилась она, вцепившись в него.
Он ласково обнял ее за плечи и мягко пробормотал, обдавая горячим дыханием ее висок:
— Сердце мое, я не собираюсь играть в прятки. Здесь есть лампа. Если память мне не изменяет, она всего в нескольких футах у левой стены. Думаю, что смогу найти ее.
Анжи держалась за его рубашку.
— Пекос, возьмите меня с собой, пожалуйста. Не уходите.
— Конечно, Ангел, — сказал он вкрадчиво, на мгновение прижимая ее голову к груди. Она услышала, как бьется его сердце, и это успокоило ее. — Я не брошу вас, — пообещал он, взяв ее маленькую ручку в свою руку. Наслаждаясь теплом и твердостью его крепких мускулов, Анжи держалась за него обеими руками и шла рядом, все углубляясь дальше в темную пещеру. Когда Пекос нашел лампу, он выпустил ее руку, наклонился и чиркнул спичкой по фитилю. Накрыв огонек стеклянным колпаком, улыбнулся Анжи:
— Ну, как?
Держа дрожащую руку у него на плече, она кивнула:
— Гораздо лучше.
Неохотно выпустив из пальцев его рубашку, она пошла, глядя вокруг себя, а мерцающая лампа отбрасывала мистические тени на грубые серые стены пещеры. Пекос медленно поднялся, глядя ей вслед. Пройдя по пещере, Анжи остановилась и посмотрела на Пекоса. Его глаза были обращены к ней, и в них было выражение, которого она никогда не видела прежде. Желваки играли у него на скулах, а лицо казалось жестким и точеным в отблесках мерцающего света. Анжи почувствовала, как стеснено ее дыхание. Его красивые серые глаза пронизывающе светились во мраке. Когда он ступил к ней, Анжи подалась вперед, страх и ожидание смешались в ее груди. Его рука медленно потянулась к ней, остановилась на полпути и упала обратно.
— Я никому и никогда не показывал эту пещеру. — Он сказал эти слова так, как будто они значили что-то совершенно особенное.
— Пекос, я рада, — прошептала она.
Пекос помотал головой, словно приводя в порядок мысли, и напряжение в его глазах прошло.
— Пойдемте, — сказал он просто, повернулся на каблуках и пошел прочь.
Анжи стояла молча и неподвижно, когда он задул лампу, и пещера вновь погрузилась в кромешную тьму. Легкий вздох сорвался с губ Анжи, когда его рука коснулась ее спины, чтобы вывести ее назад на солнечный свет. И вот он снова был прежним язвительным Пекосом, которого она знала. Куда исчез тот добрый незнакомец, который только что был рядом? Остался сзади, в тайной пещере?
Проведя рукой по иссиня-черным волосам, Пекос помог Анжи взобраться на лошадь.
— А вы знаете, Ангел, что ваша маленькая кобылка носит в себе жеребенка от Диаболо?
— Я не была уверена, но я думала, что она… то есть я видела…
Пекос хохотнул и усадил ее как следует в седле.
— Котик, можно биться об заклад, что она понесла. Диаболо стареет, но он все так же мужествен, как и прежде.
Он вскочил на Диаболо, направляя огромного жеребца вперед. В первый раз Анжи обратила внимание на длинный глубокий шрам, бегущий вниз по левой лопатке Диаболо. Начинающийся от лошадиной шеи под сверкающей длинной гривой непокрытый волосами шрам простирался вниз от холки к низу живота.
— Пекос, — сказала она, вглядываясь в шрам, — как ваш конь… Выглядит так, как будто кто-то порезал Диаболо.
Пекос потрепал своего верного жеребца по загривку и с гордостью посмотрел на его шрам.
— Диаболо настоящий дьявол, а не конь, Ангел. Этот старый шрам сохранился с тех пор, когда он был еще диким мустангом и носился по этим горам. На него набросилась пантера, и этому мощный зверю удалось вонзить в него свои жаждущие крови когти. Поверьте, не так-то легко сбросить пантеру. У большинства коней мало шансов выжить в подобной ситуации; пантеры такие быстрые и проворные, они могут вспрыгнуть на спину лошади и растерзать ее до смерти в считанные минуты.
— Такая мощь… — пробормотала она, затем воспользовалась предоставившейся возможностью. — Поскольку мы заговорили о шрамах, Пекос, что вы можете сказать о вашем? Он у вас тоже благодаря пантере? — Она откинула голову и дерзко засмеялась: — Или это из-за женщины?
Он взглянул на нее и злобно усмехнулся:
— Именно из-за женщины, Ангел. Вы ревнуете?
— Не льстите себе, Пекос, — Анжи вздернула подбородок.
— Ах, Ангел, Ангел, — растягивая слова, сказал он, — я знаю, что на самом деле вы хотите насладиться моим телом.
Анжи выместила свою злость на поводьях. Анжела встала на дыбы, чуть не сбросив ее. Глаза девушки метали зеленые искры, и она закричала:
— Вы самый самодовольный, грубый и беспринципный человек, которого я когда-либо видела. И я хочу, чтобы вы оставили меня в покое. Вы слышите меня, Пекос МакКлэйн?
Его смелые глаза смеялись над ней:
— Вы забыли, котенок, что это вы преследовали меня?
В гневе Анжи пришпорила лошадь и поскакала галопом прочь, но раскатистый хохот Пекоса обжигал ее уши. Но недолго. Пекос не сделал ни одной попытки, чтобы догнать ее. И это разозлило ее еще больше.
Глава 16
Наступило четвертое июля, но все еще не пролилось ни капли дождя на иссушенные солнцем пастбища юго-западного Техаса. Находящийся в сотне миль от ранчо любимый город Пекоса, Марфа, готовился провести родео. Три года назад первое родео проводилось в маленьком городке, чтобы определить, кто из местных ковбоев — лучший наездник и мастерски владеет лассо. Это событие имело такой шумный успех, что его участниками было решено сделать родео ежегодным мероприятием. Скотоводы приветствовали эту идею, ведь она давала им возможность хоть на короткое время забыть о своем тяжелом труде.
Пекос МакКлэйн был ежегодным участником родео. В этом году и остальные члены семьи направились в Марфу, чтобы развеяться и полюбоваться состязанием.
Баррет МакКлэйн, мисс Эмили и Анжи сели в поезд утром третьего июля. Пекос выехал днем раньше. Когда пыхтящий паровоз остановился у маленького вокзала, солнце уже заходило. На фоне его последних оранжевых лучей хорошо был виден высокий длинноногий мужчина, который ждал приехавших на деревянной платформе.
Всегда немного загадочный, Пекос МакКлэйн прогуливался в роскошно сшитом вечернем костюме. Очарованная им, Анжи положила руки на его широкие плечи, когда он снимал ее со ступенек поезда. Она стояла и смотрела, как дорогая материя его пиджака натягивается на мускулистой спине, когда он спускал свою тетю на платформу. Баррет МакКлэйн вышел, фыркнув насмешливо по поводу того, как был одет его сын.
— Пекос — сказал он, покачивая седой головой и посмеиваясь, — ведь на самом деле ты грубый неотесанный ковбой — наездник. Как ты можешь ходить по городу разодетый, как пижон?
Пекос прохладно парировал его слова:
— Хоть я и есть неотесанный ковбой, но все же могу ходить одетым так, как мне нравится. — Он встал между женщинами, взял обеих под руки и галантно произнес:
— Леди, у меня заказан стол, который ждет нас в столовой гостиницы. Могу я сопровождать вас на ужин?
На следующее утро толпы людей запрудили улицы. Ковбои и владельцы ранчо озабоченно говорили о длительной засухе, превратившей огромные высокогорные пастбища в безжизненные пустыни, но Анжи мало обращала на это внимания. Ее гораздо больше интересовал бравый Пекос верхом на своем верном Диаболо, доказывающий свою доблесть и удаль ловкого наездника и человека, искусно бросающего лассо. У Анжи пересохло в горле, когда огромный молодой вол был выпущен со двора перед зданием суда, и Пекос помчался за ним, крутя лассо высоко над головой. Все это длилось две-три секунды, и вот его лассо обвилось вокруг холки животного. Анжи и остальные зрители свистели и кричали от возбуждения.
За шоу последовало барбекю, и грязный, потный Пекос легкой иноходью подъехал к Анжи, чтобы спросить, как ей понравилось родео. Испытывая перед ним трепет за смелое представление, она старалась не показывать виду и сказала обычным тоном:
— Это… интересно. Ваше выступление было … милым.
— Милым? — он посмотрел на нее и скорчил гримасу. — Сегодня вечером будут танцы. Уложите стариков спать встретьтесь со мной.
Глаза Анжи нервно скользили по толпе:
— Разумеется, я не приду, у меня нет никакого желания…
— Ты будешь там, — холодно заверил он ее и пошел прочь.
После одиннадцати вечера Анжи, на цыпочках пробираясь в темноте, выскользнула из номера, который она делила с тетей Эмили. Тихо закрыв за собой дверь, она прокралась по крытому ковром холлу, боясь, что кто-нибудь ее заметит. И почувствовала облегчение только тогда, когда сбегала вниз по ступенькам отеля.
Пробираясь сквозь толпу довольных танцоров и подвыпивших ковбоев, Анжи начала паниковать. Пекоса нигде не было видно, и мужчины окликали ее, приглашая ее на танец, стараясь приблизиться и обнять ее. Оказавшись в водовороте веселящихся людей, Анжи вскрикнула, когда пара сильных рук схватила ее сзади за тонкую талию. Через секунду какой-то мужчина крепко обнял ее и прижал к себе. Над ее головой подвыпивший сиплый голос Пекоса произнес:
— Что тебя задержало?
Анжи облегченно вздохнула и медленно повернулась к нему.
— Я не умею танцевать, — сказала она, чувствуя себя глупой, взволнованной и счастливой одновременно.
— До этого никому нет дела, — пробормотал он, обхватывая пальцами нежные запястья ее рук и ласково кладя их себе на плечи. Его руки скользнули вниз по ее бокам и остановились на мгновение на ее талии, затем обвили ее и медленно притянули к себе.
Заиграла музыка, и Пекос закружился в танце. Анжи кружилась с ним. Без слов, лишь передвигая ногами, они танцевали. Анжи сцепила руки у него на шее и поднималась перед ним на носочках. Наклонившись к девушке, Пекос сильнее прижал ее маленькое тело к себе и услышал мягкий вздох, когда ее груди прижались к его твердой теплой груди. Затем он слегка приподнял ее, и его твердое бедро дразняще коснулось той сокровенной части ее тела, которая тут же начала мягко пульсировать от его близости.
Испытывая чувство вины, Анжи закрыла глаза и старалась не думать о том, что правильно, а что — нет. Она бездумно плыла в руках Пекоса, забыв о толпе вокруг себя и о Баррете МакКлэйне, который в это время спал в отеле. Она не хотела думать ни о чем. Она хотела только чувствовать близость этого молодого мужчины.
Когда высоко в темном небо взметнулся фейерверк, Анжи теснее прижалась к Пекосу и ощутила, что ее как будто взрывает что-то изнутри. Она была уверена, что и Пекос чувствует та же самое. Он снова приподнял ее, и она почувствовала, что он весь горит от желания. Огонь, исходивший от него, прожигал ее через мягкую ткань летнего платья. Анжи задрожала. Она подняла голову и взглянула на него. Ее губы были приоткрыты, глаза мечтательно рассматривали его лицо. Его рот, горячий и требовательный, захватил ее губы с пылающей страстью. Не обращая внимания на танцоров, толкающих их, Пекос поцеловал девушку, глубоко проникая жадным языком в сладкую теплоту ее рта.
Когда, наконец, его губы оторвались от нее и она глотнула воздуха, он сказал прямо:
— Пойдем со мной в постель, Ангел.
Его слова были подобны струе ледяной воды, ударившей по разгоряченному лицу. Чары рассеялись, реальность снова нахлынула на нее, и Анжи, подавив плач, оттолкнула Пекоса. Приподняв юбки, она начала пробираться сквозь толпу, убегая от него так же, как и от самой себя. Она запыхалась, ее горло саднило. Она взбежала вверх по ступеням отеля, ни разу не оглянувшись. Пройдя по коридору в свою комнату, девушка попыталась успокоиться, унять дрожь во всем теле. Анжи прошла через темную комнату к окну. Напряженно вглядываясь в толпу танцующих, она легко нашла Пекоса. Ее гнев вновь вскипел, а глаза сузились. Он обнимал девушку с волосами цвета меди. И весело смеялся при этом!
— О! — воскликнула Анжи, ее руки сжались в кулаки. Тут же она отвернулась от окна. У этого человека было не больше нравственности, чем у животного. Никто ровным счетом ничего не значил для бессердечного Пекоса МакКлэйна.
Анжи разделась и легла в постель. Снова он одурачил ее, и она позволила ему это. Почему? Почему она не может держаться от него в стороне? Слезы потекли по ее щекам. Слезы обиды и ревности, слезы беспомощности. Но каким бы плохим ни был Пекос, Анжи не могла вынести, что он обнимает и целует другую женщину. Она не любила его, конечно, нет, как она могла даже подумать об этом? Слезы потекли сильнее, и она уткнулась лицом в подушку.
— Пекос, Пекос, — рыдала она, — уйди из моей жизни!
Врожденная чувственность Пекоса была постоянной угрозой для Анжи, но она научилась бороться с его вкрадчивыми ласками, бесконечными ухаживаниями и едва скрываемыми посягательствами. Девушка твердо сказала себе, что случившееся на родео четвертого июля никогда больше не повторится.
Анжи не понимала, что не нужно было сопротивляться ему с такой силой. Если бы она оставалась все той же испуганной и неспособной съязвить ему в лицо девочкой, Пекос устал бы от этой игры и оставил ее в покое. Но сочетание ее опьяняющей молодой красоты и приобретенного в борьбе умения резко оборвать его язвительные нападки было таким чарующим, что Пекоса это только распаляло.
Анжи держалась в стороне от него, насколько это было возможно, и бессознательно старалась компенсировать перед Барретом МакКлэйном свое отвратительно поведение на танцах после родео. Баррет не знал, что она уходила из комнаты, чтобы потанцевать с Пекосом, но Анжи была полна раскаяния и пыталась выказать доброе расположение к старшему МакКлэйну.
Баррет был в восторге от ее внимания. Он наслаждался свежим бризом, сидя в длинной галерее перед гасиендой теплыми вечерами. И Анжи стала часто присоединяться к нему. Она считала Баррета приятным компаньоном, с которым было легко поговорить, который, казалось, был понимающим и добрым человеком. Часто по вечерам мисс Эмили уходила к себе, жалуясь, что летняя жара утомила ее. Анжи и Баррет оставались одни на веранде, и он тихо рассказывал девушке о своих планах относительно Тьерра дель Соль, о том, какой он видит ее в будущем.
В один из таких жарких вечеров Анжи, устав от бессердечных насмешек Пекоса, которыми он изводил ее весь день, чувствовала себя опустошенной и немного больной. Заметив, что она чем-то расстроена, Баррет, мудро выждав, пока мисс Эмили удалится, заговорил с девушкой заботливым тоном.
— Моя дорогая, — сказал он, медленно опускаясь в свое любимое белое кресло, — вы должны знать, что я смотрю на вас как на дочь, как будто вы были со мной всегда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44