Ничего не поделаешь, думал Джонни, я всегда обижаю людей, причиняю им боль; я порчу любой праздник, лучше будет, если я уйду. Мне не место в этой счастливой обстановке. Пусть Генри женится на Кэтрин, он для нее самый подходящий человек. Они сделают друг друга счастливыми, она даст ему покой и понимание. А я буду искать душевного спокойствия другими средствами. Пусть это будет черное забвение от бутылки, пусть какая-нибудь девка – кому какое дело?
– Прошу прощения за то, что нарушаю ваше веселье, – сказал он, – но я только что вспомнил, что обещал кое с кем встретиться в девять часов. К тому же без меня вы будете чувствовать себя свободнее.
Джонни достал из кармана несколько соверенов и бросил их на тарелку брата.
– Это за ужин, – сказал он. – Спокойной ночи, матушка.
И он медленно вышел из зала, чувствуя, что люди оборачиваются ему вслед – один улыбнулся со значительным видом, другой удивленно вскинул брови, кто-то поднял бокал, словно для приветствия. Черт бы их всех побрал, думал он, будь они трижды прокляты.
В вестибюле он машинально принял от лакея шляпу, пальто и трость. Дождь перестал, зато дул сильный ветер, холодный и пронизывающий. Он пошел прочь от ресторана; навстречу ему двигались, обнявшись, три человека. Он ожидал, что они расступятся, чтобы дать ему пройти, однако они либо не собирались уступать ему дорогу, либо просто его не видели, и тогда Джонни, ни минуты не колеблясь, столкнул одного из них в канаву, другого отшвырнул к стене, а третьего прижал к уличному фонарю. «Будете знать, как себя вести!» – закричал он, а эти люди, слишком удивленные, чтобы дать ему сдачи, что-то кричали ему вслед, а один из них даже позвал полицейского, однако, прежде чем он появился и собралась толпа, Джонни удалился и был уже достаточно далеко. «Куда, интересно знать, я иду?» – спросил он сам себя и вдруг вспомнил то, что сказал родным: свидание в девять часов. Ведь это действительно правда, полковник устраивает прием в своем доме на Гросвенор-стрит. Тот самый старый дуралей, который мямлил что-то нечленораздельное сегодня утром, а потом сказал, что, принимая во внимание все обстоятельства… ему очень больно это говорить… но он надеется, что Джонни понимает… Иными словами, Джонни рекомендуется покинуть полк, прежде чем они будут вынуждены его выставить. Прекрасно, Джонни это сделает. И к тому же с величайшим удовольствием, черт их всех побери. Он пошарил в кармане и вытащил карточку с приглашением, которая лежала у него на каминной полке еще до утреннего разговора с полковником. «Его превосходительство, достопочтенный Джордж Гревил и миссис Гревил сегодня принимают». Подойдя к ближайшему уличному фонарю, он еще раз ее прочел.
«Они будут иметь удовольствие видеть меня у себя, если им этого хочется», – сказал Джонни.
Он стоял, покачиваясь, на тротуаре и улыбался. По противоположной стороне улицы проезжал кеб, и он подозвал его, взмахнув тростью.
– Гровенор-стрит, одиннадцать, – сказал он. Было очень приятно сидеть, откинувшись на подушки, и Джонни показалось, что кеб прибыл на Гровенор-стрит слишком быстро. Он осторожно выбрался из кеба и заплатил кучеру. Окна в доме были ярко освещены, от входной двери до дороги был положен красный ковер. На улице собралась толпа зевак, они глазели на подъезжающих гостей. Дверь на минуту отворилась, пропуская одного из собратьев-офицеров с женой, а затем снова закрылась.
– А у вас, видно, жены нет? – сказала девушка, стоявшая рядом с Джонни.
Он снял шляпу и поклонился.
– К сожалению, нет, – сказал он. – Не соблаговолите ли вы сопровождать меня вместо нее?
Девица пронзительно расхохоталась. Это была сильно накрашенная проститутка, которая пришла сюда с Пикадилли, привлеченная зрелищем.
– Интересно, что они скажут, если я у них появлюсь? – задорно отозвалась она.
– Вот это мне и хотелось бы узнать, – сказал Джонни. – Пойдешь со мной? Или боишься? Если ты согласишься, я дам тебе пять фунтов.
Девица беспокойно засмеялась, а подруга потянула ее за рукав.
– Пойдем отсюда, – сказала она. – Разве ты не видишь, что джентльмен навеселе?
– Какое к черту навеселе! – сказал Джонни. – Пьян в доску, если желаете знать. Ну, как тебе нравится вот это? – и он подбросил на ладони пять золотых монет.
– Ладно, пойду, – храбро сказала девица. – Пусти, Энни, не держи меня, слышишь?
Джонни предложил ей руку и позвонил. Дверь снова отворилась, и на пороге появился напудренный лакей. Гул голосов встретил Джонни и его спутницу. На лестнице толпились мужчины в мундирах и женщины в вечерних туалетах. На верхней площадке Джонни увидел своего седовласого командира и его величественную супругу.
– Как тебя зовут, золотце мое? – спросил Джонни у девушки, опиравшейся на его руку.
– Вера, – сказала она, слегка подаваясь назад. – Вера Потс. Неужели вы собираетесь вести меня туда наверх, мистер?
– Обязательно и бесповоротно, – сказал Джонни. Он отдал шляпу и трость второму лакею, который что-то возбужденно шептал своему товарищу – Будьте любезны доложить, – сказал он, подходя к лестнице. – Капитан Бродрик и Вера Потс. Приветствую вас, мой дорогой Робин. Как поживаете? А как ваша жена? Страшно рад вас видеть. Мне кажется, вы не знакомы с мисс Потс. Мисс Потс, это капитан Сэр Роберт и Леди Фрейзер. Сюда, пожалуйста, милая Вера…
Толпа на лестнице расступилась, когда Джонни поднимался наверх, ведя под руку свою девицу, которая испуганно к нему прижималась. Сам он плохо видел, что происходит, однако чувствовал, что к нему обращаются, замечал смущенные взгляды, слышал, как кто-то настоятельно окликает его снизу, но в него вселилась какая-то мощная сила, он был полон уверенности в себе. Теперь к нему обернулся полковник, любезная приветственная улыбка на губах его жены застыла, а рука в длинной белой перчатке опустилась при виде грязной пятерни, которую протягивала ей незваная гостья.
– Добрый вечер, миссис Гревиль, – сказал Джонни. – Добрый вечер, сэр. Позвольте представить вам мисс Веру Потс с Пикадилли.
– Приятно познакомиться с вами, право слово, – сказала его спутница.
На лице миссис Гревиль появилось отрешенное недоуменное выражение, как у человека, только что получившего удар между глаз, и Джонни на минуту показалось, что она лишится чувств. Однако она вновь обрела свою величественную осанку, она поклонилась, она что-то пробормотала.
Полковник казался невозмутимым. Он вежливо поздоровался с Джонни, пожал руку его спутнице. Только маленькая жилка, пульсировавшая у него на лбу, выдавала его истинные чувства.
– Мортон, – обратился он к красному, как рак, молодому субалтерну, стоявшему рядом с ним. – Мне кажется, мисс Потс будет лучше себя чувствовать, если выйдет на улицу. Будьте так добры, проводите ее, пожалуйста, к дверям. Здесь есть еще одна лестница, с площадки направо. Благодарю вас. А вы, Фрейзер, или кто-нибудь другой, кликните кеб, чтобы отвезти Бродрика домой. Мне кажется, он не очень хорошо себя чувствует.
– Напротив, – сказал Джонни, – я чувствую себя превосходно и сам провожу мисс Потс к ее друзьям. Доброй ночи, сэр.
Он поклонился, снова предложил руку своей спутнице, и они вместе спустились по лестнице в холл, провожаемые взглядами сотен глаз. Джонни снова получил свою шляпу, пальто, и вот они уже на улице, на красном ковре, и дверь за ними захлопнулась.
Позже, значительно позже, Джонни раздвинул шторы в своей комнате на Пэл-Мэл. Утро было серое и туманное. Какое-то время он не мог припомнить, что произошло накануне вечером, и потянулся к фляжке в ящике туалетного столика. Через несколько минут он почувствовал себя лучше, и взгляд его упал на женскую фигуру – в его постели мирно спала Вера Потс. Странно, он ничего не помнил; что же было после того, как они вышли на улицу? Джонни прошел в гостиную и равнодушно огляделся. Там валялось его пальто, шляпка Веры Потс, отделанная множеством лент и перьев, боа, бывшее накануне у нее на плечах. Он сделал еще один глоток из фляги. Потом увидел телеграмму, которая лежала на конторке. Джонни протянул дрожащую руку и распечатал ее. Когда Вера Потс вошла в комнату, отыскивая свои вещи, она увидела, что Джонни стоит перед конторкой, держа в руках телеграмму.
– Что случилось? – спросила она. – Надеюсь, не плохие новости?
Он, казалось, не слышал ее. Он смотрел, как декабрьский туман заволакивает весь окружающей мир.
– Умер мой дед, – медленно проговорил Джонни. – Это означает, что Клонмиэр теперь мой.
4
Как странно, ему все еще казалось, что библиотека принадлежит старику, и, открывая ящики секретера, верхняя крышка которого откатывалась назад, или поворачивая ключ в книжном шкафу, Джонни испытывал неловкость, как будто Медный Джон в любую минуту мог войти в комнату, встать на пороге, заложив руки за спину и глядя из-под густых бровей прищуренными глазами, и спросить в своей холодной неторопливой манере, что здесь делает его внук. В комнате все было проникнуто его аскетическим духом, и Джонни знал, что никогда не сможет здесь сидеть, не сможет писать здесь письма, потому что за его спиной, заглядывая ему через плечо, всегда будет стоять тень деда.
Но это же смешно. Дед не бывал в Клонмиэре уже более шести лет. И Джонни пытался себе представить этого глухого восьмидесятичетырехлетнего старика, который жил со своей экономкой в Летароге, ожидая смерти, ни с кем не виделся, никому не писал, если не считать одного письма в месяц, которое он неукоснительно посылал управляющему рудником на Голодной Горе. Что могло быть страшного в этом старике, который день за днем сидел в своем фермерском доме в далеком Летароге? И тем не менее Джонни вздрагивал, неизвестно почему, закрывал крышку секретера, отодвигал кресло и выходил на воздух, на солнечный свет, оставляя библиотеку на милость пыли и пауков. Возвращение домой его несколько разочаровало. Всю свою жизнь он дожидался этого момента, мечтал о нем, строил планы, и теперь, когда он наступил, Джонни стало неинтересно, это его больше не волновало. «Слишком поздно», – думал он, бродя по саду и парку и рассеянно слушая то, что говорил ему приказчик. «Слишком поздно, меня это больше не интересует. Это должно было произойти десять лет тому назад, тогда в этом был какой-то смысл». Приказчик, человек по имени Адамс, его раздражал. Джонни не знал этого типа, а тот постоянно ссылался на Генри, словно имение было оставлено ему, а не Джонни. «Да, капитан Бродрик, эти деревья приказал посадить ваш брат Генри. Он жил здесь прошлым летом вместе с другими молодыми джентльменами, когда вы были за границей». И еще: «Мистер Генри сказал, что нужно отремонтировать фермерский дом и уладить спор между Бэрдом и новым экономом; он решил, что Бэрд слишком стар, и нанял теперешнего, Филлипса». И еще: «Мистер Генри бывал на шахтах очень часто, мне кажется, что все письма, связанные с делами рудника, посылаются ему».
Разумеется, когда он служил в полку и находился за границей, вне Англии, а дед жил на покое в Летароге, делами занимался Генри, но теперь, когда дед умер и Джонни вступил во владение, он возьмет все в свои руки.
– В будущем, – коротко распорядился он, – вся корреспонденция, касающаяся имения и рудника, должна направляться непосредственно ко мне.
Арендаторы тоже постоянно спрашивали мистера Генри, глядя на Джонни недоверчиво, словно он был посторонним и не имел права находиться в замке. То же самое было и на руднике. Прежний штейгер, старик Николсон, давно удалился на покой, его место занял управляющий Гриффитс, вежливый и, по всей видимости, знающий человек, который достаточно охотно знакомил его с отчетами, но когда Джонни задал ему какие-то вопросы, касающиеся оборудования, он сказал: «Мистер Генри считает, что все механизмы изношены и требуют полной реконструкции. Капитану Бродрику следует переговорить с братом и выяснить, какие в связи с этим будут приняты меры».
– Мой брат, – ответил Джонни, – в данный момент очень занят, он женится, и вообще он не имеет никакого отношения к управлению рудником.
– Конечно, теперь, когда вы вернулись домой, положение изменилось, – поспешно согласился Гриффитс. – Теперь, конечно, вы сами будете заниматься делами.
И он стал говорить о техническом состоянии рудника, показывал Джонни цифры, в которых тот ничего не понимал. Однако, дабы не обнаружить свое невежество, он время от времени кивал головой, задавал вопросы, одним словом, не растерялся и сумел поставить управляющего на место.
«Будь я проклят, если позволю Генри и вообще кому бы то ни было указывать мне, что я должен делать», – думал Джонни. Вернувшись в замок, он созвал всех слуг и как следует их отругал, просто чтобы они знали, что он не потерпит никаких глупостей. Он разозлился, когда старик Томас обратился к нему, сказав, что если капитан не нуждается в его услугах, он будет служить у мистера и миссис Генри в Слейне – они сняли там дом.
– Ну и отправляйся туда, если тебе угодно, – сказал Джонни. – Я не хочу, чтобы у меня служили люди, которые меня не любят.
– Это не так, сэр, – смущенно отозвался старый слуга. – Просто я привык к мистеру Генри, а вы так долго жили в чужих краях, что я, наверное, не сумею вам угодить.
Итак, Томас отправился в Слейн, а с ним вместе и еще кое-кто из слуг, и Джонни в гневе и раздражении послал за своим ординарцем, который служил у него, когда он был в полку. Тот немедленно забрал в свои руки весь дом, а вскоре после этого явилась Фанни-Роза, привезя с собой еще троих слуг, весь свой багаж и трех собак, и заявила, что ее дорогой Джонни не может жить в Клонмиэре в полном одиночестве и что она будет за ним ухаживать.
– Знаешь, мой дорогой, – говорила Фанни-Роза, взяв его под руку и прогуливаясь вместе с ним перед домом, – тебе просто необходимо жениться. Надо найти какую-нибудь приятную спокойную особу, она нарожает тебе дюжину ребятишек и всегда будет под рукой, когда тебе захочется. Только не нужно, чтобы у нее были свои взгляды, это иногда раздражает, а так она не будет мешать ни тебе, ни мне. У нас в округе наверняка найдется девица, отвечающая этим требованиям. Разумеется, из хорошей семьи. Никаких выскочек.
– Терпеть не могу приятных спокойных женщин, – сказал Джонни, – да и ты тоже их не любишь. Я слишком большой негодяй, за меня не выйдет ни одна женщина, так что не будем об этом говорить.
– Генри идеально счастлив со своей Кэтрин, – заметила его мать. – Как бы я хотела, чтобы то же самое можно было сказать и о тебе. При жене ты остепенишься, потому что у тебя будет, на кого опереться. Я не так глупа, я знаю, о чем говорю.
– Не имею никакого желания остепеняться, – заявил Джонни, – и вообще, если ты собираешься читать мне нотации, я должен тебе напомнить, что это мой дом, а не твой.
Фанни-Роза украдкой посмотрела на сына. Просто удивительно, стоит только упомянуть Генри и Кэтрин, как он тут же становится на дыбы.
– Не говори глупостей, мой дорогой, – сказала она, – ты же знаешь, я никогда не читаю нотаций.
Однако она тут же решила расспросить этого его камердинера, много ли пьет его хозяин, где он держит ключ от погреба, что делает по вечерам и много ли получает писем. Самое главное теперь, это чтобы у Джонни было занятие. Фанни-Роза разослала приглашения всем соседям на тридцать миль в окружности приехать поохотиться, пока не кончился сезон. Своему брату Бобу Флауэру, который женился и обосновался в замке Эндрифф, своему кузену графу Мэнди, другим родственникам, многочисленным Лэмли – одним словом всем, кто мог составить компанию Джонни, постоянно посылались приглашения, в которых говорилось, что «милый Джонни жаждет их видеть», и, если приглашение принималось и гости приезжали в Клонмиэр, их встречала эффектная словоохотливая хозяйка, необычно ярко одетая и неизменно не в тон своим огненно-рыжим волосам. Позже, значительно позже, среди дня, к ним присоединялся несколько покрасневший и слегка косноязычный хозяин, то дружелюбный, то агрессивный попеременно; он часто и громко смеялся, но иногда вдруг без всякой видимой причины погружался в мрачное уныние. Гости чувствовали себя неуверенно, им было неловко, они не знали, чего от них хотят и что им делать: то ли отправляться на охоту, то ли велеть закладывать карету и ехать домой. Как бы то ни было, когда их в следующий раз приглашали в Клонмиэр, оказывалось, что они заняты и принять приглашение не могут.
– Какие странные люди, – говорила Фанни-Роза, – прошлой зимой, когда здесь были Генри и Герберт, друзья приезжали к ним охотиться два или три раза в неделю, причем сами напрашивались, а теперь те же самые друзья только и знают, что извиняются, ссылаясь на плохие дороги и дальнее расстояние.
– Ничего тут странного нет, – отвечал Джонни. – Это значит только одно: им было приятно приезжать, чтобы встретиться с Генри и Гербертом, а видеть меня они совсем не хотят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
– Прошу прощения за то, что нарушаю ваше веселье, – сказал он, – но я только что вспомнил, что обещал кое с кем встретиться в девять часов. К тому же без меня вы будете чувствовать себя свободнее.
Джонни достал из кармана несколько соверенов и бросил их на тарелку брата.
– Это за ужин, – сказал он. – Спокойной ночи, матушка.
И он медленно вышел из зала, чувствуя, что люди оборачиваются ему вслед – один улыбнулся со значительным видом, другой удивленно вскинул брови, кто-то поднял бокал, словно для приветствия. Черт бы их всех побрал, думал он, будь они трижды прокляты.
В вестибюле он машинально принял от лакея шляпу, пальто и трость. Дождь перестал, зато дул сильный ветер, холодный и пронизывающий. Он пошел прочь от ресторана; навстречу ему двигались, обнявшись, три человека. Он ожидал, что они расступятся, чтобы дать ему пройти, однако они либо не собирались уступать ему дорогу, либо просто его не видели, и тогда Джонни, ни минуты не колеблясь, столкнул одного из них в канаву, другого отшвырнул к стене, а третьего прижал к уличному фонарю. «Будете знать, как себя вести!» – закричал он, а эти люди, слишком удивленные, чтобы дать ему сдачи, что-то кричали ему вслед, а один из них даже позвал полицейского, однако, прежде чем он появился и собралась толпа, Джонни удалился и был уже достаточно далеко. «Куда, интересно знать, я иду?» – спросил он сам себя и вдруг вспомнил то, что сказал родным: свидание в девять часов. Ведь это действительно правда, полковник устраивает прием в своем доме на Гросвенор-стрит. Тот самый старый дуралей, который мямлил что-то нечленораздельное сегодня утром, а потом сказал, что, принимая во внимание все обстоятельства… ему очень больно это говорить… но он надеется, что Джонни понимает… Иными словами, Джонни рекомендуется покинуть полк, прежде чем они будут вынуждены его выставить. Прекрасно, Джонни это сделает. И к тому же с величайшим удовольствием, черт их всех побери. Он пошарил в кармане и вытащил карточку с приглашением, которая лежала у него на каминной полке еще до утреннего разговора с полковником. «Его превосходительство, достопочтенный Джордж Гревил и миссис Гревил сегодня принимают». Подойдя к ближайшему уличному фонарю, он еще раз ее прочел.
«Они будут иметь удовольствие видеть меня у себя, если им этого хочется», – сказал Джонни.
Он стоял, покачиваясь, на тротуаре и улыбался. По противоположной стороне улицы проезжал кеб, и он подозвал его, взмахнув тростью.
– Гровенор-стрит, одиннадцать, – сказал он. Было очень приятно сидеть, откинувшись на подушки, и Джонни показалось, что кеб прибыл на Гровенор-стрит слишком быстро. Он осторожно выбрался из кеба и заплатил кучеру. Окна в доме были ярко освещены, от входной двери до дороги был положен красный ковер. На улице собралась толпа зевак, они глазели на подъезжающих гостей. Дверь на минуту отворилась, пропуская одного из собратьев-офицеров с женой, а затем снова закрылась.
– А у вас, видно, жены нет? – сказала девушка, стоявшая рядом с Джонни.
Он снял шляпу и поклонился.
– К сожалению, нет, – сказал он. – Не соблаговолите ли вы сопровождать меня вместо нее?
Девица пронзительно расхохоталась. Это была сильно накрашенная проститутка, которая пришла сюда с Пикадилли, привлеченная зрелищем.
– Интересно, что они скажут, если я у них появлюсь? – задорно отозвалась она.
– Вот это мне и хотелось бы узнать, – сказал Джонни. – Пойдешь со мной? Или боишься? Если ты согласишься, я дам тебе пять фунтов.
Девица беспокойно засмеялась, а подруга потянула ее за рукав.
– Пойдем отсюда, – сказала она. – Разве ты не видишь, что джентльмен навеселе?
– Какое к черту навеселе! – сказал Джонни. – Пьян в доску, если желаете знать. Ну, как тебе нравится вот это? – и он подбросил на ладони пять золотых монет.
– Ладно, пойду, – храбро сказала девица. – Пусти, Энни, не держи меня, слышишь?
Джонни предложил ей руку и позвонил. Дверь снова отворилась, и на пороге появился напудренный лакей. Гул голосов встретил Джонни и его спутницу. На лестнице толпились мужчины в мундирах и женщины в вечерних туалетах. На верхней площадке Джонни увидел своего седовласого командира и его величественную супругу.
– Как тебя зовут, золотце мое? – спросил Джонни у девушки, опиравшейся на его руку.
– Вера, – сказала она, слегка подаваясь назад. – Вера Потс. Неужели вы собираетесь вести меня туда наверх, мистер?
– Обязательно и бесповоротно, – сказал Джонни. Он отдал шляпу и трость второму лакею, который что-то возбужденно шептал своему товарищу – Будьте любезны доложить, – сказал он, подходя к лестнице. – Капитан Бродрик и Вера Потс. Приветствую вас, мой дорогой Робин. Как поживаете? А как ваша жена? Страшно рад вас видеть. Мне кажется, вы не знакомы с мисс Потс. Мисс Потс, это капитан Сэр Роберт и Леди Фрейзер. Сюда, пожалуйста, милая Вера…
Толпа на лестнице расступилась, когда Джонни поднимался наверх, ведя под руку свою девицу, которая испуганно к нему прижималась. Сам он плохо видел, что происходит, однако чувствовал, что к нему обращаются, замечал смущенные взгляды, слышал, как кто-то настоятельно окликает его снизу, но в него вселилась какая-то мощная сила, он был полон уверенности в себе. Теперь к нему обернулся полковник, любезная приветственная улыбка на губах его жены застыла, а рука в длинной белой перчатке опустилась при виде грязной пятерни, которую протягивала ей незваная гостья.
– Добрый вечер, миссис Гревиль, – сказал Джонни. – Добрый вечер, сэр. Позвольте представить вам мисс Веру Потс с Пикадилли.
– Приятно познакомиться с вами, право слово, – сказала его спутница.
На лице миссис Гревиль появилось отрешенное недоуменное выражение, как у человека, только что получившего удар между глаз, и Джонни на минуту показалось, что она лишится чувств. Однако она вновь обрела свою величественную осанку, она поклонилась, она что-то пробормотала.
Полковник казался невозмутимым. Он вежливо поздоровался с Джонни, пожал руку его спутнице. Только маленькая жилка, пульсировавшая у него на лбу, выдавала его истинные чувства.
– Мортон, – обратился он к красному, как рак, молодому субалтерну, стоявшему рядом с ним. – Мне кажется, мисс Потс будет лучше себя чувствовать, если выйдет на улицу. Будьте так добры, проводите ее, пожалуйста, к дверям. Здесь есть еще одна лестница, с площадки направо. Благодарю вас. А вы, Фрейзер, или кто-нибудь другой, кликните кеб, чтобы отвезти Бродрика домой. Мне кажется, он не очень хорошо себя чувствует.
– Напротив, – сказал Джонни, – я чувствую себя превосходно и сам провожу мисс Потс к ее друзьям. Доброй ночи, сэр.
Он поклонился, снова предложил руку своей спутнице, и они вместе спустились по лестнице в холл, провожаемые взглядами сотен глаз. Джонни снова получил свою шляпу, пальто, и вот они уже на улице, на красном ковре, и дверь за ними захлопнулась.
Позже, значительно позже, Джонни раздвинул шторы в своей комнате на Пэл-Мэл. Утро было серое и туманное. Какое-то время он не мог припомнить, что произошло накануне вечером, и потянулся к фляжке в ящике туалетного столика. Через несколько минут он почувствовал себя лучше, и взгляд его упал на женскую фигуру – в его постели мирно спала Вера Потс. Странно, он ничего не помнил; что же было после того, как они вышли на улицу? Джонни прошел в гостиную и равнодушно огляделся. Там валялось его пальто, шляпка Веры Потс, отделанная множеством лент и перьев, боа, бывшее накануне у нее на плечах. Он сделал еще один глоток из фляги. Потом увидел телеграмму, которая лежала на конторке. Джонни протянул дрожащую руку и распечатал ее. Когда Вера Потс вошла в комнату, отыскивая свои вещи, она увидела, что Джонни стоит перед конторкой, держа в руках телеграмму.
– Что случилось? – спросила она. – Надеюсь, не плохие новости?
Он, казалось, не слышал ее. Он смотрел, как декабрьский туман заволакивает весь окружающей мир.
– Умер мой дед, – медленно проговорил Джонни. – Это означает, что Клонмиэр теперь мой.
4
Как странно, ему все еще казалось, что библиотека принадлежит старику, и, открывая ящики секретера, верхняя крышка которого откатывалась назад, или поворачивая ключ в книжном шкафу, Джонни испытывал неловкость, как будто Медный Джон в любую минуту мог войти в комнату, встать на пороге, заложив руки за спину и глядя из-под густых бровей прищуренными глазами, и спросить в своей холодной неторопливой манере, что здесь делает его внук. В комнате все было проникнуто его аскетическим духом, и Джонни знал, что никогда не сможет здесь сидеть, не сможет писать здесь письма, потому что за его спиной, заглядывая ему через плечо, всегда будет стоять тень деда.
Но это же смешно. Дед не бывал в Клонмиэре уже более шести лет. И Джонни пытался себе представить этого глухого восьмидесятичетырехлетнего старика, который жил со своей экономкой в Летароге, ожидая смерти, ни с кем не виделся, никому не писал, если не считать одного письма в месяц, которое он неукоснительно посылал управляющему рудником на Голодной Горе. Что могло быть страшного в этом старике, который день за днем сидел в своем фермерском доме в далеком Летароге? И тем не менее Джонни вздрагивал, неизвестно почему, закрывал крышку секретера, отодвигал кресло и выходил на воздух, на солнечный свет, оставляя библиотеку на милость пыли и пауков. Возвращение домой его несколько разочаровало. Всю свою жизнь он дожидался этого момента, мечтал о нем, строил планы, и теперь, когда он наступил, Джонни стало неинтересно, это его больше не волновало. «Слишком поздно», – думал он, бродя по саду и парку и рассеянно слушая то, что говорил ему приказчик. «Слишком поздно, меня это больше не интересует. Это должно было произойти десять лет тому назад, тогда в этом был какой-то смысл». Приказчик, человек по имени Адамс, его раздражал. Джонни не знал этого типа, а тот постоянно ссылался на Генри, словно имение было оставлено ему, а не Джонни. «Да, капитан Бродрик, эти деревья приказал посадить ваш брат Генри. Он жил здесь прошлым летом вместе с другими молодыми джентльменами, когда вы были за границей». И еще: «Мистер Генри сказал, что нужно отремонтировать фермерский дом и уладить спор между Бэрдом и новым экономом; он решил, что Бэрд слишком стар, и нанял теперешнего, Филлипса». И еще: «Мистер Генри бывал на шахтах очень часто, мне кажется, что все письма, связанные с делами рудника, посылаются ему».
Разумеется, когда он служил в полку и находился за границей, вне Англии, а дед жил на покое в Летароге, делами занимался Генри, но теперь, когда дед умер и Джонни вступил во владение, он возьмет все в свои руки.
– В будущем, – коротко распорядился он, – вся корреспонденция, касающаяся имения и рудника, должна направляться непосредственно ко мне.
Арендаторы тоже постоянно спрашивали мистера Генри, глядя на Джонни недоверчиво, словно он был посторонним и не имел права находиться в замке. То же самое было и на руднике. Прежний штейгер, старик Николсон, давно удалился на покой, его место занял управляющий Гриффитс, вежливый и, по всей видимости, знающий человек, который достаточно охотно знакомил его с отчетами, но когда Джонни задал ему какие-то вопросы, касающиеся оборудования, он сказал: «Мистер Генри считает, что все механизмы изношены и требуют полной реконструкции. Капитану Бродрику следует переговорить с братом и выяснить, какие в связи с этим будут приняты меры».
– Мой брат, – ответил Джонни, – в данный момент очень занят, он женится, и вообще он не имеет никакого отношения к управлению рудником.
– Конечно, теперь, когда вы вернулись домой, положение изменилось, – поспешно согласился Гриффитс. – Теперь, конечно, вы сами будете заниматься делами.
И он стал говорить о техническом состоянии рудника, показывал Джонни цифры, в которых тот ничего не понимал. Однако, дабы не обнаружить свое невежество, он время от времени кивал головой, задавал вопросы, одним словом, не растерялся и сумел поставить управляющего на место.
«Будь я проклят, если позволю Генри и вообще кому бы то ни было указывать мне, что я должен делать», – думал Джонни. Вернувшись в замок, он созвал всех слуг и как следует их отругал, просто чтобы они знали, что он не потерпит никаких глупостей. Он разозлился, когда старик Томас обратился к нему, сказав, что если капитан не нуждается в его услугах, он будет служить у мистера и миссис Генри в Слейне – они сняли там дом.
– Ну и отправляйся туда, если тебе угодно, – сказал Джонни. – Я не хочу, чтобы у меня служили люди, которые меня не любят.
– Это не так, сэр, – смущенно отозвался старый слуга. – Просто я привык к мистеру Генри, а вы так долго жили в чужих краях, что я, наверное, не сумею вам угодить.
Итак, Томас отправился в Слейн, а с ним вместе и еще кое-кто из слуг, и Джонни в гневе и раздражении послал за своим ординарцем, который служил у него, когда он был в полку. Тот немедленно забрал в свои руки весь дом, а вскоре после этого явилась Фанни-Роза, привезя с собой еще троих слуг, весь свой багаж и трех собак, и заявила, что ее дорогой Джонни не может жить в Клонмиэре в полном одиночестве и что она будет за ним ухаживать.
– Знаешь, мой дорогой, – говорила Фанни-Роза, взяв его под руку и прогуливаясь вместе с ним перед домом, – тебе просто необходимо жениться. Надо найти какую-нибудь приятную спокойную особу, она нарожает тебе дюжину ребятишек и всегда будет под рукой, когда тебе захочется. Только не нужно, чтобы у нее были свои взгляды, это иногда раздражает, а так она не будет мешать ни тебе, ни мне. У нас в округе наверняка найдется девица, отвечающая этим требованиям. Разумеется, из хорошей семьи. Никаких выскочек.
– Терпеть не могу приятных спокойных женщин, – сказал Джонни, – да и ты тоже их не любишь. Я слишком большой негодяй, за меня не выйдет ни одна женщина, так что не будем об этом говорить.
– Генри идеально счастлив со своей Кэтрин, – заметила его мать. – Как бы я хотела, чтобы то же самое можно было сказать и о тебе. При жене ты остепенишься, потому что у тебя будет, на кого опереться. Я не так глупа, я знаю, о чем говорю.
– Не имею никакого желания остепеняться, – заявил Джонни, – и вообще, если ты собираешься читать мне нотации, я должен тебе напомнить, что это мой дом, а не твой.
Фанни-Роза украдкой посмотрела на сына. Просто удивительно, стоит только упомянуть Генри и Кэтрин, как он тут же становится на дыбы.
– Не говори глупостей, мой дорогой, – сказала она, – ты же знаешь, я никогда не читаю нотаций.
Однако она тут же решила расспросить этого его камердинера, много ли пьет его хозяин, где он держит ключ от погреба, что делает по вечерам и много ли получает писем. Самое главное теперь, это чтобы у Джонни было занятие. Фанни-Роза разослала приглашения всем соседям на тридцать миль в окружности приехать поохотиться, пока не кончился сезон. Своему брату Бобу Флауэру, который женился и обосновался в замке Эндрифф, своему кузену графу Мэнди, другим родственникам, многочисленным Лэмли – одним словом всем, кто мог составить компанию Джонни, постоянно посылались приглашения, в которых говорилось, что «милый Джонни жаждет их видеть», и, если приглашение принималось и гости приезжали в Клонмиэр, их встречала эффектная словоохотливая хозяйка, необычно ярко одетая и неизменно не в тон своим огненно-рыжим волосам. Позже, значительно позже, среди дня, к ним присоединялся несколько покрасневший и слегка косноязычный хозяин, то дружелюбный, то агрессивный попеременно; он часто и громко смеялся, но иногда вдруг без всякой видимой причины погружался в мрачное уныние. Гости чувствовали себя неуверенно, им было неловко, они не знали, чего от них хотят и что им делать: то ли отправляться на охоту, то ли велеть закладывать карету и ехать домой. Как бы то ни было, когда их в следующий раз приглашали в Клонмиэр, оказывалось, что они заняты и принять приглашение не могут.
– Какие странные люди, – говорила Фанни-Роза, – прошлой зимой, когда здесь были Генри и Герберт, друзья приезжали к ним охотиться два или три раза в неделю, причем сами напрашивались, а теперь те же самые друзья только и знают, что извиняются, ссылаясь на плохие дороги и дальнее расстояние.
– Ничего тут странного нет, – отвечал Джонни. – Это значит только одно: им было приятно приезжать, чтобы встретиться с Генри и Гербертом, а видеть меня они совсем не хотят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56