Теперь я должна позаботиться хотя бы о том, чтобы пристойно похоронить Сынка… Я должна это сделать, Кейн, я должна! — Ее голос надломился, как и она сама.
Эбби словно обезумела, свободной рукой она колотила Кейна в грудь, царапала его, стараясь вырваться. Ее глаза остекленели, а выражение лица стало настолько безумным, что Кейну пришла в голову мрачная мысль — Эбби не очень ясно осознает, кто он и что она делает. Кейн грубо встряхнул Эбби, пытаясь привести ее в чувство, но это только усилило ее сопротивление. И тогда он заключил ее в объятия и сжал так сильно, что она задохнулась и, широко открыв глаза, стала ловить ртом воздух. Эбби перестала сопротивляться и, ослабев, прильнула к нему.
Кейн взял ее лицо в руки.
— Эбби, — поспешно проговорил он, — я клянусь, что вернусь сюда и похороню Сынка. Ты слышишь? Я клянусь, что не обману и не подведу тебя.
Казалось, что Эбби не слышит его. Кейну не оставалось ничего иного, как воспользоваться своим преимуществом более сильного, и он буквально потащил ее к тому месту, где Полночь, навострив уши, настороженно ждала их. Кейн приподнял Эбби и усадил ее в седло, а затем и сам устроился позади нее. Она наклонилась вперед, подобно цветку с надломленным стеблем. Кейн не удержался, он шепотом выругался и покрепче обнял Эбби. По его команде конь стрелой понесся вперед.
В этот момент точно небеса разверзлись. Гонимый ветром дождь полил как из ведра. К тому времени когда они подъехали к хижине, оба промокли до костей.
Кейн привязал Полночь около крыльца, потом рывком растворил дверь хижины. Он подтолкнул Эбби к входу и последовал за ней. Кейн считал, что этой хижиной пользуются лишь во время охоты; она никогда не была занята, когда бы он ни проезжал в этих местах. Но было очевидно, что кто-то останавливался здесь по меньшей мере несколько раз в год — внутри все было именно так, как он запомнил. Лежал запас дров, и, хотя пол, выстланный грубыми досками, был покрыт слоем пыли, он не был грязным. Деревянный стол и стулья находились во вполне удовлетворительном состоянии, и даже узкая кровать в углу была аккуратно застелена выцветшим лоскутным покрывалом.
Кейн захлопнул дверь и прошел мимо Эбби к очагу. Дождь принес с собой прохладу, и, хотя в помещении не было холодно, Кейну и Эбби было зябко, так как они промокли до костей. Однако благодаря опыту и сноровке Кейна вскоре яркое пламя уже гудело в очаге.
Сама Эбби до сих пор даже ни разу не пошевелилась. Ее безразличие ко всему не на шутку встревожило Кейна. Это было так на нее не похоже. Он подтолкнул ее к ближайшему стулу.
— Тебе бы лучше совсем снять одежду, она насквозь мокрая, — посоветовал Кейн и указал на шерстяное одеяло, аккуратно сложенное на краю кровати. — Ты можешь накинуть на себя это одеяло и побыть в нем до тех пор, пока не высохнет твоя одежда и ты вновь сможешь ее надеть. Заодно согреешься и сама.
Кейн уловил в глазах Эбби то ли тоску, то ли недоверие.
— Ты можешь это сделать, пока меня не будет, — предложил он. Эбби ничего не ответила, но Кейн увидел в ее взгляде молчаливый вопрос.
— Я вернусь, когда покончу с похо… — Кейн умолк, заметив, как у нее побелели губы. — Когда освобожусь, — запинаясь, закончил он.
Он сделал несколько шагов по направлению к двери.
Дождь по-прежнему вовсю хлестал по окнам и стенам, но Эбби даже не попыталась остановить Кейна — правда, он и не ожидал от нее этого. Нет, с горечью подумал Кейн, тревоги о нем от нее теперь не дождешься.
Когда спустя довольно долгое время Кейн без сил ввалился в хижину, он почувствовал, как у него слезятся глаза и горит в груди. Гроза утихла, дождь же все шел не переставая. Хижина была почти целиком погружена в темноту, и только пламя в очаге, отбрасывая слабые золотистые блики, слегка освещало небольшое пространство вокруг. Кейну пришлось напрячь зрение, чтобы увидеть Эбби. Она сидела на полу у стены, закутавшись в грубое шерстяное одеяло. Голова ее была низко опущена. Казалось, что она спит.
Кейн быстро пересек комнату и остановился возле очага. У него ныли руки, так как ему пришлось основательно потрудиться и выкопать довольно обширную яму, чтобы в ней смогло поместиться тело Сынка. Пытаясь расстегнуть пуговицы на рубашке, Кейн заметил волдыри на подушечках нескольких пальцев. Он быстро разделся, сбросив сапоги и мокрую одежду на пол. Обнаженный, он повернулся, чтобы достать свою одежду из седельных вьюков. Вытерев рубашкой мокрые руки и ноги, прежде чем надеть другую пару брюк, Кейн даже не потрудился натянуть на себя сухую рубашку.
Он резко обернулся, почувствовав, что Эбби не спит… а смотрит на него. Она была похожа на ребенка с огромными ярко-голубыми глазами, с освещенными мерцающим светом волосами, мягкими прядями рассыпавшимися по плечам. Ее тонкие пальцы сжимали край одеяла, как будто сейчас это было единственное, — °а что она могла уцепиться в жизни.
На мгновение их взгляды скрестились. Возникла напряженная тишина. Эбби первой нарушила давящее молчание:
— Это уже сделано?
Кейн утвердительно кивнул головой.
Эбби пристально посмотрела на него. В ее глазах читались боль и тоска. Охватившее ее раньше отрешенное оцепенение уже прошло. Мучительная боль терзала душу. Кейн ей ничем не обязан, тем не менее, несмотря на эту ужасную погоду, он ушел из тепла под проливной дождь, чтобы похоронить Сынка. Единственное, что она может сделать, это поблагодарить его… Ее рот открылся, губы задрожали, но, когда она попыталась заговорить, голос не повиновался ей. А затем… Эбби сделала именно то, что она обычно так упорно старалась не делать…
Она заплакала…
Глава 11
У Кейна было такое ощущение, будто его ударили кулаком в живот. И не один раз, а снова, и снова, и снова.
Ему казалось странным видеть эту сильную горячую женщину в слезах. Она отвернулась от него, но ее плечи вздрагивали под одеялом. Это зрелище совершенно его доконало.
Никогда прежде Эбби не выглядела такой незащищенной.
Никогда он так не возмущался ею.
Ибо слезы были единственным, чего он от нее не ожидал… единственным, с чем он не мог иметь дело.
Настойчивый голос внутри него упорно долбил:
«Не стой как столб, ты, глупец, утешь ее».
«Я не могу, — подумал он. — Она полагает, что я бессердечный ублюдок».
К тому же она права, глумился этот голос. Но ей кто-то нужен, Кейн. Ей нужен кто-то именно сейчас.
«Только не я. Господи, я не тот человек, в котором она нуждается».
«Оглянись вокруг, ты, глупец. Ты видишь рядом кого-нибудь еще? Она одинока, Кейн, точно так же одинока, каким всегда был ты. Ее отец умер, помнишь? Ты — единственный человек, который может ей помочь».
Паника нарастала в нем, паника и какое-то еще неизвестное ему прежде неистовое душевное состояние, точно такое, как только что отбушевавшая гроза.
Кейн и впрямь не знал, что ему делать. Ему хотелось хватить кулаком об стену. Ему захотелось убежать в ночь и бежать до тех пор, пока хватит сил. Он снова и снова сжимал кулаки, не в состоянии ни подойти к Эбби, ни убраться прочь.
— Эбби. — Из-за неуверенности его голос прозвучал несколько резче, чем ему хотелось. — Эбби, перестань.
Охваченная глубоким отчаянием, Эбби зарыдала еще сильнее.
Ее плач разрывал сердце Кейну, доводя его до исступления. Его мучили сомнения, что, возможно, эта истерика — просто еще одна из уловок Эбби, очередная женская хитрость, чтобы заставить его подчиниться и исполнять ее приказания.
— Эбби… Боже… Не плачь. Ради Бога, пожалуйста, не плачь.
Собравшись с духом, Кейн опустился рядом с ней на колени и, положив руку на плечо Эбби, приблизил ее лицо к своему. Эбби не пыталась сопротивляться.
Слезы продолжали градом катиться по ее бледным щекам. Она была совершенно сломлена, слишком подавлена, чтобы даже их вытирать.
Что-то шевельнулось у Кейна в груди. Медленно, словно это движение вызывало у него сильную боль, он заключил Эбби в объятия. Она прильнула к нему с душераздирающими рыданиями. Эти звуки, подобно острому клинку, пронзали ему грудь. Неожиданно Кейн обнаружил, что оказался в довольно сложной ситуации, когда ему одному требовалось быть сильным за них обоих.
Он этого не хочет. Видит Бог, не хочет. Слишком долго он был независимым человеком. Слишком долго жил, не связывая себя никакими узами. Он не желает, чтобы Эбби надеялась на его утешения или поддержку, не желает брать на себя эту ответственность, ему это совершенно ни к чему!
Но тело Эбби, крепко прижавшееся к нему, вызывало в нем именно те чувства, которым он не хотел поддаваться — чувство покровительства сильного слабому, чувство собственника — то есть чувства, столь же ему несвойственные, как и слезы — Эбби.
— Ты был прав, — плача проговорила она. — Нам следовало остановиться на ночь там, где ты предлагал. Я не должна была настаивать на том, чтобы ехать дальше.
Эбби дрожала от волнения. Кейн осторожно прижал ее лицо к своему плечу:
— Ты ведь не могла знать, что направление ветра изменится. Никто не мог знать этого заранее.
— Нет, ты знал, — возразила Эбби, глотая слезы, с которыми все еще никак не могла справиться. — Боже правый, я должна была тебя послушаться.
И это моя вина, что Сынок мертв… Если бы я не была такой… такой глупой, такой упрямой, готовой всегда спорить с тобой. Сынок по-прежнему был бы жив.
Дело было не только в гибели лошади. Кейн с болью в сердце это осознавал. Сейчас слабость и раскаяние Эбби были вызваны не только чувством вины перед Сынком. Как она уже в этом призналась, ее с запозданием начало мучить сознание вины, что она сама не похоронила отца. Теперь все эти чувства перепутались и давили на нее тяжким грузом. Кейн знал, что значит потерять любимого человека. Боже правый, когда умерла Лорелея, ему казалось, будто у него вырвали сердце.
— Возможно, ты права, — прошептал Кейн, гладя еще мокрые от дождя волосы Эбби, щекотавшие ему подбородок. — Возможно, этого несчастья и не случилось бы, не продолжи мы наш путь. Но вовсе не исключено, что мы так или иначе могли попасть в грозу и там, где были, и не исключено, что Сынок все равно бы погиб.
Большими пальцами обеих рук Кейн осторожно вытер мокрые щеки Эбби.
— Мы уже не можем изменить то, что случилось, поэтому мы должны научиться с этим жить.
Кейн усадил Эбби к себе на колени и нежно, как котенка, прижал к груди. Она почувствовала себя уютно и спокойно. Кейн зажмурил глаза, ощущая странное и необычное для себя чувство, похожее на удовольствие, смешанное с болью.
Кейн не давал никаких советов и, уж конечно, не пытался мудрствовать, видит Бог, это не по его части.
Однако казалось, что его молчаливое присутствие успокаивает Эбби. Вскоре ее плач прекратился.
Ночь, мрачная и душная, опустилась на землю.
Раскаты грома едва слышались вдали. Огонь в очаге по-прежнему гудел и потрескивал. Искры от него рассыпались во все стороны, освещая вспышками света царивший в комнате мрак. Нежная щека Эбби, по-прежнему мокрая от слез, прижималась к груди Кейна.
От долгого глубокого вздоха и нечаянного прикосновения ее рук каждый мускул его тела напрягся. Близость теплого женского тела, восхитительный аромат, исходящий от Эбби, ее мягкая податливость… Эти свои ощущения Кейн расценил как предостережение для себя.
Он снял Эбби со своих колен.
Она поняла, что в какой-то миг что-то изменилось, почувствовала, как напряжение охватывает его тело, за какую-то долю секунды до того как он поставил ее на пол. Застигнутая врасплох его резкостью, Эбби видела лишь, как Кейн вскочил на ноги и широкими шагами направился к очагу. Стоя у огня, он ерошил свои волосы, было заметно, что он взволнован.
В смущении Эбби прошептала его имя.
Не услышав ответа, она тоже поднялась на ноги, довольно неуклюже сделала несколько шагов и остановилась позади Кейна, боясь споткнуться о волочившиеся концы покрывавшего ее одеяла. Эбби стояла так бесконечно долго, съежившись, обхватив себя за плечи руками, отчаянно пытаясь не чувствовать себя такой несчастной, такой… покинутой.
Кейн снова замкнулся в себе — абсолютно и надолго. Эбби поняла это, увидев его знакомо застывший профиль. Почему? — мысленно воскликнула она.
Чем она провинилась? Почему из сочувствующего ей и ласкового он внезапно стал таким… таким отчужденным?! Эбби опять ощутила себя настолько несчастной и опустошенной, что ей захотелось умереть.
Странное шарканье ее ног вывело Кейна из оцепенения. Он резко обернулся, выражение его лица было настолько неприятным, что Эбби невольно попятилась назад.
Кейн поджал губы, когда накинутое на Эбби одеяло соскользнуло с нее, открыв обнаженное гладкое плечо.
— Почему ты не переоделась, как я тебе велел?
У тебя было достаточно времени для этого.
Эбби вздрогнула. Его голос прозвучал подобно свисту розги. Она кивком головы указала туда, где на двух единственных стульях, находившихся в хижине, были разложены ее сорочка и панталоны. Она испуганно прошептала:
— Мое белье все еще мокрое.
Кейн круто повернулся и поглядел в противоположный угол, туда, где он бросил ее седельный вьюк.
— Никогда не встречал женщину, которая путешествует с единственной сменой белья.
От его несправедливости у Эбби запылали щеки.
Чувствуя себя еще более неловко и неуверенно, чем прежде, она тихо ответила:
— Я захватила с собой, кроме этого белья, еще две смены. — Эбби кивнула в сторону стульев. — Одну пару уничтожил Джейк. А другую… — Ее голос внезапно замер, они оба вспомнили прошлую ночь и то, как он разорвал на ней сорочку пополам.
Перед ними четко и живо встала картина случившихся той ночью событий, оценить которые по справедливости ни один их них до сих пор не смог. Мысль о том, что сейчас, кроме одеяла, на Эбби ничего нет, вызвала у Кейна хорошо знакомые ему ощущения. Он чертыхнулся про себя и опять уставился на огонь. Эбби стояла устремив взгляд на пол, замерзшая даже под одеялом.
Ей захотелось, чтобы его сильные руки вновь крепко обвились вокруг нее. Но разве она осмелится сказать:
«Держи меня, Кейн. Держи меня крепко и никогда не отпускай».
Едва дыша, Эбби направилась к Кейну.
Тот отступил назад и угрожающе поднял руку.
— Не подходи! — бросил он.
Но Эбби невозможно было остановить. Собрав все свое мужество, она сделала еще один шаг, разделявший их, протянула руку и пальцами коснулась грубой щетины на его щеке.
Рука Кейна изогнулась. Его пальцы с силой обвились вокруг ее запястья.
— Кейн, пожалуйста, ты… ты причиняешь мне боль!
«Не больше той, что доставляешь мне ты», — подумал он. На лбу Кейна выступили капельки пота.
Он не хочет оставаться здесь. С него хватит всяческих осложнений. В его жизни и так было их предостаточно, чтобы добавлять еще одну, особенно из-за этой девчонки. Черт побери, она ему не нужна.
— Ты меня слышала, — проговорил он, тяжело и прерывисто дыша, и выпустил руку Эбби. — Не прикасайся ко мне, просто держись от меня подальше.
Оскорбленная Эбби недоуменно покачала головой.
— Почему ты так поступаешь? Почему ты сознательно хочешь меня обидеть?
— Ну и хороша же ты! — грубо бросил Кейн. — Ты самая тяжелая по характеру женщина из всех женщин, которых я когда-либо встречал. Не говоря уже о мужчинах.
— Нет, Кейн, ты не прав, — сокрушенно покачала головой Эбби. — Ты знаешь, что не прав.
— Ничего я не знаю, — резко проговорил он, в глубине души ощущая безысходность и горечь. — Я больше вообще не знаю, кто я такой и что ты со мной делаешь!
— Я… я тебя не боюсь, Кейн, как бы ты ни бушевал, — сказала Эбби. Но в его взгляде читалась ярость, его лицо побелело от гнева, ноздри раздувались и стали белыми. А она не вынесет, если он снова ее отвергнет…
— Пожалуй, тебе все же следует меня бояться, — со злобой сказал Кейн. — Разве тебе известно, кто я такой, чтобы доверять мне? Я — преступник и не в ладах с законом. У тебя есть хоть какое-то представление о том, как подобные мне мужчины поступают с подобными женщинами?
Лицо у Эбби совсем побелело. И тут Кейн взорвался, было похоже, что он сошел с ума.
— Господи, да понимаешь ли ты, что я мог бы завести тебя в такое место, о котором известно одному Богу! И одному Богу известно, что я мог бы с тобой сделать! Скажем, связать и изнасиловать — тысячу раз и тысячью способами. Я мог бы тебя бить, обращаться с тобой как с животным; кстати, ты любишь меня так называть. А когда этому наступил бы конец, ты сама молила бы о смерти, не вынеся позора от того, что тебя использовал подобный мужчина!
Каждое его слово было для Эбби подобно сильному удару хлыста. Кейну хотелось схватить ее, притянуть к себе и грубо овладеть ее нежными, сладкими губами. Ему хотелось причинить ей такую же боль, как она причиняла ему. Ему хотелось, чтобы ее потрясенное, ошеломленное лицо побелело от страха… увидеть, как она навсегда отвернется от него, посчитав злобным негодяем, каким он сам себя считает.
Но Эбби не повернулась и не убежала от него с криками, будто он был порождением ада.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34