– бесцеремонно спросила Матифа.
– Нет, – одновременно ответили мы. Равенна говорила сердито, я был просто раздражен. Это предположение всегда вызывает у нее злость, подумал я. Непонятно, почему.
– Это же и так видно, – сказала Веска Матифе. – Ничего, найдем еще местечко. Они будут нужны сегодня его светлости?
– Возможно, вечером, но не раньше. Они не должны выходить. Если хочешь, можешь дать им работу. – Матифа кисло улыбнулась. – Научи их, как должны вести себя слуги.
Слушая, как женщины говорят обо мне, словно меня здесь нет, я будто вновь вернулся в детство. Но как бы Мауриз ни раздражал меня, мне было трудно возлагать на него всю вину. Если бы я винил кого-нибудь, кроме себя, то это были бы Мидий и Лечеззар или те безымянные фанатики, которые донесли на океанографов. Что они все-таки делали с дельфинами? Мне страшно захотелось узнать, хотя я плохо разбирался в этой области океанографии.
Когда Матифа удалилась, а Веска повела нас в ту дверь, из которой вышла, я подумал, что вопреки преобладающей ненависти к Сфере и на другой стороне Архипелага найдутся такие же фанатики. Фанатики-изуверы с жаждой мести безбожным согражданам – пуритане худшего сорта.
Лишь спустя несколько часов, когда я мыл пол в колоннаде, мысленно желая Беске тысячи мук, я увидел прибытие Палатины. Очевидно, окна в кабинете управляющего выходили на площадь, потому что он снова оказался у двери и открыл ее еще до того, как в нее постучали. Через минуту Текла с двумя сумками за спиной проводил Палатину в холл.
– Комиссар Мауриз! Ваша гостья, – крикнул управляющий. Палатина увидела меня, равнодушно отвернулась, но потом опять повернулась и воззрилась на меня с недоверием. Она не успела ничего сказать, потому что Мауриз, который, очевидно, находился поблизости, вышел в холл и остановился, почти заслоняя от меня девушку.
– Палатина! Ты жива! Как приятно снова тебя видеть. – Широким взмахом руки он пригласил Палатину в колоннаду. Подальше от всех ушей, кроме моих, и я был уверен, что это нарочно.
– Ты плясал на моей могиле, Мауриз. Даже не представляю, что могло бы больше испортить тебе день.
– Тогда ты была просто несносной Кантени, Палатина. Но все течет, все меняется. Теперь ситуация другая. У нас наконец-то появился шанс, шанс сделать то, за что погиб твой отец.
– И что же?
Я был уверен, что Палатина уже знает, о чем говорит Скартарис. Через секунду моя догадка подтвердилась, когда, присев на мокрые плиты у створок шлюза, я услышал его ответ:
– Основать республику, конечно.
Глава 10
Прошло четыре изнурительных часа. И когда наконец Мауриз вызвал меня и Равенну, от моей готовности простить его не осталось и следа.
Им не хватает рабочих рук, радостно сообщила нам Веска, когда увела нас тогда из холла. И все кз-за этих солдат, остановившихся здесь. И не просто морпехов, а элитной морской пехоты, Президентской гвардии Скартариса и ряда штабных офицеров, привыкших к легкой жизни в Селерианском Эластре. К счастью, они уезжают завтра на «Призрачной Звезде», сказала Веска, но пока мы будем очень полезны, освобождая от рутинной работы более опытных слуг, чтобы они могли заняться требовательными гостями.
Она дала нам с Равенной поесть, дабы подкрепить наши силы, а потом отправила мыть двор. Эту работу нельзя было отложить, потому что пришла очередь консульства использовать водопровод, проложенный под этим кварталом. Туда подавали воду только раз в несколько дней. И сегодня как раз выдался день, когда в здании оказалось меньше всего свободных рук. Нам предстояло с помощью шлюза пустить воду во двор, полностью его затопить, чтобы промыть, а потом открыть все стоки, чтобы снова его осушить. Если верить Беске, это даст нам хороший опыт, потому что все дома по всему Архипелагу моют дворы именно так, и не помешает это уметь.
Мы, как новички, затратили гораздо больше времени, чем положено, и при этом насквозь промокли. Что было неприятно во влажном, мягком воздухе Рал Тамара, где ничего не сохло. После мытья двора нам с Равенной, поскольку мы оба невысокие и довольно проворные, поручили равно неприятную работу по очистке водосточных желобов от упавших листьев. Когда мы закончили, ладони у нас горели от волдырей, все мышцы болели, тело было в синяках, и не знаю, как у Равенны, но у меня руки чесались сбросить Матифу с какого-нибудь утеса – за компанию с Веской, если возможно.
На вечер Веска выдала нам новые туники, ибо мы должны были прислуживать за столом Мауризу, Телесте, Палатине и консулу. Нам обоим уже доводилось в то или иное время исполнять подобную роль, хотя при других обстоятельствах. Палатина упорно обращалась с нами, как с друзьями, и разговаривала с нами при всякой возможности – чтобы досадить Мауризу, как мне показалось. Консул, седой, сутулый, болезненного вида человек, ел очень мало и наблюдал за этим спектаклем с безучастной отрешенностью. Он почти наверняка умирает, шепнула мне Равенна в свободную минуту. Текла не присутствовал.
Только когда ужин закончился и консул отправился спать, Мауриз соизволил вспомнить, что мы не просто слуги, и велел прийти в гостиную, когда мы уберемся здесь.
– Подождет, высокомерный ублюдок, – процедила Равенна после их ухода, складывая тарелки из-под десерта. Видимо, трапезы с тремя переменами блюд не являлись обычным делом, но Мауриза и Телесту принимали как почетных гостей. Фетийцы, среди прочего, любили хорошую еду. Грех, говорили некоторые аскеты, посвящать так много времени удовольствию и так мало – Рантасу. В Фетии от таких слов отмахивались, но в этот раз я с ними почти согласился, хотя по другим причинам. Казалось, удовольствия – это все, к чему стремится Фетия под властью Оросия: фасад культуры, за которым ничего нет.
– Конечно. Тогда не торопись.
Мы как можно медленнее убрали со стола, потом я свернул скатерть и нога за ногу поплелся к прачечной. Мне было наплевать, заметит меня Веска или нет. Проходившие мимо слуги бросали на меня настороженные или враждебные взгляды, зная не хуже меня, что я вовсе не один из них, однако Веска не появлялась.
Когда я вернулся, Равенна подметала мозаичный пол и делала это не спеша. Конечно, это было ребячеством, но мы оба чувствовали себя сердитыми и униженными. Я был благодарен Мауризу за то, что он организовал наш побег с океанографической станции и, вероятно, спас нам жизнь. Однако с тех пор он вел со мной непонятную игру ради какой-то своей цели, с чем я мириться не собирался. Или ему просто не было дела, что происходит со мной, когда я ему не нужен. Если Мауриз хотел использовать меня, чтобы с моей помощью основать Фетийскую республику, он избрал не тот путь.
Но, как мы ни тянули, в конце концов вся работа была сделана, и пришлось идти через двор в гостиную, где ждали Мауриз, Телеста и Палатина. По фетийскому обычаю они расположились на низких ложах, заваленных подушками. Все трое держали бокалы с голубым вином, и на этот раз они нас заметили: разговор прервался, когда мы вошли.
– Налейте себе вина, – предложила Палатина. – Мауриз, почему ты не угощаешь их своим великолепным вином? Мы же не хотим, чтобы оно пропало зря.
– Послушай мою подругу, Катан, – тотчас откликнулся Мауриз, очень спокойный. – Не церемонься.
Никаких слуг – настоящих – не было видно, а бутылка и еще три бокала стояли на низком боковом столике. Я подошел туда и налил вина в два бокала – граненые хрустальные кубки, предназначенные для особых гостей.
– И сядьте на тахту.
Протянув Равенне один кубок, я взглянул на диваны. В такой комнате, я знал, их всегда три, и каждый рассчитан на трех человек, полулежащих или сидящих, скрестив ноги. Но как вести себя на нем, я не знал.
Я подождал, чтобы посмотреть, как Равенна справится с этой задачей. Она устроилась на единственной свободной тахте и наклонила голову, приглашая меня присоединиться.
Несмотря на подушки и узорчатый ковер, тахта оказалась жестче, чем я ожидал, и чтобы грациозно полулежать на ней, требовалось умение. Было совершенно очевидно, что даже без кубка вина в руке я этого не умею, и я обругал себя за то, что выгляжу деревенщиной перед тремя фетийцами. Конечно, они не ждали от меня такого умения, но от этого было только хуже.
– Спасибо, что составили нам компанию, – проронил через минуту Скартарис. Пустые слова: в его голосе не было и намека на признательность. Комната освещалась цветными изофакела-ми, расположенными по краям, и лампой, висящей высоко над кедровым столом в центре трех диванов. В воздухе стоял сложный запах – ладан, смешанный с чем-то незнакомым. Запах горьковатый, но приятный.
– Я бы не хотела пропустить эту вечеринку после того чудесного приема, что вы оказывали нам до сих пор, – острым как бритва голосом ответила Равенна.
Пристально глядя на нее, Мауриз сказал:
– Речь не веди со мной о благодарности царей.
– Никогда не ешь на танетском пиру, ибо они ждут, что ты заплатишь, – парировала Равенна, но я услышал ее легкий вздох, вызванный словами Мауриза. Скартарис не мог знать, кто она. Если Палатина не рассказала.
– Только тот, кто был рабом, может владеть рабами, – ответил Мауриз. – Третья статья Кодекса. Написанного в эпоху, когда рабство в Фетии являлось общепринятым, еще до того как Законодатель, Валентин II, объявил такую практику несправедливой и порочной. С того времени все, кого полагалось обращать в рабство, должны были становиться тераи, поклявшимися служить лишь в течение трех лет.
– Практика, забытая за пределами Фетии, – указала Равенна.
– Кажется, ты меня не поняла. Этий IV выразил это намного яснее.
– Никто не будет командовать в моей армии, кто не прошел низов, – процитировала Палатина и с извиняющимся видом пожала плечами. – В переводе что-то теряется. – Ее апелагос казался грубым и тяжелым по сравнению с идеальными, не имеющими акцента фразами Мауриза.
– Почему мы говорим об армиях и командовании? Какое это имеет отношение к республике? – Равенна слегка изменила положение, такая же непривычная к этой позе, как я. Находясь совсем близко от девушки, я чувствовал запах краски, оставшейся в ее волосах. – Во всяком случае, я уверена, что все вы получили этот опыт.
– Это знак почести в Фетии.
Только не похоже, чтобы Мауриз когда-нибудь кому-нибудь служил.
– И как далеко это простирается? Это мощный принцип, принцип, который можно довести до абсурда. Наверняка философы обсуждают его на рынках. Приговор может выносить только тот, кто побывал на скамье подсудимых? Убивать имеет право только тот, кого уже убили?
– Это замечание недостойно тебя, – откликнулся Скартарис, но его перебила Телеста, заговорив в первый раз:
– Так мы ни к чему не придем, Мауриз.
Наконец у меня появилась возможность как следует ее рассмотреть – до сих пор эта женщина оставалась в тени Скартариса. Почему она одевается во все черное, если не считать золота на стоячем воротнике ее туники? И волосы у нее туго стянуты назад и ничем не украшены – этот строгий стиль больше походил на стиль жрицы. Черный и золотой – цвета психомагов, но ведь Телеста не психомаг? Сфера обладает монополией на психомагию, как и на всю другую магию, кроме целительства. Или должна обладать. Текла был исключением, защищенный своей службой императору.
– Напротив, это вопрос огромной важности. Мои гости косвенным образом обвиняют меня в том, что я их унизил. Таким обвинением не бросаются. Сначала я отвечу на него.
Мауризу это в новинку, подумал я. Ни один скартарисский кланник не посмеет перечить этому человеку. Любому другому на его месте пришлось бы разбираться с целым ворохом жалоб.
– Значит, ты признаешь себя виновным? – тотчас спросила Палатина.
– Признаю. Но поскольку в этом суде председательствую я – что делает его весьма похожим на императорский суд, не правда ли? – я предоставлю себе слово для объяснения. – Мауриз, перевел взгляд с Равенны на меня и бесцеремонно заявил: – Это испытание.
– То есть это намеренное действие, не случайный недосмотр?
– Неужели я допустил бы подобный недосмотр? Это испытание, хотя времени было маловато. – Скартарис издал такой звук, будто кто-то в этом виноват, будто он хотел продлить период испытания. – Проверка наблюдательности, реакции. Чтобы выяснить, кого я спас: тирана или освободителя.
– Почему ты так веришь в безошибочность своего плана, Мауриз? – вмешалась Телеста. – Освободитель… возможно. Тиран… тоже возможно. Но ты ничего не говоришь об этом человеке. В жизни все редко бывает простым.
– Это различие так просто не определить, – подтвердила Палатина. – Существуют тонкости, рефлексы, выработанные годами воспитания. Если бы Катан вырос как, скажем, сын портного, это испытание вообще ничего бы не значило.
– Но он же не вырос сыном портного. И Равенна тоже. Конечно, их возмущает такое обращение. Если бы они не возмущались, их бы отобрали для монастыря, и они провели бы свою жизнь с бесхребетными монахами. Но факт остается фактом: никто из них не причинил неприятностей.
– Ты делаешь из этого слишком серьезные выводы, – покачала головой Палатина. – Возможно, это что-то значит, но не так много, как ты говоришь.
– Ты сделала бы то же самое? Глупый вопрос, потому что сделала бы. Если бы думала, что это принесет тебе информацию. Но скажи, из тех, кого ты встречала за пределами Фетии, многие бы так поступили?
– Немногие. Но ты ведь хочешь сравнить его с императором? С чего ты взял, что если бы Оросия вырастили как Катана, то он не стал бы точно так же мириться с этим испытанием?
– Человек, рожденный жестоким и высокомерным, таким и вырастет, где бы он ни жил. Как мелкие чиновники, цари своих собственных мирков, и такие же твердолобые, как любой император во дворце.
И это говорит Мауриз?
Палатина покачала головой, а Телеста нетерпеливо пошевелилась. Она сидела на первой тахте, рядом с Мауризом. Я слегка вздрогнул, когда порыв холодного ветра ворвался из окна в комнату. Меня удивляло, что окна не закрыты ставнями, но потом я сообразил, что снаружи, вероятно, есть охрана. Морпехи Мауриза или кто-то понадежнее. Вроде Теклы.
– Значит, ты не согласна? Оросий высокомерен не по натуре? – с некоторой неохотой спросила Телеста. Если она хотела перейти к истинной теме разговора, зачем продлевать спор?
– Император – другое дело, – ответила Палатина. – Он неукротим – никто не отдавал ему приказов лет десять, а то и больше. И кто на это решится, при его-то власти? Оросий ни за что на свете не стал бы играть роль слуги.
– Ты снова неправильно меня поняла. – Мауриз разговаривал с ней, как с ребенком. – Мы все знаем, что Оросий никогда, ни на одну секунду, не смирился бы с лакейской ролью, как сделал Катан. Но мы испытывали не Оросия. Я знаю о Катане ровно столько, сколько мне рассказали, поэтому я должен составить свое собственное мнение. Оно будет… решающим.
Я глубоко вдохнул, поняв, что в этом разговоре есть нюансы, которые я упускаю.
– Кажется, – очень нарочито заговорил я, в первый раз вступая в этот спор, – вы считаете меня орудием, Мауриз. Кем-то, кого вы нанимаете для выполнения работы. Смею предположить, что это требует моего согласия.
– Ты хочешь, чтобы я обращался с тобой, как с равным, – подхватил Мауриз, предвосхищая мои следующие слова.
– Да. Сегодня вы спасли мне жизнь, чтобы я вам помог. Это означает, что я у вас в долгу. И если необходимо, я останусь в этой маскировке, пока мы не договоримся об оплате. Но неужели так трудно обращаться со мной не как с орудием? Позволили бы вы себе такое обращение с настоящим слугой? В конце концов, сегодняшний слуга – это завтрашний президент. Это не тот случай?
Лицо Мауриза на минуту вытянулось, и я понял, что мой укол попал в цель. Большинство слуг в фетийских семьях были либо молодыми и начинающими карьеру, либо старыми и зарабатывающими деньги перед выходом на пенсию. Было время, когда путь наверх не был так доступен. Двести лет назад слуга Скартариса плел бы интриги, чтобы попасть в президенты клана, выдавая себя за исконного кланника.
– Сегодня ты замаскирован под слугу, – пожал плечами Мауриз. – Тебе небезопасно в этом городе, а вокруг полно шпионов. Ты бы предпочел, чтобы я провозгласил тебя почетным гостем?
– Я думаю, – очень осторожно сказала Равенна спустя минуту, – что вы хотели получить удовольствие при виде Тар'конантура в тунике слуги, моющего ваши полы. По сути, это месть императору и не имеет ничего общего с Катаном. – И после этих слов атмосфера в комнате неуловимо изменилась, разговор перешел на совершенно иной уровень.
Я увидел, что Телеста смотрит на Мауриза, и в ее зеленых глазах заметна настороженность. Она ждала его реакции. На сей раз молчание продлилось дольше, достаточно долго, чтобы услышать снаружи тихие крики ночной птицы – я не знал какой.
– Что заставляет тебя так думать? – спросил наконец Мауриз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
– Нет, – одновременно ответили мы. Равенна говорила сердито, я был просто раздражен. Это предположение всегда вызывает у нее злость, подумал я. Непонятно, почему.
– Это же и так видно, – сказала Веска Матифе. – Ничего, найдем еще местечко. Они будут нужны сегодня его светлости?
– Возможно, вечером, но не раньше. Они не должны выходить. Если хочешь, можешь дать им работу. – Матифа кисло улыбнулась. – Научи их, как должны вести себя слуги.
Слушая, как женщины говорят обо мне, словно меня здесь нет, я будто вновь вернулся в детство. Но как бы Мауриз ни раздражал меня, мне было трудно возлагать на него всю вину. Если бы я винил кого-нибудь, кроме себя, то это были бы Мидий и Лечеззар или те безымянные фанатики, которые донесли на океанографов. Что они все-таки делали с дельфинами? Мне страшно захотелось узнать, хотя я плохо разбирался в этой области океанографии.
Когда Матифа удалилась, а Веска повела нас в ту дверь, из которой вышла, я подумал, что вопреки преобладающей ненависти к Сфере и на другой стороне Архипелага найдутся такие же фанатики. Фанатики-изуверы с жаждой мести безбожным согражданам – пуритане худшего сорта.
Лишь спустя несколько часов, когда я мыл пол в колоннаде, мысленно желая Беске тысячи мук, я увидел прибытие Палатины. Очевидно, окна в кабинете управляющего выходили на площадь, потому что он снова оказался у двери и открыл ее еще до того, как в нее постучали. Через минуту Текла с двумя сумками за спиной проводил Палатину в холл.
– Комиссар Мауриз! Ваша гостья, – крикнул управляющий. Палатина увидела меня, равнодушно отвернулась, но потом опять повернулась и воззрилась на меня с недоверием. Она не успела ничего сказать, потому что Мауриз, который, очевидно, находился поблизости, вышел в холл и остановился, почти заслоняя от меня девушку.
– Палатина! Ты жива! Как приятно снова тебя видеть. – Широким взмахом руки он пригласил Палатину в колоннаду. Подальше от всех ушей, кроме моих, и я был уверен, что это нарочно.
– Ты плясал на моей могиле, Мауриз. Даже не представляю, что могло бы больше испортить тебе день.
– Тогда ты была просто несносной Кантени, Палатина. Но все течет, все меняется. Теперь ситуация другая. У нас наконец-то появился шанс, шанс сделать то, за что погиб твой отец.
– И что же?
Я был уверен, что Палатина уже знает, о чем говорит Скартарис. Через секунду моя догадка подтвердилась, когда, присев на мокрые плиты у створок шлюза, я услышал его ответ:
– Основать республику, конечно.
Глава 10
Прошло четыре изнурительных часа. И когда наконец Мауриз вызвал меня и Равенну, от моей готовности простить его не осталось и следа.
Им не хватает рабочих рук, радостно сообщила нам Веска, когда увела нас тогда из холла. И все кз-за этих солдат, остановившихся здесь. И не просто морпехов, а элитной морской пехоты, Президентской гвардии Скартариса и ряда штабных офицеров, привыкших к легкой жизни в Селерианском Эластре. К счастью, они уезжают завтра на «Призрачной Звезде», сказала Веска, но пока мы будем очень полезны, освобождая от рутинной работы более опытных слуг, чтобы они могли заняться требовательными гостями.
Она дала нам с Равенной поесть, дабы подкрепить наши силы, а потом отправила мыть двор. Эту работу нельзя было отложить, потому что пришла очередь консульства использовать водопровод, проложенный под этим кварталом. Туда подавали воду только раз в несколько дней. И сегодня как раз выдался день, когда в здании оказалось меньше всего свободных рук. Нам предстояло с помощью шлюза пустить воду во двор, полностью его затопить, чтобы промыть, а потом открыть все стоки, чтобы снова его осушить. Если верить Беске, это даст нам хороший опыт, потому что все дома по всему Архипелагу моют дворы именно так, и не помешает это уметь.
Мы, как новички, затратили гораздо больше времени, чем положено, и при этом насквозь промокли. Что было неприятно во влажном, мягком воздухе Рал Тамара, где ничего не сохло. После мытья двора нам с Равенной, поскольку мы оба невысокие и довольно проворные, поручили равно неприятную работу по очистке водосточных желобов от упавших листьев. Когда мы закончили, ладони у нас горели от волдырей, все мышцы болели, тело было в синяках, и не знаю, как у Равенны, но у меня руки чесались сбросить Матифу с какого-нибудь утеса – за компанию с Веской, если возможно.
На вечер Веска выдала нам новые туники, ибо мы должны были прислуживать за столом Мауризу, Телесте, Палатине и консулу. Нам обоим уже доводилось в то или иное время исполнять подобную роль, хотя при других обстоятельствах. Палатина упорно обращалась с нами, как с друзьями, и разговаривала с нами при всякой возможности – чтобы досадить Мауризу, как мне показалось. Консул, седой, сутулый, болезненного вида человек, ел очень мало и наблюдал за этим спектаклем с безучастной отрешенностью. Он почти наверняка умирает, шепнула мне Равенна в свободную минуту. Текла не присутствовал.
Только когда ужин закончился и консул отправился спать, Мауриз соизволил вспомнить, что мы не просто слуги, и велел прийти в гостиную, когда мы уберемся здесь.
– Подождет, высокомерный ублюдок, – процедила Равенна после их ухода, складывая тарелки из-под десерта. Видимо, трапезы с тремя переменами блюд не являлись обычным делом, но Мауриза и Телесту принимали как почетных гостей. Фетийцы, среди прочего, любили хорошую еду. Грех, говорили некоторые аскеты, посвящать так много времени удовольствию и так мало – Рантасу. В Фетии от таких слов отмахивались, но в этот раз я с ними почти согласился, хотя по другим причинам. Казалось, удовольствия – это все, к чему стремится Фетия под властью Оросия: фасад культуры, за которым ничего нет.
– Конечно. Тогда не торопись.
Мы как можно медленнее убрали со стола, потом я свернул скатерть и нога за ногу поплелся к прачечной. Мне было наплевать, заметит меня Веска или нет. Проходившие мимо слуги бросали на меня настороженные или враждебные взгляды, зная не хуже меня, что я вовсе не один из них, однако Веска не появлялась.
Когда я вернулся, Равенна подметала мозаичный пол и делала это не спеша. Конечно, это было ребячеством, но мы оба чувствовали себя сердитыми и униженными. Я был благодарен Мауризу за то, что он организовал наш побег с океанографической станции и, вероятно, спас нам жизнь. Однако с тех пор он вел со мной непонятную игру ради какой-то своей цели, с чем я мириться не собирался. Или ему просто не было дела, что происходит со мной, когда я ему не нужен. Если Мауриз хотел использовать меня, чтобы с моей помощью основать Фетийскую республику, он избрал не тот путь.
Но, как мы ни тянули, в конце концов вся работа была сделана, и пришлось идти через двор в гостиную, где ждали Мауриз, Телеста и Палатина. По фетийскому обычаю они расположились на низких ложах, заваленных подушками. Все трое держали бокалы с голубым вином, и на этот раз они нас заметили: разговор прервался, когда мы вошли.
– Налейте себе вина, – предложила Палатина. – Мауриз, почему ты не угощаешь их своим великолепным вином? Мы же не хотим, чтобы оно пропало зря.
– Послушай мою подругу, Катан, – тотчас откликнулся Мауриз, очень спокойный. – Не церемонься.
Никаких слуг – настоящих – не было видно, а бутылка и еще три бокала стояли на низком боковом столике. Я подошел туда и налил вина в два бокала – граненые хрустальные кубки, предназначенные для особых гостей.
– И сядьте на тахту.
Протянув Равенне один кубок, я взглянул на диваны. В такой комнате, я знал, их всегда три, и каждый рассчитан на трех человек, полулежащих или сидящих, скрестив ноги. Но как вести себя на нем, я не знал.
Я подождал, чтобы посмотреть, как Равенна справится с этой задачей. Она устроилась на единственной свободной тахте и наклонила голову, приглашая меня присоединиться.
Несмотря на подушки и узорчатый ковер, тахта оказалась жестче, чем я ожидал, и чтобы грациозно полулежать на ней, требовалось умение. Было совершенно очевидно, что даже без кубка вина в руке я этого не умею, и я обругал себя за то, что выгляжу деревенщиной перед тремя фетийцами. Конечно, они не ждали от меня такого умения, но от этого было только хуже.
– Спасибо, что составили нам компанию, – проронил через минуту Скартарис. Пустые слова: в его голосе не было и намека на признательность. Комната освещалась цветными изофакела-ми, расположенными по краям, и лампой, висящей высоко над кедровым столом в центре трех диванов. В воздухе стоял сложный запах – ладан, смешанный с чем-то незнакомым. Запах горьковатый, но приятный.
– Я бы не хотела пропустить эту вечеринку после того чудесного приема, что вы оказывали нам до сих пор, – острым как бритва голосом ответила Равенна.
Пристально глядя на нее, Мауриз сказал:
– Речь не веди со мной о благодарности царей.
– Никогда не ешь на танетском пиру, ибо они ждут, что ты заплатишь, – парировала Равенна, но я услышал ее легкий вздох, вызванный словами Мауриза. Скартарис не мог знать, кто она. Если Палатина не рассказала.
– Только тот, кто был рабом, может владеть рабами, – ответил Мауриз. – Третья статья Кодекса. Написанного в эпоху, когда рабство в Фетии являлось общепринятым, еще до того как Законодатель, Валентин II, объявил такую практику несправедливой и порочной. С того времени все, кого полагалось обращать в рабство, должны были становиться тераи, поклявшимися служить лишь в течение трех лет.
– Практика, забытая за пределами Фетии, – указала Равенна.
– Кажется, ты меня не поняла. Этий IV выразил это намного яснее.
– Никто не будет командовать в моей армии, кто не прошел низов, – процитировала Палатина и с извиняющимся видом пожала плечами. – В переводе что-то теряется. – Ее апелагос казался грубым и тяжелым по сравнению с идеальными, не имеющими акцента фразами Мауриза.
– Почему мы говорим об армиях и командовании? Какое это имеет отношение к республике? – Равенна слегка изменила положение, такая же непривычная к этой позе, как я. Находясь совсем близко от девушки, я чувствовал запах краски, оставшейся в ее волосах. – Во всяком случае, я уверена, что все вы получили этот опыт.
– Это знак почести в Фетии.
Только не похоже, чтобы Мауриз когда-нибудь кому-нибудь служил.
– И как далеко это простирается? Это мощный принцип, принцип, который можно довести до абсурда. Наверняка философы обсуждают его на рынках. Приговор может выносить только тот, кто побывал на скамье подсудимых? Убивать имеет право только тот, кого уже убили?
– Это замечание недостойно тебя, – откликнулся Скартарис, но его перебила Телеста, заговорив в первый раз:
– Так мы ни к чему не придем, Мауриз.
Наконец у меня появилась возможность как следует ее рассмотреть – до сих пор эта женщина оставалась в тени Скартариса. Почему она одевается во все черное, если не считать золота на стоячем воротнике ее туники? И волосы у нее туго стянуты назад и ничем не украшены – этот строгий стиль больше походил на стиль жрицы. Черный и золотой – цвета психомагов, но ведь Телеста не психомаг? Сфера обладает монополией на психомагию, как и на всю другую магию, кроме целительства. Или должна обладать. Текла был исключением, защищенный своей службой императору.
– Напротив, это вопрос огромной важности. Мои гости косвенным образом обвиняют меня в том, что я их унизил. Таким обвинением не бросаются. Сначала я отвечу на него.
Мауризу это в новинку, подумал я. Ни один скартарисский кланник не посмеет перечить этому человеку. Любому другому на его месте пришлось бы разбираться с целым ворохом жалоб.
– Значит, ты признаешь себя виновным? – тотчас спросила Палатина.
– Признаю. Но поскольку в этом суде председательствую я – что делает его весьма похожим на императорский суд, не правда ли? – я предоставлю себе слово для объяснения. – Мауриз, перевел взгляд с Равенны на меня и бесцеремонно заявил: – Это испытание.
– То есть это намеренное действие, не случайный недосмотр?
– Неужели я допустил бы подобный недосмотр? Это испытание, хотя времени было маловато. – Скартарис издал такой звук, будто кто-то в этом виноват, будто он хотел продлить период испытания. – Проверка наблюдательности, реакции. Чтобы выяснить, кого я спас: тирана или освободителя.
– Почему ты так веришь в безошибочность своего плана, Мауриз? – вмешалась Телеста. – Освободитель… возможно. Тиран… тоже возможно. Но ты ничего не говоришь об этом человеке. В жизни все редко бывает простым.
– Это различие так просто не определить, – подтвердила Палатина. – Существуют тонкости, рефлексы, выработанные годами воспитания. Если бы Катан вырос как, скажем, сын портного, это испытание вообще ничего бы не значило.
– Но он же не вырос сыном портного. И Равенна тоже. Конечно, их возмущает такое обращение. Если бы они не возмущались, их бы отобрали для монастыря, и они провели бы свою жизнь с бесхребетными монахами. Но факт остается фактом: никто из них не причинил неприятностей.
– Ты делаешь из этого слишком серьезные выводы, – покачала головой Палатина. – Возможно, это что-то значит, но не так много, как ты говоришь.
– Ты сделала бы то же самое? Глупый вопрос, потому что сделала бы. Если бы думала, что это принесет тебе информацию. Но скажи, из тех, кого ты встречала за пределами Фетии, многие бы так поступили?
– Немногие. Но ты ведь хочешь сравнить его с императором? С чего ты взял, что если бы Оросия вырастили как Катана, то он не стал бы точно так же мириться с этим испытанием?
– Человек, рожденный жестоким и высокомерным, таким и вырастет, где бы он ни жил. Как мелкие чиновники, цари своих собственных мирков, и такие же твердолобые, как любой император во дворце.
И это говорит Мауриз?
Палатина покачала головой, а Телеста нетерпеливо пошевелилась. Она сидела на первой тахте, рядом с Мауризом. Я слегка вздрогнул, когда порыв холодного ветра ворвался из окна в комнату. Меня удивляло, что окна не закрыты ставнями, но потом я сообразил, что снаружи, вероятно, есть охрана. Морпехи Мауриза или кто-то понадежнее. Вроде Теклы.
– Значит, ты не согласна? Оросий высокомерен не по натуре? – с некоторой неохотой спросила Телеста. Если она хотела перейти к истинной теме разговора, зачем продлевать спор?
– Император – другое дело, – ответила Палатина. – Он неукротим – никто не отдавал ему приказов лет десять, а то и больше. И кто на это решится, при его-то власти? Оросий ни за что на свете не стал бы играть роль слуги.
– Ты снова неправильно меня поняла. – Мауриз разговаривал с ней, как с ребенком. – Мы все знаем, что Оросий никогда, ни на одну секунду, не смирился бы с лакейской ролью, как сделал Катан. Но мы испытывали не Оросия. Я знаю о Катане ровно столько, сколько мне рассказали, поэтому я должен составить свое собственное мнение. Оно будет… решающим.
Я глубоко вдохнул, поняв, что в этом разговоре есть нюансы, которые я упускаю.
– Кажется, – очень нарочито заговорил я, в первый раз вступая в этот спор, – вы считаете меня орудием, Мауриз. Кем-то, кого вы нанимаете для выполнения работы. Смею предположить, что это требует моего согласия.
– Ты хочешь, чтобы я обращался с тобой, как с равным, – подхватил Мауриз, предвосхищая мои следующие слова.
– Да. Сегодня вы спасли мне жизнь, чтобы я вам помог. Это означает, что я у вас в долгу. И если необходимо, я останусь в этой маскировке, пока мы не договоримся об оплате. Но неужели так трудно обращаться со мной не как с орудием? Позволили бы вы себе такое обращение с настоящим слугой? В конце концов, сегодняшний слуга – это завтрашний президент. Это не тот случай?
Лицо Мауриза на минуту вытянулось, и я понял, что мой укол попал в цель. Большинство слуг в фетийских семьях были либо молодыми и начинающими карьеру, либо старыми и зарабатывающими деньги перед выходом на пенсию. Было время, когда путь наверх не был так доступен. Двести лет назад слуга Скартариса плел бы интриги, чтобы попасть в президенты клана, выдавая себя за исконного кланника.
– Сегодня ты замаскирован под слугу, – пожал плечами Мауриз. – Тебе небезопасно в этом городе, а вокруг полно шпионов. Ты бы предпочел, чтобы я провозгласил тебя почетным гостем?
– Я думаю, – очень осторожно сказала Равенна спустя минуту, – что вы хотели получить удовольствие при виде Тар'конантура в тунике слуги, моющего ваши полы. По сути, это месть императору и не имеет ничего общего с Катаном. – И после этих слов атмосфера в комнате неуловимо изменилась, разговор перешел на совершенно иной уровень.
Я увидел, что Телеста смотрит на Мауриза, и в ее зеленых глазах заметна настороженность. Она ждала его реакции. На сей раз молчание продлилось дольше, достаточно долго, чтобы услышать снаружи тихие крики ночной птицы – я не знал какой.
– Что заставляет тебя так думать? – спросил наконец Мауриз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56