А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Он нарек младенца Мейером, что в сочетании с фамилией Мейер давало полное имя Мейер Мейер. Шутка, несомненно, относилась к числу шедевров. Так считали все, за исключением, возможно, самого Мейера Мейера. Мальчик рос в религиозной еврейской семье; в районе, где почти не было его соплеменников. У детей принято выбирать козла отпущения и вымещать на нем ребячью злобу, а где еще найдешь такого, чтобы его имя позволило сложить замечательную песенку:Сожжем Манера Манера – Спалим жида и фраера.Справедливости ради надо сказать, что свою угрозу они в исполнение не привели. Тем не менее, в свое время бедняге перепало немало тумаков, и столкновение с такой вопиющей несправедливостью породило в нем необычайное терпение по отношению к окружающим.Терпение – довольно обременительная добродетель. Возможно, на теле Мейера Мейера не осталось следов увечий и шрамов. Возможно. Но волос на голове у него тоже не осталось. Лысый мужчина, конечно, не редкость. Но Мейеру Мейеру было всего тридцать семь лет.Терпеливо, внимательно он рассматривал сейчас письмо.– Не так уж много в нем сказано, Стив, – проговорил он.– Прочтите вслух, – попросил Бернс. «Сегодня в восемь вечера я убью Леди. Ваши действия?»– По крайней мере, здесь говорится – кого, – сказал Карелла.– Кого? – спросил Бернс.– Леди.– И кто же это?– Не знаю.– М-м-м.– И непонятно, как и где, – сказал Манер.– Зато указано время, – вставил Хейз.– Восемь. Сегодня в восемь вечера.– Стив, ты действительно думаешь, что этот тип хочет быть пойманным?– Честно говоря, не знаю. Я просто предлагаю версию. Но одно я знаю точно.– Что именно?– Пока нет результатов экспертизы, можно начать с того, что у нас есть.Бернс взглянул на письмо.– И что же у нас есть?– Леди, – ответил Карелла. Глава 3 Толстяк Доннер был стукачом.Стукачи бывают разные, и нет закона, который запрещал бы получать информацию от кого угодно. Если вы любите турецкие бани, то лучшего стукача, чем Толстяк, вам не найти.Когда Хейз работал в тридцатом участке, у него был свой круг осведомителей. К сожалению, все его «сплетники» отличались узкой специализацией, и диапазон их сведений о преступлениях и преступниках ограничивался территорией тридцатого участка. В огромном, беспокойном восемьдесят седьмом они были бессильны. Вот почему в то утро, в 9.27, пока Стив Карелла организовывал встречу со своим штатным стукачом Хромым Дэнни, пока Мейер перебирал картотеку в поисках преступницы, которой подошла бы кличка «Леди», Коттон Хейз поговорил с полицейским детективом Хэлом Уиллисом, и тот посоветовал ему повидаться с Доннером.На телефонный звонок в квартире Доннера никто не ответил.– Наверное, он в бане, – решил Уиллис и дал Хейзу адрес.Хейз взял служебную машину и поехал в центр.Вывеска на доме гласила: «Турецкие Бани Ригана. Оздоровляющий пар».Хейз вошел в здание, поднялся по деревянной лестнице на второй этаж и остановился в холле перед столом. На лбу у него выступила испарина. «Ну и ну, – подумал Хейз, – охота же кому-то сидеть в турецкой бане в такую жарищу. А впрочем, – возразил он сам себе, – некоторые любят поплавать в январе, да и черт с ними со всеми».– Чем могу служить? – спросил человек за столом, маленький и востроносый. На его белой футболке красовалась зеленая надпись «Бани Ригана». Лоб был прикрыт зеленым козырьком.– Полиция, – сказал Хейз и показал жетон.– Ошиблись адресом. В этих банях закон уважают. У вас плохой наводчик.– Я ищу человека по имени Толстяк Доннер. Не знаете, где его можно найти?– Знаю. Доннер наш постоянный клиент. На меня ничего вешать не будете?– А вы кто?– Эльф Риган. Я заправляю здесь. Все по закону.– Я только хочу поговорить с Доннером. Где он?– Четвертый номер, в центре зала. Так входить нельзя, мистер.– А что нужно?– Ничего, кроме собственной кожи. Но я дам вам полотенце. Раздевалка вон там, сзади. Ценные вещи можете оставить у меня, я положу их в сейф.Хейз выложил бумажник и снял часы. Затем, после минутного колебания, отстегнул кобуру с револьвером и положил на стол.– Эта штука заряжена? – спросил Риган.– Да.– Мистер, вы бы лучше...– Он на внутреннем предохранителе. Если не нажмешь курок, не выстрелит.Риган с сомнением посмотрел на револьвер тридцать восьмого калибра.– Хорошо, хорошо, – сказал он, – хотел бы я только знать, сколько людей случайно застрелились из таких вот пушек с внутренними предохранителями.Хейз хмыкнул и направился к шкафчикам для одежды. Пока он раздевался, Риган принес ему полотенце.– Будем надеяться, что вы толстокожий, – сказал он.– А что такое?– Доннер любит париться. По-настоящему.Хейз обмотался полотенцем.– У вас неплохая фигура. Боксом не занимались?– Немного.– Где?– На флоте.– И был толк?– Пожалуй.– Ударьте-ка, – попросил Риган.– Что?– Ударьте меня.– Зачем?– Валяйте, валяйте.– Я спешу, – сказал Хейз.– Только один свинг. Мне хочется кое-что проверить, – Риган принял стойку.Хейз пожал плечами, сделал обманное движение левой, и тотчас правая едва не свернула Ригану челюсть – в последнее мгновение Хейз задержал удар.– Почему же вы не ударили? – возмутился Риган.– Жалко стало вашу голову.– Кто научил вас этому финту?– Один лейтенант по имени Боуэн.– Он знал свое дело. Я занимаюсь с парой боксеров, по совместительству, так сказать. Нет желания поработать на ринге?– Никакого.– Подумайте. Стране нужны чемпионы-тяжеловесы.– Я подумаю, – сказал Хейз.– И получать будете куда больше, чем платят вам городские власти, уж за это я ручаюсь. Даже если договориться с партнером о проигрыше, все равно будет намного больше.– Ладно, я подумаю, – повторил Хейз. – Так где Доннер?– Прямо по залу. Слушайте, возьмите мою визитку. Если решите попробовать, позвоните. Кто знает? Может, передо мной второй Демпси Демпси – знаменитый американский боксер двадцатых годов.

, а?– Хорошо, – сказал Хейз. Он взял визитку, протянутую Риганом, потом взглянул на полотенце. – Куда же я ее дену?– Ах, да. Ну, давайте ее сюда. Я вас на обратном пути перехвачу. Доннер в четвертом номере прямо по залу. Вы его легко найдете. Там столько пара, что хватит на «Куин Мэри».Хейз отправился в указанном направлении. Он поравнялся с худощавым человеком, который поглядел на него довольно подозрительно. Человек был голый, и подозрение вызвало полотенце Хейза. Хейз виновато проследовал дальше, чувствуя себя фотографом в колонии нудистов. Он нашел четвертый номер, открыл дверь, и в лицо ему ударила горячая волна, от которой захотелось бежать прочь. Он попытался разглядеть комнату сквозь плавающие пласты пара, но ничего не увидел.– Доннер? – позвал он.– Здесь я, – ответил голос.– Где?– Здесь, здесь, приятель. Сижу. Кто это?– Меня зовут Коттон Хейз. Я работаю с Хэлом Уиллисом. Он посоветовал мне связаться с вами.– Вон оно что. Проходите, приятель, проходите, – произнес голос ниоткуда. – Закройте дверь. Вы впускаете сквозняк и выпускаете пар.Хейз закрыл дверь. Если когда-нибудь он и задумывался над тем, что чувствует буханка хлеба, когда за ней захлопывается печная дверца, то сейчас ощутил это на собственной шкуре. Хейз с трудом пробивался вперед. Жар душил. Он попробовал сделать вдох, но в горло хлынул раскаленный воздух. Неожиданно из горячего плавающего тумана возникла фигура.– Доннер? – спросил Хейз.– Здесь варятся только два цыпленка, начальник, – это мы с вами, – ответил Доннер, и Хейз улыбнулся, хотя едва мог вздохнуть.Доннер и вправду оказался толстяком из толстяков. Он был как город, как страна, да что там страна – континент. Подобно гигантскому шару из белой колышущейся плоти, восседал он на мраморной скамье у стены с полотенцем на бедрах, изнемогая под тяжестью обжигающего пара. И с каждым его вздохом складки жира тряслись и подрагивали.– Вы коп, что ли? – спросил он Хейза.– Верно.– А то вы сказали, что работаете с Уиллисом, да неясно было где. Так вас прислал Уиллис?– Да.– Настоящий мужчина Уиллис. Я видел, как он посадил на задницу парня, который весил верных 400 фунтов. Дзюдо. Он специалист по дзюдо. К нему только сунься: толчок – удар – хрясть – хрясть! – и рука в гипсе. Уф, приятель, наша жизнь в опасности. – Доннер довольно хмыкнул. Когда он хмыкал, подобные же звуки издавали и его телеса. Хейза от этого слегка подташнивало. – Так что вы хотите? – спросил Доннер.– Вы знаете кого-нибудь по прозвищу Леди? – Хейз решил, что лучше сразу перейти к делу, пока пар не отнял у него последние силы.– Леди, – проговорил Доннер. – Вывеска с претензией. Связана с нелегальным бизнесом?– Может быть.– В Сент-Луисе я знавал одну по прозвищу Леди Сорока. Она стучала. У нее это здорово получалось. Вот ее и прозвали Леди Сорока, сплетница, улавливаете?– Улавливаю, – сказал Хейз.– Ей было все известно, понимаете, приятель, все! И знаете, как она добывала информацию?– Догадываюсь.– Догадаться не трудно. Именно так она ее и добывала. Клянусь богом, она могла расколоть даже Сфинкса. Прямо в пустыне, она бы...– А сейчас ее в городе нет?– Нет. Она умерла. Получила информацию от одного парня, но оказалось, что это опасно для здоровья. Профессиональный риск. Бам! И нет Леди Сороки.– Он убил ее за то, что она настучала на него?– Во-первых, это, а потом еще одно. Кажется, она наградила его триппером. А парень был чистюлей в бытовом, так сказать, плане. Бам! И нет Леди Сороки. – Доннер на секунду задумался. – Если разобраться, не очень-то она была похожа на леди, а?– Пожалуй, не очень. А как насчет нашей Леди?– Вы что-нибудь знаете о ней?– Сегодня вечером ее собираются убить.– Да-а? Кто?– Это мы и пытаемся выяснить.– М-мм. Крепкий орешек, а?– Да. Послушайте, может, мы выйдем и поговорим в коридоре?– В чем дело? Вам холодно? Я могу попросить, чтобы прибавили...– Нет-нет, – поспешно отказался Хейз.– Значит, Леди, – задумчиво произнес Доннер. – Леди.– Да.Казалось, жар набирает силу. Будто, чем дольше Доннер сидит и думает, тем пуще раскаляется пар. Словно с каждой секундой в парилке нагнетается еще более нестерпимая духота. Хейз хватал ртом воздух, пытаясь восстановить дыхание. Ему хотелось снять полотенце, хотелось сбросить кожу и повесить ее на вешалку. Ему хотелось выпить стакан ледяной воды. Стакан холодной воды. Хотя бы теплой воды. Он не отказался бы даже от горячей воды: и та наверняка прохладней этого воздуха. Доннер думал, а он сидел, и из каждой его поры струился пот. Бежали секунды. Пот чертил дорожки по его лицу, струился по широким плечам, стекал по позвоночнику.– В старом клубе «Белое и Черное» была цветная танцовщица, – сказал наконец Доннер.– Она сейчас здесь?– Нет, в Майами. Большая мастерица по части стриптиза. Ее называли Леди. Она тут была нарасхват. Но сейчас она в Майами.– А кто здесь?– Стараюсь припомнить.– Нельзя ли побыстрей?– Думаю, думаю, – сказал Доннер. – Была еще одна Леди, торговка наркотиками. Но, по-моему, она перебралась в Нью-Йорк. Сейчас там можно хорошо заработать на наркотиках. Да, она в Нью-Йорке.– Так кто же здесь? – раздраженно спросил Хейз, вытирая потной рукой взмокшее лицо.– Ха, знаю.– Кто?– Леди. Новая проститутка на Улице Шлюх. Слыхали?– Краем уха.– Она работает у мамы Иды. Ее заведение знаете?– Нет.– Ваши ребята в участке знают. Проверьте ее. Леди. У мамы Иды.– Вы знаете ее?– Леди? Только по работе.– По чьей работе? Ее или вашей?– По моей. Недели две назад она дала мне кое-какую информацию. Господи, как это я сразу о ней не вспомнил? Правда, я никогда не зову ее Леди. Это ей нужно для работы. Ее настоящее имя Марсия. Девочка – первый класс.– Расскажите о ней.– Рассказывать-то особенно нечего. Вам нужно все как есть или ее легенда? Короче, рассказывать про Марсию или про Леди?– И то и другое.– Ладно. Вот что рассказывает мама Ида. Эта история сделала ей состояние, можете мне поверить. Каждый, кто попадет на Улицу, ищет заведение мамы Иды, а попав туда, хочет иметь дело только с Леди.– Почему?– Потому что у мамы Иды богатое воображение. Она выдумала ей легенду. Будто бы Марсия родилась в Италии. Она дочь какого-то итальянского графа, у которого есть вилла на Средиземном море. Во время войны Марсия против воли отца выходит замуж за партизана, который дерется с Муссолини. Прихватывает драгоценностей на десять тысяч долларов и уходит с ним в горы. Представляете: изысканный цветок, девочка, севшая в седло раньше, чем научилась ходить, в компании бородачей в пещере. Однажды во время налета на железную дорогу ее мужа убивают. Человек, принявший командование, заявляет свои права на Марсию, а скоро ее начинают домогаться и остальные головорезы. Как-то ночью она сбегает. Они гонятся за ней по горам, но ей удается уйти. Драгоценности помогают Марсии уехать в Америку. Но, чтобы ее не приняли за шпионку, она должна скрываться. Языка она почти не знает, работу найти не может, и ей приходится идти на панель. Занимается этим и по сей день, но к своей профессии испытывает отвращение. Держит себя как светская дама, и свидание с очередным клиентом для нее все равно что изнасилование. Вот вам Леди и ее история, со слов мамы Иды.– А на самом деле? – спросил Хейз.– Ее зовут Марсия Поленска. Родом из Скрэнтона. На панели с шестнадцати лет, умна и хитра, как змея, не без способностей к языкам. Итальянский акцент такая же игра, как и сцены изнасилования.– Враги у нее есть?– Что вы имеете в виду?– Кто-нибудь хотел бы убить ее?– Пожалуй, все ее коллеги по улице. Но я сомневаюсь, что они пойдут на это.– Почему?– Славные девочки. Они мне нравятся.– Ну, ладно, – сказал Хейз, чтобы что-нибудь сказать. Он встал. – Я пошел.– Надеюсь, Уиллис меня не забудет? – спросил Доннер.– Не забудет. Скажете ему о нашем разговоре. Пока, – заспешил Хейз. – Спасибо.– De nada Не стоит (исп.).

, – отозвался Доннер и откинулся на стену из пара. * * * Одевшись и выслушав рассуждения Ригана о доходности бокса, которые тот сопроводил своей визитной карточкой и наставлением не потерять ее, Хейз вышел на улицу и позвонил в участок. Ответил Карелла.– Уже вернулся? – спросил Хейз.– Да. Я ждал твоего звонка.– Ну, что у тебя?– Хромой Дэнни говорит, что на Улице Шлюх есть проститутка, которую зовут Леди. Возможно, это то, что нам нужно.– То же самое сказал мне Доннер.– Хорошо, давай повидаемся с ней. Может, все окажется проще, чем мы думали.– Может быть. Мне вернуться?– Нет. Встретимся на Улице. Бар Дженни знаешь?– Найду.– Сколько сейчас на твоих?Хейз посмотрел на часы.– Десять ноль три.– К десяти пятнадцати будешь?– Буду, – ответил Хейз и повесил трубку. Глава 4 Ла Виа де Путас – так называлась улица в Айcоле, протянувшаяся с севера на юг на три квартала. С течением лет она не однажды меняла свое название, но профессию – никогда. Переименование совершалось только в угоду очередной волне иммигрантов, и «Улица Шлюх» переводилась на столько языков, сколько есть народов на земле. Профессия же, не менее денежная и доходная, чем предпринимательство, благополучно выстояла под ударами времени, судьбы и полицейских. В сущности, полиция была в известном смысле составной частью профессии. Чем промышляли на Улице, ни для кого не было секретом. Не замечать это было бы все равно, что не замечать слона. Вряд ли нашелся бы в городе даже приезжий, не говоря уже о местных жителях, который не слышал о Ла Виа де Путас и о заведенных там порядках, причем в большинстве случаев горожане получали эти сведения из первых рук, непосредственно на месте действия.Именно здесь древнейшая из профессий ударила по рукам с коллегой помоложе. И каждое новое рукопожатие сопровождалось передачей денежных знаков различного достоинства, дабы Улица могла продолжать свое бойкое дело без вмешательства закона. Однажды Отделу по борьбе с проституцией вздумалось приостановить падение нравов, и сразу же положение восемьдесят седьмого участка усложнилось. Но и тогда полицейские быстро сообразили, что деньжата не обязательно делить на двоих – можно и на троих. Этого добра хватило бы на десятерых и, конечно, глупо было вставать в позу, когда речь шла о таких общечеловеческих вещах, как секс.Кроме того – и тут уже сказались соображения высшего порядка, – не лучше ли, когда проститутки живут на одной улице длиной в три квартала, а не разбросаны по всему участку? Безусловно, лучше. Преступление сродни материалу для диссертации: коли знаешь, где искать, считай, что полдела сделано.Полицейские из восемьдесят седьмого знали, где искать... и как не находить. То и дело они заходили перемолвиться словечком с мамами – предводительницами «веселых» заведений. Мама Лу, мама Тереза, мама Кармен, мама Ида, мама Инесс – все это были порядочные мадам, и полицейские хорошо знали, что комиссионный сбор в их пользу не станет достоянием гласности. В знак благодарности они ничего не замечали. Случалось, после обеда, когда клонит в сон и улицы пусты, они заглядывали к девочкам в «будуары», пили с ними кофе, а то и пользовались своим служебным положением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14