Оно работало 24 часа в сутки, и единственной его целью было накопление, классификация и каталогизация всевозможной информации, касающейся различных представителей преступного мира. Здесь, в обширной картотеке, содержались данные об отпечатках пальцев, описания разыскиваемых лиц, о преступниках-маньяках, об освобожденных условно и вышедших из заключения, а также об известных полиции шулерах, насильниках, грабителях и так далее. В распоряжении Бюро имелось более 100 тысяч фотографий известных полиции нарушителей закона. И поскольку у всех обвиняемых и осужденных снимали отпечатки пальцев, а также делались их фотографии, картотека постоянно росла и совершенствовалась. Бюро идентификации получало и классифицировало около 206 тысяч наборов отпечатков пальцев ежегодно и отвечало более чем на 250 тысяч запросов от полицейских участков всей страны. Одним из них стал запрос Артура Брауна о преступном прошлом Альберта Вейнберга. Пакет из Бюро уже дожидался его на столе, когда утром в пятницу он пришел на работу.Как верно сообщил Кратч, несколько лет назад Вейнберг был приговорен к тюремному заключению. Согласно дополнительной информации, полученной из Бюро, он затеял драку в баре, а потом без видимых причин напал на маленькую пожилую женщину, сидевшую на табурете в конце бара, избил ее до потери сознания и вытащил из ее сумочки семнадцать долларов 34 цента. Он был признан виновным по всем пунктам и отсидел положенный срок в тюрьме Каслвью, откуда вышел два года назад. С тех пор у него не было никаких неприятностей с законом.Браун внимательно изучил информацию, посмотрел на часы и решил, что ему пора в суд. Он сказал Карелле, что попробует вступить в контакт с Вейнбергом и покинул участок.Всю дорогу он думал о фотографии. Теперь у него были три части: та, которую они нашли в сжатом кулаке мертвого Эрбаха, и которая своими очертаниями напоминала танцующую девушку; та, которую Ирвинг Кратч добровольно принес в участок и которая явно была угловым фрагментом фотографии; и, наконец, та, которую они нашли в торшере Эрбаха, и которая походила на пьяную амебу. Он продолжал думать о них и во время всего судебного заседания по делу о попытке убийства.Показания Брауна были просты. Он объяснил помощнику прокурора, что во время ареста обвиняемый Майкл Ллойд был обнаружен сидящим на кухне с окровавленным хлебным ножом в руке. Жена Ллойда, раненная в плечо, находилась в спальне. Ее любовника на месте не оказалось, по-видимому, он покинул квартиру в большой спешке, так как оставил свои ботинки и носки. Браун также показал, что Майкл Ллойд не оказал сопротивления при аресте; он заявил полицейским, что пытался убить свою жену и надеется, что эта шлюха мертва. На основании этого заявления, наличия в его руке окровавленного ножа, и раненой женщины в спальне, он был обвинен в попытке убийства. На перекрестном допросе адвокат обвиняемого засыпал Брауна вопросами о “достоверности” утверждений Ллойда во время ареста, желал знать, был ли арестованный ознакомлен со своими правами, и Браун под присягой показал, что все было проведено согласно закону. Адвокат отпустил его и вызвал следующего свидетеля — полицейского, находившегося в квартире в тот момент, когда Ллойд сделал заявление о том, что хотел убить жену. В три часа Браун вышел из здания суда.В шесть часов вечера он сидел за столиком у самой витрины кафетерия под названием “Ар энд Ар”, зная, что снаружи за ним наблюдает ни кто иной как Альберт Вейнберг. Он оказался даже больше, чем описывал его Кратч, и уж, конечно, куда больше, чем выглядел на снимке в полицейском досье, ростом, по крайней мере, не ниже Брауна, но гораздо массивнее, с широкими плечами, бочкообразной грудью и могучими ручищами. Вейнберг прошел мимо витрины четыре раза, прежде чем решился войти в ресторан. На нем была клетчатая спортивная рубаха с засученными рукавами. Длинные курчавые рыжеватые волосы и огромные зеленые глаза придавали ему вид херувима, заставляя забывать о его животной силе. Он подошел к столу Брауна той уверенной походкой, какой ходят очень сильные люди, остановился и, глядя на него сверху вниз, сказал.— Ты похож на легавого.— Как и ты, — ответил Браун.— А откуда мне знать, что ты не легавый?— А мне откуда знать, что ты не легавый? — сказал Браун. — Может присядешь?— Ладно, — ответил Вейнберг. Он отодвинул стул, уселся поудобнее и сложил свои огромные руки на столе. — Давай-ка послушаем все еще разок.— С самого начала?— Да, с самого начала, — сказал Вейнберг. — Во-первых, как тебя зовут?— Арти Стокс. Я из Солт-Лейк-Сити. Бывал там когда-нибудь?— Нет.— Приятный город, — сказал Браун. — Ты катаешься на лыжах? Говорят, в Альте этой зимой будет шикарный снег.— Ты что, пригласил меня поговорить об Олимпийских играх?— Я подумал, может ты катаешься на лыжах... — А ты? — Ты видел хоть одного негра на лыжах?— И я к лыжам и близко не подходил.— Но ты понял, о чем я говорю?— Я все еще жду твоей истории, Стокс.— Я ведь уже рассказал тебе все по телефону.— Допустим, слышимость была неважная.— О'кей, — кивнул Браун. — Пару недель назад я купил часть фотографии и пару имен у одного парня в Солт-Лейке. Заплатил две тысячи. Парень, который мне все это передал, только что приехал из Юты, и ему были нужны деньги.— Как его зовут?— Дэнни Фирт. Он отсидел восемь лет за вооруженное ограбление, вышел в апреле и нуждался в деньгах, чтобы подготовить следующее дело. Вот потому-то и захотел расстаться с тем, что имел.— Это с чем же?— Я только что сказал. Два имени и часть фотографии.— И ты согласился заплатить за это две тысячи?— Точно.— Почему?— Потому что Фирт сказал, что я смогу заполучить 750 тысяч, просто сложив из таких частей целую картинку.— Он тебе так сказал, да?— За то, что он мне сказал.— Странно, что он еще не продал тебе Калмз-пойнтский мост!— Это получше, чем Калмз-пойнтский мост, Вейнберг, и ты это прекрасно знаешь!Вейнберг замолчал. Некоторое время он молча разглядывал свои ручищи, потом посмотрел Брауну прямо в глаза и сказал:— У тебя есть часть фотографии?— Да, есть.— И два имени, так?— Да.— И что это за имена?— Одно из них — твое.— А второе?— Я назову его только после того, как мы договоримся.— Что же, по-твоему, означают эти имена?— Мне кажется, это имена двух человек, у которых тоже есть части этой фотографии.— И я — один из них, так что ли?— Точно.— Чушь собачья, — фыркнул Вейнберг.— Я уже рассказал тебе большую часть этой истории по телефону, — сказал Браун. — Если ты так уверен, что это — чушь собачья, то что ты тогда здесь делаешь?Вейнберг снова его оглядел. Он достал из кармана пачку сигарет, угостил Брауна и щелкнул зажигалкой, Потом откинулся на спинку стула, выпустил струю дыма и спросил:— А твой дружок Дэнни Фирт сказал, каким образом ты сможешь получить эти 750 тысяч, сложив из этих кусочков целую картинку?— Сказал.— Как?— Вейнберг... ты знаешь, и я знаю, что на фотографии показано место, где Кармине Бонамико спрятал награбленные деньги.— Не понимаю, о чем ты говоришь!— Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Ну так как? Ты будешь продолжать строить из себя умника, или мы придем к соглашению?— Мне нужна еще кое-какая информация.— Какая?— Откуда у твоего приятеля Дэнни взялась часть фото?— Он получил ее от одного малого в Юте, которого приговорили к пожизненному заключению. У него не было никаких шансов выбраться, кроме побега, а бежать он не собирался. Дэнни обещал позаботиться о его жене и детях, если он отыщет эти деньги.— Стало быть, Дэнни вышел, тут же передумал и решил продать свою картинку тебе?— Так оно и есть.— Какой честный парень этот твой Дэнни!— А ты что хотел? — с улыбкой спросил Браун. — Честность среди воров.— Это и приводит нас к тебе, — сказал Вейнберг, улыбнувшись в ответ. — А что числится за тобой?— За мной много разного.— Например?— Последний раз я сидел в Сан-Квентине, — сказал Браун и снова улыбнулся. — Получил пять лет за подделку кое-каких документов. Но это было подстроенное обвинение.— Подстроить можно все, что угодно, — кивнул Вейнберг. — Давай-ка вернемся к фотографии. Ты знаешь, из скольких частей она состоит?— Я надеялся, что ты знаешь.— Нет.— Тем не менее мы могли бы прийти к соглашению.— Может быть, — сказал Вейнберг. — Кто-нибудь еще знает об этом?— Нет, никто не знает.— Ты уверен, что не проболтался об этом своему братцу? Или какой-нибудь подружке?— Нет у меня никакого братца. И я ничего не рассказываю подружкам, — Браун сделал паузу. — А что? Ты кому-нибудь рассказал об этом?— Ни одной живой душе. Ты думаешь, я спятил? Ведь речь идет о таких деньгах...— Ага, оказывается, ты знаешь, что это пахнет большими деньгами...— Какое второе имя в твоем списке?— Так мы договорились?— Если только это не то имя, которое я уже знаю.— А сколько имен ты вообще знаешь?— Всего одно.— Ну что же, мы в одинаковом положении.— Если только это не одно и то же имя.— В этом случае никто из нас ничего не теряет. Вот такое предложение, Вейнберг, хочешь — соглашайся, хочешь — нет. Я выкладываю свои фотографии и имя, ты — свои. Если мы найдем эти деньги, поделим их пополам, учитывая расходы. Ты ведь знаешь, я уже выложил две тысячи.— Ну уж нет, пусть у тебя об этом голова болит, — сказал Вейнберг. — Я буду считать расходы только с этой минуты, но не рассчитывай, что я буду платить по твоим старым счетам.— О'кей, забудем про эти две тысячи. Ну так как, договорились?— Договорились, — сказал Вейнберг и протянул руку. Браун пожал ее. — Давай-ка глянем на твою часть фото.— Не считай меня дурачком, — покачал головой Браун. — Ты ведь не думаешь, что она и в самом деле у меня при себе?— Попробовать никогда не вредно, — ухмыляясь сказал Вейнберг. — Встретимся сегодня вечером. Тогда и выложим все на стол.— Где?— У меня.— Это где?— Саут Кирби, 220. Квартира 36.— Когда?— Одиннадцать вечера тебя устроит?— Я приду, — сказал Браун.Дом 220 по Саут Кирби находился в трущобе, сравнимой разве что с выгребной ямой. Артур Браун хорошо знал подобные трущобы. Переполненные мусорные баки прямо на тротуарах — тоже знакомая картина. И крыльцо его не удивило — потрескавшиеся цементные ступени, на которых белой краской выведено “НА ЛЕСТНИЦЕ НЕ СИДЕТЬ”, ржавые перила из кованого железа, во входной двери выбиты стекла. Замки на почтовых ящиках в вестибюле, куда обычно опускают чеки на пособие по безработице, сломаны. Свет не горел, и только единственная лампочка слабо освещала площадку первого этажа. Коридор пропах запахами кухни, пота и человеческих испражнений. Это зловоние, окутывавшее Брауна, пока он карабкался на третий этаж, напомнило ему о детстве. Он вспомнил себя, маленького, лежащего в постели и прислушивающегося к звукам, доносившимся с кухни, где ночью хозяйничали крысы. В той же комнате спят его родители, сестра шепчет в темноте с соседней кровати: “Они опять здесь, Арти?”, а он кивает с широко открытыми глазами и уверенно говорит:— Они уйдут, Пенни.Однажды ночью Пенни спросила:— Арти, а если они не уйдут?Он не знал, что ответить. Ясно представил себе, как утром заходит на кухню и видит, что комната кишит длиннохвостыми крысами, с острых клыков которых стекает кровь.Даже сейчас его передернуло от этой мысли. “Арти, а что если они не уйдут?”.Когда Пенни было семнадцать лет, она умерла от сверхдозы героина, впрыснутого ей в подвале другой девчонкой, которая, как и она, была новенькой в уличной шайке под названием “Принцы-воители”. Он вспомнил, как кто-то из ребят написал название шайки четырехфутовыми буквами на кирпичной стене — “ПРИНЦЫ-ВАИТЕЛИ”.Поднявшись на темную площадку третьего этажа, Браун постучал в дверь квартиры 36 и услышал, как Вейнберг отозвался из-за двери:— Да, кто там?— Это я, — ответил он. — Стокс.— Открыто, входи, — сказал Вейнберг.Открыв дверь, Браун увидел коридор, ведущий на кухню, но самого Вейнберга не было. Только сейчас он сообразил, что голос Вейнберга прозвучал где-то совсем рядом с дверью, и это его насторожило. Он повернул вправо, вскинул руку для защиты от удара, но опоздал буквально на секунду. Что-то тяжелое ударило его по голове чуть пониже виска. Почти оглушенный, он упал на бок, попытался встать на колени, поднял голову и увидел прямо перед собой дуло револьвера 38-го калибра.— Привет, Стокс, — сказал Вейнберг и ухмыльнулся. — Руки на пол, не двигаться или заработаешь пулю. Вот так-то.Он осторожно обошел Брауна, сунул руку к нему под пиджак и вытащил его револьвер из наплечной кобуры.— Надеюсь, у тебя есть на него разрешение? — с усмешкой спросил он, засовывая револьвер за пояс. — А теперь вставай!— Что ты задумал? — спросил Браун.— Я задумал получить то, что мне нужно, без всяких дурацких сделок.— А когда получишь? Что тогда?— Тогда я займусь разными интересными делами. Но уже без тебя.— Тогда тебе лучше двигать отсюда подальше, и чем скорее, тем лучше, — сказал Браун. — Я уверен на все сто, что найду тебя.— Нет. Мертвец никого не сможет найти.— Ты собираешься пристрелить меня в своей собственной квартире? Кому ты это говоришь?— А это не моя квартира, — усмехнулся Вейнберг.— Я проверил адрес в... — начал Браун и осекся, потому что чуть было не сказал: “В Бюро идентификации”.— Да, где?— В телефонной книге. Не пытайся меня надуть, Вейнберг. Это твоя нора.— Была, только была! Я переехал два месяца назад, оставив тот же телефон.— Тогда как же ты сюда залез сегодня?— Здешний сторож — пьянчуга. Бутылка “Тэндерберда”, и он закроет глаза на все.— А как быть с тем, кто живет здесь сейчас?— Он работает ночным охранником. С десяти вечера до шести утра он на работе. Есть еще вопросы?— Есть, — сказал Браун. — Почему ты так уверен, что я занимаюсь этим делом в одиночку?— А какая разница?— Я скажу тебе, какая разница. Конечно, ты можешь отобрать у меня свою картинку, она у меня с собой. Но если у меня есть партнер, или два партнера, или дюжина, то можно поспорить на что угодно, что у них у всех есть копии. Что тогда получается? Я мертв, ты получил мою картинку, но и у них она есть! Так что ты возвращаешься к самому началу.— Если только у тебя и в самом деле есть дружки!— Правильно. Если они у меня есть, то они знают, кто ты такой, приятель, поверь мне. И если ты нажмешь на курок, тебе придется сматываться отсюда. И побыстрее.— Ты же сказал, что больше никто об этом не знает!— Конечно, ты мне сказал, что у нас уговор.— Может, ты и на этот раз врешь!— А может и нет. Ты готов это проверить? Ты отдаешь себе отчет, на какие неприятности ты напрашиваешься? Не только со стороны полиции — ведь убийство, знаешь ли, до сих пор незаконно. Но также...— Полиция меня не волнует. Они начнут искать парня, который здесь живет.— Если только один из моих дружков не шепнет им, что мы с тобой сегодня здесь встречаемся.— Звучит очень неплохо, Стокс. Если у тебя и в самом деле есть компаньоны. В противном случае, вся твоя болтовня не стоит и цента.— Тогда посмотрим на это с другой стороны. Ты убиваешь меня и получаешь мою часть фото, все это так. Но ты не получишь имени владельца еще одной части. Оно здесь, Вейнберг, — он постучал пальцем себя по виску.— Об этом я не подумал, — сказал Вейнберг.— Подумай об этом сейчас, — сказал Браун. — Даю тебе пять минут.— Ты даешь мне пять минут? — рассмеялся Вейнберг. — У меня в руках револьвер, и ты даешь мне пять минут?— Всегда играй по правилам так, как ты их понимаешь, — любил говорить мой папаша, — сказал Браун и улыбнулся.— А в твоего папашу выпускали когда-нибудь пулю из револьвера 38-го калибра?— Нет, но однажды стукнули бейсбольной битой, — сказал Браун.— В конце концов, может быть, ты будешь неплохим партнером, — Вейнберг снова рассмеялся.— Так что ты решил?— Еще не знаю.— Спрячь револьвер и верни мой, и мы снова будем на равных. Давай прекратим дурить друг друга и займемся этим проклятым делом.— Откуда мне знать, что ты не пытаешься меня надуть?— А может, у тебя, как и у меня, есть компаньоны?— Играй по правилам так, как ты их понимаешь, — повторил Вейнберг и ухмыльнулся.— Так да или нет?— Конечно, — сказал Вейнберг. Он вытащил из-за пояса револьвер Брауна и протянул его дулом вперед. Браун сразу же спрятал его в кобуру. После минутного колебания и Вейнберг сунул свой револьвер в кобуру на правом бедре.— О'кей, — сказал он. — Снова пожмем друг другу руки?— Согласен, — сказал Браун.Они обменялись рукопожатиями.— Ну что же, давай глянем на твою часть фото, — предложил Вейнберг.— Давай глянем и на твою.— У нас с тобой прямо-таки “Общество Честности и Взаимного Доверия”, о'кей, сделаем это одновременно.Оба одновременно вытащили бумажники, одновременно достали из целлофановых отделений фрагменты глянцевой фотографии. Тот, которой выложил на стол Браун, был найден им и Кареллой в торшере Эрбаха. Фрагмент, который Вейнберг положил рядом, был еще одной угловой частью фотографии и не походил ни на один из тех фрагментов, которые имелись в распоряжении полиции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14