На всякий случай… Могут полететь все программы и файлы. У вас есть обыкновенная фольга? Ну, в которой запекают мясо?
– Я не запекаю мясо, – сквозь зубы выдавил академик.
– Вы живете один? – почему-то изумилась она и тут же пожалела. – Это очень грустно – жить одному…
– Пожалуй, нет! Лучше я отключу и вынесу его в другую комнату, – решил наглый гость и, отсоединив системный блок, понес его в коридор. – Так будет надежнее!
Святослав Людвигович вскочил с желанием вышвырнуть кейс вслед за ним, однако внезапная и отчетливая мысль, что Зимогор тут ни при чем, остановила его. Да, он странный, одержимый, может, даже не совсем здоровый человек, и при этом совершенно не виновен.
Если не считать принесенной им дурной вести о проданном городе…
– Поставил в мастерской! – сообщил он, вбегая в кабинет. – За чугунную станину камнерезки, не достанет…
– Кто вы? – будто очнувшись, спросил Насадный. – Кто вы такие?
– Я представился, – несколько растерянно проговорил Зимогор. – Геолог, работаю начальником экспедиции, в системе военно-инженерных войск. А это моя жена…
– Это я понял!.. Зачем пришли? Вернее, с чем? Сказать, что продали мой город?
– Нет, я случайно… открыл астроблему, метеоритный кратер, который стал родиной человека.
– Какого человека?
– Человека разумного! Из породы земных! Их еще называют – гои…
Ноги академика подломились. Он грузно осел на шаткий стул и, пожалуй, в третий раз увидел гостя в новом образе. А тот откинул крышку кейса, отделанного внутри зеленоватой медной сеткой, достал жестяную коробку из-под чая, бережно поставил на стол и извлек из нее маленькую стеклянную солонку со стальной дырчатой крышечкой.
– Вот, – заключил Зимогор, – здесь были не алмазы и не золото. Сюда входит всего десять граммов мелкой соли. При желании можно засыпать сто золотого песка или двести курчатовия, каких-нибудь актиноидов… Некоторое время здесь находилась манорайская соль! Невероятно тяжелое черное вещество – примерно сто семьдесят граммов один кубический сантиметр!
– И где же она, ваша соль?
– Ее отняли, – мгновенно и ненадолго сник странный гость. – В общем, и правильно сделали… Я не жалею, правда! Но она была!
– Я не знаю, что такое манорайская соль.
– Правильно, никто этого еще не знает в ученом мире, – засмеялся он. – Но я держал ее на ладони! Это особое вещество!.. Солнечное! Точнее, метеоритное вещество солнечного происхождения. Солнечный ядерный взрыв выбросил вместе с протуберанцем часть расплава… или солнечного тела, монолита. И в космосе возникла комета… Нет, скорее, огненный астероид, который много миллионов световых лет носился во Вселенной. Пока не достиг Земли…
– Бред, молодой человек! Вы ничего не понимаете ни в геологии, ни в астрономии, ни тем более в проблемах звездных ран!
Зимогор сглотнул ком, но не обиделся.
– Возможно… Скорее, вы правы, академик. Но в этой солонке была соль!
– Была и сплыла!
– Я сам видел! Держал в руках!.. Нет, все по порядку. Сначала в Манорае я встретил свою бывшую жену. То есть вот ее! И знаете… все вспомнил и снова влюбился. Вы же видите, какая она прекрасная!.. Впрочем, что я? Я стал счастливым! Самым счастливым!
– Поздравляю, – буркнул академик. – Не пойму, что вам надо? Встретили и снова полюбили бывшую жену, счастливы, недавно назначены начальником экспедиции… Что вам надо, молодой человек? Зачем вам родина человечества?
– Как же! На свете столько несчастных! И стыдно быть счастливым! – с прежним восторженным трепетом проговорила жена Зимогора. – Но и у вас скоро все образуется…
– Вы что, тоже ищете Беловодье?
– Ничего подобного, мы не ищем. Мы его нашли! – Зимогор поднял на ладони солонку, как драгоценный камень. – И вот мое доказательство!
– Там дырка от бублика! – Насадный ощущал раздражение: гость все больше напоминал счастливого идиота.
– Нет, академик! Не дырка! Эта вещичка… напиталась энергией манорайской соли. Представляете, какой энергетической силы вещество, если одна остаточная действует потрясающе! Если бы у вас тут остался компьютер, а я поднес к нему… Впрочем, идея! – Он залез на стол грязными ботинками. – Сейчас продемонстрирую! Чтоб не голословно! Смотрите, подношу к часам солонку!..
Он едва сдерживал ребячий восторг. Циферблат электронных часов на стене вдруг засиял, после чего секундная стрелка дернулась пару раз, замерла и пошла в обратную сторону…
Альпийский луг, малахитовый от дождя, был разрезан вездеходными гусеницами надвое, и южная его сторона порядком обезображена техникой, разбросанным оборудованием, трубами, глубокими шурфами и ямами, тогда как северная, более высокая, оставалась еще ярко-зеленой и нетронутой. Впрочем, если смотреть сверху, с горы, создавалось впечатление, что здесь еще не ступала нога человека, поскольку сама буровая установка, трактора, небольшой экскаватор и вся окружающая площадь были по всем правилам затянуты маскировочными сетями, которые следовало менять, ибо осенняя желтизна уже побила яркую зелень.
– А что сетями завешались? – засмеялся Конырев. – Смотри, как на фронте!.. От дождя, что ли?
– От вероятного противника, – буркнул Зимогор.
– Где же он? Невероятный?
– В небе летает…
Сети вряд ли спасали от чужого брошенного с высот космоса взора; тем более от крупного холодного дождя, который, разбиваясь о них, сеялся на землю ровным, бесконечным потоком.
Несмотря на середину сентября и ливень, мероприятие называлось – «построить на морозе». Все три смены буровиков вместе со старшим мастером, горняки и обслуга стояли в строю у вагончика и, промокшие насквозь, тихо изнывали. Пять суток не просыхавшие похмельные мужики страдали от жажды, слизывали бегущую по лицам воду и вряд ли что соображали, слушая начальственные голоса в монотонном шорохе дождя; чуть бодрее выглядели молоденькие охранники в камуфлированной форме – отделение внутренних войск, построенное своим командиром в другой стороне и по собственному усмотрению. Им спирта перепало меньше, к тому же, подневольные, они еще помнили, что впереди предстоит дембель и совершенно иная, свободная жизнь.
Конырев, как человек ничем не озабоченный и не отягощенный, напоминал иностранного туриста – ходил с восторженными глазами, говорил междометиями и часто подносил к лицу пластиковый пакет, где была спрятана видеокамера. Олег предупредил его, что съемка тут запрещена, однако невероятно разбогатевший за последние годы на торговле бензином Шейх давно перешел черту, за которой уже нет ни ограничений, ни запретов.
– Мне все можно, – в ответ сказал он и камеру спрятал только от влаги. – И вообще не напрягай, я отдыхаю.
Как и положено инспектирующему лицу, Зимогор расхаживал перед строем, выслушивая бестолковый доклад Ячменного, и молчал. Поджарый высокий начальник партии с самой первой минуты злил его своими армейскими замашками и еще тем, что не избегнул соблазна хлебнуть дармового спирта: взор его был красным и мутным, слипались сохнущие губы. Зимогор мстительно думал, что в первую очередь следовало бы наказать начальника, и тот, чувствуя это, еще больше терялся, путался, однако при этом в глазах появлялся гневный блеск – в общем-то не плохой признак человека, умеющего постоять за себя и с достоинством принять наказание. Ячменного он знал плохо, поскольку тот пришел со стороны, и, по сути дела, вот так близко они сталкивались всего во второй раз, да и познакомились недавно – в мае, когда Зимогор приезжал сюда же разбираться, почему из партии вдруг ушли высококлассные специалисты – пять человек сразу!
На бурении, да и вообще в геологии Ячменный работал всего-то года два, но зато после геологоразведочного института служил в армии, а когда началось сокращение, благодаря своему образованию получил работу в экспедиции, входящей в структуру военно-инженерных войск. И должность досталась совсем не плохая – начальник горнобуровой партии. Но работать под ним сугубо гражданским людям оказалось тяжко, бывший капитан установил военные порядки, что очень нравилось начальнику экспедиции Аквилонову. А что не нравилось ему и всем, кто сталкивался с Ячменным, – это его армейская находчивость, грубо говоря, способность врать мгновенно, на голубом глазу, и выворачиваться из любой ситуации. Иван Крутой, как прозвали Аквилонова, страшно возмущался по этому поводу, но ему ни разу не удалось уличить во вранье и потому он даже восхищался талантами начальника партии.
По поводу «утечки мозгов» из партии Ячменный написал пространную объяснительную, где уверял руководство, что все бежавшие специалисты не пригодны для работы по состоянию здоровья, поскольку у них началось резкое ухудшение самочувствия, необратимые психические изменения в виде маний чистоплотности или, наоборот, дикости и озверения. И к сему приложил медицинские справки, полученные в клинике Горно-Алтайска, фотографии бреющегося завхоза Балкина, который убежал из партии одним из первых, и опустившегося, похмельного компьютерщика с явными признаками деградации личности.
Этот изобретательный лгун к тому же тайно писал стихи и несколько своих сочинений даже опубликовал в газетах под псевдонимом.
Зимогор был готов к поединку и цель имел единственную – до приезда сюда правительственной комиссии вытащить из Ячменного хоть что-нибудь похожее на правду и примерно накидать план, как защищаться.
– Все здесь? Или еще кто-то по кустам сидит? – будто между прочим спросил он, но так, чтобы слышали мастера и начальники смен.
– Так точно! – блеснул похмельным взором Ячменный.
– Одного нету! – вдруг брякнул кто-то в строю. – Циклоп сидит в вагончике, расстройство желудка.
Циклопом звали двухметрового одноглазого завхоза Величко, принятого в партию вместо сбежавшего Балкина, – личность молчаливую и странную. Он нормально обходился тремя десятками слов, половина из которых были матерными, и говорили, что он долгое время считался немым, потом вылечился и научился говорить. С Циклопом у Зимогора были свои давние счеты, и теперь он жаждал встретиться с ним и посмотреть в его единственный бесстыжий глаз. Начальник партии не знал об их особых отношениях и потому принял Величко на работу, мотивируя тем, что он считался профессионалом, поскольку раньше трудился на такой же должности в бригаде МЧС, которая собирала тут отработанные ступени космических кораблей, и имел допуск к работе на секретном объекте. Кроме того, Циклоп отлично знал нравы местного населения, никогда не спорил с начальством, берег имущество и обладал огромной физической силой, так что держали его еще и вместо лошади, используя для переноски и перевозки тяжестей. Завхоза за это иногда называли Кубическая Сила, слегка переделав его излюбленное нецензурное выражение.
Несмотря на всю его странность, Циклопа любили женщины, и у него в округе было несколько любовниц.
– А у тебя нет расстройства? – спросил Зимогор, глядя в глаза Ячменному.
– У меня нет, – буркнул тот, отворачиваясь. – Алиханов! Поставьте в строй Величко. И посмотрите там, где старший мастер Гнутый! Почему не в строю?
Алиханов пожал плечами и тяжело побежал к жилому сектору. Дождь пошел с ветром, и маскировочные сети зашевелились над головой, начали всхлопывать, как паруса.
– Должно быть, мало выпил, если не пронесло, – хмыкнул Зимогор. – Зачем народ построил? Думаешь, буду мораль читать?
– Положено… Приехал старший начальник… И хорошо, что вы приехали. А это кто с вами? – показал взглядом на Конырева.
– Шейх, король бензоколонок…
– Не понял… У него допуск есть?
– У шейхов есть все!
– А то Перцев арестует…
– Кто был на смене, когда произошла авария? – тихо спросил Зимогор.
Начальник партии посмотрел в небо, слизнул губы.
– Сам старший мастер Гнутый с помощником. Ну и дизелист Ярков…
– Кто из них обнаружил контейнер со спиртом?
– Ярков обнаружил… Вышел из дизельной покурить, а на маскировочной сети… прямо над головой – ящик из-под взрывчатки. Но авария уже произошла, занимались ликвидацией.
Ложь была настолько невероятной и грубой, что Олег несколько разочаровался в способностях бывшего капитана.
– Давай спросим у Шейха? – предложил он. – Как бывает по жизни… Эй, Рокфеллер! Иди сюда!
Конырев не спеша приблизился, выкатил свой толстый живот и поправил настоящую ковбойскую шляпу.
– Есть проблемы?
– Тебе не подбрасывали к дверям офиса, например, ящик с коньяком? – спросил его Зимогор. – Так по жизни бывает?
– По жизни бывает. Только пара бутылок может быть отравлена и одна непременно заряжена. Допустим, килограмма на полтора в тротиловом эквиваленте. Ошметки приходится соскабливать со стен.
– А что первично: спирт или авария?
– Первична материя, как в школе учили, – сказал Конырев. – Авария на скважине, как и всякая катастрофа вообще, вещь мистическая, ирреальная…
– Слышишь, что говорит опытный человек?
Ячменный мотнул головой, зло поиграл желваками.
– Сейчас ничего доказывать не буду. Потом докажу!.. А пока придется верить на слово, Олег Павлович.
Тогда, в мае, он показался Зимогору более покладистым в обращении с начальством, чуть ли не каблуками щелкал и врал мягче, осторожнее. Сейчас освоился и вроде бы начинал дерзить.
– В радиограмме сказано, авария произошла не по вине смены, а по горнотехническим условиям проходки. Это как понимать?
– В прямом смысле, – подумав, сказал Ячменный. – Иначе бы вы не приехали. Я знал, что главный геолог болеет, главный инженер в отпуске и что кроме вас ехать некому. Аквилонов чужого не пошлет… На самом деле причина совсем другая.
– Хочешь сказать, таким образом вызвал меня?
– Другого выхода не было. Вы мне тогда, в мае, понравились…
– Вот оно что! – не удержался от сарказма Зимогор. – А у тебя как с ориентацией, капитан?
– Я не в том смысле, Олег Павлович! – смутился начальник партии. – Как человек понравились, как геолог… Только вы и сможете разобраться. У нас тут творится… Ну полная чертовщина. В смысле геологии. Все похоже на диверсию.
– Если это диверсия, надо вызывать Ангела. Или прокуратуру, контрразведку… Что же не вызвал? Не захотел сор из избы выносить?
Начальник партии резко боднул сеть головой.
– Я как человек в прошлом военный хорошо знаю эту публику! Спишут на пьянку и все. И Ангела этого тоже знаю, полная бестолковщина.
Ангелами в экспедиции называли работников особого отдела. Когда-то их набиралось до десятка, а теперь оставался один на все объекты – тощий носатый человек без возраста.
– На что же мне прикажешь списывать аварию? На силы небесные?.. Неужели ты всерьез считаешь, что ящик со спиртом «Роял» – диверсия?
– Какой же дурак подбросит сорок литров за просто так? – возмутился начальник партии. – Сначала происходит авария, потом подбрасывают спирт!..
– По жизни так не бывает, – встрял Конырев.
– У нас тут все бывает! – огрызнулся на него Ячменный, не подозревая, что дразнить богатых и циничных людей очень опасно.
– Слава, погуляй, мы тут потолкуем, – дабы предотвратить избиение младенца, попросил Зимогор.
Начальник партии проводил Конырева презрительным взглядом.
– И не ждите. Циклопа не приведут, – сказал в сторону. – Его уже три дня как нет на участке. Но это все скрывают, решили, что он у… барышни. Прихватил с собой четыре литровых бутыли «Рояла», пять батонов импортного салями и сбежал к подруге в Матвеевку. Но я был там… Величко у подруги не появлялся.
– У какой… подруги? – настороженно спросил Зимогор.
– Да есть тут одна… тварь. Со всеми мужиками переспать успела, даже с солдатиками… – Начальник партии боднул воздух головой. – Местная потаскуха, ночами шастает вокруг и буровиков уводит…
У Зимогора чуть колени не подломились, душа оборвалась и полетела в бездну, и, чтобы остановить это падение, он схватил Ячменного за грудки, рванул так, что затрещала куртка.
– Кто она?! Кто?!
Тот не ожидал подобного, вытаращил глаза и не сопротивлялся.
– Кто – кто?.. Вы про что? Про бабу? Или про Величко?
– Как ее зовут?
– Кого? Эту местную?..
– Местную!
– Да имя… какое-то необычное. Забыл!.. Ну, еще насосы такие есть, бытовые…
– Какие насосы?! – взревел он.
– Вспомнил – Агидель! – Ячменный неловко, смущенно засмеялся. – Говорю же, такие насосы бывают…
– Агидель? – переспросил Зимогор.
– Ну, Агидель! Местная, алтайка… У них тут имена звучные!
Красные сполохи в сознании, разъярившие его, как быка, вмиг угасли, будто ничего и не было. Он выпустил куртку и, смущенный еще больше от внезапного взрыва чувств, огляделся, бросил в сторону:
1 2 3 4 5 6 7 8