И рожа, и голос...
– ...сыном Капанея. И тех пришлецов в дворец наш пускать отнюдь не велено, и в Калидоне нашем причин им находиться нет...
Да-а, сходили в гости! Дернул меня Дий Подземный к дедушке Ойнею заглянуть. Правда, его тут больше Живоглотом зовут.
– А посему Эней, сын Портаона, басилей Калидона и всей Этолии Приречной, повелевает упомянутым пришлецам из Калидона вон идти, куда их воля будет, не позднее заката дня следующего...
Добрый дедушка мой! Мог бы и сейчас в шею из города вытолкать!
Ворота – хлоп-хлоп, стражники (панцири-то времен Девкалиона) – топ-топ, и остались мы с Капанидом одни-одинешеньки прямо на главной площади богохранимого Калидона.
(Акрополя тут нет, через стены городские курица перескочит, да и сам город с две наших Глубоких улицы.) Ну и ладно!
– Ну чего, Тидид, пошли к Гераклу? – невозмутимо предложил Сфенел, почесав свою репку. – Ну их!
И вправду, ну их!
Я оглянулся. Пуста площадь, и улица пуста. Зато пыли полно. Это потому, что тут деревьев нет. А у нас, в Аргосе...
...У нас? Но ведь Калидон – мой город! Папа наследником здешним был! А теперь наследник – вроде как я!
Обидно!
– Пошли! – вздохнул я. – Раз уж приехали.
– Эй, ребята! Эй!
Это нас?
Оказалось, что нас. Ворота закрыты, зато сквозь калитку, которая сбоку, торчит длинный нос. В прыщах. Он-то и позвал. Нос.
– Ты Диомед, да? Сынок Тидея? Как же, как же, похож! Ну, радуйся!
– Радуйся! – кивнул я носу, слегка обидевшись на «сынка». То, что было за носом, слегка напоминало медный тазик. Нечищеный.
– А я твой дядюшка, хи-хи, дядюшка. Терсит я, сы Атрия. Наверное, голоден, племянничек? И ночевать негде, правда?
Спрошено было так, что захотелось послать нос вместе с тазиком прямиком в эмпузову задницу. Хоть и нехорошо так говорить.
– Заходи вечерком с дружком своим в мой дом. У ворот, стало быть, направо. На поварню заходи, накормят, ночевать – извини, не пущу, хи-хи, не пущу. Держи!
Кроме носа с тазиком за калиткой оказалась еще рука с длинными желтыми ногтями.
– Держи, держи, Диомед. Я, хи-хи, родичей почитаю.
На моей ладони оказался маленький серый слиток серебра, слегка обрезанный с краев. Ответить я не успел. Калитка скрипнула...
– Выбрось, – посоветовал Сфенел. – Тоже мне, дядюшка!
Я хотел последовать его совету, как вдруг...
...Собственно, не «вдруг». Конский топот я давно слышал. Кто-то по улице ехал от городских ворот. И даже не «кто-то», а целых трое. Верхами.
У нас в Аргосе все больше на колесницах ездят. А тут, Этолии, колесниц и нет. Кладут на конскую спину подушку – и вперед. Оно и удобно – по здешним горным дорогам. Точнее, по тому, что здесь дорогами называют.
В общем, трое. Таких мы уже видели. Бородатые, в меховых плащах (в такую-то жару!), луки – у седла, дротики – за спиной, мечи – у пояса. Тут так все ездят – иначе без головы остаться можно. Веселый край – моя Этолия! Этолийцы – еще покруче дорийцев. Что ни день, скот воруют – и у соседей, и у своих. И людей воруют. И просто режут. Особенно куреты, которые за рекой живут. Эге, да это они и есть!
Спешились, переглянулись. Который постарше, с бородищей до пояса, лошадей в сторонку отвел. Второй, тоже постарше, у лошадей остался. А вот третий...
– Он чего, к нам? – Капанид на всякий случай погладил рукоять кинжала. – Глянь, диадема!
Диадему-то и я заметил. Серебряную, как у дяди Эгиалея. Только дяде сейчас тридцать пять, а этому, что шел к нам, не больше пятнадцати. Мальчишка еще. Правда, волосы короткие. Постригли!
На щеках – пушок темный, зубы белые, крепкие – хоть мрамор кусай...
– Радуйтесь, путники!
Не знаю почему, но я не обрадовался. Хотя и ответил. Мы – люди вежливые.
– Не могу ли я поговорить с сыном Тидея Энеида наедине?
Он тоже, оказывается, вежливый. Даже поклонился – слегка.
– Не ходи! – баском буркнул Капанид, но я только плечом дернул. Не украдет же он меня прямо на главной площади!
Отошли. Постояли. Парень губой дернул.
– Радуйся, Диомед Тидид! Я – Фоас сын Андремона. Ты – мой кровник.
Кто-о?
Говорил он тихо, брезгливо даже. И на меня не глядел.
– Твой отец убил моего деда, басилея Афарея. А я убью тебя. Сегодня к восходу луны приходи на мост, что за городом. За мостом – наша земля, там правит мой отец, басилей Куретии Плевронской. Придешь – я убью тебя, как мужчину, в грудь. А нет – зарежем, как овцу. Из Калило на не выпустим.
Тут он впервые на меня посмотрел – спокойно, равнодушно. Словно перед ним и вправду овца связанная лежала.
– Твоего друга мы не тронем. Не побоишься прийти, похороню тебя, как сына вождя. Не придешь – выкинем твой труп собакам. Прощай!
Кивнул. Нет, даже поклонился!
А вокруг все каким-то ненастоящим стало. Словно не со мной это происходит. Словно кто-то другой стоит столбом по щиколотку в пыли на этой дурацкой площади. Другой – не я! Это кого-то другого резать станут. Меня – нет, меня не могут, не могут...
– Прощай! – выдохнул я. – Приду.
И вновь – словно не я сказал. Не мог я такое сказать! Ничего себе – прямо к Танату-Смерти в гости идти!
А я-то уже решил, что никому здесь не нужен! Выходит, нужен, и даже очень. Когда папа про родичей своих рассказывал, мне казалось, что это все – вроде страшной сказки. И мама предупреждала.
Мама! Надо позвать маму. Она поможет!
– И чего он хотел, Тидид?
– А?
Очнулся – там, где и стоял столбом. А вокруг – никого. Значит, уже уехали чернобородые. Я даже и не заметил.
– Ничего, – наконец проговорил я. – Это мой родич Фоас. Поздоровался.
* * *
В этот дом мы уже стучались с опаской. Не любят гостей в Калидоне Этолийском! Если уж дедушка меня на порог не пустил!
...А о дяде Геракле всякое говорят. Будто и не безумен он. Просто думает много. Вспоминает. И действительно, есть о чем! Хорошо, если так, ведь он – тоже мой родич. Его можно о помощи попросить. Родичам не отказывают!..
(Капаниду я так ничего и не сказал. Еще не хватало!)
– Вы чего, к Гераклу?
В дверях – здоровенный дядька. Бородатый. В глазах – скука смертная. Стоит, к стене прислонившись. И под ногтями чистит.
– Мы... – начал было я.
– Катитесь отсюда! Ходят, ходят...
И так вздохнул! Будто надоели мы ему хуже репы вяленой. Будто ходим сюда каждый день – по четыре раза.
– Геракл ни с кем сейчас не разговаривает. Занят он. А вы – катитесь!
И все ногти в порядок приводит!
Так я и знал! То есть не знал, конечно. Я-то, честно говоря, совсем на другое рассчитывал.
Поглядел на Капанида – словно друг мой помочь мог. Да чем тут поможешь?
– А мы не к нему! – внезапно брякнул Сфенел (баском! баском!). – Мы к тете Деянире. Я ее племянника привел.
А ведь действительно – помог!
– Кушайте, мальчики, кушайте! Может, вина налить? Немного?
Я только головой покачал (рот занят был), а Сфенел...
– Спасибо, тетя Деянира. Мне – немножко!
(И снова – баском!)
Наливает тетя!
Без Капанида я бы точно пропал. Потому как тетя Деянира уж больно грозной оказалась. Рост – повыше Сфенелова, плечи (и кулаки!) – как у того дядьки, что ногти чистил (Лихасом его зовут). И басом говорит. Правда, красивая, ничего не скажешь. Большая!
(А еще, говорят, она копьем хорошо работает. Вот бы поглядеть!)
А Сфенел – молодец. Я-то молчал больше, а он и про папу рассказал, и про дядю Капанея, и всех родичей вспомнил. Капанид тете Деянире тоже кем-то приходится. А тетя...
– Вы, мальчики, Лихаса нашего извините. Сами понимаете, кто ни приедет – сразу к Гераклу. Сейчас еще ничего, а как праздник какой...
Говорит (басит!) и все на Сфенела смотрит. А Капанид – молодец! Чашу поднял, Дионису-Бромию плеснул, как положено, здравицу хозяевам провозгласил. Я даже пожалел, что не пью.
– Ну, рассказывайте! Как там в Аргосе?
Рассказывать, само собой, Сфенелу выпало. И хорошо! Капанид – парень основательный, как и его папа. Ничего не забудет, не упустит. И все – баском, баском. Правда, порой петуха пускает, но – ничего. Сфенел басит, тетя Деянира басит, я косулю жареную кушаю, водой со снегом запиваю.
Хорошо!
Потом и тетя кой-чего рассказала. Спокойно тут у них, в Калидоне Этолийском. Раньше куреты из-за реки скот воровали, но с дядей Гераклом сразу притихли (еще бы!). У дяди Геракла стад много, и быки, и козы, и овцы. И кони тоже есть. Может, и не столько, как у покойного Авгия Элидского, но хватает.
Странное дело – про детей своих моя тетя куда меньше говорила. Да и что говорить? Сыновья – все четверо – при стадах, и дочка, Макария, там же. Не иначе, доить учится.
(А с дедушкой Живоглотом тетя Деянира даже не видится. А ведь она – его младшая дочь!)
В общем, про стада тетя долго рассказывала. С чувством. Капанид и тут не подкачал. Он ведь не то что я. Я – изгнанник, чужак. А Сфенел – самого Анаксагора потомок, его темен (владение то есть) – чуть ли не самый большой в Арголиде. Так что и у него всяких стад хватает.
Тетя Деянира про стада Сфенеловы услыхала – и совсем растаяла, как снег у меня в чаше. Улыбалась, кивала, про быков переспрашивала (ба-а-асом, ба-а-асом). В общем, поняли они друг друга.
А я косулю доковырял, воды хлебнул. Задумался.
И в самом деле, делать чего?
Что маму звать не буду – это я уже решил. И не потому, что она сейчас далеко и может не услышать. Мое это дело. Папа под Фивами тоже мог маму позвать. Ведь его там убивали! Но – не позвал ведь.
Я – кровник куретам. Не мама!
А дяде Гераклу, похоже, не до меня. Вспоминает он – так тетя Деянира сказала. В покоях своих сидит, шкуру на плечи накинул (ту самую, от льва Немейского) и вспоминает. Может, про льва, может, про гидру. В общем, не узнает никого.
А даже если бы и узнавал. Куреты – это не лев и не гидра. Заступится за меня дядя, а они ему стада перережут. Или тетю Деяниру убьют. И не посмотрят, что дядя – сын самого Зевса и первый во всей Элладе герой. Куреты никого не боятся. Геракла они, конечно, уважают и не трогают (потому и через реку переходить перестали). Но если он в кровную вражду вмешается – все!
А ведь дядя Геракл не тутошний. Изгнанник, как и я. Куда ему потом ехать?
Думаю, а сам за окно гляжу. Скоро темнеть станет. А там... Ой, страшно! То есть не страшно, я ведь ничего не боюсь!..
...как овцу! Кинут на землю, голову вверх задерут – и тупым ножом по горлу!..
Ну почему я маму не послушал! Ведь говорила же. .
А если... Меч бы достать! Настоящий! Один на один я бы с этим Фоасом схватился. Он ведь не знает, что я, когда злюсь, реку вижу! Да только где меч достанешь? И не поможет это. Его убью – другой меня убивать станет. Потому что в кровной мести правил нет, это не война...
...как овцу! Это если я не приду. А если приду...
– Лихас, ты... Дай мне меч! Я потом тебе отдам.
Скривился, на ногти посмотрел. Сейчас сплюнет!
– Еще чего?
Ясно... Хорошо хоть не плюнул!
* * *
К Гераклу меня все-таки пустили. На чуть-чуть. Поздороваться. Одного пустили – без Капанида. Потому как я племянник. Да и не любит дядя Геракл, когда к нему больше чем один заходит. Вспылить может.
Это все мне тетя Деянира рассказала. Шепотом. Рассказала, к двери высокой подтолкнула. Я за ручку медную (под гроздь виноградную сделана) взялся... Страшно?
Да нет, по сравнению с тем, что ночью будет, не очень. Просто – Геракл!
...То есть не «просто». Геракл! Великий! Величайший! Тот, кто небо на плечах держал!
(Правда, дядя Эвмел говорит, что с небом все иначе было. Но это тоже «тс-с-с!».)
Одно слово – ГЕРАКЛ!
Ладно...
В покоях – темно. Светильник в углу чадит, еще один – у окна. А окно чем-то тяжелым завешено. Посреди же – не поймешь. То ли ложе, то ли кресло. Под креслом (или ложем?) дубина лежит – с меня ростом. Ой!
И – шум. Словно гидра сюда заглянула. Вдо-о-ох! Вы-ы-ыдох!
А как глаза к полутьме привыкли, я и увидел, что это не гидра. Это дядя Геракл. На ложе сидит, бородищу кулаком подпер, локтем о шкуру львиную (ту самую!) оперся...
Вспоминает!
И дышит громко. Вдо-о-ох! Вы-ы-ыдох!
Если бы не светильники эти дрянные, я бы его лучше рассмотрел. А так – что увидишь? Большой он очень. И руки волосатые, и грудь. Лицо тоже большое, особенно брови. Хмурое лицо.
Кашлянул я, да только без толку. Не видит меня дядя Геракл. Не смотрит. На покрывало красное смотрит или на шкуру, не разберешь. И губами шевелит.
Огляделся я немного. В углу треножник, на нем лежит чего-то, еще дальше – колчан (тоже с меня ростом). Думал лук его знаменитый увидеть, но не увидел. Спрятали, наверное, лук.
Пора здороваться. А то «чуть-чуть», на которое меня пустили, кончится.
– Радуйся, Геракл Амфитрионид. Я Диомед из Аргоса, твой племянник.
Эх, мне бы Капанидов басок! Не сказал – прочирикал.
...Или проблеял. Как овца под ножом!
Вначале – ничего. Дышит только. Но вот дрогнул кулак, на котором бородища лежала. Медленно-медленно приподнялась голова.
– Ди-о-мед?
Так и сказал – по слогам. Словно значками на табличке написал.
– Ди-о-мед... Кони... Кони.. Где Абдер? Брат, ищи Аб-дера! Кони... Кони...
А дальше – и не понять. Громко – а не понять. Вроде бы тоже что-то про коней. А меня уже – за локоть. Это тетя Деянира подошла. Кончилось мое «чуть-чуть».
* * *
Тихо. Темно. Душно.
Это ложе, наверное, для дяди Геракла делали. На него можно десять таких, как я, уложить. Но уложили меня одного – в гостевом покое. Капанида тетя Деянира к себе позвала. Должно быть, про быков поговорить.
Оно и лучше. Не в смысле, что про быков, а то, что я один остался. Тем более уже ночь, часа через два и луна взойдет...
А до моста – чуть меньше часу ходу. Через ворота (закрыты они, но через стену перемахнуть – нечего делать), по дороге – и к реке. Перед мостом – герма старая. А за мостом – уже Куретия.
Про герму мне Лихас рассказал – после того, как меч дать отказался. Рассказал – и впервые не на ногти посмотрел, а на меня. Странно так посмотрел!
Душно тут! Хорошо, хоть ставни открыты! Окошко во двор выходит, на дворе сарай какой-то...
...А дверь, что на двор ведет, изнутри закрывается. На щеколду. Это я уже проверил.
Ну, все! Пора идти. Только бы Сфенел не вернулся, а то объясняться придется!
Думал я вначале просто убежать. Один. Конечно, куреты тут все тропинки знают (и, поди, стерегут!), да я и без тропинок могу. Учили! Небось как мы с Капанидом в Дельфы пробирались, стражи побольше было. Убежать – и все, ищи Борея в море! А Сфенела они не тронут, он им не сладить ничего.
Стыдно? Да какое стыдно, я ведь мальчишка еще. Один – против всей Куретии. Тоже мне доблесть – под ножами ихними помирать!
В общем, думал – но не убежал. А теперь уже поздно. И сам даже не понимаю, почему не убежал? Папа, конечно, так не поступил бы, остался, но ведь он взрослый был!
Эх, придется нам у кого-то другого задание просить чтобы волосы состричь! То есть не нам – Капаниду. Ничего, разберется!
Убежать – не убежал, маму звать нельзя, дядя Геракл не поможет...
...А я понял, про что он говорил! Он другого Диомеда вспомнил, у которого кони людей ели. Тогда он с братом Ификлом этого Диомеда убил. За то, что тот дядиного мальчика Абдера коням своим кинул. Вот дядя Геракл всех их и вспомнил – разом.
Да, дядя Геракл не поможет, дядюшка Терсит... Да чтоб он в Тартар провалился, этот дядюшка Терсит! Вместе с дедушкой Живоглотом! Темно. Душно. Надо идти.А интересно, вспомнит ли меня Светлая? Только ошиблась Она – некому искать Ее будет. Жалко, я бы искал. Всю жизнь... Пора!
– Ой!
Это не я «ой!» сказал – Сфенел. И не басом – просто так. Это когда мы с ним в коридоре столкнулись. Вышел я из спальни, дверь тихонечко прикрыл – а тут он.
Странно, «ой!» от него я слышу впервые!
– Я... Это...Ну...
Я так удивился (чего это с ним?), что даже на миг забыл, куда иду. И действительно – красный он, Капанид, волосы дыбом (как у Горгоны!), хитон на плечо съехал...
Побили, что ли?
– Я это... Это...
Взгляд такой – словно и взаправду побили. На щеке – пятно красное. И на шее.
– Я, Тидид, не хотел. Не хотел! Это она, тетя Деянира! Она заставила! И второй раз – тоже...,
Вот-вот заплачет. Это Капанид-то! Жаль, нет времени расспросить! И чего это тетя его заставляла делать? Всех быков с козами по кличкам перечислять?
– Пойду, – киваю я. – Ты... Оставайся. Спи!
Вообще-то попрощаться надо. Полагается. Все-таки мы друзья! Лучшие друзья – с детства самого. Но... Нельзя!
– А ты куда?
Ну вот! Спросил!
Не отвечаю, иду. Быстро иду. А Сфенел....
– Ты... Ты что, обиделся? Ну да, она тебе, конечно, тетя, но я... Но она...
Ох, тетя тут при чем? Поссорились они с Капанидом, что ли? Ничего, помирятся!
Дверь! Щеколду – в сторону. Ох, и скрипит! Не услышал бы кто...
– Да куда ты?!
Хорошо на дворе! Воздух холодный, вкусный. Почти как в лесу.
– Куда?.. Куда-куда? Туда! Гулять! А ты спать иди, понял, да? Иди! Понял? Спать иди!
Зря я так! Никогда на Сфенела не орал. Мы же друзья! Но... Как еще скажешь?
Он будто о чем-то догадался. Мигнул, репку свою почесал, затем вроде как за бороду дернул (не выросла еще, это он папе своему подражает).
– Ты... Я сейчас!
Куда это он? Ах да, там же пифос с водой! Никак умыться решил? Вот и хорошо! А я в ворота! Заперты? Ничего, перескочу...
Догнал он меня уже на улице.
АНТИСТРОФА-II
За воротами – не дядиными, городскими – еще свежее стало.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Диомед, сын Тидея'
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
– ...сыном Капанея. И тех пришлецов в дворец наш пускать отнюдь не велено, и в Калидоне нашем причин им находиться нет...
Да-а, сходили в гости! Дернул меня Дий Подземный к дедушке Ойнею заглянуть. Правда, его тут больше Живоглотом зовут.
– А посему Эней, сын Портаона, басилей Калидона и всей Этолии Приречной, повелевает упомянутым пришлецам из Калидона вон идти, куда их воля будет, не позднее заката дня следующего...
Добрый дедушка мой! Мог бы и сейчас в шею из города вытолкать!
Ворота – хлоп-хлоп, стражники (панцири-то времен Девкалиона) – топ-топ, и остались мы с Капанидом одни-одинешеньки прямо на главной площади богохранимого Калидона.
(Акрополя тут нет, через стены городские курица перескочит, да и сам город с две наших Глубоких улицы.) Ну и ладно!
– Ну чего, Тидид, пошли к Гераклу? – невозмутимо предложил Сфенел, почесав свою репку. – Ну их!
И вправду, ну их!
Я оглянулся. Пуста площадь, и улица пуста. Зато пыли полно. Это потому, что тут деревьев нет. А у нас, в Аргосе...
...У нас? Но ведь Калидон – мой город! Папа наследником здешним был! А теперь наследник – вроде как я!
Обидно!
– Пошли! – вздохнул я. – Раз уж приехали.
– Эй, ребята! Эй!
Это нас?
Оказалось, что нас. Ворота закрыты, зато сквозь калитку, которая сбоку, торчит длинный нос. В прыщах. Он-то и позвал. Нос.
– Ты Диомед, да? Сынок Тидея? Как же, как же, похож! Ну, радуйся!
– Радуйся! – кивнул я носу, слегка обидевшись на «сынка». То, что было за носом, слегка напоминало медный тазик. Нечищеный.
– А я твой дядюшка, хи-хи, дядюшка. Терсит я, сы Атрия. Наверное, голоден, племянничек? И ночевать негде, правда?
Спрошено было так, что захотелось послать нос вместе с тазиком прямиком в эмпузову задницу. Хоть и нехорошо так говорить.
– Заходи вечерком с дружком своим в мой дом. У ворот, стало быть, направо. На поварню заходи, накормят, ночевать – извини, не пущу, хи-хи, не пущу. Держи!
Кроме носа с тазиком за калиткой оказалась еще рука с длинными желтыми ногтями.
– Держи, держи, Диомед. Я, хи-хи, родичей почитаю.
На моей ладони оказался маленький серый слиток серебра, слегка обрезанный с краев. Ответить я не успел. Калитка скрипнула...
– Выбрось, – посоветовал Сфенел. – Тоже мне, дядюшка!
Я хотел последовать его совету, как вдруг...
...Собственно, не «вдруг». Конский топот я давно слышал. Кто-то по улице ехал от городских ворот. И даже не «кто-то», а целых трое. Верхами.
У нас в Аргосе все больше на колесницах ездят. А тут, Этолии, колесниц и нет. Кладут на конскую спину подушку – и вперед. Оно и удобно – по здешним горным дорогам. Точнее, по тому, что здесь дорогами называют.
В общем, трое. Таких мы уже видели. Бородатые, в меховых плащах (в такую-то жару!), луки – у седла, дротики – за спиной, мечи – у пояса. Тут так все ездят – иначе без головы остаться можно. Веселый край – моя Этолия! Этолийцы – еще покруче дорийцев. Что ни день, скот воруют – и у соседей, и у своих. И людей воруют. И просто режут. Особенно куреты, которые за рекой живут. Эге, да это они и есть!
Спешились, переглянулись. Который постарше, с бородищей до пояса, лошадей в сторонку отвел. Второй, тоже постарше, у лошадей остался. А вот третий...
– Он чего, к нам? – Капанид на всякий случай погладил рукоять кинжала. – Глянь, диадема!
Диадему-то и я заметил. Серебряную, как у дяди Эгиалея. Только дяде сейчас тридцать пять, а этому, что шел к нам, не больше пятнадцати. Мальчишка еще. Правда, волосы короткие. Постригли!
На щеках – пушок темный, зубы белые, крепкие – хоть мрамор кусай...
– Радуйтесь, путники!
Не знаю почему, но я не обрадовался. Хотя и ответил. Мы – люди вежливые.
– Не могу ли я поговорить с сыном Тидея Энеида наедине?
Он тоже, оказывается, вежливый. Даже поклонился – слегка.
– Не ходи! – баском буркнул Капанид, но я только плечом дернул. Не украдет же он меня прямо на главной площади!
Отошли. Постояли. Парень губой дернул.
– Радуйся, Диомед Тидид! Я – Фоас сын Андремона. Ты – мой кровник.
Кто-о?
Говорил он тихо, брезгливо даже. И на меня не глядел.
– Твой отец убил моего деда, басилея Афарея. А я убью тебя. Сегодня к восходу луны приходи на мост, что за городом. За мостом – наша земля, там правит мой отец, басилей Куретии Плевронской. Придешь – я убью тебя, как мужчину, в грудь. А нет – зарежем, как овцу. Из Калило на не выпустим.
Тут он впервые на меня посмотрел – спокойно, равнодушно. Словно перед ним и вправду овца связанная лежала.
– Твоего друга мы не тронем. Не побоишься прийти, похороню тебя, как сына вождя. Не придешь – выкинем твой труп собакам. Прощай!
Кивнул. Нет, даже поклонился!
А вокруг все каким-то ненастоящим стало. Словно не со мной это происходит. Словно кто-то другой стоит столбом по щиколотку в пыли на этой дурацкой площади. Другой – не я! Это кого-то другого резать станут. Меня – нет, меня не могут, не могут...
– Прощай! – выдохнул я. – Приду.
И вновь – словно не я сказал. Не мог я такое сказать! Ничего себе – прямо к Танату-Смерти в гости идти!
А я-то уже решил, что никому здесь не нужен! Выходит, нужен, и даже очень. Когда папа про родичей своих рассказывал, мне казалось, что это все – вроде страшной сказки. И мама предупреждала.
Мама! Надо позвать маму. Она поможет!
– И чего он хотел, Тидид?
– А?
Очнулся – там, где и стоял столбом. А вокруг – никого. Значит, уже уехали чернобородые. Я даже и не заметил.
– Ничего, – наконец проговорил я. – Это мой родич Фоас. Поздоровался.
* * *
В этот дом мы уже стучались с опаской. Не любят гостей в Калидоне Этолийском! Если уж дедушка меня на порог не пустил!
...А о дяде Геракле всякое говорят. Будто и не безумен он. Просто думает много. Вспоминает. И действительно, есть о чем! Хорошо, если так, ведь он – тоже мой родич. Его можно о помощи попросить. Родичам не отказывают!..
(Капаниду я так ничего и не сказал. Еще не хватало!)
– Вы чего, к Гераклу?
В дверях – здоровенный дядька. Бородатый. В глазах – скука смертная. Стоит, к стене прислонившись. И под ногтями чистит.
– Мы... – начал было я.
– Катитесь отсюда! Ходят, ходят...
И так вздохнул! Будто надоели мы ему хуже репы вяленой. Будто ходим сюда каждый день – по четыре раза.
– Геракл ни с кем сейчас не разговаривает. Занят он. А вы – катитесь!
И все ногти в порядок приводит!
Так я и знал! То есть не знал, конечно. Я-то, честно говоря, совсем на другое рассчитывал.
Поглядел на Капанида – словно друг мой помочь мог. Да чем тут поможешь?
– А мы не к нему! – внезапно брякнул Сфенел (баском! баском!). – Мы к тете Деянире. Я ее племянника привел.
А ведь действительно – помог!
– Кушайте, мальчики, кушайте! Может, вина налить? Немного?
Я только головой покачал (рот занят был), а Сфенел...
– Спасибо, тетя Деянира. Мне – немножко!
(И снова – баском!)
Наливает тетя!
Без Капанида я бы точно пропал. Потому как тетя Деянира уж больно грозной оказалась. Рост – повыше Сфенелова, плечи (и кулаки!) – как у того дядьки, что ногти чистил (Лихасом его зовут). И басом говорит. Правда, красивая, ничего не скажешь. Большая!
(А еще, говорят, она копьем хорошо работает. Вот бы поглядеть!)
А Сфенел – молодец. Я-то молчал больше, а он и про папу рассказал, и про дядю Капанея, и всех родичей вспомнил. Капанид тете Деянире тоже кем-то приходится. А тетя...
– Вы, мальчики, Лихаса нашего извините. Сами понимаете, кто ни приедет – сразу к Гераклу. Сейчас еще ничего, а как праздник какой...
Говорит (басит!) и все на Сфенела смотрит. А Капанид – молодец! Чашу поднял, Дионису-Бромию плеснул, как положено, здравицу хозяевам провозгласил. Я даже пожалел, что не пью.
– Ну, рассказывайте! Как там в Аргосе?
Рассказывать, само собой, Сфенелу выпало. И хорошо! Капанид – парень основательный, как и его папа. Ничего не забудет, не упустит. И все – баском, баском. Правда, порой петуха пускает, но – ничего. Сфенел басит, тетя Деянира басит, я косулю жареную кушаю, водой со снегом запиваю.
Хорошо!
Потом и тетя кой-чего рассказала. Спокойно тут у них, в Калидоне Этолийском. Раньше куреты из-за реки скот воровали, но с дядей Гераклом сразу притихли (еще бы!). У дяди Геракла стад много, и быки, и козы, и овцы. И кони тоже есть. Может, и не столько, как у покойного Авгия Элидского, но хватает.
Странное дело – про детей своих моя тетя куда меньше говорила. Да и что говорить? Сыновья – все четверо – при стадах, и дочка, Макария, там же. Не иначе, доить учится.
(А с дедушкой Живоглотом тетя Деянира даже не видится. А ведь она – его младшая дочь!)
В общем, про стада тетя долго рассказывала. С чувством. Капанид и тут не подкачал. Он ведь не то что я. Я – изгнанник, чужак. А Сфенел – самого Анаксагора потомок, его темен (владение то есть) – чуть ли не самый большой в Арголиде. Так что и у него всяких стад хватает.
Тетя Деянира про стада Сфенеловы услыхала – и совсем растаяла, как снег у меня в чаше. Улыбалась, кивала, про быков переспрашивала (ба-а-асом, ба-а-асом). В общем, поняли они друг друга.
А я косулю доковырял, воды хлебнул. Задумался.
И в самом деле, делать чего?
Что маму звать не буду – это я уже решил. И не потому, что она сейчас далеко и может не услышать. Мое это дело. Папа под Фивами тоже мог маму позвать. Ведь его там убивали! Но – не позвал ведь.
Я – кровник куретам. Не мама!
А дяде Гераклу, похоже, не до меня. Вспоминает он – так тетя Деянира сказала. В покоях своих сидит, шкуру на плечи накинул (ту самую, от льва Немейского) и вспоминает. Может, про льва, может, про гидру. В общем, не узнает никого.
А даже если бы и узнавал. Куреты – это не лев и не гидра. Заступится за меня дядя, а они ему стада перережут. Или тетю Деяниру убьют. И не посмотрят, что дядя – сын самого Зевса и первый во всей Элладе герой. Куреты никого не боятся. Геракла они, конечно, уважают и не трогают (потому и через реку переходить перестали). Но если он в кровную вражду вмешается – все!
А ведь дядя Геракл не тутошний. Изгнанник, как и я. Куда ему потом ехать?
Думаю, а сам за окно гляжу. Скоро темнеть станет. А там... Ой, страшно! То есть не страшно, я ведь ничего не боюсь!..
...как овцу! Кинут на землю, голову вверх задерут – и тупым ножом по горлу!..
Ну почему я маму не послушал! Ведь говорила же. .
А если... Меч бы достать! Настоящий! Один на один я бы с этим Фоасом схватился. Он ведь не знает, что я, когда злюсь, реку вижу! Да только где меч достанешь? И не поможет это. Его убью – другой меня убивать станет. Потому что в кровной мести правил нет, это не война...
...как овцу! Это если я не приду. А если приду...
– Лихас, ты... Дай мне меч! Я потом тебе отдам.
Скривился, на ногти посмотрел. Сейчас сплюнет!
– Еще чего?
Ясно... Хорошо хоть не плюнул!
* * *
К Гераклу меня все-таки пустили. На чуть-чуть. Поздороваться. Одного пустили – без Капанида. Потому как я племянник. Да и не любит дядя Геракл, когда к нему больше чем один заходит. Вспылить может.
Это все мне тетя Деянира рассказала. Шепотом. Рассказала, к двери высокой подтолкнула. Я за ручку медную (под гроздь виноградную сделана) взялся... Страшно?
Да нет, по сравнению с тем, что ночью будет, не очень. Просто – Геракл!
...То есть не «просто». Геракл! Великий! Величайший! Тот, кто небо на плечах держал!
(Правда, дядя Эвмел говорит, что с небом все иначе было. Но это тоже «тс-с-с!».)
Одно слово – ГЕРАКЛ!
Ладно...
В покоях – темно. Светильник в углу чадит, еще один – у окна. А окно чем-то тяжелым завешено. Посреди же – не поймешь. То ли ложе, то ли кресло. Под креслом (или ложем?) дубина лежит – с меня ростом. Ой!
И – шум. Словно гидра сюда заглянула. Вдо-о-ох! Вы-ы-ыдох!
А как глаза к полутьме привыкли, я и увидел, что это не гидра. Это дядя Геракл. На ложе сидит, бородищу кулаком подпер, локтем о шкуру львиную (ту самую!) оперся...
Вспоминает!
И дышит громко. Вдо-о-ох! Вы-ы-ыдох!
Если бы не светильники эти дрянные, я бы его лучше рассмотрел. А так – что увидишь? Большой он очень. И руки волосатые, и грудь. Лицо тоже большое, особенно брови. Хмурое лицо.
Кашлянул я, да только без толку. Не видит меня дядя Геракл. Не смотрит. На покрывало красное смотрит или на шкуру, не разберешь. И губами шевелит.
Огляделся я немного. В углу треножник, на нем лежит чего-то, еще дальше – колчан (тоже с меня ростом). Думал лук его знаменитый увидеть, но не увидел. Спрятали, наверное, лук.
Пора здороваться. А то «чуть-чуть», на которое меня пустили, кончится.
– Радуйся, Геракл Амфитрионид. Я Диомед из Аргоса, твой племянник.
Эх, мне бы Капанидов басок! Не сказал – прочирикал.
...Или проблеял. Как овца под ножом!
Вначале – ничего. Дышит только. Но вот дрогнул кулак, на котором бородища лежала. Медленно-медленно приподнялась голова.
– Ди-о-мед?
Так и сказал – по слогам. Словно значками на табличке написал.
– Ди-о-мед... Кони... Кони.. Где Абдер? Брат, ищи Аб-дера! Кони... Кони...
А дальше – и не понять. Громко – а не понять. Вроде бы тоже что-то про коней. А меня уже – за локоть. Это тетя Деянира подошла. Кончилось мое «чуть-чуть».
* * *
Тихо. Темно. Душно.
Это ложе, наверное, для дяди Геракла делали. На него можно десять таких, как я, уложить. Но уложили меня одного – в гостевом покое. Капанида тетя Деянира к себе позвала. Должно быть, про быков поговорить.
Оно и лучше. Не в смысле, что про быков, а то, что я один остался. Тем более уже ночь, часа через два и луна взойдет...
А до моста – чуть меньше часу ходу. Через ворота (закрыты они, но через стену перемахнуть – нечего делать), по дороге – и к реке. Перед мостом – герма старая. А за мостом – уже Куретия.
Про герму мне Лихас рассказал – после того, как меч дать отказался. Рассказал – и впервые не на ногти посмотрел, а на меня. Странно так посмотрел!
Душно тут! Хорошо, хоть ставни открыты! Окошко во двор выходит, на дворе сарай какой-то...
...А дверь, что на двор ведет, изнутри закрывается. На щеколду. Это я уже проверил.
Ну, все! Пора идти. Только бы Сфенел не вернулся, а то объясняться придется!
Думал я вначале просто убежать. Один. Конечно, куреты тут все тропинки знают (и, поди, стерегут!), да я и без тропинок могу. Учили! Небось как мы с Капанидом в Дельфы пробирались, стражи побольше было. Убежать – и все, ищи Борея в море! А Сфенела они не тронут, он им не сладить ничего.
Стыдно? Да какое стыдно, я ведь мальчишка еще. Один – против всей Куретии. Тоже мне доблесть – под ножами ихними помирать!
В общем, думал – но не убежал. А теперь уже поздно. И сам даже не понимаю, почему не убежал? Папа, конечно, так не поступил бы, остался, но ведь он взрослый был!
Эх, придется нам у кого-то другого задание просить чтобы волосы состричь! То есть не нам – Капаниду. Ничего, разберется!
Убежать – не убежал, маму звать нельзя, дядя Геракл не поможет...
...А я понял, про что он говорил! Он другого Диомеда вспомнил, у которого кони людей ели. Тогда он с братом Ификлом этого Диомеда убил. За то, что тот дядиного мальчика Абдера коням своим кинул. Вот дядя Геракл всех их и вспомнил – разом.
Да, дядя Геракл не поможет, дядюшка Терсит... Да чтоб он в Тартар провалился, этот дядюшка Терсит! Вместе с дедушкой Живоглотом! Темно. Душно. Надо идти.А интересно, вспомнит ли меня Светлая? Только ошиблась Она – некому искать Ее будет. Жалко, я бы искал. Всю жизнь... Пора!
– Ой!
Это не я «ой!» сказал – Сфенел. И не басом – просто так. Это когда мы с ним в коридоре столкнулись. Вышел я из спальни, дверь тихонечко прикрыл – а тут он.
Странно, «ой!» от него я слышу впервые!
– Я... Это...Ну...
Я так удивился (чего это с ним?), что даже на миг забыл, куда иду. И действительно – красный он, Капанид, волосы дыбом (как у Горгоны!), хитон на плечо съехал...
Побили, что ли?
– Я это... Это...
Взгляд такой – словно и взаправду побили. На щеке – пятно красное. И на шее.
– Я, Тидид, не хотел. Не хотел! Это она, тетя Деянира! Она заставила! И второй раз – тоже...,
Вот-вот заплачет. Это Капанид-то! Жаль, нет времени расспросить! И чего это тетя его заставляла делать? Всех быков с козами по кличкам перечислять?
– Пойду, – киваю я. – Ты... Оставайся. Спи!
Вообще-то попрощаться надо. Полагается. Все-таки мы друзья! Лучшие друзья – с детства самого. Но... Нельзя!
– А ты куда?
Ну вот! Спросил!
Не отвечаю, иду. Быстро иду. А Сфенел....
– Ты... Ты что, обиделся? Ну да, она тебе, конечно, тетя, но я... Но она...
Ох, тетя тут при чем? Поссорились они с Капанидом, что ли? Ничего, помирятся!
Дверь! Щеколду – в сторону. Ох, и скрипит! Не услышал бы кто...
– Да куда ты?!
Хорошо на дворе! Воздух холодный, вкусный. Почти как в лесу.
– Куда?.. Куда-куда? Туда! Гулять! А ты спать иди, понял, да? Иди! Понял? Спать иди!
Зря я так! Никогда на Сфенела не орал. Мы же друзья! Но... Как еще скажешь?
Он будто о чем-то догадался. Мигнул, репку свою почесал, затем вроде как за бороду дернул (не выросла еще, это он папе своему подражает).
– Ты... Я сейчас!
Куда это он? Ах да, там же пифос с водой! Никак умыться решил? Вот и хорошо! А я в ворота! Заперты? Ничего, перескочу...
Догнал он меня уже на улице.
АНТИСТРОФА-II
За воротами – не дядиными, городскими – еще свежее стало.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Диомед, сын Тидея'
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12