А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

От многократных повторений эти выдумки давно уже обрели статус истины, которую «все знают». И все сказанное о Берия тоже обрело статус истины. Что ж тем приятней расправиться с этой подлой ложью, потому что это не просто ложь, но именно подлая и отвратительная.
Послесталинские властители так преуспели в этой лжи, их так трясло от ненависти к Берия, что невольно возникает мысль: а в чем дело-то? Ладно бы, Берия был тем самым человеком, который истребил пресловутую «ленинскую гвардию» — но старых большевиков перестреляли при Ежове (к которому, кстати, отношение не в пример спокойнее). Пребывание Берия на посту наркома отмечено, как раз, отсутствием массовых репрессий. Так в чем же дело?
Буквально в последнее время этот вопрос начал потихоньку интересовать историков. Ответы даются разные, все в высшей степени предположительные. Ясно одно: Берия сделал нечто такое, чего «стая товарищей» не могла ему простить даже за гробом, и позаботилась, чтобы и потомки простить ему не смогли, чтобы это имя было опозорено в веках. Навскидку даже не подберешь в истории примера столь полного и безоговорочного очернения человека — до такой степени, чтобы даже сказать про него доброе слово было до последнего времени запрещено. Но ни каждый из старых большевиков в отдельности, ни все вместе как-то не тянут не только на мессию, но даже на самого скромного святого. Они напоминают не ангелов, а совсем наоборот — достаточно взглянуть на фотографию, скажем, того же Троцкого.
Чисто теоретический вопрос: а будет ли проклят так же, как Иуда в собрании апостолов, честный человек в собрании Иуд?
…Только с перестройкой, и то не в первые ее годы, начали появляться объективные публикации. И вот чем дальше, тем крепче становилось ощущение: что-то в общепринятых версиях нашей истории очень и очень не так. Какая-то в них присутствует нелогичность. Не вырисовываются портреты людей и портреты событий («демократические» версии а-ля Оруэлл думаю, можно изначально не учитывать). Сталин, безусловно, знаковая фигура двадцатого века — да, пожалуй, и всей российской истории. Но и в его портрете чего-то не хватает, какого-то звена, скрепляющего разрозненные события.
А потом, на уровне интуиции, пришло ощущение, что у этого времени есть не только знаковая фигура, но и кодовая — человек, который даст ключ к пониманию времени. И, тоже на уровне интуиции, пришло знание, что эта фигура — Лаврентий Берия, недостающее звено истории.
И это на самом деле оказалось так. По мере работы над биографией Берия, поиска и систематизации разрозненных сведений — иной раз это была буквально фраза или несколько слов — по мере того, как из этих кусочков собирался портрет человека и государственного деятеля, становилось ясно: да, именно Берия — кодовая фигура эпохи. Его биография дает ключ к пониманию того, что происходило в последние пятнадцать лет жизни Сталина, а эти годы — ключевые, важнейшие в истории страны, определившие ее последующее движение и завершивший это движение позор. Сталин в этом позоре не виноват, он честно сражался и проиграл, но с кем он сражался, как и во имя чего — это стало ясно, лишь когда определилась подлинная структура власти, когда стало понятно, что послевоенный СССР — это система двойной звезды, двоих равновеликих, но разновозрастных государственных деятелей, один из которых реализовал все, на что был способен, а другой был убит в самом начале, снят на лету, и этот факт, это отсутствие преемственности предопределило последующую трагедию страны, в историю которой 26 июня 1953 года следовало бы вписать траурным цветом.
Такая картина вырисовывается по мере того, как из осколков составляется портрет человека, представляющего собой недостающее звено эпохи.
ЧАСТЬ 1. ГРУЗИЯ
ГЛАВА 1
«НИЧЕГО НЕ ИМЕЛ И НЕ ИМЕЮ…»

Фамилия, имя, отчество (кличка): Берия Лаврентий Павлович.
Год и место рождения: 1899 г., г. Сухуми.
Происхождение: крестьянин.
Гражданство (Ваше и родителей): рус-ско-подданные.
Семейное положение: холост.
Когда стали жить самостоятельным трудом: с 1915 г., с 17-летнего возраста.
На Вашем иждивении: мать Берия Марта Ивановна — 54 года. Сестра Анна Павловна — 16 лет, племянница Сусанна Ка-питоновна — 6 лет.
Не на Вашем иждивении: отец Павел Ху-хаевич — 50 лет.
Имущественное положение до революции: ничего не имел и не имею.
Из анкеты Л. П. Берия, сотрудника АзЧК, от 10 февраля 1922 года.
Лаврентий Павлович Берия родился 17 (26) марта 1899 года в горном селе Мерхеули, что в 15 верстах от города Сухуми, в бедной крестьянской семье. Село находилось на территории Абхазии, но, как часто бывает на Кавказе, там жили представители разных национальностей (или, точнее, племен). Отец Лаврентия, Павел Берия, был мингрелом. По молодости лет он участвовал в какой-то заварушке и после стычки с жандармами перебрался из Минфелии в Абхазию, где полиция оставила его в покое — границы между районами зачастую были для грузинской полиции непосильной преградой.
Мать, Марта Джакели, вроде бы приходилась дальней родственницей князьям Дадиани — но очень дальней. Княжеское происхождение мало помогло женщине, когда она осталась вдовой с тремя детьми на руках, и вскоре она вышла замуж за пришлого мингрела Павле, который был на четыре года ее моложе, но покорил сердце вдовы храбростью и красотой. Судя по возрасту сына Лаврентия, было ей тогда чуть меньше 30 лет.
От первого брака у Марты было, как минимум, трое детей — сын Капитон и дочери Елена и Агаша (по крайней мере, это те родственники, что упоминаются в анкетах и автобиографиях Лаврентия Берия). Позднее, по причине крайней бедности матери, попечение о старших детях взял на себя ее брат. От второго брака детей было трое. Старший сын в двухлетнем возрасте умер от оспы, дочь Анна — младшая — после перенесенной в детстве болезни осталась глухонемой. Одна была радость — сын Лаврентий, здоровый и смышленый мальчишка.
Что такое бедная крестьянская семья в Грузии — разговор особый. Это совсем не то, что называют бедностью в наше время, и даже не то, что называлось бедностью в России того времени. Так, в России до революции крестьянская семья могла считаться бедной, но иметь лошадь или корову, или даже и то и другое. А в Грузии в то время половина крестьянских хозяйств не имела скота вообще. Сам Лаврентий Берия не рассказывал о своем детстве, но сохранился рассказ его жены о том, в какой обстановке выросла она. В нескольких строчках содержится картина яркая и точная — что такое бедность в Грузии начала XX века.
«…Отец мой имел в собственном владении два гектара земли, деревянный дом из трех комнат, под крышей которого постоянно стояли деревянные чаны на случай дождя. Не было рабочего скота, не было коровы и даже домашней птицы, т. к. не хватало кукурузы, собранной с этого клочка земли, даже для людей в семье; мясо или кружку молока я видела только в большие праздники, а сахар я первый раз в жизни попробовала в возрасте одиннадцати лет… Отец мой, в моей памяти, будучи уже совсем стариком, целый день босый и раздетый лил пот на этот небольшой участок земли…»
Основной проблемой Грузии всегда была земля. Кавказская пословица говорит: «На меже всегда валяются черепа». Дом, в котором выросла Нино Гегечкори, был не самым бедным в деревне, однако и здесь основной едой была кукурузная каша — мамалыга, а скота не было не потому, что было не купить, а потому, что не прокормить. А ведь в России, даже в самых малоземельных районах, основной проблемой бедной семьи было именно купить лошадь или корову, а уж выпасы и сенокосы были — в лесу, по неудобьям, но были. В Закавказье же каждый клочок земли полит не только потом, но и кровью.
…Что ожидало Лаврентия при подобной жизни? Изо дня в день биться на клочке земли, не в силах заработать даже на скудное пропитание?
Единственной надеждой бедняков были сыновья. Умный ребенок в семье — надежда родителей на верный кусок хлеба для сына и на обеспеченную старость для себя.
Как вспоминал позднее Серго Берия, сын Лаврентия, дед его до старости жил в деревне и другой жизни для себя не желал. О том, как складывались отношения в семье, можно было только догадываться, но, по всей вероятности, здесь, как и в семье Сталина, именно мать настаивала на том, чтобы учить сына — если повезет, он может стать чиновником или священником. Это была мечта многих честолюбивых матерей из бедных семей — дальше этого их надежды не поднимались.
Екатерина Джугашвили мечтала видеть сына священником. Марта Берия, тоже, как и мать Сталина, глубоко верующая, отдала мальчика все же не в духовное, а в светское учебное заведение. Когда Лаврентию исполнилось восемь лет, его устроили в Сухумское высшее начальное городское (или, как тогда говорили, реальное) училище. Обстоятельства, сопровождавшие это решение, темны. Серго Берия, сын Лаврентия, пишет, что для того, чтобы учить ребенка в Сухуми, дед Павле продал полдома. А когда тот решил учиться дальше, «пришлось деду Павле и вторую половину дома продать и перебраться с семьей в хибару из дранки». Исследователь Алексей Топтыгин утверждает несколько иное. «Преимуществом Сухумской школы было бесплатное обучение, — пишет он, — но для содержания ребенка в Сухуми требовались средства, поэтому родители продали половину дома, а Марта поселилась вместе с сыном, подрабатывая шитьем…»'1.
Но отец при этом остался в Мерхеули, а Марта взяла с собой младшую дочь, которой к тому времени было не более двух лет, и больше в деревню не возвращалась, даже тогда, когда сын вырос и вполне был способен содержать себя сам. Как хотите, но на родительское самопожертвование это мало похоже — а похоже, скорей, на развод с разделом имущества. Иначе она, уж наверное, поставив на ноги сына, вернулась бы к мужу, не так ли? Или родители нашли бы какой-нибудь способ устроить мальчика в Сухуми одного. Естественно, Серго об этом обстоятельстве не упоминает, зато пишет, что дед до конца жизни прожил в деревне, а бабушка по-прежнему жила вместе с сыном. Умер Павле Берия тогда, когда они жили в Тбилиси, то есть в 30-х годах, а его жена дожила до глубокой старости, после смерти сына была выброшена властями из квартиры и доживала век в доме для престарелых.
Итак, Марта перебралась в Сухуми с сыном и крохотной дочерью, и теперь все было подчинено одному — образованию Лаврентия. Основными предметами в реальном училище были русский язык, арифметика, закон Божий, в старших классах — немного истории, географии, естествознания. Обучение было, как уже говорилось, бесплатным, уровень его не Бог весть какой, но вполне достаточный для того, чтобы способный мальчик мог рассчитывать в дальнейшем получить приличное образование и, ступень за ступенью, пробить себе дорогу в жизни. Именно таким путем шли многие выбившиеся из низов инженеры, промышленники, ученые. Лаврентий выбрал строительство. Он с детства прекрасно рисовал и мечтал стать архитектором, и, если бы не революция, скорее всего, осуществил бы свою мечту. Архитектура осталась его любовью на всю жизнь, а Тбилиси, реконструированный при Берия, его любимое дитя, даже спустя много лет был одним из самых благоустроенных городов Союза.
Естественно, в таких обстоятельствах мальчик не мог позволить себе учиться плохо. Училище он закончил с отличием, ив 1915 году поступил в среднее механико-строительное училище в Баку.
Лаврентий очень рано начал работать — как только смог хоть что-то зарабатывать. Еще в Сухуми он бегал по урокам, писал неграмотным и не владеющим русским языком письма и прошения, а когда немного подрос, стал летом работать в нефтяной компании Нобеля. Когда он перебрался в Баку, мать и сестра последовали за ним — и это дает дополнительные основания думать, что Марта к тому времени разошлась с мужем. Вскоре на их попечении каким-то образом оказалась и маленькая Сусанна, дочь сына Марты от первого брака. Трудно сказать, как немолодая женщина и учащийся-подросток ухитрялись кормить такое семейство, чем они все жили, ясно одно: в материальном отношении Берия приходилось куда хуже, чем тому же Сталину в этом возрасте, хотя и Сталин был бедняком из бедняков — но, по крайней мере, он жил один. А, как говорят в народе, «одна голова не бедна». Вот что значила строчка в анкете: «ничего не имел и не имею».
Но и при такой трудной жизни Лаврентий все же не остается в стороне от политики, которой тогда в Российской империи были больны все поголовно — по крайней мере, в образованных и полуобразованных слоях общества.
Как и большинство учащихся той поры, он видел панацею от всех несправедливостей жизни в радикальном переустройстве общества и нашел свое место на левом краю политического спектра. В нищем Закавказье традиционно были сильны социал-демократы. Это был один из регионов, который дал партии большевиков целый букет ярких революционеров — Сталина, Орджоникидзе, Шаумяна, Микояна… А ведь большевики не были особо многочисленны в этом регионе, гораздо более мощной партией являлись меньшевики — но не в Баку. Промышленный Баку был традиционно большевистским центром.
Уже в октябре 1915 года Лаврентий принимает участие в работе нелегального марксистского ученического кружка, где становится казначеем, что тоже о многом говорит — абы кому даже небольшие деньги не доверят. Но он сочетает в себе абсолютную честность и скрупулезную бережливость выходца из бедной семьи. Так и впредь — в чем только его ни обвиняли, но в воровстве и расточительности — никогда. В среде учащихся он также пользуется авторитетом — его избирают, нелегально, старостой класса. В автобиографии 1923 года Берия пишет, что в марте 1917 года вместе еще с четырьмя ребятами организовал ячейку партии большевиков, и впоследствии он отсчитывает свой партстаж с марта 1917 года.
И вот посмотрите — что значит предубеждение. Ни в одной биофафии самых разных советских деятелей никогда не звучит ни нотки сомнения по поводу их дореволюционных марксистских симпатий. Кто из них не участвовал в ученических кружках — да все с этого начинали! А тут Алексей Топтыгин, добросовестный и неплохо относящийся к своему герою исследователь, вдруг пишет: «Правда, об этом кружке мы знаем только со слов самого Берия… Конечно, для успешной карьеры в советское время совсем неплохо было иметь дореволюционный партийный стаж. И кружок мог быть просто позднейшей выдумкой…» и т.д. Помилуй Бог — какая выдумка! Какая карьера! Это в 1923 году-то, когда все в стране стояло вверх дном и вообще еще было непонятно, какого рода власть сформируется из всего этого месива, двадцатичетырехлетний Лаврентий сидел себе и просчитывал:
«А вот мне для карьеры нужно то-то и то-то…» Это, знаете ли, картинка совсем из других времен, и не надо путать развитой социализм с военным коммунизмом. Ему было не до того, чтобы размышлять, как бы попасть в номенклатуру, он по горам за бандитами гонялся!
. ..Итак, свой партийный стаж Лаврентий Берия отсчитывает с марта 1917 года. К тому времени он, хотя и немного знающий о марксизме — какие там знания в восемнадцать лет! — но очень энергичный товарищ, и старается приложить свои немногие знания и многие убеждения к делу Летом 1917 года он поступает, в качестве практиканта военно-строительного отдела, в гидротехническую организацию армии Румынского фронта и отправляется в Румынию. Страна стоит вверх дном, армия тоже разваливается на глазах, в ней процветает «демократия», и восемнадцатилетний практикант становится председателем отрядного комитета и делегатом от лесного отряда, в котором работает. Ничего из ряда вон выходящего здесь нет, были у Октябрьской революции деятели и помоложе.
В декабре он возвращается в Баку — царя нет, Временного правительства нет, советская власть торжествует — гуляй, братва! И чем, вы думаете, он занимается? Бегает по митингам, пишет листовки? Ничего подобного: он… усиленно принимается за занятия, наверстывая пропущенное.
В январе 1918 года «сессия» Лаврентия Берия заканчивается, и марксистские симпатии приводят его в Бакинский Совет, куда он поступает в качестве сотрудника секретариата, везет на себе «текущую работу», иначе говоря, пишет бумажки и получает жалованье. В этом качестве он пребывает до самых последних дней существования Совета и даже успевает поработать в ликвидационной комиссии. Перед ним стройной чередой проходят все этапы существования советской власти в Баку, а эта история, пожалуй, не имела аналогов даже в послереволюционной России.
ГЛАВА 2
ВЗЛЕТ И ПАДЕНИЕ БАКИНСКОЙ КОММУНЫ
…Термин «война» к этому времени не очень-то подходит. Более точны те, кто называет это время смутой. По силе и глубине всеобъемлющую смуту Гражданской войны трудно с чем-либо сравнить. Собственно говоря, считать ее схваткой красных и белых можно лишь весьма условно. Кроме них там присутствовало еще множество самых разнообразных сил — политических, стихийных, черноземных.
1 2 3 4 5 6 7 8