А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

Злобин Степан Павлович

Степан Разин - 2. Степан Разин. Книга вторая


 

Здесь выложена электронная книга Степан Разин - 2. Степан Разин. Книга вторая автора по имени Злобин Степан Павлович. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Злобин Степан Павлович - Степан Разин - 2. Степан Разин. Книга вторая.

Размер архива с книгой Степан Разин - 2. Степан Разин. Книга вторая равняется 418.73 KB

Степан Разин - 2. Степан Разин. Книга вторая - Злобин Степан Павлович => скачать бесплатную электронную книгу





Степан Злобин
Степан Разин. Книга вторая


Степан Разин Ц 2


«БелСЭ» им. Петруся Бровки; Минск; 1987
Степан Злобин
СТЕПАН РАЗИН
Книга вторая

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
«БОГАТЫРСКАЯ ПОСТУПЬ»

За хлеб и за волю

Дружная и ранняя наступила весна в Нижегородчине. На озимых полях поднялись яркие, густые зеленя. С Оки проходил еще верховой лед, но влажная, оттаявшая и разогретая апрельским солнцем земля томилась по яровому семени…
С теплыми весенними днями из московских краев примчался в вотчину Одоевского Федор, сын боярина Никиты Иваныча. С гурьбою холопов проскакал он по влажной дороге, извивающейся среди хлебных крестьянских полей. Пахари на яровых полосах отпрукивали лошаденок, снимали заячьи и поярковые шапки. Робкие и смиренные, падали на колени прямо в рыхлую влажную землю.
Оставив холопью гурьбу на дороге, Федор подскакал к белоголовому старику на ближней полосе, который раньше других управился с пахотой и бороньбой и без шапки шагал уже с ситом на белом полотенце, перекинутом через плечо, разбрасывая горстью овес и шевеля губами, должно быть шепча в напутствие зернам либо заговор, либо молитву
— Управился, дед Гаврила?! — громко спросил Федор, наклонясь с седла к его уху.
— Слава богу, боярич! Послал бог весну-у! — с детской радостью ответил старик, словно не каждый год за его долгий век случалось в природе такое чудо.
— Весну бог послал! А на боярщине как у тебя? — строго спросил Федор Одоевский.
— Теперь и на боярщине потружуся, боярин, — сказал старик.
— А кто тебе указал свое прежде боярского сеять?! — еще строже спросил Одоевский.
— Боярское, сказывал Никон, раненько, — простодушно ответил старик.
— Боярское рано, а ваше как раз?!
Федор взмахнул плетью над головой старика, но удержался и не ударил его, а хлестнул по крупу коня, и, обдав старика комьями рыхлой земли, конь метнулся к другим полосам…
— Свою пашню пашете, а боярский урок — как управились?! — крикнул Федор, выпятив неказистую, как у отца, бороденку, в злости кося левым глазом, нетерпеливой рукой похлестывая по сапогу концом плети.
— Вспашем, Федор Никитич, батюшка, вспашем, поспеем! Зима была добрая, снежная… Вспашем!..
— Кончай всю работу. Нынче шабаш! Кто сколь вспахал на себя — бог простит, а больше ни пяди, покуда с боярщиной не управитесь! — приказал молодой Одоевский.
— Князь, голубчик, уж ныне дозволь! Федор Никитич! — взмолились крестьяне. — С утра пойдем на боярщину, а нынче денек на своей доработать! Кто сколь вспахал — позасеем!..
— Шаба-аш! — грозно крикнул Одоевский. — Не люди — собаки: вас корми калачом, так вы в спину кирпичом. Обожрались боярской милости, нет в вас стыда!
— Князюшка, соколок! — с причитанием крикнул сухой, изможденный пахарь. — Разворошили мы матушку-землю, посохнет теперь, не дождется! Твоей-то пашни ведь во-она сколь, а моей маленько осталось. Я ныне бы в ночь и посеял! — Он кинулся к стремени поцеловать сапог княжича.
Одоевский махнул плетью. Мужик отскочил, кособочась, зажав рукой шею…
— Вот вишь ты, Пантюшка, довел до греха! — упрекнул его же Одоевский. — Сказал: по домам — и все по домам! Ни пахать, ни сеять! Забыли вы мой обычай! — Одоевский повернулся к дороге, приставив ко рту ладонь, крикнул холопам: — Ко мне-е!
Боярские слуги всей ватагой подъехали к молодому князю.
— Всех с поля гнать по домам! — приказал он. — Чую, добром не пойдут. Кто на поле выйдет хоть в день, хоть в ночь, тому двадцать плетей. Велеть, чтобы утром все на боярщину ехали. С «нетчиков» шкуру сдеру! Да Никонку живо ко мне зовите…
Одоевский пустился скакать к боярскому дому, который, как крепость с высокой стеной, с крепкими воротами и сторожевыми вышками над бревенчатым тыном, стоял отдельно на горке, а слуги бросились по полям — загонять мужиков в деревеньки…
Приказчика Никона привели к хозяину. Тот у порога упал на колени.
— Собачья кость, поноровки даешь мужикам?! С боярщиной не управились, а себя обпахали, обсеяли?! Где взял ты такой закон?!
— Прости, сударь князюшка! Бог… — Приказчик не успел досказать, что хотел. Одоевский ткнул ему сапогом в зубы… — Харитонов Мишанька смутил мужиков, — вытирая кровь, продолжал пояснять приказчик, как будто ничего не случилось. — Мол, осень и зиму работали на боярина на крутильне. Теперь, мол, бог ранней весны послал. Перво пашите себе, а там и боярину справитесь! Иные не смели, а те сами в поле и всех за собой потащили… Бог видит, я…
Одоевский снова ткнул его в лицо сапогом.
— Пошел вон!
Пятясь на четвереньках, приказчик выполз из горницы…
Уж четвертый год, как Федор завел такой обычай: чтобы на боярских полях успевали вспахать и посеять вовремя, первой работой была для крестьян боярщина. Это заставляло их не лениться на боярских полях, работать споро и дружно. Если случались огрехи, Федор заставлял переделывать работу наново, но никого не пускал домой, и за чужой грех вся деревня страдала. Так он добился хорошей работы крестьян на своей земле.
Теперь Одоевский вызвал к себе Михайлу Харитонова.
Верводел вошел в горницу.
— Драться, Федор Никитич, не моги, — сказал он от порога. — Хочешь лаяться — лайся, сколько душе твоей в пользу!
— А что мне тебя и не бить за твои воровские дела?! — напустился Одоевский, зная и сам, что не посмеет ударить.
— Не люблю, кто дерется, вот то меня и не бить! — с обычным спокойствием отвечал Михайла. — И я воровства не чинил. Я прежде Никонку спрашивал, скоро ли станем боярские земли пахать. Никонка сказывал, что землица жидка — не тесто месить на боярских полях! Что же дням пропадать!.. То и было. А ты прискакал — размахался. Чего махать-то?! Сказал: на боярщину — завтра взялись да пошли!..
Покорность и сила, соединявшиеся в Михайле, заставляли считаться с ним. Он не был смутьяном, не призывал к мятежу, исполнял все, что должен был исполнять на крутильне; сделавшись старшим, требовал от других работы, учил верводелов, как лучше достичь сноровки в сученье толстых канатов. Его не боялся никто из крестьян, но главный приказчик Никонка опасался сказать ему лишнее слово, хотя он и Никонку никогда не ударил. Федор Одоевский часто бранил его, но, раздавая вокруг зуботычины, не смел на него замахнуться, даже не позволял себе напоминать Михайле о его неудачном бегстве. Только раз за всю зиму сказал ему: «Ты-ы! Казак!» Харитонов ему ничего не ответил, лишь глаза его странно сузились, широкие ноздри курносого носа раздулись и на скуле задрожал желвачок, а громадные руки стиснулись в кулаки. Князь, и сам не поняв почему, замолчал и поспешно прошел мимо.
Михайла Харитонов никогда не показывал утомления, работал не меньше других. Боярское слово было ему законом.
Осенью, пока шла замочка да трепка, Михайла, считая это за женское дело, ни в чем не принимал участия. Зато в эти дни князь Федор послал его корчевать кустарник и пни, и Михайла без вздоха расчистил большую поляну, которую собирались в этом году распахать под новое конопляное поле.
В эту зиму с Дона на Волгу, Оку шли люди с «прелестными письмами». Говорили, что письма писал сам Степан Тимофеевич — Стенька Разин. Про удалого атамана уже года два рассказывали великое множество небылиц: что его не берут ни пули, ни ядра, что его нельзя сковать цепью, что перед ним отпираются сами городские ворота, что он обращается в невидимку, летает птицей, ныряет рыбой… Михайла Харитонов был трезв умом и не верил таким чудесам. Когда прохожие волжские ярыги осенью вздумали разводить в кабаке эти басни, Михайла только рукой махнул.
— Бабка сказывала: Иванушка Дурачок да Иван Покати Горошек, а вы: Стенька Разин!.. А кто его видел? Брехня! Малым детям в забаву!..
Про «прелестные письма» он говорил, что их пишут бездельные люди.
— Работать не хочет, вот и другим не велит. «Не паши на боярина пашню»… А кто ж ее станет пахать? Боярин сам, что ли? Боярин — ить он боярин!..
Наутро после приезда князя Михайла первым выбрался в поле с сохой. Ему были положены от боярина полтора рубля (которых еще не успел получить) за то, что он был верводелом. Во все остальное время он был мужиком, как и все, и не думал отказываться от прочей работы на боярщине. Осенью он корчевал кусты на лесной поляне, раскорчевал целое поле. Ему казалось теперь самым простым, неизбежным и справедливым, что он же должен распахивать новину на раскорчеванном месте. Помолившись, он тронулся и пахал без оглядки, без устали, давая лишь отдохнуть двум лошадям, на которых пахал. Во время отдыха он сам любовался черным рядом одна к одной перевернутых ровных глыб вспаханной земли. Только к вечеру, возвратясь со своей поляны, он услыхал, что в вотчине оказалось десятка два «нетчиков». Их пошли искать в деревнях, но они пропали. Михайла подумал, что мужики ушли по Хопру на Дон, однако кто-то в деревне шепнул, что они не хотят отбывать боярщины, — поддавшись прельстительным письмам, ушли в леса… Говорили, что сам молодой князь выехал в лес, да из чащи посыпались стрелы, и он возвратился ни с чем, унося свою голову. Говорили, что князь брал с собой трех собак; из них две не вернулись, а третья пришла со стрелою в бедре.
Боярщина подошла к концу. Кроме боярских земель, были вспаханы прошлогодние земли беглецов, распахана и засеяна новина, раскорчеванная Михайлой. Крестьяне ждали, что приедет Одоевский, осмотрит работу, скажет спасибо и разрешит выходить на свои работы. Но вместо этого Никонка объявил — поутру выходить к дороге с сохами, захватив с собой косы…
— Что еще там затеял князь, сучье вымя?! — ворчали крестьяне. — С косами выдумал! Что за покосы в такую пору, и трава-то еще не взросла! Когда же свое допахивать станем?
Поутру, когда собрались у дороги, Никонка вышел и сказал, что приедет «сам». И вот на дороге явился Одоевский в сопровождении толпы холопов и слуг.
— Как же, братцы, такое у вас воровство учинилось! — воскликнул Одоевский с укором. — Целые два десятка крестьянишек в лес убежали. Свое озимое позасеяли, да и прочь! Вам, миру, лишни труды на боярщине ныне за них!
— Да мы, князюшка батюшка, все и без них покончили! Какие еще труды?! — отозвались крестьяне.
— А труды таковы: мне ржи не надобно больше. Кто убежал, на того полях я конопли стану сеять. Надо пашню пахать.
— Там ведь озими, батюшка князь! Рожь у них поднялася!
— Мне ржи не надобно больше! — повторил князь Федор. — Зеленя покосить для скота, свезете ко мне во двор, а землю вспахать, и льны да конопли станете сеять…
Крестьяне никак не могли понять. Думали, что послышалось. Одоевский в третий раз повторил, что на покинутой беглецами земле решил зеленя покосить и посеять заново льны.
— Да что ты, боярич! Как же порушить-то хлебную ниву! Ить рожь-то какая! Ить хле-еб!.. — заговорили крестьяне. — Да беглый не беглый, а как их семейки без хлеба станут?! Семейки-то дома!..
— Смилуйся, батюшка князь! Федор Никитич, голубь! — взмолилась Христоня, жена одного из беглых, усердно работавшая на боярщине вместе с другими. — Робята у нас остались! — закричала она, когда наконец поняла, чего хочет Одоевский.
— И мы-то не звери — хлебную ниву на всходе ломать! И бог нам такого греха во веки веков не простит! — откликнулся дед Гаврила, стоявший ближе других, чтобы лучше слышать, и державший ладонь возле уха.
Но Одоевский был непреклонен. Он заметил, что Михайла Харитонов ни разу не подал голоса вместе с другими в защиту полей, покинутых беглецами.
— Мишанька! — позвал князь.
Богатырь верводел, все время угрюмо молчавший, с косой на плече шагнул из толпы.
— Ступай-ка косить зеленя! — сказал князь.
Михайла молчал и не сдвинулся с места.
— Кому говорю! — грозно воскликнул Одоевский.
— Глупое слово ты молвил, князь, и слушать-то тошно! — спокойно ответил Михайла. — Кто ж хлебную ниву без времени косит?! Гляди, поднялась какова! Что добра-то губить!
— Не пойдешь? — с угрозой спросил Одоевский.
— Не пойду.
— Снова к бате в Москву захотел?!
— Не стращай-ка, боярич. Ить я-то не полохливый! — усмехнулся Михайла.
Одоевский рассвирепел. Левый глаз его убежал в сторону, кося на злосчастные зеленя, правый в бешенстве озирал безмолвную и непокорную толпу крестьян… Он обернулся к холопам, целый десяток которых верхом на конях ждал только его приказаний.
— А ну, бери у них косы, робята!
Те соскочили с седел, гурьбою пошли к крестьянам. Сам Никонка подошел к Харитонову, уверенно взялся за косовье:
— Давай сюды косу.
Михайла не выпустил косовища из рук.
— Я те дам вот! Возми-ка свою! — отозвался он.
Другие крестьяне плотнее сошлись, сжали косы в руках, было видно, что не сдадутся без драки. Этого не бывало во владениях Одоевского, и князь Федор не хотел до этого допустить… Приказчик рванул косу крепче из рук Харитонова.
— Ты слышь, Никон, отстань. Резану ведь косой — пополам, как стеблину, подрежу! — угрозно сказал Михайла.
— Сам слышал, ведь князь велел, дура! — попробовал уговорить приказчик.
— Велел — бери дома, меня не задорь! Отойди от греха! — строго сказал Михайла, и ноздри его шевельнулись.
Никонка вопросительно оглянулся на князя.
— А ну его к черту! Бери у других, — сдался Одоевский.
Приказчик шагнул к толпе, вслед за ним осмелились и остальные княжьи слуги.
— Не дава-ай! — неожиданно загремел Харитонов.
Никто никогда еще не слыхал от него такого неистового окрика.
— Не давай! — надтреснутым голосом крикнул за ним дед Гаврила.
— Не давай! — подхватили вокруг голоса крестьян.
— Пошли прочь, не то наполы всех посечем, окаянных! — вскричал без страха сухой, черномазый Пантюха, угрожающе поднимая косу.
Толпа зароптала с сочувствием. Косы зашевелились еще не очень решительно, но видно было, что никто из толпы не хочет сдаваться.
Холопы попятились к лошадям.
— Мятеж поднимаете, сукины дети?! Ну, погоди! Вот вам будет ужо! — пригрозился Федор. — По седлам! — решительно приказал он холопам и сам подхлестнул коня.
Десяток всадников пустился за господином, оставив крестьян толпою стоять в поле.
— Чего ж он над нами теперь сотворит? — опасливо спросил кто-то в толпе.
— А чего сотворить?! Вон нас сколько! — отозвался Пантюха. — Ишь, надумал неслыханно дело. Гляди — хле-еб! К Вознесеньеву дню с головой покроет… Коси-ить! Такую красу загубить…
— С боярщиной кончили, мир. Теперь за свое приниматься! — громко сказал дед Гаврила.
Пантюха первый взялся за вожжи и тронул свою лошаденку, круто сворачивая с дороги на яровой клин, откуда за несколько дней до того Одоевский разогнал пахарей. Десяток людей с сохами потянулись на свои недопаханные яровые полосы…
— Братцы! Покуда мы на боярщине были, у деда Гаврилы какие овсы поднялися! — выкрикнул кто-то.
— Дед Гаврила, овсы у тебя богаты! — крикнули в ухо старику.
Человек пятьдесят по пути остановились над узенькой дедовой полосой, покрывшейся свежей зеленой щетинкой.
— Ишь, лезут! — ласково говорили вокруг, словно любуясь детишками, которые на глазах подрастают…
— С косами едут! — звонко крикнул подросток Митенька, сын Христони.
Все оглянулись в сторону боярского дома. Освещенные утренним солнцем, верхами на лошадях возвращались холопы с блестящими косами на плечах, направляясь к озимому клину…
— Сами станут косить, — заговорили в толпе.
— Ни стыда в них, ни совести! Грех-то каков на себя принимают!
Все смотрели в ту сторону выжидательно. Холопы примчались к озимому клину, спрянули с седел. Как стрельцы в пешем строю, наступали на яркие, свежие, молодые ржи, нескладно — не на плечах, а впереди себя, лезвиями вниз, неся косы, словно уже занося над хлебами. Похоже было, что они вздумали резать под корень все зеленя подряд, не разбирая, чьи полосы…
От овсов старика, покинув своих лошадей вместе с сохами на яровых полосах, толпа крестьян, словно притянутая неодолимою силой, подалась к дороге, которая отделяла озимые поля от яровых. Все стояли недвижно, смотря на злодейское дело. Иные из крестьян опирались, как на высокие посохи, на косовища, другие, с косами на плечах, заслоняли от солнца глаза заскорузлыми широкими черными ладонями.
Впереди прочих княжеских слуг наступал на озимые Никон. Вот он подступил вплотную к зеленой густой полосе и взмахнул косою. Над толпой крестьян пролетел тяжкий вздох.

Степан Разин - 2. Степан Разин. Книга вторая - Злобин Степан Павлович => читать онлайн электронную книгу дальше


Было бы хорошо, чтобы книга Степан Разин - 2. Степан Разин. Книга вторая автора Злобин Степан Павлович дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Степан Разин - 2. Степан Разин. Книга вторая у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Степан Разин - 2. Степан Разин. Книга вторая своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Злобин Степан Павлович - Степан Разин - 2. Степан Разин. Книга вторая.
Если после завершения чтения книги Степан Разин - 2. Степан Разин. Книга вторая вы захотите почитать и другие книги Злобин Степан Павлович, тогда зайдите на страницу писателя Злобин Степан Павлович - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Степан Разин - 2. Степан Разин. Книга вторая, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Злобин Степан Павлович, написавшего книгу Степан Разин - 2. Степан Разин. Книга вторая, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Степан Разин - 2. Степан Разин. Книга вторая; Злобин Степан Павлович, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн