— Слегка улыбнувшись, Кэтрин провела пальчиком по хрустальному бокалу с шампанским, только что поставленному перед ней на столик, покрытый скатертью в розовую полоску.
— Ты отказываешься от шампанского?
— Вчера я поняла, что алкоголь делает меня излишне откровенной.
Джеймс усмехнулся, подумав о том, какую же из вчерашних «дерзостей» Кэтрин считает «излишне откровенной». Может быть, тихое признание в том, что она согласилась на встречу только потому, что хотела видеть его? Или же провокационный вопрос в сапфировых глазах, когда Джеймс предложил ей пойти в постель? Какая еще невысказанная тайна удерживает Кэтрин от шампанского? Быть может, ее собственная версия сложной истории отношений между сестрами Тейлор?
— Разве можно быть излишне откровенной?
— Мне кажется, — протянула Кэтрин, — что для некоторых откровений требуется время, прежде чем их можно высказывать.
— Да, я тоже так думаю, — согласился Джеймс, понимая, что еще рано рассказывать девушке всю правду о своих чувствах к ней.
Когда-нибудь, когда Кэт будет готова, Джеймс поведает ей об этой замечательной, радостной правде. И когда-нибудь, надеялся он, Кэтрин скажет ему о скрываемой правде, которая столь очевидно в отличие от его, радостной, таит в себе Глубокое беспокойство. «У тебя времени столько, сколько тебе нужно, милая Кэтрин, и, пожалуйста, знай, что ты можешь доверить мне все секреты своего сердечка».
— А знаешь, на самом деле вчера ты приняла очень мало алкоголя.
— Знаю.
Кэтрин понимала, что всего несколько маленьких глотков коньяка оказали магическое действие на ее боль. А как же насчет другой магии — теплых, возбуждающих волн чистой радости и чудесного легкого смеха, весело зажурчавшего в ее душе родником счастья? Такое волшебство, Кэтрин знала точно, никак не связано с алкоголем. Этим волшебством был сам Джеймс, нежный и заботливый. Его темно-голубые глаза излучали такое манящее тепло, а ласковая улыбка так и соблазняла освободиться от смущения и высказать все свои сокровенные тайны.
Но существовали слова, которые высказать Джеймсу у нее не хватало мужества:
«Я — приемыш. Моя настоящая мать так не любила меня, что отказалась от меня. Я не уверена в своем происхождении, Джеймс, пока не уверена. Но с каждым днем я постепенно узнаю все больше. У меня не хватает мужества сказать тебе эту правду сейчас, быть может, поэтому я не решаюсь рассказать тебе и об остальном. Есть нечто такое, Джеймс, что я открыла в самой себе — замечательное открытие последних дней. Я узнала, что, когда я с тобой, мне больше ничего не нужно».
В тот ненастный день Кэтрин не поведала Джеймсу свои тайны. Они говорили о музыке, о яхтах, дожде, розах, грозовых облаках и волнах. И в ткань послеполуденных разговоров, нежных улыбок и счастливого смеха вплетались обещания будущих встреч. Кэтрин дала слово Джеймсу, что с большим удовольствием послушает с ним цикл «Кольцо» в «Метрополитен-опера», да, все четыре оперы. И что пообедает с ним во всех самых знаменитых ресторанах Манхэттена, и посетит выставку импрессионистов в Музее изящных искусств, и…
Кэтрин отвечала согласием на все предложения, радостно-счастливым согласием, и ее прекрасный открытый взгляд говорил Джеймсу о самой важной правде, единственной правде, которую он хотел услышать от Кэтрин:
«Да, Джеймс, я хочу быть с тобой!»
Глава 16
Вашингтон
Декабрь 1989 года
— Весь уик-энд? — переспросила Алекса.
Разговор происходил в первый вторник декабря. За три месяца своей любви Алекса и Роберт никогда еще не проводили весь уик-энд вместе, только ночи в будние дни недели. Драгоценные, благословенные часы. И в эти чудесные часы они дарили друг другу невероятно тонкие и нежные чувства; они опаляли друг друга умопомрачительной страстью, такой же отчаянной, требовательной и тайной, какой она была в первую ночь.
Алекса с горечью думала о том, что тайна их страсти была символом того, о чем они оба знали, но о чем никогда не говорили: эта скрываемая ото всех любовь не продлится вечно. Сейчас любовь была в безопасности, она была секретом, который было легко хранить, поскольку никто не пытался о нем узнать.
Пока что вашингтонские журналисты без устали гонялись за Робертом в надежде заполучить подходящую цитату от самой яркой звезды на политическом склоне страны. Но ни один репортер, ни один даже самый агрессивный политический обозреватель и не думал расследовать частную жизнь сенатора. Что толку? Всякий, кто хоть когда-либо видел чету Макаллистер, а их видели практически все журналисты, знал: Роберт и Хилари — идеальная супружеская пара.
Тайная любовь Роберта и Алексы будет в полной безопасности, пока… Роберт не выставит свою кандидатуру на президентские выборы. После этого каждая деталь его жизни, не важно, насколько личная, станет достоянием общественности. Его будут преследовать со всех сторон — и политическая пресса, и легион шпионов, нанятых оппозиционной партией, которым будет поставлена практически невыполнимая задача отыскать мельчайшие изъяны в непробиваемой броне — безупречной репутации будущего президента. Если Роберт станет претендентом от партии на выборах 1996 года, что предсказывали самые искушенные политологи, их тайная любовь сможет безопасно длиться по крайней мере еще четыре года, а возможно, и все пять лет. А если он не станет главой государства до 2000 года…
Хотела ли Алекса жить такой любовью — любовью темноты, отчаяния, украденных мгновений — еще четыре года или даже все восемь лет? О да!
Теперь же любимый говорил, что через три дня они проведут вместе весь уик-энд.
— Весь уик-энд, — прошептал Роберт, нежно целуя наполнившиеся слезами радости глаза Алексы. — Целый уик-энд, любовь моя.
— О-о, нет!
— Что, дорогая?
— В субботу я работаю! У меня полностью свободна пятница, но в субботу съемка…
— Тогда в пятницу ты приготовишь мне ужин. Обещаю, что приеду сюда к ужину, — ответил Роберт, прогоняя страстным поцелуем грусть с лица Алексы. — Зато я приготовлю тебе ужин в субботу. А в воскресенье, любовь моя…
«Весь уик-энд, любовь моя», — пообещал Роберт, и взгляд изумрудных глаз Алексы наполнился при этом обещании такой искренней радостью! Но он-то жаждал сказать ей другое: «Всю нашу жизнь, любовь моя!»
«Не исключено, что уже в этот уик-энд я смогу дать такое обещание», — несколько часов спустя думал Роберт, бережно обнимая спящую Алексу. Она была воплощением умиротворения и счастья. Золотистые волосы обрамляли прекрасное лицо, легкая улыбка надежды застыла на губах. Когда Роберт поцеловал ее шелковистые волосы, Алекса улыбнулась и потянулась к нему во сне, словно ей снилось то, о чем думал и он: мы наконец будем вместе, и навсегда.
Роберт никогда не обсуждал с Алексой свои радужные планы прожить с ней всю жизнь, но любимая, безусловно, это знала.
Макаллистер не хотел давать пустых обещаний, пока Хилари не согласится на развод. Разговор с женой он решил отложить до рождественских праздников. Сенат распустится на каникулы, Алекса отправится в Топику, и, если все пройдет благополучно, Хилари сможет, как всегда, уехать в Даллас на свои бесчисленные вечеринки, а он останется в Вашингтоне и переедет из их дома. Решение подождать до праздников было трезво продуманным. Рождество не вызывало у сенатора особых сантиментов, так же как и у его супруги.
Но сейчас, когда Роберт держал в объятиях любимую женщину и думал о предстоящих многочисленных приемах в Вашингтоне, на которых должен появляться с Хилари, он изменил свои планы. Роберт решил поговорить с Хилари о разводе в этот вторник, вечером, накануне ее отъезда на курорт. Он не может и не будет более лгать. Никому.
Его всегда изумляло, что никто не замечал: жизнь идеальной предполагаемой первой пары была не более чем бездушное притворство. До встречи с Алексой Роберта это не волновало, потому что сердце его было пусто. Но теперь сердце переполняла любовь. И если притворство на публике в прошлом не было очевидным, сейчас оно становилось явным, потому что теперь Роберт старался не замечать Хилари, хотя они все еще оставались вашингтонскими «дорогая-дорогой».
Настало время положить конец представлению, и если все пойдет хорошо… Оно было очень грозным, это «если», ведь Роберт понимал, что Хилари не «подарит» развод. Ему придется заплатить. И Макаллистер знал, что цена будет высокой, потому что политику его ранга нужен не просто развод, но достаточно «спокойное» расставание. То, чего хотел Роберт, разумеется, не имело никакого значения для него, но играло огромную роль для Алексы. Роберт понимал, что ставший достоянием широкой публики развод поставит талантливую актрису в положение «другой женщины», и это будет губительно для Алексы.
Роберт понимал, что Хилари потребует высокую цену за то, что ему нужно. Он должен был приготовиться, скрепя сердце, и стерпеть ее оскорбления, и вынести ее ярость, но все-таки дождаться момента, когда Хилари назовет свою цену. И тогда ради Алексы, ради ее защиты и счастья он будет готов заплатить все.
— Я люблю тебя, — прошептал он своей спящей красавице. — Я люблю тебя, и скорее всего, дорогая моя, в этот уик-энд появится замечательная новость для нас обоих.
Хилари всегда проводила первый уик-энд декабря в Уиллоус, на ультрасовременном курорте, специально выстроенном для самых богатых южанок. Она гостила в отреставрированном роскошном особняке времен Гражданской войны по меньшей мере четыре раза в год — традиция, которая началась как подарок матери Хилари к ее шестнадцатилетию. По правде говоря, визиты в Уиллоус никогда не приносили Хилари каких-либо целительных результатов. В самом деле, многие специалисты курорта — косметологи, массажисты и тренеры — с трудом находили способы, которыми можно было бы улучшить прекрасное состояние ее лица, кожи, ногтей и тела. Но тем не менее Хилари упорно возвращалась в Уиллоус, потому что так было принято у богатых и влиятельных женщин ее круга.
Сейчас же впервые Хилари подумывала, не следует ли ей отказаться от этого уик-энда перед началом самых важных общественных празднеств. Она прекрасно понимала, что если проведет уик-энд в Уиллоус, то Роберт помчится к Алексе в Роуз-Клифф. А что, если Хилари откажется от поездки? Роберт проведет уик-энд в Клермонте, работая в своем кабинете, и, когда супруги привычно безмолвно будут обедать, она увидит в его темных глазах, до чего сильно он жаждет быть с той. Но Хилари может увидеть в глазах мужа и более страшное: мрачный огонь, от которого она приходила в ужас, предчувствуя, что Роберт намеревается рассказать ей о своих отношениях с Алексой.
Словно Хилари ничего не знала! Несколько месяцев назад она выследила Роберта, ездившего в маленький коттедж на вершине скалы. И все это время Хилари кипела такой ненавистью к Алексе, что прежняя зависть, связанная с их вечным соперничеством, теперь казалась вполне безобидной. И еще: она возненавидела Роберта за то, что он изменяет ей ради той. Хилари знала, что эта связь рано или поздно закончится, должна закончиться, но была в ярости оттого, что Роберт рискует своей репутацией, рискует президентским постом — и ради кого? — ради той самой Алексы! Как он только может! Как он смеет?
В конце концов Хилари решила не отказываться от уик-энда в Уиллоус, посчитав, что чем чаще Роберт будет с Алексой, тем скорее она ему надоест. Разглядывая в зеркале свое красивое лицо, Хилари рассвирепела, увидев на всегда безупречно гладкой коже несколько тончайших морщинок. Неужели они появились из-за ее переживаний и жгучей ненависти? Хилари решила, что у нее теперь есть еще одна причина ненавидеть Алексу и Роберта; и еще одна причина, по которой все же необходимо провести уик-энд на курорте.
Вечером во вторник, накануне отъезда, Хилари сидела во флорентийском зале Клермонта и просматривала пачку красочных приглашений. Она уверенно сортировала карточки, приглашавшие на коктейли, приемы, гала-представления и благотворительные вечера, моментально определяя социальную и политическую значимость того или иного мероприятия и сразу же отвергая те, что не входили в список «А». Одновременно с этим занятием Хилари прикидывала, какой из ее бесчисленных нарядов подойдет к тому или иному случаю.
«Наряды никогда не должны повторяться» — мысль эта заставила Хилари нахмуриться, поскольку она представила себе разговор с Робертом, возражающим против ярких, броских платьев и требующим, чтобы она чаще носила одежду американского производства, а не оригинальные произведения Живанши, Шанель и Лакруа.
Размышляя о предполагаемом разговоре по поводу ее гардероба с Робертом (как смеет он вообще заикаться на эту тему!), Хилари совсем рассердилась, и, когда в руки ей попалось приглашение на благотворительное представление «Хочу стать звездой», устраиваемое съемочной группой «Пенсильвания-авеню» в субботу, шестнадцатого декабря, она готова была растерзать карточку на сотню мельчайших кусочков. Но разорвав ее пополам, тут же опомнилась и представила себе великолепную картину.
Сенатор Роберт Макаллистер с супругой в этом году посетят гала-представление. Алекса, разумеется, тоже будет там, выряженная во что-нибудь безвкусное: скорее всего в ярко-алое атласное платье с бирюзовыми рюшками. А Хилари наденет новое шелковое платье цвета слоновой кости, безупречно вышитое самым дорогим жемчугом и изящными серебряными бусинками, сверкающими, подобно каплям росы. Она скромно уложит свои темно-каштановые волосы, открыв точеный овал лица, чтобы были видны изумрудные серьги — единственные драгоценности, которые она наденет, кроме, естественно, самой важной — золотого обручального кольца с изумрудами, как напоминание и ее изумленному супругу, и его бесстыдной потаскушке, кто такая актрисочка Тейлор и где ее настоящее место.
Мечты Хилари прервал звук приближающихся шагов. Роберт? Во вторник вечером? Дома, а не в Роуз-Клиффе?
«Прекрасно, — торжествующе подумала Хилари. — Наконец-то».
— Здравствуй, Роберт, — не вставая с дивана, с холодным удивлением приветствовала она мужа, тут же снова обратив взор на пачку пригласительных билетов в своих руках.
— Здравствуй, Хилари. Я здесь, потому что мне надо поговорить с тобой.
— В самом деле?
— Ты меня слушаешь?
— Да. — Она фальшиво изобразила милую улыбку и подняла глаза. — Конечно.
— Хорошо. Я хочу сообщить тебе, что мне нужен развод.
— Шутишь?
— Нет. И ты это знаешь. Ты также знаешь, что шуткой, и неудачной, был наш брак. Мы оба очень давно об этом знаем.
— И ты всерьез полагаешь, что я дам тебе развод, Роберт?
«Нет, — подумал Роберт, — не дашь. Но именно поэтому я здесь — узнать, какую цену ты назначишь за мою свободу и благополучие Алексы».
— На самом деле у тебя нет выбора, Хилари. Я могу с той же легкостью оформить документы, как и ты. Однако я надеюсь — хочу надеяться, — что мы можем достичь дружеского соглашения.
— Тут замешан кто-то еще, не так ли? — неожиданно спросила Хилари, словно ужасная мысль посетила ее только что. — Ведь в действительности разговор идет именно об этом, да?
— В действительности, Хилари, речь идет о браке, который существует только на словах и которому следует положить конец. Да, я встретил женщину, и я намерен жениться, но не в ней причина, по которой наш брак распался. Он распался давно — задолго до того, как я встретил эту женщину.
— Кто она?
— Это не имеет никакого значения.
— В самом деле?
«Искренне сомневаюсь, что многочисленные репортеры, которые будут освещать наш очень гадкий и очень скандальный развод, с тобой согласятся. Мне представляется, что больше всего их заинтересуют мельчайшие подробности именно о твоей жизни с любовницей. Наш развод будет очень гадким и очень скандальным, Роберт, это я тебе обещаю. Вот тогда ты и узнаешь, что за человек ты есть на самом деле. Как тебе известно, в наши дни борцы за права женщин весьма и весьма активны у избирательных урн».
Хилари встала и медленно, предвкушая свой триумф, направилась к Роберту, давая ему почувствовать, какую грозу он на себя навлекает. Наконец супруга сенатора остановилась и тоном, почти сочувствующим человеку, который сейчас, видимо, удивится тому, что он не может ее оставить, произнесла:
— Развод со мной, сенатор Макаллистер, будет стоить вам поста президента.
Прежде чем ответить, Роберт несколько мгновений выдерживал гневный и торжествующий взгляд Хилари. Затем совершенно спокойно ответил:
— Значит, так тому и быть.
Эти негромкие слова мгновенно сбили и самоуверенность, и злость с Хилари, оставив ей лишь безграничный страх. Роберт действительно готов на любой развод, и она не в силах его остановить, поскольку Макаллистер намеревался пожертвовать абсолютно всем ради того, чтобы провести свою жизнь с самым злейшим врагом Хилари.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
— Ты отказываешься от шампанского?
— Вчера я поняла, что алкоголь делает меня излишне откровенной.
Джеймс усмехнулся, подумав о том, какую же из вчерашних «дерзостей» Кэтрин считает «излишне откровенной». Может быть, тихое признание в том, что она согласилась на встречу только потому, что хотела видеть его? Или же провокационный вопрос в сапфировых глазах, когда Джеймс предложил ей пойти в постель? Какая еще невысказанная тайна удерживает Кэтрин от шампанского? Быть может, ее собственная версия сложной истории отношений между сестрами Тейлор?
— Разве можно быть излишне откровенной?
— Мне кажется, — протянула Кэтрин, — что для некоторых откровений требуется время, прежде чем их можно высказывать.
— Да, я тоже так думаю, — согласился Джеймс, понимая, что еще рано рассказывать девушке всю правду о своих чувствах к ней.
Когда-нибудь, когда Кэт будет готова, Джеймс поведает ей об этой замечательной, радостной правде. И когда-нибудь, надеялся он, Кэтрин скажет ему о скрываемой правде, которая столь очевидно в отличие от его, радостной, таит в себе Глубокое беспокойство. «У тебя времени столько, сколько тебе нужно, милая Кэтрин, и, пожалуйста, знай, что ты можешь доверить мне все секреты своего сердечка».
— А знаешь, на самом деле вчера ты приняла очень мало алкоголя.
— Знаю.
Кэтрин понимала, что всего несколько маленьких глотков коньяка оказали магическое действие на ее боль. А как же насчет другой магии — теплых, возбуждающих волн чистой радости и чудесного легкого смеха, весело зажурчавшего в ее душе родником счастья? Такое волшебство, Кэтрин знала точно, никак не связано с алкоголем. Этим волшебством был сам Джеймс, нежный и заботливый. Его темно-голубые глаза излучали такое манящее тепло, а ласковая улыбка так и соблазняла освободиться от смущения и высказать все свои сокровенные тайны.
Но существовали слова, которые высказать Джеймсу у нее не хватало мужества:
«Я — приемыш. Моя настоящая мать так не любила меня, что отказалась от меня. Я не уверена в своем происхождении, Джеймс, пока не уверена. Но с каждым днем я постепенно узнаю все больше. У меня не хватает мужества сказать тебе эту правду сейчас, быть может, поэтому я не решаюсь рассказать тебе и об остальном. Есть нечто такое, Джеймс, что я открыла в самой себе — замечательное открытие последних дней. Я узнала, что, когда я с тобой, мне больше ничего не нужно».
В тот ненастный день Кэтрин не поведала Джеймсу свои тайны. Они говорили о музыке, о яхтах, дожде, розах, грозовых облаках и волнах. И в ткань послеполуденных разговоров, нежных улыбок и счастливого смеха вплетались обещания будущих встреч. Кэтрин дала слово Джеймсу, что с большим удовольствием послушает с ним цикл «Кольцо» в «Метрополитен-опера», да, все четыре оперы. И что пообедает с ним во всех самых знаменитых ресторанах Манхэттена, и посетит выставку импрессионистов в Музее изящных искусств, и…
Кэтрин отвечала согласием на все предложения, радостно-счастливым согласием, и ее прекрасный открытый взгляд говорил Джеймсу о самой важной правде, единственной правде, которую он хотел услышать от Кэтрин:
«Да, Джеймс, я хочу быть с тобой!»
Глава 16
Вашингтон
Декабрь 1989 года
— Весь уик-энд? — переспросила Алекса.
Разговор происходил в первый вторник декабря. За три месяца своей любви Алекса и Роберт никогда еще не проводили весь уик-энд вместе, только ночи в будние дни недели. Драгоценные, благословенные часы. И в эти чудесные часы они дарили друг другу невероятно тонкие и нежные чувства; они опаляли друг друга умопомрачительной страстью, такой же отчаянной, требовательной и тайной, какой она была в первую ночь.
Алекса с горечью думала о том, что тайна их страсти была символом того, о чем они оба знали, но о чем никогда не говорили: эта скрываемая ото всех любовь не продлится вечно. Сейчас любовь была в безопасности, она была секретом, который было легко хранить, поскольку никто не пытался о нем узнать.
Пока что вашингтонские журналисты без устали гонялись за Робертом в надежде заполучить подходящую цитату от самой яркой звезды на политическом склоне страны. Но ни один репортер, ни один даже самый агрессивный политический обозреватель и не думал расследовать частную жизнь сенатора. Что толку? Всякий, кто хоть когда-либо видел чету Макаллистер, а их видели практически все журналисты, знал: Роберт и Хилари — идеальная супружеская пара.
Тайная любовь Роберта и Алексы будет в полной безопасности, пока… Роберт не выставит свою кандидатуру на президентские выборы. После этого каждая деталь его жизни, не важно, насколько личная, станет достоянием общественности. Его будут преследовать со всех сторон — и политическая пресса, и легион шпионов, нанятых оппозиционной партией, которым будет поставлена практически невыполнимая задача отыскать мельчайшие изъяны в непробиваемой броне — безупречной репутации будущего президента. Если Роберт станет претендентом от партии на выборах 1996 года, что предсказывали самые искушенные политологи, их тайная любовь сможет безопасно длиться по крайней мере еще четыре года, а возможно, и все пять лет. А если он не станет главой государства до 2000 года…
Хотела ли Алекса жить такой любовью — любовью темноты, отчаяния, украденных мгновений — еще четыре года или даже все восемь лет? О да!
Теперь же любимый говорил, что через три дня они проведут вместе весь уик-энд.
— Весь уик-энд, — прошептал Роберт, нежно целуя наполнившиеся слезами радости глаза Алексы. — Целый уик-энд, любовь моя.
— О-о, нет!
— Что, дорогая?
— В субботу я работаю! У меня полностью свободна пятница, но в субботу съемка…
— Тогда в пятницу ты приготовишь мне ужин. Обещаю, что приеду сюда к ужину, — ответил Роберт, прогоняя страстным поцелуем грусть с лица Алексы. — Зато я приготовлю тебе ужин в субботу. А в воскресенье, любовь моя…
«Весь уик-энд, любовь моя», — пообещал Роберт, и взгляд изумрудных глаз Алексы наполнился при этом обещании такой искренней радостью! Но он-то жаждал сказать ей другое: «Всю нашу жизнь, любовь моя!»
«Не исключено, что уже в этот уик-энд я смогу дать такое обещание», — несколько часов спустя думал Роберт, бережно обнимая спящую Алексу. Она была воплощением умиротворения и счастья. Золотистые волосы обрамляли прекрасное лицо, легкая улыбка надежды застыла на губах. Когда Роберт поцеловал ее шелковистые волосы, Алекса улыбнулась и потянулась к нему во сне, словно ей снилось то, о чем думал и он: мы наконец будем вместе, и навсегда.
Роберт никогда не обсуждал с Алексой свои радужные планы прожить с ней всю жизнь, но любимая, безусловно, это знала.
Макаллистер не хотел давать пустых обещаний, пока Хилари не согласится на развод. Разговор с женой он решил отложить до рождественских праздников. Сенат распустится на каникулы, Алекса отправится в Топику, и, если все пройдет благополучно, Хилари сможет, как всегда, уехать в Даллас на свои бесчисленные вечеринки, а он останется в Вашингтоне и переедет из их дома. Решение подождать до праздников было трезво продуманным. Рождество не вызывало у сенатора особых сантиментов, так же как и у его супруги.
Но сейчас, когда Роберт держал в объятиях любимую женщину и думал о предстоящих многочисленных приемах в Вашингтоне, на которых должен появляться с Хилари, он изменил свои планы. Роберт решил поговорить с Хилари о разводе в этот вторник, вечером, накануне ее отъезда на курорт. Он не может и не будет более лгать. Никому.
Его всегда изумляло, что никто не замечал: жизнь идеальной предполагаемой первой пары была не более чем бездушное притворство. До встречи с Алексой Роберта это не волновало, потому что сердце его было пусто. Но теперь сердце переполняла любовь. И если притворство на публике в прошлом не было очевидным, сейчас оно становилось явным, потому что теперь Роберт старался не замечать Хилари, хотя они все еще оставались вашингтонскими «дорогая-дорогой».
Настало время положить конец представлению, и если все пойдет хорошо… Оно было очень грозным, это «если», ведь Роберт понимал, что Хилари не «подарит» развод. Ему придется заплатить. И Макаллистер знал, что цена будет высокой, потому что политику его ранга нужен не просто развод, но достаточно «спокойное» расставание. То, чего хотел Роберт, разумеется, не имело никакого значения для него, но играло огромную роль для Алексы. Роберт понимал, что ставший достоянием широкой публики развод поставит талантливую актрису в положение «другой женщины», и это будет губительно для Алексы.
Роберт понимал, что Хилари потребует высокую цену за то, что ему нужно. Он должен был приготовиться, скрепя сердце, и стерпеть ее оскорбления, и вынести ее ярость, но все-таки дождаться момента, когда Хилари назовет свою цену. И тогда ради Алексы, ради ее защиты и счастья он будет готов заплатить все.
— Я люблю тебя, — прошептал он своей спящей красавице. — Я люблю тебя, и скорее всего, дорогая моя, в этот уик-энд появится замечательная новость для нас обоих.
Хилари всегда проводила первый уик-энд декабря в Уиллоус, на ультрасовременном курорте, специально выстроенном для самых богатых южанок. Она гостила в отреставрированном роскошном особняке времен Гражданской войны по меньшей мере четыре раза в год — традиция, которая началась как подарок матери Хилари к ее шестнадцатилетию. По правде говоря, визиты в Уиллоус никогда не приносили Хилари каких-либо целительных результатов. В самом деле, многие специалисты курорта — косметологи, массажисты и тренеры — с трудом находили способы, которыми можно было бы улучшить прекрасное состояние ее лица, кожи, ногтей и тела. Но тем не менее Хилари упорно возвращалась в Уиллоус, потому что так было принято у богатых и влиятельных женщин ее круга.
Сейчас же впервые Хилари подумывала, не следует ли ей отказаться от этого уик-энда перед началом самых важных общественных празднеств. Она прекрасно понимала, что если проведет уик-энд в Уиллоус, то Роберт помчится к Алексе в Роуз-Клифф. А что, если Хилари откажется от поездки? Роберт проведет уик-энд в Клермонте, работая в своем кабинете, и, когда супруги привычно безмолвно будут обедать, она увидит в его темных глазах, до чего сильно он жаждет быть с той. Но Хилари может увидеть в глазах мужа и более страшное: мрачный огонь, от которого она приходила в ужас, предчувствуя, что Роберт намеревается рассказать ей о своих отношениях с Алексой.
Словно Хилари ничего не знала! Несколько месяцев назад она выследила Роберта, ездившего в маленький коттедж на вершине скалы. И все это время Хилари кипела такой ненавистью к Алексе, что прежняя зависть, связанная с их вечным соперничеством, теперь казалась вполне безобидной. И еще: она возненавидела Роберта за то, что он изменяет ей ради той. Хилари знала, что эта связь рано или поздно закончится, должна закончиться, но была в ярости оттого, что Роберт рискует своей репутацией, рискует президентским постом — и ради кого? — ради той самой Алексы! Как он только может! Как он смеет?
В конце концов Хилари решила не отказываться от уик-энда в Уиллоус, посчитав, что чем чаще Роберт будет с Алексой, тем скорее она ему надоест. Разглядывая в зеркале свое красивое лицо, Хилари рассвирепела, увидев на всегда безупречно гладкой коже несколько тончайших морщинок. Неужели они появились из-за ее переживаний и жгучей ненависти? Хилари решила, что у нее теперь есть еще одна причина ненавидеть Алексу и Роберта; и еще одна причина, по которой все же необходимо провести уик-энд на курорте.
Вечером во вторник, накануне отъезда, Хилари сидела во флорентийском зале Клермонта и просматривала пачку красочных приглашений. Она уверенно сортировала карточки, приглашавшие на коктейли, приемы, гала-представления и благотворительные вечера, моментально определяя социальную и политическую значимость того или иного мероприятия и сразу же отвергая те, что не входили в список «А». Одновременно с этим занятием Хилари прикидывала, какой из ее бесчисленных нарядов подойдет к тому или иному случаю.
«Наряды никогда не должны повторяться» — мысль эта заставила Хилари нахмуриться, поскольку она представила себе разговор с Робертом, возражающим против ярких, броских платьев и требующим, чтобы она чаще носила одежду американского производства, а не оригинальные произведения Живанши, Шанель и Лакруа.
Размышляя о предполагаемом разговоре по поводу ее гардероба с Робертом (как смеет он вообще заикаться на эту тему!), Хилари совсем рассердилась, и, когда в руки ей попалось приглашение на благотворительное представление «Хочу стать звездой», устраиваемое съемочной группой «Пенсильвания-авеню» в субботу, шестнадцатого декабря, она готова была растерзать карточку на сотню мельчайших кусочков. Но разорвав ее пополам, тут же опомнилась и представила себе великолепную картину.
Сенатор Роберт Макаллистер с супругой в этом году посетят гала-представление. Алекса, разумеется, тоже будет там, выряженная во что-нибудь безвкусное: скорее всего в ярко-алое атласное платье с бирюзовыми рюшками. А Хилари наденет новое шелковое платье цвета слоновой кости, безупречно вышитое самым дорогим жемчугом и изящными серебряными бусинками, сверкающими, подобно каплям росы. Она скромно уложит свои темно-каштановые волосы, открыв точеный овал лица, чтобы были видны изумрудные серьги — единственные драгоценности, которые она наденет, кроме, естественно, самой важной — золотого обручального кольца с изумрудами, как напоминание и ее изумленному супругу, и его бесстыдной потаскушке, кто такая актрисочка Тейлор и где ее настоящее место.
Мечты Хилари прервал звук приближающихся шагов. Роберт? Во вторник вечером? Дома, а не в Роуз-Клиффе?
«Прекрасно, — торжествующе подумала Хилари. — Наконец-то».
— Здравствуй, Роберт, — не вставая с дивана, с холодным удивлением приветствовала она мужа, тут же снова обратив взор на пачку пригласительных билетов в своих руках.
— Здравствуй, Хилари. Я здесь, потому что мне надо поговорить с тобой.
— В самом деле?
— Ты меня слушаешь?
— Да. — Она фальшиво изобразила милую улыбку и подняла глаза. — Конечно.
— Хорошо. Я хочу сообщить тебе, что мне нужен развод.
— Шутишь?
— Нет. И ты это знаешь. Ты также знаешь, что шуткой, и неудачной, был наш брак. Мы оба очень давно об этом знаем.
— И ты всерьез полагаешь, что я дам тебе развод, Роберт?
«Нет, — подумал Роберт, — не дашь. Но именно поэтому я здесь — узнать, какую цену ты назначишь за мою свободу и благополучие Алексы».
— На самом деле у тебя нет выбора, Хилари. Я могу с той же легкостью оформить документы, как и ты. Однако я надеюсь — хочу надеяться, — что мы можем достичь дружеского соглашения.
— Тут замешан кто-то еще, не так ли? — неожиданно спросила Хилари, словно ужасная мысль посетила ее только что. — Ведь в действительности разговор идет именно об этом, да?
— В действительности, Хилари, речь идет о браке, который существует только на словах и которому следует положить конец. Да, я встретил женщину, и я намерен жениться, но не в ней причина, по которой наш брак распался. Он распался давно — задолго до того, как я встретил эту женщину.
— Кто она?
— Это не имеет никакого значения.
— В самом деле?
«Искренне сомневаюсь, что многочисленные репортеры, которые будут освещать наш очень гадкий и очень скандальный развод, с тобой согласятся. Мне представляется, что больше всего их заинтересуют мельчайшие подробности именно о твоей жизни с любовницей. Наш развод будет очень гадким и очень скандальным, Роберт, это я тебе обещаю. Вот тогда ты и узнаешь, что за человек ты есть на самом деле. Как тебе известно, в наши дни борцы за права женщин весьма и весьма активны у избирательных урн».
Хилари встала и медленно, предвкушая свой триумф, направилась к Роберту, давая ему почувствовать, какую грозу он на себя навлекает. Наконец супруга сенатора остановилась и тоном, почти сочувствующим человеку, который сейчас, видимо, удивится тому, что он не может ее оставить, произнесла:
— Развод со мной, сенатор Макаллистер, будет стоить вам поста президента.
Прежде чем ответить, Роберт несколько мгновений выдерживал гневный и торжествующий взгляд Хилари. Затем совершенно спокойно ответил:
— Значит, так тому и быть.
Эти негромкие слова мгновенно сбили и самоуверенность, и злость с Хилари, оставив ей лишь безграничный страх. Роберт действительно готов на любой развод, и она не в силах его остановить, поскольку Макаллистер намеревался пожертвовать абсолютно всем ради того, чтобы провести свою жизнь с самым злейшим врагом Хилари.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45