.. Это все тот дядечка на вокзале?
Зара улыбнулась так, как умела только она.
Цыганка пощупала ткань на платье Зары и сморщилась:
- Хочешь кофточку купить? С люрексом. Париж.
- Ты только нашим ничего не говори.
- Не скажу, - заверила цыганка. - Только какая же ты наша? А Ромку зря отшила. Тосковал очень. Потом ушел. Совсем ушел. Да... Хочешь, погадаю по старой памяти?
- Не надо. Не хочу ничего знать.
- Ой, парень у тебя есть, но он еще не знает, что твой. Пока. - Цыганка помолчала и с горечью продолжила: - У каждого своя дорога. Может, и к лучшему, что ты ушла. Только я тебе вот что скажу...
- Не надо.
- С нами весело было, а эти... Они запросто могут сожрать. - Цыганка обвела вагон презрительным взглядом. - Ладно. Пойду. И никому не скажу. Живи как хочешь. Твоя судьба.
За разговором Зарема пропустила свою станцию. Потом образовался перерыв в пригородных электричках, и к Глотову она попала на два часа позже назначенного времени.
Глава
22 САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
Из Пулкова Хорошилов поехал прямо в гостиницу. Причем выбрал загородную. В службе обеспечения заказал машину. Ему нравились французские. Почему выбрал загородную? Потому что не хотел, чтобы его нашли. Хорошилов не знал, как развернутся события, потому хотел собрать информацию возможно быстрее, до того, как его местопребывание обнаружат. Еще со времен отсидки страшно нервничал, если замечал слежку или интерес к его делам. Такие вещи ощущал кожей. Выйдя на улицу, отыскал будку телефона, набрал заветный номер в Пенатах: наверняка телефон с определителем. К аппарату подошел кто-то из охраны. Хорошилов назвал свое имя и добавил, что его звонка ждут. Соединили мгновенно.
- Привет, Борис Евгеньевич, стало быть, вы уже здесь.
- Самолеты пока еще летают.
- Ты где остановился? Как всегда, в "Астории"?
- У приятеля.
- Обижаешь.
- У меня с ним один проектик намечается, так будет удобнее и быстрее. Я подъеду?
- О чем разговор...
Борис Евгеньевич спустился в гараж, сел в новенький "рено", еще пахнущий кожей, и отправился в Пенаты. Свернул в сторону от музея Репина и оказался у ворот двухэтажного домика с ажурным декоративным балкончиком и башенкой. Домик некогда принадлежал известному музыканту.
Хозяин проводил гостя в большую комнату, где был сервирован стол.
- Сначала - чрево, потом - дело, - провозгласил хозяин. - Не обессудь. На скорую руку.
Оба любили хорошо поесть. Невероятное дело - не толстели. Возможно, от нервной работы.
Когда закончили трапезу, пересели в уголок. Хозяин предложил на выбор табаки, трубки, сигары.
- Оцени, - велел хозяин. - С тебя пример беру. Помню, как ты меня в Москве встречал.
- Отменно, отменно, - похвалил Хорошилов, а сам подумал: табак хоть и отличный, но весь крупнолистовой нарезки. - Давай о деле...
Борис Евгеньевич пыхнул трубкой, чтобы сосредоточиться. Надо говорить коротко и ясно, иначе хозяин заподозрит его в нечестности.
- Попал я, Сашок, в неприятную ситуацию, - начал он.
- Что, к нам едет ревизор? - хохотнул хозяин.
- Мне не до смеха, Сашок. - Гость специально употреблял уменьшительное имя, дабы показать степень доверия.
- Весь внимание.
- Ситуация складывается такая... Сам знаешь, аферы я не люблю. Криминал только в допустимых размерах. Государство обмануть - святое дело. Помнишь, как пели: "Ты здесь хозяин, а не гость, тащи с завода каждый гвоздь". Я вышел в легальный бизнес. Прикупил автопредприятие. Начал расширяться, но польстился на дешевое и попал в зависимость. Автобазу пока не отобрали. Взяли один маршрут. Он идет сквозь Питер. Я его практически не контролирую. И влезать не хочу. Потому как чую - наркота. И замешаны в этом ваши, питерские. Сечешь?
- Ясно. От меня-то что требуется?
- Информация. Ты здесь всех знаешь. Достань мне данные на ваших наркобаронов, как их в прессе кличут. Хочу знать, кто за этим стоит и чего мне ждать. Если замешаны люди крутые, очень крутые, они себя на заклание, в случае чего, не дадут. Значит, пойду я. Если новые, только что вылупившиеся, отверчусь, у меня и связи есть, и компромат. Тогда не сдадут. Только здесь пахнет не просто большими деньгами - огромными. Нам и не снилось. Если мне весь легальный бизнес оставили, значит, такие суммы их не интересуют.
- Понятно...
Из своих источников хозяин знал, что открылся какой-то новый канал. Два года существует, и никто его вычислить не может. А Хорошилов сидит тут и жалуется. Может, темнит? Тогда зачем рассказывать, если в деле? Или не пускают, ужом хочет пролезть? Нет, Борька всегда трусоват был.
- Когда информация нужна?
- Еще вчера.
- Известное в моем кругу и теперь сдать могу. За определенную сумму, конечно. Но ведь тебе нужно что-то поглубже. Я правильно понимаю?
Хорошилов кивнул.
- Такая информация стоит дороже и времени требует.
- Неделя у меня есть.
- Неделя... Неделя... Пятьсот.
- Сашок, побойся Бога!..
- Я голову свою подставляю. Если тот босс узнает, что под него роют, вряд ли ему понравится.
- Ладно. Договорились.
Спустя час гость уехал, несмотря на уговоры хозяина. Дела... В машине Хорошилов еще раз прокрутил в голове весь разговор, и что-то его насторожило. Сумма, понял он. Неужели Сашок свою голову так дешево оценил? Возможно, скинет дезу, а сумму назначил, чтобы не спугнуть. Но другого человека у Бориса Евгеньевича в Питере не было.
Хорошилов заметил скромную "Ниву", прилепившуюся к нему у дома-музея Ильи Репина. Может, случайность? Но бизнесмен решил не рисковать. Знал домишко на Выборгской со сквозным подъездом. Приличный. Реконструированный. С консьержем. Здесь вполне мог проживать его компаньон. Он подрулил к гостевой стоянке. Поставил машину, уплатив до утра, и направился в подъезд. Зная точно одну фамилию жильца, назвал ее и попросил не предупреждать - сюрприз. А сам направился ко второму выходу. Им пользовались владельцы собак, и дверь по вечерам и утром часа три не закрывалась. Выйдя на соседнюю улицу, поймал такси и назвал гостиницу. В службе обеспечения объяснил, что у машины забарахлил мотор, и сообщил, где ее оставил.
В Питере было так же душно, как в Москве, но гораздо хуже - высокая влажность.
Глава 23
ШЛАНГ
Утром баба Катя разбудила Генку и Диму. Они встали одним рывком по старой армейской привычке. Плескались у двух пожарных бочек, наполненных накануне. Баба Катя стояла рядом, держа полотенца, расшитые нехитрым деревенским узором.
Первым закончил процедуру Климов, взял полотенце у необычно молчаливой старухи и ничего не заметил. Зато Артеменко, взглянув в лицо бабы Кати, удивился его отрешенному выражению.
- Вы чего, баб Кать, такая неразговорчивая? Обидел кто?
Та безнадежно махнула рукой и ушла в избу.
Друзья переглянулись. Артеменко двинулся было за ней, но напарник удержал, считая, что лучше разбирается в женской психологии.
- Баб Кать, шланг давай, огород польем, пока солнце не запалило листья, предложил он.
Старуха молчала. Он заглянул ей в лицо и увидел беззвучно текущие слезы.
- Нету шланга, Крольчонок, нету. Пропили.
- Как? Кто? - ужаснулся Климов: неужели мы вчера?
- Кто ж теперь знает? Кто гулял всю ночь, тот и пропил. Народу вчера вона скоко смотрело, как вы мой огород обиходили.
- Сволочи...
- Я, Генок, ворам прощаю. С тоски пьют, с тоски воруют, чтоб пить. Покупателю не прощу.
- Воровали свои, значит?
- Свои, кто ж еще...
- Участкового предупредите, а сами по деревне походите, поглядите, кто пользоваться будет.
- Они ж не придурки, хоть и пьяницы. Они соседям продали или в Палиху. Там магазин всю ночь работает. У меня туда ноги не дойдут.
- Понятно...
То, что старая назвала его Крольчонком, сначала удивило Климова, потом вспомнил, что вчера, когда после баньки причастились, он рассказывал бабе Кате про свое детство. Значит, и мать вспомнил. Только она так его называла.
Гун вышел к Димону. Тот, чтобы не терять времени даром, уже сходил на колонку и принес пару ведер воды.
- Ну что?
- Хреновые дела. У старухи шланг ночью сперли. Скорее всего, уже пропили.
- Сволочи...
- Я тоже так сказал. Ладно, поехали. На обратном пути другой завезем, пусть на ночь под подушку кладет.
Приятели сели в машину. Баба Катя вышла на порог. Ласточка тронулась, выбросив в утренний воздух аккуратное кольцо сизого дыма.
Они ехали по главной улице деревни, названной в честь вождя революции. Вообще, в деревне было три улицы: непременная Почтовая и почему-то Амундсена. Деревня спала, хотя солнце уже встало и петухи свое оторали.
Однако в предпоследнем дворе было заметно шевеление, в окнах горел свет, не выключенный с ночи, и кто-то даже пытался петь.
- Стой! - внезапно догадался Генка. - Вот они, воры!..
- Ты же не видел, а не пойман...
- Пойман. Пойман. Я бабе Кате сказал, чтобы походила по дворам, посмотрела. Они не дураки. Продали в Палиху. Там магазин круглосуточный. Кто еще гулять всю ночь будет? Пойдем спросим.
Артеменко понял - напарника не отговорить.
На всякий случай захватил монтировку. Еще в сенях почувствовали тяжелый запах бедного застолья, услышали голоса двоих, потом третьего.
Классический расклад. Но, войдя внутрь, убедились, что еще два человека, мертвецки пьяные, лежат на кровати.
- А-а-а... Геннадий-угодник, - узнали их.
- И с ним Демьян-праведник. Проходи, садись. Расскажи, чего в столице новенького, когда капитализм нас окончательно задушит?
- Водка тебя раньше задушит, - тихо сказал Артеменко.
- Ты не прав, напарник, я его раньше задушу, если не скажет, кому продал шланг. Баба Катя вас простила, но я возьму грех на душу, - предупредил Генка.
Глаза самого трезвого сузились, а рука потянулась в карман.
- И не думай, - предупредил Димон. Но тот был готов к схватке, и пришлось резким ударом монтировки по предплечью остановить его.
- Сука! - поднялся с табуретки ближний к Геннадию мужик и тут же оказался под кроватью, сбитый прямым в челюсть.
- Это не я... Честно. Я потом пришел, - уверял третий, оставшись в одиночестве, потому что и второй растянулся на полу, попробовав боднуть Артеменко головой.
- Кому продали? - спросил его Генка.
- Говорили, Михасю. Это не я. Честно.
- Пошли, честный пионер, покажешь.
Третьего посадили в кабину между собой и поехали в Палиху. Всего семь километров. Теперь летели по двум деревням на форсаже. Перед Палихой пошли тихо.
- Чего деревню Палихой назвали?
- Горели часто. Здесь самый лучший самогон гнали. Пока гнали, пробовали. Вот и горели, - объяснил пленник и даже улыбнулся.
- Могли и Самогоновкой.
- Могли... -согласился пленник. -Вон его дом.
- Сиди и не рыпайся, - предупредил Дима.
- А то накостыляем по дороге, - добавил Геннадий.
Они вышли из машины и направились к указанному дому.
- Вот гнида, - Генка указал на колонку, от Которой через забор тянулся шланг; их шланг, они узнали его по патрубку, который самолично смастерил из трубки большего диаметра Дмитрий. А ну-ка, взяли...
Напарники вцепились в шланг и что есть силы дернули на себя. В огороде по ту сторону дома раздался вопль. Оказалось, Михась стоял одной ногой в кольце. Друзья побежали к машине, не выпуская шланг из рук. Ничего не понимающий Михась, пробороздив телом томаты и огурцы, остановился, когда влетел головой в лежащую на огороде бочку. После этого истошный крик прервался. Сходила с ума собака на цепи, метались в исподнем жена и теща. Палиха проснулась. Где-то забили в рельс, созывая людей на пожар...
Петля ослабла, нажравшимся питоном шланг скользнул в траву, потом через забор в фургон Ласточки, где его снова аккуратно свернули.
Проезжая по улице Ленина, остановились у дома старухи. Баба Катя дежурила у калитки. Артеменко выбрался из кабины, достал шланг и перебросил через забор:
- Возьмите, баба Катя. Вернули.
- Раскаялись... -из кабины добавил Климов.
- Спасибо, - сказала старая и протянула поверх калитки сверток; Артеменко машинально взял.
- На обратном пути заскочим, проверим, все ли цело, - громко, чтобы слышали соседи, сообщил Артеменко.
Баба Катя перекрестилась.
Выбрались на трассу. До пограничного КПП оставалось не более шести километров.
Встали в хвосте колонны для пограничного и таможенного досмотра. Здесь их знали. Пока стояли, развернули сверток. Там оказалась жареная курица.
- Мать моя, она же последнюю несушку под нож пустила...
Глава 24
МАРИЯ ИГНАТЬЕВНА
Она пришла домой с одной мыслью: "Как он там?" Не ощущая вкуса, поела любимой окрошки. Зашла соседка - вернула кофемолку. Оказывается, в тот день, когда увезли в больницу Глотова, брала на часок. Соседке не терпелось поделиться новостями, но отрешенный вид Марии Игнатьевны не располагал к беседе. Соседка поинтересовалась, не больна ли Маша. А может, на работе неприятности? Но Маша уверила, что все в порядке.
Соседка подумала, что Маша влюбилась. И была недалека от истины. С тех самых пор, как на пороге квартиры возник этот карьерист Глотов и предложил работу, с Марией Игнатьевной что-то произошло. Она не сразу поняла, что влюбилась. Нет, сначала он просто понравился. Выходит, когда работала в таксопарке, не разглядела?
Мария Игнатьевна старательно гнала от себя крамольные мысли. Они с Глотовым уже не молодые, но мужчины стареют позже. Она подошла к зеркалу, зажгла свет и бра. Морщины, морщины, морщины... Проклятые морщины. Выключила верхний свет. Картинка улучшилась. Тогда залезла на антресоли, достала коробку с инструментами и лампочки. Выбрала сорок ватт, потом, обжигаясь, выкрутила семьдесят пять в бра и поставила новую. Стало еще лучше.
Мария Игнатьевна бросилась в спальню и достала все содержимое из туалетного столика. Не густо. Два тюбика помады, карандаш, вековой давности пудра. Взглянула на руки - ногти безобразные. Вдруг вспомнила про соседку. Сбегала на кухню, схватила кофемолку и позвонила в дверь напротив.
- Верочка, я кофе не пью, готовлю его только для гостей, но ко мне ведь никто не ходит. Возьми, - и протянула кофемолку.
- Ну... Я не знаю, - растерялась соседка.
- Мне денег не надо. У тебя лак есть?
- Лак? Для пола?
У соседки недавно был ремонт.
- Для ногтей. Мне бы пару флакончиков. Не знаю, что надеть. Разных.
Влюбилась, укрепилась в мысли Верочка, и побежала за лаком.
- Вот, выбирай. А лучше сначала платье.
Маша побежала домой - выбирать. Гардероб у нее был приличный, но несколько устаревший - ретро.
Мария Игнатьевна не знала, на чем остановиться. Позвала соседку. Та все поняла. Прихватила пузырьки и пришла в квартиру Маши.
- Давай демонстрируй. Да не прикладывай, демонстрируй. Снимай с себя все.
- Все?..
Маша разделась.
- Слушай, от тебя мужики должны балдеть. Я имею в виду настоящих мужиков, которые разбираются. Животик малюсенький. Попка еще держится. Грудью кормила?
- Не успела. Умер ребенок...
- Сколько твоему избраннику?
- Как мне.
- Это плохо. Мужики умирают рано, хотя стареют поздно.
Мария Игнатьевна поразилась одинаковости их мыслей.
- Стало быть, не будем скрывать природные достоинства. Никакой шерсти, милочка, лето на дворе. Зачем тебе училкой наряжаться. Будешь у нас Марлен Дитрих, но без шляпы.
- Шляпа есть.
- Ну-ка пройдись... Другой коленкор. Надевай шляпу. Так... Здесь подмажем, а здесь вотрем. Стой, я сейчас.
Соседка убежала к себе. Мария Игнатьевна посмотрела на себя в зеркало и увидела почти незнакомую женщину.
Вернулась Верочка:
- Вот, накинь. Чешская бижутерия. Скромно, но со вкусом и, главное, - к шляпе подходит.
...Через час при полном параде Мария Игнатьевна отправилась в продуктовый магазин, где купила курицу, йогурт, сметану, сок с мякотью абрикоса и еще нечто импортное в красивой банке с непонятным названием. Понравилась банка.
Теперь на вокзал. Как он там?
Странно выглядела дама в роскошной шляпе и в туфлях на высоких каблуках, тащившая объемную продуктовую сумку.
Мужчины оборачивались.
Глава 25
ДОРОГА
Генок привычно сбросил скорость, когда с вершины холма увидел в низинке указатель населенного пункта, а на следующем подъеме - аккуратную маковку местной церквушки. И мелькнувшее на жести название, и церква, и жители села, и их промысел - все было знакомо напарникам: Не раз и не два останавливались тут на дневку. В середине девяностых эти места заслуженно пользовались дурной славой. На участке в тридцать - сорок километров выше и ниже сельца с регулярностью школьного рассписания, составленного неведомым и всемогущим завучем, совершались весьма дерзкие и долгое время безнаказанные преступления. Попросту говоря, объявилась банда дорожных грабителей. Зацепок у милиции была масса - и вместе с тем ни одной. Каждое новое ограбление - дальнобойщика ли, простого автотуриста или почтальона-велосипедиста с крохотными пенсиями в кожаной сумке - не приносило ничего нового. Но удивляли дерзость, граничащая с глупостью, и жестокость преступлений. А еще периодичность - в церковные и советские праздники;, на дороге вдруг воцарялись мир и спокойствие.
Страдали от этого многие, но поделать ничего не могли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27