Конечно, я прекрасно помнила, где он живет, но это на другом конце города, а моя машина в автосервисе. От троллейбусной остановки, где жил Славка, минут пятнадцать ходу жуткими подворотнями и если я там пойду вечером одна, непременно нарвусь на приключение, это уж не ходи к гадалке, а на такси у меня нет денег. Можно занять у Ритки…
При этой мысли я сразу же скривилась. Ритка — зануда, начнет воспитывать.
Нет уж, на сегодня с меня умных речей хватит. Что же тогда? Чем безнадежнее мне казалось предприятие, тем больше я жаждала осуществить его. Я вздохнула и выбралась из своей комнаты. Ритка чем-то гремела на кухне. Я вошла и заявила:
— Есть хочу.
— Сейчас, — кивнула она.
Севка, ее возлюбленный, сидел перед телевизором с совершенно безумным видом, но, услышав нас, обернулся и взглянул на меня с намеком на презрение.
— А сама ты поесть не в состоянии? — глумливо поинтересовался он.
— Чего это ты мне указываешь в собственном доме? — поинтересовалась я.
— Между прочим… — разозлился он, но договорить не успел.
— Не начинайте сначала, — грохнув чем-то тяжелым, возопила Ритка. — Я, как нормальный человек, имею право на вечер, проведенный в покое, без скандалов и ругани.
— Она сидит у тебя на шее, — не удержался Севка, а я с удовольствием заметила:
— А ты живешь в моем доме. Если тебе что-то не нравится, катись отсюда.
— Прекратите, — вновь чем-то грохнув, пресекла нас Ритка. — Отстань от нее.
Ты же знаешь, если она возьмется что-то разогревать, то непременно устроит пожар.
Кстати, Бог миловал, пожаров я никогда еще не устраивала, но это было навязчивой Риткиной идеей. Каждый раз, когда я появлялась в кухне и включала плиту или микроволновку, она начинала трястись, как осиновый лист. Мне это было на руку, так как освобождало от готовки, которую я ненавидела, и хоть в душе я и не соглашалась с Риткой, но печалью на лице давала понять, что ее беспокойство не беспочвенно.
Севку это страшно злило. В нашей квартире он устроился с удобствами и, судя по всему, надолго и не чаял избавиться от меня, ежедневно намекая, что у меня есть своя квартира, на что я отвечала, что эта квартира тоже моя, и мы орали до тех пор, пока не вмешивалась Ритка и не разгоняла нас по комнатам.
Ритку было жаль, целых пять лет мы с ней отлично уживались и лишь появление Севки все испортило. Севка появился на следующий день после похорон отца, может и на похоронах присутствовал, но я его не заметила. Проводить папу пришло очень много людей. Папа был в городе личностью известной, по крайней мере, так о нем написали в газетах. Чем он был известен другим оставалось лишь догадываться, сама я папу видела редко, он был очень занятым человеком, всю свою сознательную жизнь я только и слышала «папа очень занят». Когда я училась в начальных классах, нас покинула мама. Я не могу припомнить, как это произошло, потому что мама тоже была очень занята и ее исчезновения я поначалу даже не заметила.
Только когда тетя Валя, сестра отца, три вечера подряд, укладывая меня спать и проливая горькие слезы, шептала: «бедная моя девочка, при живой матери сирота», я сообразила, что-то у нас не так и загрустила. Вечером четвертого дня папа, выкроив время, сел рядом со мной на диван, обнял меня и сказал:
— Дочка, мама от нас уехала.
— Куда? — полюбопытствовала я.
— В Москву. У нее там будет другая семья. Возможно, мама возьмет тебя, но несколько позже.
— А тетю Валю? — насторожилась я.
— Что тетю Валю? — не понял отец.
— Тетю Валю она возьмет?
— Ну… видишь ли… с тетей Валей они никогда особенно не дружили.
— Тогда знаешь что… я, пожалуй, к ней не поеду.
— Отлично, — кивнул отец, — я очень рад.
Я тоже была рада, без мамы стало гораздо спокойнее, раньше тетя Валя тратила свободное время на то, чтобы ругаться с мамой, доказывая ей, что ребенка воспитывают не правильно, а теперь она проводила его со мной. Как я уже сказала, у папы свободного времени было мало, а тратил он его в основном на выпивку, то есть, если оно у него было, он ехал куда-нибудь и отчаянно напивался или в одиночестве сидел в своей комнате и пил, тихо, никому не мешая. Тетя Валя объясняла это тяжелой работой. Папа в то время заведывал вторсырьем и, думая о его работе, я непременно представляла отца перетаскивающим ржавые трубы, потому что как-то раз мы с тетей Валей заезжали к нему на работу и хоть папа никаких труб не таскал, но увиденное произвело на меня впечатление. «Мой папа работает на свалке», — решила я, очень ему сочувствуя, и потому тяга папы к горячительным напиткам была мне вполне понятной.
Потом времена сменились. Помню, папа вернулся вечером и заявил:
— Даст Бог, станет легче, устал я под статьей ходить. — После чего ушел в свою комнату коротать вечер с бутылкой.
— Теперь станет легче, — шепотом сообщила я тете Вале.
— Кому? — нахмурилась она.
— Папе.
— А-а… лишь бы власть не сменилась.
— А что это за статья, под которой ходит папа? — додумалась спросить я.
— Это он сказал? — еще больше нахмурилась тетка.
Я кивнула.
— Должно быть, конфискация имущества, — пожала она плечами, но тут же отмахнулась:
— Не забивай голову. Тебе все это ни к чему.
Вскоре папа сделался предпринимателем, а потом владельцем крупной фирмы. Об этом мне сообщила тетя Валя.
— В дом кого попало не води, — заявила она. — Жулья развелось…
Меня стали встречать из школы и вечером во двор не выпускали. Это было грустное время. Наконец теткина подозрительность в отношении моих друзей сменилась радушием, она оставила работу в библиотеке, всецело посвятив себя дому.
Жили мы вполне счастливо, я закончила школу, поступила в институт, влюбилась, решила выйти замуж, но тетя Валя пришла в ужас, а папа сказал:
— Ни за что.
Я рассердилась и даже сбежала из дома, правда, недалеко и ненадолго. Уже вечером папа обнаружил меня у Светки и вернул в родные пенаты. Он был напривычно трезв, говорил долго и убедительно, называя мой поступок безответственным, всколзь заметил, что Мишка мне не пара (так звали моего избранника) и посоветовал не спешить с замужеством, а чтоб я не переживала, подарил мне машину. Новенький «опель» произвел на меня впечатление и от мыслей о замужестве я отказалась, хотя еще некоторое время тайно встречалась с Мишкой. Но так как он позволил несколько злобных выпадов в адрес моего родителя, в частности, обозвав его жуликом и королем утиля, я решила, что папа был прав, Мишка мне действительно не подходит и порвала с ним раз и навсегда.
Через несколько дней после этого случилось несчастье: умерла моя любимая тетя Валя. Это было как гром среди ясного неба, на здоровье тетка никогда не жаловалась, а умерла от инфаркта. Мы с папой осиротели. Папа пил более обыкновенного, а я рыдала день и ночь напролет. Через два месяца, немного придя в себя, мы попытались наладить наш быт. Решив почистить рыбу, я едва не отрезала себе палец, пришлось вызывать «Скорую». На следующий день я забыла закрыть в кухне кран, когда чистила картошку, раковина забилась и я затопила соседей, потому что побежала в магазин за хлебом, а ключи оставила на тумбочке и в квартиру войти не могла. Папа решил готовить сам и едва не учинил пожар, забыв котлеты на плите. В общем, мы бились как рыба об лед, а питались в основном в кафе, пока папа не заявил:
— Надо что-то делать. — Взял бутылку коньяка, ушел в свою комнату, а появившись оттуда через час, сообщил:
— Придется жениться. Можно, конечно, нанять домработницу, но чужой человек в доме… я этого не переживу. Придется жениться, — с намеком на панику, повторил он.
— Хорошо, — согласно кивнула я. И через два дня у нас в доме появилась Ритка.
Она была на двадцать лет моложе папы и к моменту водворения у нас уже трижды побывала замужем, но каждый раз неудачно. Мы с ней сразу же подружились. Ритка была настроена весьма критически ко всем особям женского пола и потому подруг у нее не было. Папа в первый же день предупредил нас, что волновать себя по пустякам не позволит и если мы начнем конфликтовать, он это быстро прекратит и при этом так взглянул на супругу, что стало совершенно ясно, что он имел ввиду.
Ритка и не думала конфликтовать со мной, потому что я с готовностью согласилась с тем, что она, во-первых, красавица, во-вторых, разбирается в жизни лучше, чем я, и потому мне стоит прислушиваться к ее советам. Прислушиваться я была готова к чему угодно, насчет красоты и жизненного опыта тоже никаких проблем, так что наша жизнь мгновенно наладилась.
Ритка нигде никогда не работала из принципиальных соображений и мне не советовала, поэтому раз по пять на день вопрошала:
— На кой черт тебе сдался этот институт? Лучше пошли в солярий.
Я и сама толком не знала, нужен мне институт или нет, но вознамерилась его закончить, в чем и преуспела. К тому моменту папа числился видным деятелем нашего города, а пить стал значительно больше, то есть это мы так предполагали, хотя видели его исключительно редко, в основном в начале месяца, когда он выдавал нам деньги на расходы, а также ценные указания как их потратить.
Иногда мы с удивлением узнавали, что папа на Канарах или Мадейре, но с вопросами не лезли, так как папа этого не любил. Однако, доходившие до нас слухи о том, что папу уже давно никто не видит трезвым, всерьез тревожили нас, потому что последнее время папа жаловался на здоровье.
— Твоему отцу не мешало бы поберечь себя, — выговаривала мне Ритка за неимением родителя, а я согласно кивала.
По окончании института возник вопрос о моем трудоустройстве и папа в начале месяца сказал:
— Я подумаю. — Но потом по обыкновению исчез, а когда я по телефону пыталась напомнить ему о его обещании, повторял:
— Я подумаю. А ты пока отдохни.
В результате я отдыхала целый год и уже всерьез не верила, что папа что-нибудь придумает и в конце концов устроилась на работу сама, решив, что папа, при его занятости, об этом даже не узнает. Но он узнал (подозреваю, настучала Ритка, потому что шататься по салонам и магазинам одной ей было скучно) и был в гневе.
— Что это за работа за две тысячи в месяц? — сердито выговаривал он мне. — Ты что, сирота? Горбиться за такие деньги…
Хотя я вовсе и не горбилась, но почувствовала себя предателем, в самом деле, что это я отца позорю? Папа в очередной раз обещал подумать, с прежней работы я ушла, чтобы сделать ему приятное, а на новую так и не устроилась, потому что папа внезапно свалился с инфарктом (должно быть в нашей семье эта болезнь занимала особое место). Мы с Риткой здорово перепугались, врачи в один голос твердили, что если папа немедленно и навсегда не бросит пить, они ни за что не отвечают, поверить же, что папа откажется от своих привычек, было нелегко, но я набралась смелости и поговорила с папой.
— Фигня, — отмахнулся он, тут к нему подскочил лечащий врач и заговорил о возможных последствиях (летальных), увлекаясь все больше и больше. Речь произвела на меня впечатление и я тут же, не сходя с места, поклялась никогда не брать в рот спиртного.
Через неделю папа выписался из больницы и начал вести свой привычный образ жизни.
— Любопытно, что из этого выйдет, — вздыхала Ритка, имея ввиду папину полемику с врачами.
К сожалению, победили врачи. Где-то в Карибском море папа в состоянии похмелья нырнул и не смог вынырнуть. Предположительно, не выдержало сердце. Так как папа последние три года дома появлялся редко и напоминал фантом, став личностью мифической, данное событие скорее взволновало, нежели огорчило. Мы с Риткой много говорили о папе, но увидеть его было практически невозможно, и то, что папа вдруг исчез, вовсе ничего не значило, ничто не мешало ему появиться вновь.
Однако, рассчитывали мы на это напрасно, через месяц нам предположительно доставили папу. Говорю предположительно, потому что сопровождающие его люди сами похоже были в этом не уверены, а проверить догадки не представлялось возможным.
В общем, папу похоронили, а нам на руки выдали свидетельство о его смерти. Еще до папиных похорон начались вещи прямо скажем мистические. Кто-то бродил по квартире, переставлял вещи, а однажды даже пробил стену в ванной. Ритка заявила в милицию, заявление у нее приняли с постным выражением лица и интересным пожатием плеч. По ночам мы с Риткой не спали, а все больше прислушивались, поэтому я не возражала, когда у нас появился Севка, как-никак мужчина в доме, это успокаивает. Севка был любовником Ритки и его наличие меня ничуть не удивило, раз уж папа был скорее идеей, чем человеком из плоти и крови. Но у парня оказался скверный характер, к тому же он начал ко мне приставать, будучи моложе Ритки на восемь лет. Но так как предполагалось, что она у нас краше и лучше всех, стучать на Севку и расстраивать ее я не стала. Когда же он в очередной раз приступил к домогательствам, я легонько задвинула ему по известному месту, он присел от неожиданности, а я нечаянно задела рукой чайник и в результате ошпарила Севку, хотя это в мои планы не входило. После чего мы стали врагами. Ко мне он цеплялся по сто раз на день, но рук уже не распускал.
Меня это вполне устроило, но чтоб держать его в тонусе я время от времени напоминала, что он живет в моей квартире.
На самом деле квартир у папы было шесть, хотя мы, конечно, жили в одной. По старой привычке папа оформил их на меня, так же как и четыре машины, которые имелись в нашей семье. Дача была записана на покойную тетку и после ее смерти тоже отошла ко мне. Умирать папа не собирался и потому завещания не оставил, хотя похоже было, что завещать собственно нечего.
После похорон мы обнаружили в папином столе две тысячи долларов, у нас с Риткой оставалось еще пятьсот и это все, что мы имели. Ни сберегательных книжек, ни иных документов, сейф на работе тоже оказался пуст. У папы были пластиковые карты, но все деньги с них он успел потратить. Вобщем выяснилось, что папино богатство не более чем миф, что меня, признаться, не удивило, а вот Ритку здорово расстроило.
— Мы погибнем в нищете, — прижимая руки к груди, заявила она, но и в это я не верила.
После похорон папин друг и по совместительству коммерческий директор дядя Витя, к которому я питала самые добрые чувства, так как в отличие от папы он появлялся у нас значительно чаще и даже интересовался моими делами, отвел меня в сторонку и со вздохом сказал:
— Девочка моя, фирма отцу не принадлежит, ты же знаешь папу, он терпеть не мог что-то оформлять на себя. Но ты мне человек не чужой и я считаю себя обязанным… ты будешь получать каждый месяц по тысяче долларов. Хорошо?
— А как же Рита? — нахмурилась я.
Дядя Витя пожал плечами, тем самым давая понять, что Ритку близкой родственницей не считает.
— И ты согласилась? — рычала Ритка тем же вечером, когда я рассказала ей о предложении дяди Вити. — Да ты хоть понимаешь, что эта фирма…
— Она официально папе не принадлежит. Папа большую часть своей жизни прожил с мыслями о конфискации и это наложило отпечаток…
— Нас обобрали, — воздев руки над головой, вопила Ритка.
— Не глупи, — попробовала я вразумить ее, достала листок бумаги из стола со столбиком цифр, над которым не так давно усердно трудилась, и подвинула его Ритке. — Вот, смотри, мы сдаем пять квартир, что приносит доход в пятьсот долларов в месяц, тысячу обещал дядя Витя. Осенью я устроюсь на работу, летом все же хочется отдохнуть. Ты тоже могла бы… — Ритка скривилась, а я кивнула:
— Ну, хорошо, хорошо. По семьсот пятьдесят долларов каждой тоже неплохо. В нищете мы не умрем.
Ритка прослезилась, обняла меня за плечи и расцеловала.
— Что бы я без тебя делала… конечно, все это так ненадежно, а мне уже тридцать… — Я подняла брови, а она поправила:
— Ладно, тридцать шесть, хотя выгляжу я на двадцать пять.
— На двадцать четыре, — согласно кивнула я.
— Спасибо. Но мне тридцать шесть и теперь выясняется, что у меня ни денег, ни квартиры… только машина, но и ей два года.
— Продай папины машины и оставь деньги себе. Если тебе так спокойнее…
— Конечно, это не те деньги, на которые я рассчитывала, но все равно спасибо.
— Пожалуйста.
— Хорошо, что у меня есть семья, то есть ты.
— А Севка?
— Что Севка? Много ли от него толку? И что-то я не слышала, чтобы он собирался на мне жениться.
— Может, женится, — пожала я плечами.
Вот так обстояли наши дела на момент ограбления. Мы жили в одной квартире, Севка о женитьбе помалкивал, но держался хозяином, поэтому мы отчаянно ругались.
Ритка положила передо мной салфетку и поставила разогретый ужин, я принялась вяло жевать, тупо пялясь перед собой.
— С тобой что-то не так, — понаблюдав за мной с минуту, заявила Ритка.
1 2 3 4 5