Краж у нас в два раза меньше, чем у соседей, ни одного изнасилования… тьфу-тьфу, с тех пор, как ты своего маньяка поймала…
— Общего, — уточнила я.
— Да пес с ним… твой или общий, главное — избавились, так что на район зря не наговаривай, а на вверенной мне территории… — Тут Петрович глянул на спортивные штаны, в которые был облачен, отчаянно махнул рукой и скис, а Андрей подал голос:
— А этот самый Клюквин…
— Этот самый Клюквин у меня дождется, — неожиданно разозлилась я и даже для чего-то вскочила со скамьи, Кузя забеспокоился и ненавязчиво тявкнул. — Мне на ваши показатели наплевать, когда у племянника два глаза, и оба подбиты. Он мне вверен родителями, как вам территория.
— Да, уважаемая Дарья Сергеевна, — покачал головой Петрович. — Смотри, как заговорила. Пока Упырь другим покоя не давал, ты все про воспитание твердила, а как пострадал родственник, так к милиции претензии, сажайте, мол… Давай посадим. Дело нехитрое, стоит только захотеть. На нем сейчас висит условный срок. Поймай на любой мелочи, да хоть на той же дворовой драке, и загремит…
Я опустилась на скамейку, косясь на бывшего участкового; конечно, он прав, оттого вдвойне обидно.
— Ну так что? — ядовито спросил он. — Сажаем?
Я посмотрела на него, на нового участкового, слабо мерцавшего глазами и только этим отличавшегося от каменного болвана, что украшал фонтан в нашем парке, и ответила:
— Я сама с ним разберусь.
— Беседовать будешь? — подсказал Петрович и ехидно добавил:
— Ты ему лекцию о культуре поведения, а он Сеньке твоему синяк.
— Никаких лекций, — отрезала я и кивнула Кузе.
— Дарья, — позвал Петрович вроде бы испуганно. — Ты чего надумала?
— Чего надумала, дело мое, а ты за показателями следи. — С этими словами я зашагала в сторону своего двора. Бывший участковый ковылял следом.
— Чего ты разозлилась? — бубнил он. — На мои слова обижаться нечего. Беда с этим Упырем, как о нем заговорим, так обязательно разругаемся. Сажать его надо, вот что хошь со мной делай, а его место в тюрьме.
Андрей Петрович с совершенно ошарашенным видом догнал нас и пробормотал испуганно:
— Мы ж поговорить хотели, о ситуации… наметить мероприятия… вы, как активисты…
— Да разве с ней говорить можно, коли вожжа под хвост попала, — рассвирепел бывший участковый. — Вон несется, точно угорелая, а у меня колено…
В этот момент я замерла как вкопанная, ибо в голову мне пришла одна идея. Пока я ее обдумывала, Петрович с Андреем смогли меня догнать. Бывший участковый запыхался, физиономия его алела более обыкновенного, а в целом выглядел он совершенно несчастным, впрочем, вид нынешнего оптимизма тоже не внушал.
— Ну, чего ты? — отдышавшись, спросил Петрович.
— Я вроде утюг забыла выключить, — пробормотала я.
— Так я и поверил. Говори, чего задумала? Покачав головой, я вздохнула:
— Упырь гаденыш, но не в тюрьму же его сажать. Отец в тюрьме сгинул, мать запойная, с пяти лет парень на улице, и, если серьезно, ничего особенно подлого он еще сделать не успел., .
— Ага. Давай подождем, пока он кого-нибудь зарежет…
— Петрович, собрание окончено, у меня дома утюг.
На рысях я устремилась к родному подъезду, слыша, как бывший участковый кричит вдогонку:
— Все ты врешь… утюг. Упыря сажать надо… Сажать, слышишь, что говорю?
— Сажать, сажать, заладил, — проворчала я. Мы вошли в квартиру, пес отправился в кухню, а я осторожно заглянула в маленькую комнату, убедилась, что Сенька все еще спит, после чего присоединилась к Кузе. Тот сидел возле холодильника и пожирал его взглядом. — Сосисок нет, — сообщила я. — Могу сделать тебе бутерброд с маслом.
Кузя, натура неприхотливая, согласился и на бутерброд. Мы малость перекусили в молчании (Кузя к своему питанию относился серьезно и во время приема пищи болтовни не терпел).
— Что ж, — сказала я, когда по окончании трапезы убирала со стола, а Кузя довольно облизывался, — Петрович прав: на поверку оказалось, что я… Ладно, чего я тебе объясняю, ты и так все знаешь. На Упыря мои слова не действуют, придется брать на вооружение запрещенный прием. Это мне не по душе, но кровные узы, и все такое… Ты меня слушаешь? — нахмурилась я, заметив, что Кузя вновь уставился на холодильник. — Между прочим, тебе худеть надо… — Эта мысль псу не понравилась, он оторвал взгляд от холодильника и преданно уставился мне в глаза. — Придется нам малость поработать. Для начала понаблюдать за Упырем и попробовать прижать его к стенке.
И мы пошли наблюдать за Упырем, то есть отправились все в тот же парк и битых два часа просидели в кустах по соседству с беседкой. Упырь с дружками, судя по всему, собирался встретить в парке свое пятидесятилетие, по крайней мере за два часа он никуда не отлучался и даже с лавки поднялся лишь однажды, чтобы справить нужду тут же возле скамейки, прямо себе под ноги. Просидев два часа, понаблюдав и послушав, о чем говорит Упырь с дружками, я пришла к выводу, что жизнь у него до того тоскливая, что тут не только посереешь и заостришься ушами, но и вовсе с катушек съедешь. Я представила, что он вот так день за днем сидит в этой беседке, пьет пиво, матерится, пытается исполнить песню, в которой знает два куплета, да и те перевирает, а потом идет домой, где в грязной комнате с давно не мытыми окнами без занавесок нет даже телевизора, и Упыря мне стало жалко. Но я тут же вспомнила о пострадавшем племяннике и строго-настрого запретила себе отвлекаться на вопросы Упыриного воспитания. Моя задача исключительно проста: прижать этого несовершеннолетнего хулигана к стенке и заставить вернуть фотографию Сенъкиной девушки, а над педагогикой можно поломать голову и позднее. Было уже семь часов вечера, Сенька наверняка проснулся и хочет есть, а у меня ужин не готов… Ладно, он вполне способен поджарить яйца и сделать салат из помидоров… Упырь сидит как приклеенный, в конце концов, и ему пора проголодаться. Точно услышав мои мысли, Серега Клюквин вдруг поднялся и сказал, лениво потягиваясь:
— Пойду пожрать куда-нибудь…
— Сегодня в «Торнадо» ночная дискотека. Заглянем? — спросил парнишка с гитарой. Крупный подросток со свежим шрамом на подбородке сплюнул и сообщил:
— Там теперь охрана…
— Подумаешь.
— Говорю, там охрана. Два амбала, кулаки как гири. Вован вчера сунулся, так они его враз завернули…
— Откуда охрана? — проявил интерес Упырь.
— Почем я знаю?
— Значит, накрылась дискотека, — вздохнул гитарист.
— Это мы еще посмотрим, — процедил Упырь и зашагал в сторону аллеи.
— Где встречаемся? — крикнул вдогонку мордастый.
— Где обычно, — ответил Упырь, не оборачиваясь. Мы с Кузей выбрались из кустов и пристроились за ним на значительном расстоянии.
Впрочем, предосторожность оказалась совершенно излишней. Упырь ни разу не оглянулся. Очень скоро стало ясно, что направляется он в универсам, расположенный в трех кварталах от парка. Само собой, мы с Кузей, все еще держась на почтительном расстоянии от объекта, направились туда же. Возле самых дверей я притормозила, прикидывая, стоит ли входить в магазин или лучше дождаться Упыря здесь. В конце концов мы вошли и уперлись взглядом в красочно оформленное предупреждение на стене: «Вход в магазин с животными строго воспрещен». Кузя загрустил, а я пожала плечами.
— Сиди здесь, — сказал а я. — Упыря ни в коем случае не выпускай. Если мы сегодня дело завалим, он станет осторожнее и поймать его с поличным будет нелегко.
Кузя занял позицию возле двери, а я прошла в торговый зал, ненавязчиво оглядываясь. Упыря нигде не было видно. Делая вид, что очень интересуюсь соком, я не спеша продвигалась вдоль лотков, продолжая поглядывать по сторонам, и наконец заметила Упыря — он был в отделе мясной продукции. Так же, как и я, он огляделся и с виртуозностью фокусника, подхватив ветчину в упаковке, сунул ее в карман широких штанов.
— Очень хорошо, — удовлетворенно кивнула я и торопливо отошла в сторону, чтобы Клюквин, не дай бог, меня не заметил.
Я не спеша двигалась в сторону касс, время от времени наклоняясь, чтобы проверить, двигаются ли в том же направлении ноги, обутые в дырявые кроссовки с вызывающей надписью «Nike». Поначалу все шло нормально, они двигались как положено и вдруг исчезли. Я озадаченно замерла в нелепой позе, но поспешила выпрямиться, не хватало только, чтобы меня кто-нибудь застукал в таком виде. В конце прохода появилась женщина с девочкой-подростком, а я торопливо схватила какую-то банку и принялась вертеть ее в руках, изо всех сил изображая к ней повышенный интерес. Женщина приближалась, как будто вовсе не обращая на меня внимания, а я, вернув банку на полку, сделала пару шагов в сторону касс и плечо к плечу столкнулась с Упырем. Справедливости ради следует отметить, что он перепугался больше, чем я. Охнул и вроде бы даже побледнел, чужой страх придал мне бодрости, я широко улыбнулась и сказала:
— Привет, Упырек.
— Уже виделись, — кисло ответил он, торопливо завернул в соседний отдел, а я мысленно чертыхнулась: судя по всему, мой гениальный план сыграл в ящик. Застукав меня по соседству, Упырь насторожится, вернет копченость на место, а я останусь с носом. Любой другой человек на моем месте, почертыхавшись вволю, отправился бы восвояси, ожидая, когда в его голове созреет очередной гениальный план, но я, постояв столбом не больше трех минут, удостоилась озарения и на цыпочках легкими перебежками устремилась в отдел, где только что исчез Упырь. Там его не оказалось, и, вызывая недоумение у редких покупателей, я тем же манером продвинулась к кассам и вот тут увидела Клюквина. Он шел к турникету с намерением покинуть магазин. В три прыжка я оказалась рядом и ухватила его за плечо; Кузя, через стекло приметив мой маневр, тут же возник в досягаемой близости и, сев копилкой, продемонстрировал зубы своему бывшему мучителю. Хотя я и считала Кузю добрейшим в мире созданием, но сейчас была вынуждена признать, что выглядит он впечатляюще. Наверное, то же самое подумал Упырь, потому что вместо того, чтобы сбросить с плеча мою руку, он хмуро спросил:
— Ты чего, спятила?
— По-моему, ты кое-что прихватил, — как можно ласковее сообщила я. — Кое-что, что тебе не принадлежит.
— Очень умная, да? — заявил он презрительно. — Может, еще что скажешь?
— В милиции разберемся.
Стоило мне сказать о милиции, как она не замедлила явиться в лице нашего нового участкового Андрюхи Коломейцева. Он вошел в магазин, посмотрел по сторонам и, заметив нас, направился в сторону турникета.
— У тебя минута, не больше, — прошипела я на ухо Упырю.
— Испугала… пустышку тянешь…
— Еще чего. Мы с тобой случайно столкнулись возле банок с соком, а после этого у меня пропал кошелек. Тетка с клетчатой сумкой пойдет свидетелем, налетел ты на меня очень подозрительно, а теперь отгадай, где мой кошелек?
— Чего? — не понял Упырь, а я дурашливо пропела, безбожно шепелявя:
— Коселек, коселек… Какой коселек? Ты телик смотришь?
Рука его потянулась к карману, но я ее перехватила, а Кузя злобно зарычал.
— Это нечестно, — пробормотал Упырь, испуганно прикидывая расстояние, отделяющее от него участкового.
— А втроем бить четырнадцатилетнего мальчишку честно? — разозлилась я.
— Чего ты хочешь? — В этот момент участковый как раз оказался рядышком, я отпустила руку Упыря и сказала ласково:
— Верни фотографию.
— Какую? — начал он, но, взглянув на Андрюху, загрустил, валять дурака ему расхотелось, и он сообщил со вздохом:
— У меня ее нет…
— Да неужто? — не поверила я, улыбаясь еще ласковее. — А куда она делась, ты, случаем, не помнишь?
Упырь посмотрел на нас по очереди, задержав взгляд на Кузе, которому, судя по всему, просто не терпелось цапнуть своего врага, и вздохнул вторично:
— Она у Зюзи.
— Здорово. А зачем она Зюзе? Он что, фотографии коллекционирует?
Участковый, в продолжение нашего разговора не проронив ни слова, стоял рядом и, как видно, пытался понять, что происходит. С Упыря он глаз не спускал и выглядел достаточно решительно.
— Так что там Зюзя? — напомнила я.
— Он на ней номер записал.
— Какой номер? — Я здорово разозлилась и скрывать этого не собиралась.
— Номер машины. — Упырь окончательно сник, смотрел себе под ноги и говорил так тихо, что приходилось здорово напрягать слух, чтобы понять, чего он там бормочет.
— Объясняй как следует, — вконец рассвирепела я, Кузя тявкнул, а участковый простер к нам руку с непонятным намерением; Упырь расценил этот жест по-своему и заговорил торопливее, а главное, громче:
— Мы в парке сидели, как всегда, а тут Зюзя подошел… Мы сидим, и вдруг тачка от старой проходной подъехала, а Зюзя шею вытянул и стал вроде как не в себе, а потом говорит: «Дай карандаш и бумагу». Карандаш у нас был, мы на столе очки пишем, а бумаги нет. И я фотку отдал. Он на ней номер записал и взял ее с собой.
— Чего ты вкручиваешь? — пристыдила я, а Упырь обиделся:
— Ничего не вкручиваю, говорю как есть.
— А где Зюзя живет? — немного поразмышляв, спросила я.
Упырь закатил глазки, вздохнул, покачал головой и опять вздохнул; проделав все это и сообразив, что сия пантомима не произвела на меня ровным счетом никакого впечатления, загрустил и сказал с неохотой:
— Откуда мне знать? Я чего с ним, детей крещу?
— Детей вам только псих доверит, — в свою очередь, вздохнула я и, свистнув Кузе, пошла к выходу.
Андрюха, немного постояв столбом, очнулся и устремился за мной, а Упырь крикнул:
— А кошелек?
— Ты что, спятил? — обиделась я. — Я ж не Жеглов.
— Ну, Дарья… — Клюквин хотел что-то еще сказать, но передумал и ломанулся к стеклянным дверям, сметая все на своем пути; по счастью, ничего, кроме этих самых стеклянных дверей, ему не препятствовало покинуть магазин, и вскоре он уже исчез за углом, а участковый, оказавшись на улице, неожиданно обрел дар речи.
— Кто такой Зюзя? — спросил он.
— Откуда я знаю.
— Дарья Сергеевна! — Голос его звучал строго, а выражение лица точь-в-точь как у нашей учительницы на лабораторной работе по химии, когда она, вышагивая между партами, бдительно следила за реактивами в детских руках, в любой момент готовая залечь на пол.
— Отвяжись, — буркнула я, Андрюха покраснел, а я со злостью добавила:
— Чего ты заладил: Дарья Сергеевна, Дарья Сергеевна. Ты ж до пятого класса со мной в одном дворе рос. Или не помнишь?
— Помню, — широко улыбнулся Андрюха. — Ты мне еще по носу дала. Бабушка к твоей маме жаловаться ходила…
— Так ты велик зажал. Не давал прокатиться…
— Ага.
— Ладно, пошли, — махнула я рукой, не удержалась и съязвила:
— Черт-те что творится на твоей территории.
— А чего творится-то? — испугался он.
— Ты что, не слышал? Фотографию забрал какой-то Зюзя. И как я ее верну, скажи на милость?
— Так чего ж мы Клюквина отпустили? Надо было его допросить.
— Скажет он тебе, как же… а может, и в самом деле не знает. А вот ты знать обязан. Петрович всю шпану как свои пять пальцев знал…
— Я второй день и…
— А как ты в магазине оказался? — остановилась я, Андрюха тоже замер и неохотно пояснил:
— Я… за тобой приглядывал.
— Что? — Глаза у меня полезли из орбит, а Кузя жалобно заскулил, качая головой.
— Я в смысле помощи, — затараторил Андрюха. — Мало ли что…
— Очень много от тебя толку, — заметила я презрительно и, кивнув на прощание, зашагала к дому.
Во дворе в беседке, с одной стороны обвитой хмелем, сидел Сенька в компании Петьки и вечно чумазого Чугунка. Все трое грызли семечки с таким унылым видом, точно с минуты на минуту ожидали конца света.
— Ты ужинал? — подойдя ближе, спросила я племянника.
— Ага. Спасибо.
— Пожалуйста.
Я села на скамейку и покосилась на Чугунка.
— С новым участковым говорила? — бросив горсть семечек голубям, спросил он.
— Поговорю. Пока случай не представился.
— Как он вообще?
— Нормально, в нашем дворе рос до пятого класса. Можно сказать — свой человек… А ты, случаем, Зюзю не знаешь?
— Зюзю? — Чугунок несказанно удивился и даже вытянул шею на невероятную длину, чтобы иметь возможность заглянуть мне в глаза.
— Ты ж слышал.
— Слышал. Зачем он тебе?
— Знаешь или нет?
— Зюзя не из наших, он крутой.
— Да неужто? — презрительно кривя губы, осведомилась я. — Чего ж это твой крутой с Упырем дружит?
— Упырь врет, цену себе набивает.
— Ясно. И чем твой Зюзя знаменит?
— А ты не вредничай, а то я с тобой разговаривать не буду. Про Шмеля слышала?
— Ну…
— Его парень.
1 2 3 4 5
— Общего, — уточнила я.
— Да пес с ним… твой или общий, главное — избавились, так что на район зря не наговаривай, а на вверенной мне территории… — Тут Петрович глянул на спортивные штаны, в которые был облачен, отчаянно махнул рукой и скис, а Андрей подал голос:
— А этот самый Клюквин…
— Этот самый Клюквин у меня дождется, — неожиданно разозлилась я и даже для чего-то вскочила со скамьи, Кузя забеспокоился и ненавязчиво тявкнул. — Мне на ваши показатели наплевать, когда у племянника два глаза, и оба подбиты. Он мне вверен родителями, как вам территория.
— Да, уважаемая Дарья Сергеевна, — покачал головой Петрович. — Смотри, как заговорила. Пока Упырь другим покоя не давал, ты все про воспитание твердила, а как пострадал родственник, так к милиции претензии, сажайте, мол… Давай посадим. Дело нехитрое, стоит только захотеть. На нем сейчас висит условный срок. Поймай на любой мелочи, да хоть на той же дворовой драке, и загремит…
Я опустилась на скамейку, косясь на бывшего участкового; конечно, он прав, оттого вдвойне обидно.
— Ну так что? — ядовито спросил он. — Сажаем?
Я посмотрела на него, на нового участкового, слабо мерцавшего глазами и только этим отличавшегося от каменного болвана, что украшал фонтан в нашем парке, и ответила:
— Я сама с ним разберусь.
— Беседовать будешь? — подсказал Петрович и ехидно добавил:
— Ты ему лекцию о культуре поведения, а он Сеньке твоему синяк.
— Никаких лекций, — отрезала я и кивнула Кузе.
— Дарья, — позвал Петрович вроде бы испуганно. — Ты чего надумала?
— Чего надумала, дело мое, а ты за показателями следи. — С этими словами я зашагала в сторону своего двора. Бывший участковый ковылял следом.
— Чего ты разозлилась? — бубнил он. — На мои слова обижаться нечего. Беда с этим Упырем, как о нем заговорим, так обязательно разругаемся. Сажать его надо, вот что хошь со мной делай, а его место в тюрьме.
Андрей Петрович с совершенно ошарашенным видом догнал нас и пробормотал испуганно:
— Мы ж поговорить хотели, о ситуации… наметить мероприятия… вы, как активисты…
— Да разве с ней говорить можно, коли вожжа под хвост попала, — рассвирепел бывший участковый. — Вон несется, точно угорелая, а у меня колено…
В этот момент я замерла как вкопанная, ибо в голову мне пришла одна идея. Пока я ее обдумывала, Петрович с Андреем смогли меня догнать. Бывший участковый запыхался, физиономия его алела более обыкновенного, а в целом выглядел он совершенно несчастным, впрочем, вид нынешнего оптимизма тоже не внушал.
— Ну, чего ты? — отдышавшись, спросил Петрович.
— Я вроде утюг забыла выключить, — пробормотала я.
— Так я и поверил. Говори, чего задумала? Покачав головой, я вздохнула:
— Упырь гаденыш, но не в тюрьму же его сажать. Отец в тюрьме сгинул, мать запойная, с пяти лет парень на улице, и, если серьезно, ничего особенно подлого он еще сделать не успел., .
— Ага. Давай подождем, пока он кого-нибудь зарежет…
— Петрович, собрание окончено, у меня дома утюг.
На рысях я устремилась к родному подъезду, слыша, как бывший участковый кричит вдогонку:
— Все ты врешь… утюг. Упыря сажать надо… Сажать, слышишь, что говорю?
— Сажать, сажать, заладил, — проворчала я. Мы вошли в квартиру, пес отправился в кухню, а я осторожно заглянула в маленькую комнату, убедилась, что Сенька все еще спит, после чего присоединилась к Кузе. Тот сидел возле холодильника и пожирал его взглядом. — Сосисок нет, — сообщила я. — Могу сделать тебе бутерброд с маслом.
Кузя, натура неприхотливая, согласился и на бутерброд. Мы малость перекусили в молчании (Кузя к своему питанию относился серьезно и во время приема пищи болтовни не терпел).
— Что ж, — сказала я, когда по окончании трапезы убирала со стола, а Кузя довольно облизывался, — Петрович прав: на поверку оказалось, что я… Ладно, чего я тебе объясняю, ты и так все знаешь. На Упыря мои слова не действуют, придется брать на вооружение запрещенный прием. Это мне не по душе, но кровные узы, и все такое… Ты меня слушаешь? — нахмурилась я, заметив, что Кузя вновь уставился на холодильник. — Между прочим, тебе худеть надо… — Эта мысль псу не понравилась, он оторвал взгляд от холодильника и преданно уставился мне в глаза. — Придется нам малость поработать. Для начала понаблюдать за Упырем и попробовать прижать его к стенке.
И мы пошли наблюдать за Упырем, то есть отправились все в тот же парк и битых два часа просидели в кустах по соседству с беседкой. Упырь с дружками, судя по всему, собирался встретить в парке свое пятидесятилетие, по крайней мере за два часа он никуда не отлучался и даже с лавки поднялся лишь однажды, чтобы справить нужду тут же возле скамейки, прямо себе под ноги. Просидев два часа, понаблюдав и послушав, о чем говорит Упырь с дружками, я пришла к выводу, что жизнь у него до того тоскливая, что тут не только посереешь и заостришься ушами, но и вовсе с катушек съедешь. Я представила, что он вот так день за днем сидит в этой беседке, пьет пиво, матерится, пытается исполнить песню, в которой знает два куплета, да и те перевирает, а потом идет домой, где в грязной комнате с давно не мытыми окнами без занавесок нет даже телевизора, и Упыря мне стало жалко. Но я тут же вспомнила о пострадавшем племяннике и строго-настрого запретила себе отвлекаться на вопросы Упыриного воспитания. Моя задача исключительно проста: прижать этого несовершеннолетнего хулигана к стенке и заставить вернуть фотографию Сенъкиной девушки, а над педагогикой можно поломать голову и позднее. Было уже семь часов вечера, Сенька наверняка проснулся и хочет есть, а у меня ужин не готов… Ладно, он вполне способен поджарить яйца и сделать салат из помидоров… Упырь сидит как приклеенный, в конце концов, и ему пора проголодаться. Точно услышав мои мысли, Серега Клюквин вдруг поднялся и сказал, лениво потягиваясь:
— Пойду пожрать куда-нибудь…
— Сегодня в «Торнадо» ночная дискотека. Заглянем? — спросил парнишка с гитарой. Крупный подросток со свежим шрамом на подбородке сплюнул и сообщил:
— Там теперь охрана…
— Подумаешь.
— Говорю, там охрана. Два амбала, кулаки как гири. Вован вчера сунулся, так они его враз завернули…
— Откуда охрана? — проявил интерес Упырь.
— Почем я знаю?
— Значит, накрылась дискотека, — вздохнул гитарист.
— Это мы еще посмотрим, — процедил Упырь и зашагал в сторону аллеи.
— Где встречаемся? — крикнул вдогонку мордастый.
— Где обычно, — ответил Упырь, не оборачиваясь. Мы с Кузей выбрались из кустов и пристроились за ним на значительном расстоянии.
Впрочем, предосторожность оказалась совершенно излишней. Упырь ни разу не оглянулся. Очень скоро стало ясно, что направляется он в универсам, расположенный в трех кварталах от парка. Само собой, мы с Кузей, все еще держась на почтительном расстоянии от объекта, направились туда же. Возле самых дверей я притормозила, прикидывая, стоит ли входить в магазин или лучше дождаться Упыря здесь. В конце концов мы вошли и уперлись взглядом в красочно оформленное предупреждение на стене: «Вход в магазин с животными строго воспрещен». Кузя загрустил, а я пожала плечами.
— Сиди здесь, — сказал а я. — Упыря ни в коем случае не выпускай. Если мы сегодня дело завалим, он станет осторожнее и поймать его с поличным будет нелегко.
Кузя занял позицию возле двери, а я прошла в торговый зал, ненавязчиво оглядываясь. Упыря нигде не было видно. Делая вид, что очень интересуюсь соком, я не спеша продвигалась вдоль лотков, продолжая поглядывать по сторонам, и наконец заметила Упыря — он был в отделе мясной продукции. Так же, как и я, он огляделся и с виртуозностью фокусника, подхватив ветчину в упаковке, сунул ее в карман широких штанов.
— Очень хорошо, — удовлетворенно кивнула я и торопливо отошла в сторону, чтобы Клюквин, не дай бог, меня не заметил.
Я не спеша двигалась в сторону касс, время от времени наклоняясь, чтобы проверить, двигаются ли в том же направлении ноги, обутые в дырявые кроссовки с вызывающей надписью «Nike». Поначалу все шло нормально, они двигались как положено и вдруг исчезли. Я озадаченно замерла в нелепой позе, но поспешила выпрямиться, не хватало только, чтобы меня кто-нибудь застукал в таком виде. В конце прохода появилась женщина с девочкой-подростком, а я торопливо схватила какую-то банку и принялась вертеть ее в руках, изо всех сил изображая к ней повышенный интерес. Женщина приближалась, как будто вовсе не обращая на меня внимания, а я, вернув банку на полку, сделала пару шагов в сторону касс и плечо к плечу столкнулась с Упырем. Справедливости ради следует отметить, что он перепугался больше, чем я. Охнул и вроде бы даже побледнел, чужой страх придал мне бодрости, я широко улыбнулась и сказала:
— Привет, Упырек.
— Уже виделись, — кисло ответил он, торопливо завернул в соседний отдел, а я мысленно чертыхнулась: судя по всему, мой гениальный план сыграл в ящик. Застукав меня по соседству, Упырь насторожится, вернет копченость на место, а я останусь с носом. Любой другой человек на моем месте, почертыхавшись вволю, отправился бы восвояси, ожидая, когда в его голове созреет очередной гениальный план, но я, постояв столбом не больше трех минут, удостоилась озарения и на цыпочках легкими перебежками устремилась в отдел, где только что исчез Упырь. Там его не оказалось, и, вызывая недоумение у редких покупателей, я тем же манером продвинулась к кассам и вот тут увидела Клюквина. Он шел к турникету с намерением покинуть магазин. В три прыжка я оказалась рядом и ухватила его за плечо; Кузя, через стекло приметив мой маневр, тут же возник в досягаемой близости и, сев копилкой, продемонстрировал зубы своему бывшему мучителю. Хотя я и считала Кузю добрейшим в мире созданием, но сейчас была вынуждена признать, что выглядит он впечатляюще. Наверное, то же самое подумал Упырь, потому что вместо того, чтобы сбросить с плеча мою руку, он хмуро спросил:
— Ты чего, спятила?
— По-моему, ты кое-что прихватил, — как можно ласковее сообщила я. — Кое-что, что тебе не принадлежит.
— Очень умная, да? — заявил он презрительно. — Может, еще что скажешь?
— В милиции разберемся.
Стоило мне сказать о милиции, как она не замедлила явиться в лице нашего нового участкового Андрюхи Коломейцева. Он вошел в магазин, посмотрел по сторонам и, заметив нас, направился в сторону турникета.
— У тебя минута, не больше, — прошипела я на ухо Упырю.
— Испугала… пустышку тянешь…
— Еще чего. Мы с тобой случайно столкнулись возле банок с соком, а после этого у меня пропал кошелек. Тетка с клетчатой сумкой пойдет свидетелем, налетел ты на меня очень подозрительно, а теперь отгадай, где мой кошелек?
— Чего? — не понял Упырь, а я дурашливо пропела, безбожно шепелявя:
— Коселек, коселек… Какой коселек? Ты телик смотришь?
Рука его потянулась к карману, но я ее перехватила, а Кузя злобно зарычал.
— Это нечестно, — пробормотал Упырь, испуганно прикидывая расстояние, отделяющее от него участкового.
— А втроем бить четырнадцатилетнего мальчишку честно? — разозлилась я.
— Чего ты хочешь? — В этот момент участковый как раз оказался рядышком, я отпустила руку Упыря и сказала ласково:
— Верни фотографию.
— Какую? — начал он, но, взглянув на Андрюху, загрустил, валять дурака ему расхотелось, и он сообщил со вздохом:
— У меня ее нет…
— Да неужто? — не поверила я, улыбаясь еще ласковее. — А куда она делась, ты, случаем, не помнишь?
Упырь посмотрел на нас по очереди, задержав взгляд на Кузе, которому, судя по всему, просто не терпелось цапнуть своего врага, и вздохнул вторично:
— Она у Зюзи.
— Здорово. А зачем она Зюзе? Он что, фотографии коллекционирует?
Участковый, в продолжение нашего разговора не проронив ни слова, стоял рядом и, как видно, пытался понять, что происходит. С Упыря он глаз не спускал и выглядел достаточно решительно.
— Так что там Зюзя? — напомнила я.
— Он на ней номер записал.
— Какой номер? — Я здорово разозлилась и скрывать этого не собиралась.
— Номер машины. — Упырь окончательно сник, смотрел себе под ноги и говорил так тихо, что приходилось здорово напрягать слух, чтобы понять, чего он там бормочет.
— Объясняй как следует, — вконец рассвирепела я, Кузя тявкнул, а участковый простер к нам руку с непонятным намерением; Упырь расценил этот жест по-своему и заговорил торопливее, а главное, громче:
— Мы в парке сидели, как всегда, а тут Зюзя подошел… Мы сидим, и вдруг тачка от старой проходной подъехала, а Зюзя шею вытянул и стал вроде как не в себе, а потом говорит: «Дай карандаш и бумагу». Карандаш у нас был, мы на столе очки пишем, а бумаги нет. И я фотку отдал. Он на ней номер записал и взял ее с собой.
— Чего ты вкручиваешь? — пристыдила я, а Упырь обиделся:
— Ничего не вкручиваю, говорю как есть.
— А где Зюзя живет? — немного поразмышляв, спросила я.
Упырь закатил глазки, вздохнул, покачал головой и опять вздохнул; проделав все это и сообразив, что сия пантомима не произвела на меня ровным счетом никакого впечатления, загрустил и сказал с неохотой:
— Откуда мне знать? Я чего с ним, детей крещу?
— Детей вам только псих доверит, — в свою очередь, вздохнула я и, свистнув Кузе, пошла к выходу.
Андрюха, немного постояв столбом, очнулся и устремился за мной, а Упырь крикнул:
— А кошелек?
— Ты что, спятил? — обиделась я. — Я ж не Жеглов.
— Ну, Дарья… — Клюквин хотел что-то еще сказать, но передумал и ломанулся к стеклянным дверям, сметая все на своем пути; по счастью, ничего, кроме этих самых стеклянных дверей, ему не препятствовало покинуть магазин, и вскоре он уже исчез за углом, а участковый, оказавшись на улице, неожиданно обрел дар речи.
— Кто такой Зюзя? — спросил он.
— Откуда я знаю.
— Дарья Сергеевна! — Голос его звучал строго, а выражение лица точь-в-точь как у нашей учительницы на лабораторной работе по химии, когда она, вышагивая между партами, бдительно следила за реактивами в детских руках, в любой момент готовая залечь на пол.
— Отвяжись, — буркнула я, Андрюха покраснел, а я со злостью добавила:
— Чего ты заладил: Дарья Сергеевна, Дарья Сергеевна. Ты ж до пятого класса со мной в одном дворе рос. Или не помнишь?
— Помню, — широко улыбнулся Андрюха. — Ты мне еще по носу дала. Бабушка к твоей маме жаловаться ходила…
— Так ты велик зажал. Не давал прокатиться…
— Ага.
— Ладно, пошли, — махнула я рукой, не удержалась и съязвила:
— Черт-те что творится на твоей территории.
— А чего творится-то? — испугался он.
— Ты что, не слышал? Фотографию забрал какой-то Зюзя. И как я ее верну, скажи на милость?
— Так чего ж мы Клюквина отпустили? Надо было его допросить.
— Скажет он тебе, как же… а может, и в самом деле не знает. А вот ты знать обязан. Петрович всю шпану как свои пять пальцев знал…
— Я второй день и…
— А как ты в магазине оказался? — остановилась я, Андрюха тоже замер и неохотно пояснил:
— Я… за тобой приглядывал.
— Что? — Глаза у меня полезли из орбит, а Кузя жалобно заскулил, качая головой.
— Я в смысле помощи, — затараторил Андрюха. — Мало ли что…
— Очень много от тебя толку, — заметила я презрительно и, кивнув на прощание, зашагала к дому.
Во дворе в беседке, с одной стороны обвитой хмелем, сидел Сенька в компании Петьки и вечно чумазого Чугунка. Все трое грызли семечки с таким унылым видом, точно с минуты на минуту ожидали конца света.
— Ты ужинал? — подойдя ближе, спросила я племянника.
— Ага. Спасибо.
— Пожалуйста.
Я села на скамейку и покосилась на Чугунка.
— С новым участковым говорила? — бросив горсть семечек голубям, спросил он.
— Поговорю. Пока случай не представился.
— Как он вообще?
— Нормально, в нашем дворе рос до пятого класса. Можно сказать — свой человек… А ты, случаем, Зюзю не знаешь?
— Зюзю? — Чугунок несказанно удивился и даже вытянул шею на невероятную длину, чтобы иметь возможность заглянуть мне в глаза.
— Ты ж слышал.
— Слышал. Зачем он тебе?
— Знаешь или нет?
— Зюзя не из наших, он крутой.
— Да неужто? — презрительно кривя губы, осведомилась я. — Чего ж это твой крутой с Упырем дружит?
— Упырь врет, цену себе набивает.
— Ясно. И чем твой Зюзя знаменит?
— А ты не вредничай, а то я с тобой разговаривать не буду. Про Шмеля слышала?
— Ну…
— Его парень.
1 2 3 4 5