Куря сигары и допивая бренди, они обменялись еще несколькими фразами, когда в салоне появились Джейд и Мэрили.
После приветствий Джейд сказала:
– Колт, нам пора, гости уже начали съезжаться к ужину. – Она повернулась к Рудольфу: – Я попросила Кит, чтобы она посадила вас за столом друг напротив друга.
Все двинулись к дверям. Все, кроме Рудольфа. Он стоял как вкопанный, не в силах пошевелиться. Взгляд его был прикован к Мэрили. Однако предметом столь пристального внимания была отнюдь не сама девушка, не ее восхитительное парчовое платье золотистого цвета, делавшее ее еще привлекательнее. Рудольф не мог отвести глаз от золотого кулона с рубинами и гранатами.
– Рудольф? – нервно рассмеялась Мэрили. Его поведение в эту минуту было более чем странным, она никогда не видела Хэпсбурга в таком состоянии. – Что с тобой?
Он облизнул неожиданно пересохшие губы и, с трудом сохраняя хладнокровие, спросил:
– Откуда у тебя эта роскошь?
– Это мой подарок, – ответила за девушку Джейд. – А я, в свою очередь, получила его от царя Николая ко дню свадьбы.
– Вы лично знакомы с русским царем, мадам?!
– Не просто знакомы! – воскликнула Мэрили, не скрывая гордости. – До замужества моя тетя носила фамилию Романова, и Николай пожаловал ей княжеский титул, когда она выходила замуж за дядю Колта. Ты разве не знал?
Глаза Рудольфа сузились, но этого никто не заметил. Какого труда стоило ему скрыть волнение от этой ошеломившей его новости!
Глава 7
Праздничный стол был просто великолепен. Гости пребывали в прекрасном расположении духа. Пожалуй, один лишь Рудольф не мог оценить по достоинству роскошного ужина – все его мысли бешено вращались вокруг только что услышанной новости.
Он никак не мог поверить своей удаче. В течение всего вечера Рудольф вежливо, но довольно настойчиво задавал Джейд вопросы о ее родственных связях с Романовыми, постоянно подчеркивая свое благоговейное отношение к этому замечательному семейству.
Поначалу Джейд отвечала весьма неохотно, но, постепенно втянувшись в разговор, рассказала, что ее мать, русская по происхождению, приходилась двоюродной сестрой Александру Второму, а отец был ирландцем. Джейд рано осиротела, и ее удочерила Мария Павловна, свояченица Александра Третьего, поэтому девочка росла и воспитывалась при императорском дворе.
С улыбкой она поведала Рудольфу о своей карьере прима-балерины на сцене Императорского театра, при этом в сияющих глазах Джейд отражались и гордость, и грусть по ушедшим дням. Только громадным усилием воли Рудольфу удавалось сохранять на лице заинтересованное выражение и вежливо улыбаться, кивая время от времени, – одно упоминание имени Александра Третьего выводило его из себя. Рудольф слишком хорошо помнил скорбь своего кумира по старшему брату Александру, казненному вместе с товарищами за революционный заговор с целью покушения на этого монарха.
«Из меня получился бы прекрасный актер, – подумал Рудольф, жадно осушая бокал вина, словно это могло погасить огонь, разгорающийся в его груди, – актер, а не пианист. Только настоящий актер не выдаст себя, находясь в обществе этих жирных свиней капитала!» И как же хорошо, что Мэрили, – он улыбнулся и с обожанием посмотрел на нее, – не чувствует себя членом этой семьи. Да будь он проклят, если позволит своей будущей жене водить дружбу с этими Колтрейнами!
Торжественный ужин подходил к концу, и Рудольф почувствовал некоторое облегчение. Наконец заиграл оркестр, и под бурные аплодисменты сотен гостей Тревис Колтрейн вывел Валери в центр зала для традиционного первого танца, затем эта пара разделилась – теперь Трев танцевал со своей матерью, а Валери с новоиспеченным свекром. К ним стали присоединяться гости, и наконец Рудольф закружился с Мэрили в вихре вальса.
От выпитого шампанского голова девушки слегка кружилась, щеки пылали. Она с наслаждением погрузилась в романтическую атмосферу праздника.
Бросив на Мэрили восхищенный взгляд, Рудольф шепнул ей на ухо:
– Я не могу дождаться, моя дорогая, когда же и мы станцуем свой свадебный вальс!
– Может быть… – не без кокетства ответила она. – Когда-нибудь. Кто знает?
Рудольф сжал руку Мэрили:
– Дай мне лишь свое согласие на поездку в Цюрих. У меня появится тогда шанс завоевать твое сердце.
Танец закончился, но за ним сразу начался следующий, и неожиданно появившийся Курт увлек за собой Мэрили. Рудольф только и ждал этого. В следующее мгновение он отыскал взглядом Джейд и быстро, почти бегом, направился к ней, боясь, как бы кто-нибудь не опередил его, пригласив ее на танец.
– Княгиня Джейд! – церемонно поклонился он, слегка запыхавшись. – Могу ли я надеяться на танец с вами?
Под завистливые взгляды сидящих рядом дам Джейд с подчеркнутым достоинством подошла к молодому человеку, и они закружились в вальсе.
– Мне никогда в жизни не приходилось еще танцевать с княгинями, – сообщил Рудольф.
– А вы полагаете, существует какая-то разница? – рассмеялась Джейд.
– О да! Я чувствую особую ауру, почти чародейство! Впрочем, вы прекрасны и без титулов!
– Ах, Рудольф, давайте не будем об этом. – Джейд рассерженно сверкнула изумрудными глазами. – Считайте, что вы уже покорили меня своими любезностями, и я заверяю вас, что во всем, что касается Мэрили, вы получите от меня поддержку. Колт и я согласны на то, чтобы она приняла ваше приглашение в Цюрих. Это пойдет ей на пользу.
– А почему бы вам не сопровождать ее? Моя мать была бы счастлива принять у нас в доме такую гостью, да и Мэрили будет чувствовать себя уверенней, зная, что вы находитесь рядом.
– Вы так думаете? Ну что ж, пожалуй, я приму ваше предложение, вы очень любезны, – с энтузиазмом согласилась Джейд.
Закончив танец с Куртом, Мэрили отправилась на террасу, чтобы подышать свежим воздухом и успокоить возбужденные нервы. Она была весьма удивлена, заметив выходящих следом за ней Рудольфа и Джейд. У Мэрили не было времени, чтобы поразмыслить над этим, потому что, увидев ее, Джейд сразу же взволнованно начала рассказывать о приглашении Рудольфа.
– Итак, – закончила Джейд, – если ты решишь поехать в Швейцарию, то в этом путешествии у тебя будет компаньонка. Уверена, мы прекрасно проведем время.
Мэрили перевела взгляд с Джейд на Рудольфа, словно раздумывая, тот ли это мужчина, с которым ей предстоит связать свою жизнь?
– Хорошо, – без особого восторга произнесла Мэрили. – Думаю, что поездка действительно окажется интересной.
Уловив в ее голосе печальные нотки, Джейд поспешила добавить:
– Еще бы! Я уже заранее предвкушаю удовольствие от нее!
Рудольф почувствовал сильное раздражение, видя явную неохоту Мэрили, – нашлось бы немало женщин, с радостью принявших его приглашение. В конце концов, эта девчонка слишком много о себе думает!
Огромным усилием воли он сумел изобразить на лице улыбку:
– Да, моя дорогая, мы все прекрасно проведем время. – И добавил с теперь уже совершенно искренней улыбкой: – И обещаю, что этот визит вы запомните навсегда!
Глава 8
Амалия была вне себя от ярости.
Каждый день она перечитывала короткую записку, оставленную Рудольфом перед отъездом. Ей оставалось только плакать и осыпать собственного сына градом проклятий.
Дорогая мама!
Я уехал в Испанию, чтобы присутствовать на свадьбе родственницы моего очень близкого друга. Не хочу посвящать тебя в свои планы раньше времени, поскольку, я знаю, ты начнешь беспокоиться. Вернусь через несколько недель.
С любовью,
Рудольф.
Записка была изрядно помята и местами разорвана – результат нервозности Амалии.
– Элеонора! – крикнула она, – Элеонора! Я хочу, чтобы ты зашла ко мне! Сейчас же!
Никто не отвечал, и она в отчаянии подумала, что и ее дочь может вот так же исчезнуть, не спрося разрешения, как и ее непослушный брат.
Как не хотелось Амалии покидать Вену! Уж там-то она могла контролировать своих детей! А здесь, в Швейцарии, все пошло по-другому. Город был переполнен беженцами самых разных социальных слоев, и Амалия боялась, что ее дети могут подвергнуться влиянию какой-нибудь дурной компании. И страхи ее были не напрасны: Рудольф бросил консерваторию. Амалия чувствовала, что он что-то скрывает от нее. Самовольный отъезд Рудольфа, да еще на такой длительный срок, стал последним ударом.
– Элеонора! Ты слышишь, я тебя зову? – снова крикнула Амалия.
Ей хотелось расспросить дочь, о каком «очень близком друге» шла речь в записке Рудольфа. Хотя вряд ли Элеонора будет с ней откровенна.
Амалия снова перечитала записку, с трудом вглядываясь в расплывающиеся строчки, – окна спальни были занавешены тяжелыми бархатными шторами, так что в комнате царил полумрак. В те дни, когда Амалия чувствовала себя несчастной, она питала отвращение к солнечному свету, предпочитая тусклый свет, больше соответствующий ее мрачному настроению.
Окончательно расстроившись, Амалия скомкала записку и, со злостью швырнув ее на каминную решетку, принялась с отрешенным видом расхаживать по унылой комнате с тяжелой мебелью, блеклыми обоями и старыми, потертыми коврами. А ведь это лучшая комната в старом замке, буквально на глазах приходящем в упадок! Здесь когда-то жила хозяйка замка, старая Эльза. Старуха уже настолько тронулась умом, что не могла произнести ни слова, когда Амалия переселяла ее в маленькую каморку в цокольном этаже замка дожидаться смерти.
Да, Амалия прекрасно помнила то утро, когда экономка Ульда поднялась к ней наверх и дрожащим от страха голосом сообщила, что, как всегда, принеся в полуподвал поднос с завтраком, обнаружила свою хозяйку мертвой.
По завещанию, оставленному Эльзой, официальное владение замком после ее смерти переходило детям – Элеоноре и Рудольфу. Нет, конечно, старый замок не стоил больших денег – с каждым годом он все больше и больше разрушался, – и тем не менее это было их родовое гнездо, в котором хранилось несколько ценных произведений искусства. Продав их, Амалия надеялась оплатить обучение Рудольфа в консерватории.
– Если только Рудольф возьмется за ум, отказавшись от своих бредовых затей! – вслух произнесла Амалия.
– Мама, ты несправедлива к Рудольфу!
Резкий голос Элеоноры заставил ее вздрогнуть.
– Как ты смеешь подкрадываться ко мне? У меня и без того расшатаны нервы, а тут ты еще пугаешь меня до смерти!
– Ты боишься бабушкиной тени! – Элеонора вызывающе усмехнулась и, подойдя к окну, дернула шнур, впуская в комнату солнечный свет. – Господи! Как ты можешь все время находиться в темноте?
– А мне так нравится! Это моя комната! Что хочу, то и делаю!
Амалия поспешно задернула шторы, в очередной раз проклиная себя за то, что поведала Элеоноре о своих ночных кошмарах, в которых ей являлась старая Эльза. Дочь смеялась и говорила, что это нечистая совесть не дает ей покоя.
– Где ты была? – требовательно спросила мать. – Я уже давно зову тебя!
– Я гуляла в саду!
– Не лги мне! Я прекрасно знаю, когда ты говоришь правду, а когда – нет. Я желаю знать, что за «близкий друг» завелся у Рудольфа, кто она и каковы их отношения!
– Кто тебе сказал, что это «она»?
Амалия насмешливо взглянула на дочь:
– Неужели Рудольф отправился бы в столь длительное путешествие ради своих новоявленных друзей-социалистов? – Она самодовольно кивнула, заметив, как по лицу Элеоноры скользнула тень замешательства. – Думаешь, я не знаю, что вы оба стали посещать политические сборища? Городские сплетни достигают и моих ушей! Однако сейчас не это главное. – Амалия почувствовала, как задрожали ее руки. – Меня волнует другое. Тебя пора выводить в свет – не важно, что идет война, сейчас самое время подыскивать себе подходящего жениха. Чем раньше я подберу тебе мужа, тем лучше. А Рудольф должен продолжить свое музыкальное образование.
Подойдя вплотную к дочери, она погрозила пальцем перед самым носом Элеоноры:
– А теперь ты расскажешь мне, куда и к кому уехал Рудольф. В противном случае я позову Винсента, и он запрет тебя в той самой комнате, где отдала Богу душу твоя безумная бабка! Клянусь, Элеонора, я сделаю это!
Дочь внимательно посмотрела на мать – похоже, та не шутила. Если огромный, неуклюжий, как медведь, садовник получит приказ препроводить ее в полуподвал, ничто не сможет остановить его, и ей придется отсидеть там до возвращения Рудольфа. Насколько она знала планы брата, он должен был вернуться через несколько дней, а если по каким-либо обстоятельствам он задержится?!
– Я жду! – отрывисто напомнила Амалия.
Элеонора прекрасно понимала, что заключение в импровизированной тюрьме лишит ее возможности видеться с Кордом, – этого пережить она не могла! Конечно, она поклялась Рудольфу молчать о Мэрили, но у нее нет выбора. Мысленно признав свое поражение, Элеонора сказала:
– Она вовсе не так плоха, мама, как ты думаешь!
– Ага! – взвилась Амалия, торжествуя победу над дочерью, – значит, я была права! Рудольф сбежал из дому, растеряв последние остатки совести, нарушив свое обещание никогда не путаться с женщинами. Он же отлично знает, что в его жизни не должно быть ничего, ничего, кроме музыки! Ну теперь-то уж ты расскажешь мне все!
Элеонора бросила на мать ненавидящий взгляд, и Амалия дала ей звонкую пощечину:
– Говори, черт тебя побери, или ты пожалеешь, что родилась на этот свет!
Щека Элеоноры горела, однако гордость не позволила ей заплакать.
– Что ты хочешь знать? – прошептала она, еле сдерживая слезы боли и унижения. – Я не могу знать, что творится в голове Рудольфа, а уж тем более в его сердце! Мне известно только то, что он отправился в Испанию на свадьбу ее кузины. Церемония ожидалась быть очень торжественной и пышной…
– Кто она? – резко перебила Амалия с еще большей настойчивостью в голосе. – Кто она, эта маленькая охотница за удачей, семейство которой устраивает торжественные и пышные праздники? – В словах матери Элеонора уловила явную насмешку.
– Я не считаю ее охотницей за удачей. Это совсем другое…
– Что ты знаешь об этом?
– Я знаю, дорогая мама, что это особая девушка. – Элеонора остановилась, предвкушая впечатление, которое произведет на мать следующая фраза. – Она принадлежит к семье Колтрейнов. Тревис Колтрейн был ее дедом.
Это действительно произвело впечатление. Амалия слышала о Тревисе Колтрейне, как о человеке, вращающемся в правительственных кругах. Кроме того, его сын, Колт Колтрейн, тоже был лицом весьма уважаемым и известным. По слухам, Колтрейны были баснословно богаты и принадлежали к сливкам общества Европы и Соединенных Штатов.
– Это не имеет никакого значения! – неожиданно завизжала Амалия в новом приступе ярости. – И я не допущу, чтобы Рудольф променял карьеру величайшего виртуоза на эту девицу! У него дар Божий, у него талант, и он не имеет права зарыть его в землю. Хочет он того или нет, но я отправлю его в Женевскую консерваторию…
Амалия заметалась по комнате, ее напыщенная речь стала бессвязной и больше походила на бред. Элеонора на цыпочках вышла из комнаты. Вскоре она услышала, как позади снова послышались крики матери, призывающие дочь вернуться, но ей совсем не хотелось выступать в роли мальчика для битья. Она решила не показываться Амалии на глаза до тех пор, пока не вернется брат.
Рудольф вернулся в Цюрих и прямиком направился в кафе Вольфа, расположенное в старейшей части города, в самом конце улицы, вымощенной крупным булыжником. Занимая первый этаж частного дома, расположенного в безлюдном месте, оно являлось идеальной штаб-квартирой для политических собраний. Кроме того, здесь свято соблюдались традиции старой Вены, что не могло не импонировать настоящему австрийцу.
Кафе больше напоминало частный клуб – в этом просторном, прекрасно меблированном помещении всегда поддерживалась теплая домашняя атмосфера. Здесь же располагались столы для любителей бильярда, шахмат и карточных игр, однако своей популярностью кафе Вольфа было обязано главным образом огромному выбору свежих газет со всех концов мира. Они развешивались вдоль стен на специальных стендах.
Друзья Рудольфа однажды в шутку назвали себя «цюрихскими патриотами». Со временем это определение приелось и в конце концов потеряло первоначальный иронический оттенок и закрепилось за посетителями кафе.
Итак, вернувшись в Цюрих, Рудольф первым делом направился к Вольфу, надеясь, что Хэниш Лютцштейн, лидер «цюрихских патриотов», уже находится на месте. Ему не терпелось скорее выложить Лютцштейну свои последние новости, однако тот был не один. Сидя за своим любимым столом в дальнем углу помещения, Хэниш увлеченно беседовал о чем-то с группой товарищей, окруживших его тесным кольцом. Рудольф молча присоединился к ним.
Разговор шел об июльском восстании в Петрограде, подготовленном большевиками во главе с Лениным. Полмиллиона людей вышли на демонстрацию против войны и Временного правительства, однако марш протеста был жестоко подавлен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23