– А как же иначе! Что вы понимаете в правосудии, вы, которые умеете лишь грабить, воровать, посягать на честных людей.
– Замолчи, Жанна! – вскинулся судья.
Мандрен повернулся к девушке. Она стояла с факелом в руке, огонь которого освещал ее хрупкую, полную решимости фигуру и гневное лицо ангела-мстителя.
– Я не грабитель и не вор, – возразил ей Мандрен. – Не путайте меня с откупщиками. Спросите лучше у честных людей, кого они предпочитают, меня или чиновника по откупам?
Тут в разговор вступил нетерпеливый судья:
– Итак, будем мы убивать или нет? – спросил он без должной твердости в голосе.
Мандрен покачал головою:
– Я не убиваю больных людей, а тем более людей храбрых. Этот старик держится мужественно, а я не убийца. Дух Пьера удовлетворится смертью Море.
И вновь Мандрен сдернул с себя свою широкополую шляпу и склонился в церемонном поклоне перед девушкой.
– Как, вы уходите? – изумилась та.
– Вот именно. Вышла ошибка. Простите, что потревожили вас, мадмуазель. Вашему отцу больше ничто не грозит.
Улыбка, озарившая лицо Мандрена при этих словах, запала в душу Жанны де Пиоленк, хотя в тот момент она и не отдала себе в этом отчета. Застыв на месте, она молча наблюдала как силуэт благородного разбойника удаляется по коридору. Она была столь поражена случившимся, что голос отца не сразу вывел ее из прострации.
– Очень странный молодой человек, – задумчиво заметил тот. – Клянусь, что в этом преступнике больше благородства, чем у большинства так называемых благородных людей, с которыми мне приходилось иметь дело. Если его брат был из того же теста, значит я зря его повесил…
Тем временем, Мандрен, обуреваемый самыми противоречивыми чувствами, спустился вниз, где его люди не теряли времени даром, вовсю приударяя за повеселевшими служанками. Вот и Пьемонтец развлекал своими байками одну прехорошенькую девицу, которая сопровождала его россказни глуповатым, искренним смехом.
– Все, поехали отсюда! – скомандовал Мандрен. Гурьбой разбойники направились к выходу, но тут навстречу им вышел некий молодой незнакомец в элегантном костюме и со шпагой на боку. Окинув взглядом происходящее, он бестрепетно двинулся наперерез Мандрену. Тот посмотрел ему в глаза и отрезал:
– Я не убиваю больных… и честных людей. Казнив моего брата, ваш отец поступил так, как ему диктовала совесть. Я могу понять это… и простить.
Они уже вышли во двор и садились по коням. Юноша последовал за ними и неожиданно схватил поводья лошади Мандрена:
– Да, я сын президента. Вы разрешите мне сопровождать вас? Я хотел бы поговорить с вами.
– Как вам угодно.
И Мандрен в сопровождении странного молодого человека и своих сообщников покинул замок, где благодаря его добросердечию, так и не разыгралась трагедия.
В ту ночь между атаманом контрабандистов и молодым дворянином Пьоленком зародилась глубокая дружба. Юный Пьоленк де Тури с сочувствием отнесся к возмущению Мандрена вопиющими злоупотреблениями откупщиков. Когда же через месяц его отца не стало, а сын стал главой семьи, унаследовав и замок Рошфор, он с радостью пригласил заезжать туда Мандрена и его людей.
– Приезжай, когда захочешь. Ты всегда будешь желанным гостем, – сказал он Мандрену.
Тем временем его гордая сестра продолжала оплакивать смерть отца и отказывалась принять эту неожиданную дружбу между ее братом и тем, кого она упорно называла бандитом… быть может пытаясь внушить это мнение самой себе. Когда Мандрен наезжал в Рошфор, она отказывалась выходить к столу.
– Моя сестра не любит тебя и с этим я ничего не могу поделать, – говаривал Пьоленк.
– Очень жаль, но может быть так даже лучше, – отвечал на это Мандрен.
В глубине души он этого не считал. Образ прекрасной и смелой девушки глубоко запечатлелся в его душе с той памятной ночи. Тщетно он пытался выбросить ее из головы, то и дело завязывая романы с теми, кто был готов ему отдаться. Ни красавица Шарлотта де ля Рош, жена директора откупов Бург-ан-Бресса, ни супруга советника Бальмена, ни восхитительные близнецы Милан, ни все те, с которыми он сближался на ночь или на несколько часов не могли изгладить из его памяти образ отважной и хрупкой Жанны.
А тем временем Жанна тосковала, никак не в силах понять, что же с нею происходит, отгоняла от себя воспоминания о нечестивом разбойнике, но невольно вздрагивала, слыша, как в самых разных уголках Савойи и Дофине люди распевают веселую песенку о подвигах Мандрена:
Нам нипочем, что ветер хлещет –
То ветер грозных перемен,
Пусть королевский мод трепещет,
Сюда идет Мандрен…
во всю глотку распевали сотни мужчин и женщин, несказанно довольных тем, что нашелся человек, бросивший вызов ненавистным властям. И Жанна невольно начинала горевать о том, что она не «барышня-крестьянка», а благородная дворянка. Она начинала по-черному завидовать этим крестьянским девушкам, которые повсюду сопровождали людей Мандрена. Когда же она поняла наконец, откуда возникла эта зависть, а точнее ревность, она бросилась в церковь, долгой молитвой у алтаря пытаясь изгнать из своего сердца нечестивое наваждение любви к разбойнику.
А популярность Мандрена продолжала возрастать. Он стал своего рода национальным героем, так что на него обратил свое просвещенное внимание сам Вольтер:
«Всего три месяца назад Мандрен был грабителем, а теперь он благородный завоеватель. Он облагает города Франции данью и платит своим людям больше, чем король – своим солдатам. Люди поддерживают его, потому что они изнурены налогами и откупами. Словом, этот разбойник покрыл себя славой…»
Итак, Мандрен находит поддержку повсюду, а в Савойе каждый считает себя его другом. О нем рассказывают самые невероятные истории: будто напуганные им откупщики продают в своих лавках его контрабандный табак и соль, будто его щедрость по отношению к нуждающимся не знает предела, а его шпага всегда защищает слабых от произвола.
Тем временем власти понимают, что дело зашло слишком далеко и пора прибегнуть к серьезным мерам по пресечению этого зла. Генеральный контролер финансов Моро де Сешель посылает к границам Савойи целый военный корпус волонтеров Фландрии под командой полковника Морлиера. Туда же направляется полк стрелков Фишера, 150 драгун Бофремона, 120 кавалеристов Аркура и, наконец, целый Корпус драгун из Сент-Этьена. В помощь войскам придана вся вооруженная стража откупов. Итак, налицо всеобщая мобилизация.
Впрочем, вся эта мощь оказалась бы неэффективной, если бы не предатель, затесавшийся в ряды сторонников Мандрена. То был некий Марсен, венгр по происхождению, который прежде служил в страже откупов. Именно он предупредил полковника Морлиера о том, что Мандрен перед отбытием в очередную экспедицию переночует в замке Рошфор у своего друга Пьоленка. Дело происходило в мае 1755 года.
В Рошфоре Мандрен чувствовал себя в полной безопасности. Ведь замок находился на территории королевства обеих Сардиний. Он и подумать не мог о том, что ради его ареста Морлиер решится вторгнуться на территорию другого государства, спровоцировав тем самым грандиозный дипломатический скандал. Но именно это и произошло. В ночь с 10 на 11 мая пятьсот человек из полка Морлиера под командой капитана Дитурбида Ларре украдкой пересекли границу, в четырех лье от которой находился Рошфор. Когда они подошли к замку, все обитатели которого спали, было уже три часа утра и скоро должен был начаться рассвет. Действовать надо было быстро.
В несколько ударов солдаты разнесли двери в щепки и устремились внутрь дома. Обитатели его захвачены врасплох и почти не оказывают сопротивления. Десяток солдат врывается в комнату, где с постели навстречу им поднимается заспанный Мандрен. К его груди приставляют штыки, затем его связывают, заковывают в цепи. Через пару часов под усиленным конвоем солдат Мандрен оказывается на территории Франции. Его отправляют в Валенс, где располагается Трибунал по преступлениям против откупов. Здесь его ждет самый жестокий и безжалостный из судей – Леве де Малаваль. Недаром Вольтер приравнивал Трибунал Валенса к Инквизиции. Итак, Мандрен погиб…
Похищение Мандрена вызвало чудовищный скандал. Все население королевства обеих Сардиний было вне себя от возмущения случившимся в Рошфоре. Посол короля Шарля-Эммануэля заявил в Версале официальный протест, а французский посол в Турине пережил немало неприятных минут. Первоначально, французские власти выдвигали смехотворную версию о том, что похищение было осуществлено соперничающей шайкой контрабандистов, однако очень скоро эта версия рассыпалась. Ведь Мандрен сидел во французской тюрьме. Шарль-Эммануэль потребовал, чтобы Мандрена выдали ему. Делом заинтересовались другие европейские дворы.
Тем временем судья Леве де Малаваль получил приказ ускорить суд над Мандреном, что он в точности и исполнил. Мандрен был приговорен к колесованию.
Но хотя приговор был неумолим, Малаваль распорядился сделать содержавшемуся под стражей главарю разбойников серьезные послабления. Так, в своей камере он мог принимать гостей, подарки, сладости. Правда, день и ночь он находился под неусыпным наблюдением.
В ночь накануне казни стражники ввели в его камеру женщину, закутанную в длинный плащ.
– У вас одна минута, – сказал ей тюремщик. – Сейчас придет священник.
– Этого времени мне будет достаточно, – ответил женский голос, узнав который Мандрен задрожал. В желтоватом свете фонаря перед ним предстало бледное лицо и измученные глаза Жанны Пьоленк. Он даже не успел справиться со своим изумлением, когда плачущая девушка оказалась в его объятиях, покрывая его лицо страстными поцелуями.
– Я люблю тебя, – твердила она, – и никогда никого кроме тебя не любила. Я хочу, чтобы ты знал это, прежде чем умереть…
– Жанна! – воскликнул в смятении Мандрен. – Ах, Жанна! Ну зачем ты не сказала этого раньше? Ведь мы могли бы быть так счастливы… Я тоже люблю тебя!
– Нет, наше счастье впереди. Ведь когда-нибудь на небесах мы встретимся.
– Минута кончилась, – оборвал их тюремщик.
Мандрен хотел сказать еще что-то, но девушка вырвалась из его объятий, подхватила плащ и, рыдая, удалилась по тюремному коридору… Мандрен провел ладонью по лбу и, обессиленный, упал на свое ложе.
– За одну минуту я пережил целую жизнь, – прошептал он.
Эшафот был установлен на площади Клерк. Дело происходило 26 мая и, как некогда в Гренобле, весь город пришел посмотреть на казнь. Но несмотря на яркое солнце на лицах людей не было радости и веселья, никто не смеялся. Все молча ждали, когда начнется зловещий ритуал казни.
Целый полк солдат охранял эшафот и проход к нему. В первых рядах толпы стояли школьники, которых специально привели сюда, чтобы печальный конец разбойника послужил им уроком. Лица детей были бледны, испуганны, кое-кто из них плакал.
Тем временем Мандрен, покидая тюрьму, прощался с Сен-Пьером, которого должны были казнить на следующий день.
– Прощай, – рыдал тот, – прощай Луи!
– Не прощай, но до свиданья!.. – отвечал Мандрен. Затем, несмотря на боль в ногах, только что подвергнутых пытке, он самостоятельно влез в телегу.
Оказавшись на эшафоте, Мандрен основательно помолился, а затем окинул взглядом смертоносное колесо и онемевшую толпу. Он попросил выпить стаканчик вина, но поделился им с монахом Гаспарини, который плакал и еле держался на ногах.
– Вы больше нуждаетесь в вине, чем я, – уверял он монаха.
После чего, он самостоятельно скинул с себя панталоны, завернул рукава рубашки и с бесстрашием, которое заставило содрогнуться толпу, улегся на колесо.
– Дети! – крикнул он, – берите с меня пример. Палач поднял железный брусок. У отца Гаспарини подкосились ноги, а в толпе девушка по имени Жанна де Пьоленк без чувств рухнула на землю.
Мандрен перенес казнь без единого крика. Его члены, ребра, таз были перебиты, после чего его тело растянули на колесе. Впрочем, лежал он недолго. Через несколько минут палач удавил его по приказу судьи Малаваля. Тот явно опасался, что длительная агония этого легендарного преступника может вызвать в толпе взрыв. Так умер Мандрен, отдавший жизнь за то, чтобы табак и соль были доступны каждому.
МИГЕЛЬ ДЕ МАНЬЯРА, БЕССМЕРТНЫЙ ДОН-ЖУАН
Единственный фонарь, освещавший проход, был довольно далеко, да и к тому же почти угас. Эта мрачная кишка, казалось, никогда не кончится…
Под ударами сразу трех атаковавших его шпаг Мигель де Маньяра медленно отступал, ища дверь, которую он мог бы открыть. Он тревожился, но страха не испытывал. Чувствовал он себя прекрасно, почти счастливо. После любви Мигель ничто так не любил, как сражение.
Он не мог разглядеть, кто его атаковал: видел лишь черные одежды и блеск клинков. Слышал только прерывистое дыхание. Постепенно в тусклом свете Мигель смог различить уродливую белую бороду.
Он отступил еще на шаг, чувствуя, что пока у него еще вполне достаточно сил. Левой рукой он все время шарил у себя за спиной, пытаясь нащупать дверь, которая, как он надеялся, была где-то поблизости. Но ничего, кроме гладкой стены, найти не мог… Проход оказался тупиком. Голос графа д'Ольмедо прозвучал где-то совсем рядом:
– Назад, вы!.. Теперь уж он от меня не ускользнет! Он мой…
С неистовостью, которую в нем совсем нельзя было предположить, старый граф бросился на Мигеля, и тот, увидя над собой занесенный клинок, понял, что сейчас умрет. Легкая испарина выступила у него на лбу.
– Позвольте мне пройти! – проговорил, он сквозь стиснутые зубы.
Громкий смех был ему ответом.
– Единственный выход отсюда – это ад, который ждет тебя, бандит!..
– Позвольте мне пройти, говорю я вам! Не то вы об этом пожалеете…
Вместо ответа граф атаковал его еще сильнее, и дон Мигель решил, что это начало конца. Разъяренный, вооруженный до зубов, старый сеньор был сильнее его. Он был лучшим клинком Испании и до сегодняшнего дня еще ни разу не проигрывал сражения. Но на сей раз речь шла о самой жизни, а Мигель ею страшно дорожил.
– Ну что ж, воля ваша, – заявил он. Несколько развернувшись, бандит бросился в атаку.
В его руках толедский клинок вился, подобно змее, и с невероятной быстротой, пытаясь найти брешь в обороне противника. И нашел… Мигель тут же сделал резкий выпад. Граф д'Ольмедо упал, как туша, с перерезанным горлом…
Не останавливаясь ни на минуту, Мигель бросился на двух слуг, все еще загораживавших ему проход.
– Теперь вы. Следуйте за ним, друзья!
Но эти двое, струсив, тут же сбежали. Мигель остановился у двери и вернулся. Из-под тела графа растекалась огромная темная лужа, но ни звука больше не раздавалось из этого тела… Мигель передернул плечами и бросился бежать до самой комнаты Терезы…
Девушка стояла, прижавшись к колонне, поддерживавшей полог кровати, и дрожала от ужаса. Черные волосы рассыпались по обнаженным плечам, длинная белая сорочка приспущена.
– Мигель! – прошептала она слабым голосом, протягивая к нему дрожащие руки.
Но он не ответил ей даже взглядом, достал из кармана шелковый платок, вытер лившийся градом пот, отбросил платок, поискал и нашел свой плащ накинул его и только потом взглянул на Терезу.
– Я вынужден был убить твоего отца, моя дорогая… Он слишком многого от меня хотел!
Тереза в ужасе закрыла рот рукой, затем бросилась к нему и обняла.
– Не бросай меня, Мигель, не оставляй меня одну… Я боюсь!
Он высвободился из ее объятий.
– Остаться здесь? Ты с ума сошла… Я убил твоего отца, я ведь сказал тебе!
– Мне это все равно! – дико прокричала она. – Я тебя люблю… Когда ты вернешься? Следующей ночью?
– Никогда!
Это было сказано мягко, с некоторой иронией и долей презрения. Тереза отскочила к самой кровати.
– Никогда? Но… Я тебя люблю… И ты тоже меня любишь! Ты только что это говорил!
– Только что было только что. Теперь ты для меня не загадка… Я больше тебя не люблю. Прощай, Тереза!..
Не слыша ее звериного крика, Мигель прошел на балкон, спустился по веткам, как кошка, спрыгнул в сад и вышел за калитку. Потом, завернувшись потуже в плащ, легкой походкой ушел в спящую Севилью…
В призрачном свете луны его стройная фигура бросала причудливые тени на белые стены Пустые улицы, сады, спящие за высокими стенами… В этот час нигде не было слышно ни звука, только порой отдаленный лай собак. Но на углу Калле Сьерпе показался ночной сторож, помахивавший бесполезным в эту светлую ночь фонарем.
– Два часа ночи, – пел он надтреснутым голосом. – Да будет мирным по воле Бога ваш сон, люди Севильи!..
Мигель не изменил своего курса. Сторож остановился и проводил взглядом человека, закутанного в плащ приподнимаемый сзади концом шпаги. Он сам себе улыбнулся, протер глаза и безразлично пожал плечами.
– Спокойной ночи… Дон-Жуан! – проговорил он, продолжая свой путь.
Дон-Жуан!.. Вот уже много лет вся Севилья звала так дона Мигеля де Маньяра, и Лека и Колона, и Винсентело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34