Легко поднявшись, мадам де Варанвиль направилась к двери, ведущей на кухню, и попросила принести лампу. Они с Гийомом сидели в комнате, которую она называла «исповедальней». Эта комнатка как бы уменьшилась в размерах по сравнению с огромным, напоминающим средневековый залом с низким тяжелым потолком, который во времена религиозных войн служил одновременно кухней и общей гостиной. Впечатление это достигалось исключительно благодаря стараниям Розы, по-своему обустроившей огромный зал: стены, отделанные дубовыми панелями, украшали два гобелена и встроенные шкафы с серебром и дорогим фарфором. Широкие каменные плиты пола почти скрывались под толстым ворсистым ковром, на котором стояли бюро в стиле регентства, кресло и два плетеных стула. Обстановку довершал большой шкаф для бумаг, более подходящий для кабинета нотариуса, чем для будуара хорошенькой женщины. Но в том-то и дело, что речь шла вовсе не о будуаре.
Выйдя замуж за офицера Королевского флота Феликса де Варанвиля, Роза де Монтандр оставила светскую жизнь ради того, чтобы привести в порядок имение своего супруга, которого полюбила с первого взгляда.
Обладающая благородным сердцем, живым умом и невероятной жизнестойкостью, владевшая большим состоянием, юная баронесса предоставила мужу возможность продолжать карьеру морского офицера, а сама впряглась в работу, более подходящую, пожалуй, мужским плечам: приводила в порядок разрушающееся имение, покупала скот, следила за плодородием почвы, выращивала новые сельскохозяйственные культуры, заботилась о благополучии своих крестьян. Гийом Тремэн, хозяин Тринадцати Ветров, всячески поддерживал ее, помогал советом. Только благодаря всеобщему увлечению сельским хозяйством накануне революции местная аристократия не считала мадам де Варанвиль полной идиоткой. Роза подарила мужу трех прекрасных малышей: Александра, родившегося в одну ночь с Элизабет Тремэн, Викторию, которая была младше брата на четыре года, и Амелию, годом моложе сестры.
Когда пришли черные времена, Роза, лишившаяся, как и большинство владельцев замков, части своих крестьян, изо всех сил стремилась удержать хозяйство на плаву. Если это и удалось, то только благодаря ей самой: крестьяне глубоко почитали свою госпожу, которая вместе с несколькими оставшимися женщинами и стариками работала до изнеможения. И они сумели прокормить себя да еще помочь тем, кто был на грани голодной смерти.
Не в силах смотреть, как на глазах рушится его родной флот, Феликс вернулся домой, но пробыл там недолго. Как главе знатной семьи и бывшему офицеру, ему грозил арест, и он был вынужден эмигрировать в Англию. Так поступали многие, оставляя жен, которые в дальнейшем требовали развода, и таким образом обходили закон об эмигрантах и сохраняли свое состояние. А бумажка о разводе в их глазах, глазах добрых христианок, была всего лишь бумажкой.
Для Розы, впрочем, о разводе не могло быть и речи. И никто, даже Гийом, которого она бесконечно уважала, не мог поколебать ее решимости. А ведь она знала, что хозяин Тринадцати Ветров помогал бы и заботился о ней так же, как о своих собственных детях. Скрывая под теплой улыбкой жестокую горечь и щемящую тоску, Роза простилась с единственным человеком, которого любила.
– Всего несколько месяцев, душа моя, – сказала она, нежно обнимая мужа, – и вы вернетесь и увидите, что мы можем быть счастливы, как и раньше. Я позабочусь о доме.
– Мысль о том, что вы останетесь здесь одна, без меня, невыносима, Роза. Что за жизнь без вас...
– Мы уже расставались с вами, и не раз. Не могу сказать, что я привыкла, да к этому и невозможно привыкнуть. Но такова участь жен моряков...
– Мне известна ваша смелость, Роза, но на этот раз я оставляю вас в опасности. Раньше все было по-другому.
Роза рассмеялась:
– Ну вот, наступил ваш черед беспокоиться обо мне. Что же вы думаете, я не дрожала от страха, когда вы уходили на войну? Однако не стоит излишне тревожиться, – быстро добавила она, увидев, что Феликс побледнел, – в случае настоящей опасности я посажу всех домочадцев на корабль – у Гийома, уверена, всегда какой-нибудь да будет, а если не будет, он его украдет! – и мы все вместе отправимся к вам. Берегите себя!
О, жар последнего объятия! Горькая слеза на щеке Феликса! Как же нужна женщине сильная мужская рука и как тяжело от нее отказываться! Долгими ночами, лежа в одиночестве в постели и не в силах заснуть, Роза вспоминала то последнее мгновение. Помнила его и тогда, когда узнала, что муж уже никогда не вернется.
Феликс обосновался в Лондоне, но тихая жизнь изгнанника, лишившегося всего, кроме жизни, которую он всеми силами пытается сохранить, была ему не по душе. Моряк, солдат, он хотел служить родине и вернуться туда победителем, а не тайком в багаже какого-нибудь иностранца. Он вступил в войсковую часть, которую от имени принцев формировали маркиз д'Эрвили и молодой граф де Сомбрей.
В июне 1795 года, когда Конвент доживал последние дни, французы, укрывавшиеся в Англии, решили, что настал подходящий момент вновь завоевать свою страну силой оружия и восстановить монархию. Армия численностью десять тысяч человек отплыла в направлении Бретани под парусами надежды на кораблях эскадры под командованием Варена. 25 июня корабли бросили якорь в бухте Киберон, рассчитывая провести высадку без единого выстрела. Маркиз де Тинтеньяк и его шуаны должны были очистить берег. На помощь также двигались группы под командованием Жоржа Кадудаля. 27 июня первая дивизия высадилась в Карнаке. Ей удалось захватить форт Пентьевр у основания полуострова Киберон.
Но если Конвент выдыхался, то его боевые командиры, не потерявшие активности и полные боевого задора, не дремали. Конвент бросил навстречу врагу генерала Оша, незадолго до этого усмирившего Вандею. Генерал расквартировал свои войска в деревушке Сен-Барб возле Плуарнеля, предварительно изгнав оттуда Кадудаля, чью маневренность чрезвычайно сковывали толпы крестьян, согнанных со своих мест республиканцами и присоединившихся к войску Кадудаля.
Увы, в роялистской армии не было единого командования, военачальники завидовали успехам и радовались неудачам друг друга, многие были обескуражены тем, что принцы – братья несчастного Людовика XVI, короля-мученика, под флагом которых присоединившиеся к армии хотели либо победить, либо со славой умереть, – воздержались от участия в операции, найдя ее слишком рискованной. Часть солдат, захвативших форт Пентьевр, предала роялистов, а Ош легко сбросил остальных захватчиков в море. Это, однако, стоило жизни многим солдатам республиканцев, роялистов же постигла подлинная катастрофа. Смертельно раненный маркиз д'Эрвили остался на поле боя. Некоторые офицеры закололи себя шпагами, чтобы не попасть в руки республиканцев.
Ош пообещал сохранить пленным жизнь. Феликс де Варанвиль оказался в числе последних. Он не смог добраться до кораблей и попал в плен. Мысль о самоубийстве даже не пришла ему в голову: он думал о Розе, о детях, мечтал вновь их увидеть. Несчастный рассчитывал на рыцарские законы войны, которая никогда их не знала. Да и кто мог бы вообразить, что можно перебить сотни пленных?
Но все случилось именно так. Несмотря на обещание, . пленных пешком – здоровые поддерживали раненых – отправили в Орэ. А некоторых погнали еще дальше, в Ванн. По дороге старики солдаты-республиканцы из жалости предлагали пленным бежать, но те отказались, рассчитывая на генеральское слово.
Графа де Сомбрея расстреляли недалеко от Ванна. Но в Орэ террор достиг своей кульминационной точки. Возле старинного картезианского монастыря на поле вдоль речки республиканцы в течение трех недель, с 1 по 25 августа, расстреляли всех пленных, даже тех, кого на место казни пришлось нести на руках, даже тех, кому жить оставалось несколько часов. Убитых зарывали тут же на месте казни. Земля стонала и взывала к Небесам. Бретань никогда не забудет погибших на ее земле солдат, хотя далеко не все они были ее сыновьями. Нашел смерть на бретонской земле и Феликс де Варанвиль – поддерживающий его товарищ помог ему прямо взглянуть в глаза убийцам.
Гийом Тремэн первым узнал о славном и плачевном конце Феликса де Варанвиля. Он отправился по делам в Париж к своему другу банкиру Лекульте дю Молею. Тот счастливым образом избежал гильотины благодаря мятежу 9-го Термидора и восстанавливал по частям потерянное состояние. Он быстро вернул себе имение Мальмезон в Рюэйе, и Гийом отправился туда к нему.
В отсутствие хозяина дом сильно пострадал, особенно от сырости. Но мебель, отделка и кое-какие украшения сохранились; подгоняемые голодом, вернулись некоторые из «услужителей». Осталась нетронутой и библиотека из красного дерева, там во «Всемирном инструкторе» Гийом и нашел список жертв кровавой бойни в Орэ.
Известие ошеломило Тремэна, удар был слишком силен. Он и представить себе не мог, что его дорогой друг никогда не вернется. Феликс унес с собой целый кусок его, Гийома, жизни, самые прекрасные ее годы... Но мысль о Розе заставила Тремэна забыть собственную печаль: как-то она воспримет ужасное известие? Нужно немедленно ехать к ней, подставить свое плечо. Два часа спустя он покинул Париж и, минуя Тринадцать Ветров, направился прямо в Варанвиль.
Роза, конечно, еще ни о чем не знала и встретила его, как всегда, тепло, с радостью и лучезарной улыбкой, с искоркой в прекрасных зеленых глазах, каких не было больше ни у кого в мире. Тут же все было готово к услугам усталого путника: графинчик с сидром, хлеб с хрустящей корочкой, свежайшее масло, нежный окорок, крепкий кофе. Молодая женщина была так рада вновь увидеть доброго друга, что не сразу встревожилась по поводу его усталого лица и исказившихся черт, отнесла их на счет дальней дороги.
– Наступит время, – отругала она Гийома, – когда вам придется отказаться от привычки ездить в седле на столь дальние расстояния. Все дело в вашей гордости: вы хотите доказать, что не подвластны времени, и забываете об искалеченных ногах.
– Нет, Роза, это не гордость. Просто моя извечная диковатость. Я прихожу в ужас от дилижансов, куда люди набиваются, как сельди в бочку, да и едут они крайне медленно, а я люблю быструю езду. Сегодня же я просто обязан был поспеть первым.
– Почему именно сегодня?
– Чтобы вы именно от меня узнали то, о чем я должен вам сообщить. Роза, дорогая... я привез плохие новости...
Она вдруг сильно побледнела, на длинной шее резко выступила и стала яростно пульсировать голубая жилка.
– Речь идет... о Феликсе? Отвечайте, не тяните!
– Да... Он был среди тех, кто пытался высадиться в Кибероне.
Роза опустила глаза и спросила тусклым голосом:
– Он... он?..
Она так и не смогла выговорить то, о чем догадалась. А Гийом не мог ответить «да». С бесконечной нежностью положил он свои большие ладони на дрожащие плечи молодой женщины. Гийом понял, что только неимоверным усилием воли она еще держится на ногах, попытался привлечь ее к себе, но Роза отстранилась, затем вдруг подняла на него глаза. Потрясенный Гийом встретился с ней взглядом – на него смотрела смертельно раненная лань.
– Простите меня, друг мой... Мне нужно остаться одной. Окажите мне только одну услугу – сообщите о случившемся всем домашним... я не в состоянии этого сделать!
Она убежала в сад, и Гийому ничего не оставалось делать, как сообщить горестную новость Фелисьену и Мари Гоэль, старым слугам Варанвиля, видевшим, как Феликс появился на свет.
С того страшного дня прошло семь лет. Семь лет, в течение которых Роза ни разу не пожаловалась, стараясь не менять своих привычек и не показывать своего горя детям. Изменился только цвет ее платьев: веселые зеленые тона, которые были ей так к лицу, уступили место черным. Да еще, пожалуй, редко теперь слышался ее жизнерадостный смех.
– Я прожила десять счастливых лет, – сказала она как-то Гийому. – У многих женщин и этого не было...
Самым жестоким испытанием было то, что она не могла перевезти на родину останки мужа, негде было и помолиться над огромной могилой, где он покоился вместе со своими товарищами по несчастью. Революция завершилась, Франция походила на лишенный лоцмана корабль. Процветали коррупция и разгул, людей обуяла жажда легкой жизни. Кое-где поднимали голову притихшие роялисты. Неспокойно было на дорогах, банды разбойников прекрасно пользовались всеобщей неразберихой. Гийом наотрез отказался сопровождать Розу в Орэ, сославшись на то, что, пока не восстановится порядок, предпринимать такое паломничество крайне рискованно. Она нужна детям и Варанвилю...
Когда желтый свет от массивной масляной лампы рассеял тени «исповедальни», Гийом подумал, что годы не стерли свежесть с лица Розы. В черных платьях, отделанных белым муслином, которых она больше не снимала, Роза все равно была похожа на девушку в зеленом, которую они с Феликсом встретили в салоне мадам дю Меснильдо по возвращении из Индии. Она стала худощавее, резче выделялись черты лица, но в свои тридцать четыре года мадам де Варанвиль сохранила свежий цвет лица и ямочки на щеках. Только одна-единственная белая прядь в густых золотисто-русых волосах выдавала ее тайную рану.
Вместе с лампой старушка Мари принесла и кофе. Роза считала, что гостю необходимо подкрепиться. После первой чашки она тут же налила ему вторую, затем спросила:
– Вы ездили в Эскарбосвиль? Адам и молодой Ронделер неразлучны, может, он у него?
– Я тоже так думал и в первую очередь направился туда. Но никто его не видел. Ни Жюльен, ни аббат Ландье. Аббат их учитель, и мой сын буквально восхищен им.
– Вы разве не разделяете его мнения? По-моему, аббат очень знающий человек.
– Нисколько в этом не сомневаюсь, только вот... как бы вам объяснить... Адам обязан аббату своей страстью к латыни, греческому, естественным наукам, и вдруг теперь они занялись археологией. Вчера вечером Адам вернулся с головы до ног в грязи и необыкновенно возбужденный...
– Другими словами – он был счастлив?
– Даже чересчур. Мы сидели за столом, и если бы я его не остановил, нам пришлось бы выслушать целую лекцию. А потом он увидел Артура... Дальнейшее вам известно.
Оба замолчали. Роза с отсутствующим видом помешивала в чашке ложечкой. Немного помедлив, вздохнула и спросила:
– Каков он?
– Артур? Если бы не бегство Адама, я бы обязательно привел его к вам, и вы сами смогли на него посмотреть, но теперь...
– Держу пари, он похож на вас...
– Вы, случайно, не ясновидящая? Он действительно похож на меня. Даже слишком! Думаю, именно этого Адам и не смог вынести.
– Жаль, что невозможно было выдать его за кузена. Пусть это не очень мудро, но помогло бы сохранить мир в доме.
– Но тогда бы Артур этого не вынес! Вы хотите, чтобы ребенок, презираемый собственными бабушкой и братом, согласился к тому же жить инкогнито, с маской на лице? Я знал, что столкнусь с трудностями. Но ждал их скорее от Элизабет. И вот вечно витающий в облаках Адам спускается на землю только для того, чтобы поднять бунт!
– Что вы собираетесь делать?
– Найти его, конечно, но, что делать дальше, признаться, не представляю. В данный момент я задаюсь лишь одним вопросом: где его искать? Если Адама нет ни у Ронделеров, ни у вас...
Розу чрезвычайно тронул надтреснутый голос Гийома. Она придвинула свой стул поближе, положила ладонь на его руку и почувствовала, как та слегка дрожит.
– Вас снедает тревога, Гийом, иначе вы не опустили бы руки так скоро. Есть тысячи мест, где ребенок может спрятаться. Он знает эту местность как свои пять пальцев.
– Думаете, он прячется? А если он убежал куда-нибудь далеко?
– Каким образом? Морем? Но он его смертельно боится. Да и куда ему ехать? Кроме здешних жителей, он знает только месье Ингу, своего крестного, и мою кузину Флору, свою крестную. Но я не представляю, как бы он решился отправиться в Париж без денег и без коня. Да и в Шербург он вряд ли пойдет, Жозефа Ингу там наверняка нет... Вы предупредили жандармов?
– Да. И еще послал Дагэ в Сен-Васт известить власти и предупредить доктора Аннеброна, они прочешут побережье.
Гийом поднялся и подошел к двери, ведущей в сад, его привлек стук копыт скачущей галопом лошади.
– Вы правы, Жозеф не в Шербурге, – сказал он Розе. – Вон он, подъезжает по главной аллее.
Роза вскочила:
– Он здесь?
– Если это не он, то его двойник.
Действительно, возле парадного подъезда замка с лошади в буквальном смысле свалился шербурский адвокат. Но в каком виде! Чумазый, в заляпанном грязью костюме от лучшего лондонского портного...
– Бог мой! У него ужасный вид! – воскликнула Роза взволнованно. – У Бугенвилей явно что-то произошло.
Они с Гийомом поспешили навстречу путнику, которому невысокий крестьянин помогал подняться с земли. При ближайшем рассмотрении они обнаружили, что у Ингу покрасневшие глаза и искаженные черты лица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38