А пока позвольте представить вам дорогую мне госпожу герцогиню де Фонсом. Вы очень меня обяжете, если завоюете ее дружеское расположение.— С радостью сделаю это, государь, — ответил молодой человек, приветствуя Сильви с непревзойденным изяществом и галантностью. — Достаточно взглянуть на герцогиню всего разок, чтобы зажечься желанием ей понравиться.Произнося эту тираду, он смотрел ей прямо в глаза и так простодушно улыбался, что полностью ее обезоружил.— Только не сгорите дотла, сударь. Излишнее пламя вредно для дружбы, без которой жизнь теряет почти всю свою прелесть, — предостерегла его Сильви, смеясь. — Впрочем, лично я буду стараться, чтобы мы подружились.Король проследовал дальше. Сильви и Пеглен обменялись еще несколькими любезными фразами, после чего молодой человек бросился, не скрывая рвения, к весьма красивой даме, беседовавшей с госпожой де Конти. Дама шагнула ему навстречу, и они о чем-то заговорили.— Кто это? — спросила Сильви у госпожи де Мотвиль, незаметно указывая на пару веером. — Меня интересует женщина.— Дочь маршала Грамона, Катрин-Шарлотт. Они с господином де Пигильгемом кузены, провели вместе детские годы.— Они любят друг друга?— У меня это не вызывает сомнений. К сожалению, Катрин стала несколько недель назад принцессой Монако. Бедняга Пигильгем обладает только звонким именем, он недостаточно богат, чтобы просить ее руки. Но это не мешает ему претендовать на остальные части ее тела…Представив себе распухшие от слез личики девочек Немур, Сильви со вздохом подумала, что они не выдерживают сравнения с мадемуазель де Грамон и что их несчастной матери предстоит с ними еще немало горя. Правда, в этом возрасте можно запросто влюбиться в кого-нибудь еще. Во всяком случае, для большинства девушек это не составляет труда…Испытывая сильную усталость после путешествия и не стремясь проводить ночь в развлечениях — на площади намечались народные танцы, в одном из домов играли комедию, а королева устраивала бал, — Сильви без труда получила разрешение удалиться для отдыха, тем более что на следующее утро был намечен ранний выезд в Фуэнтерабиа. Однако, вернувшись к дому Эшевери, она с изумлением встретила там все того же мушкетера де Сен-Мара, проявившего редкую настойчивость. Казалось, он уже пустил корни, стоял, сложив на груди руки, под балконом дома напротив и не сводил глаз с одного из окон, словно надеялся, что, не выдержав его взгляда, оттуда кто-то высунется.При появлении носилок Сильви он подпрыгнул и попытался скрыться в тени между двумя домами.— Определенно, здесь замешана любовь, — пробормотала госпожа де Фонсом.Загадка разрешилась без промедления. Сильви, вынужденная принять предложение хозяина дома отужинать, познакомилась с хорошенькой девушкой лет семнадцати.— Моя дочь Маитена, — коротко представил ее Эшевери.Девушка присела в изящном реверансе, приветствуя герцогиню. То был прекрасный цветок Страны Басков, смуглая кожа, иссиня-черные волосы, пылающий взор. Она обладала всем необходимым, чтобы вскружить голову любому знатному кавалеру, не говоря уж о скромном мушкетере.После ужина Сильви завела об этом беседу с Персевалем, не покидавшим дом с момента приезда.— Я тоже его заметил, — признался он. — И тоже все понял, едва увидел девушку. Этот мушкетер, изображающий соляной столб, поступает как совершенный безумец? Наш хозяин нисколько не похож на папашу, способного позволить не известно кому любезничать со своей дочкой.— Привезя нам королевское послание, Сен-Мар произвел впечатление серьезного человека.— Вам ли не знать, что любовь превращает в последних олухов даже первых мудрецов? Между прочим, он по-прежнему здесь, — заметил Рагнель, подойдя к распахнутому окну, в которое лились дивные ароматы южного вечера и волшебная музыка. — Смотрите, это что-то новенькое!Перед домом остановил коня и спешился суровый офицер в широкополой шляпе с красным пером. Высекая взглядом искры, он отчитал подчиненного, не скрывая своего гасконского акцента, который так и остался неизжитым, невзирая на долгие годы королевской службы. Лейтенант мушкетеров д'Артаньян, заменявший капитана, совершенно не стеснялся своего акцента — напротив, он им гордился. Впрочем, акцент не помешал невольным свидетелям выговора уловить его суть, бедному влюбленному, не явившемуся вовремя в королевский караул, было приказано отправляться под арест и ожидать решения своей участи. Сен-Мар бросил с душераздирающим вздохом прощальный взгляд на дом, который был взят им, казалось, под вечную стражу, и побрел прочь, не смея обсуждать приказ.Д'Артаньян сел в седло, намереваясь сопровождать пленника, но придержал коня, чтобы приветствовать маршала Грамона.— Как я погляжу, вы исполняете теперь обязанности полицейского, мой друг! — воскликнул тот оживленно. — Или это долг бдительного пастыря?— Скорее второе, господин маршал. Я явился препроводить в стадо овцу, слишком склонную отклоняться от общей тропы. И что так влечет ее сюда?— Если бы вы были знакомы с проживающей здесь особой, то лучше поняли бы чувства бедной овечки. Особа так прелестна, что и святой спятил бы.— Мои мушкетеры не святые, но им доверена честь охранять короля. Соблазны им запрещены — во всяком случае, когда им положено стоять в карауле.— Мы с вами — беарнцы и знаем, что такое любовь в наших краях. Кстати, сами вы не подумываете о женитьбе?— Подумываю, ибо хочу сыновей. Но это дело серьезное и серьезный разговор. Сейчас, увы, я вынужден с вами проститься, господин маршал…— Не составите ли мне на минутку компанию? Я только что вернулся с Фазаньего острова, из переговорного зала, где не могли обойтись без моего присутствия, и смертельно устал. Надеюсь, чашечка шоколада приведет меня в чувство. Не желаете угоститься?— Шоко?..Воспитание уберегло офицера от брезгливой гримасы. На лице появилась улыбка сожаления, достойная целой поэмы. Оправдываясь необходимостью торопиться к королю, он отдал честь, вскочил в седло и пришпорил коня. Маршал пожал плечами и вернулся в дом.Укладываясь спать, Сильви вдыхала загадочный аромат, наполнивший весь дом.— Нахожу этот запах приятным, но, когда вдыхаешь его слишком долго, к горлу начинает подступать тошнота, — поделилась она наутро с Мадемуазель и госпожой де Мотвиль, направляясь в карете принцессы в Фуэнтерабиа.— Все дело в привычке. Вы тоже привыкнете, когда будете вдыхать запах шоколада день за днем, — сказала Мадемуазель. — Говорят, наша будущая королева употребляет напиток в ужасающих количествах. Лучше и вам его попробовать, признаться, он совсем неплох.— Ваше высочество уже пробовали это новшество?— Стараниями маршала Грамона! Он предлагает вкусить его любому, кто появится поблизости. Вам, по крайней мере, этого не избежать, ведь вы с ним живете под одной крышей.— Я не против. Но сейчас меня занимает другое, зачем заключать брак по доверенности, когда все уже готово для официальной церемонии?— Дело в том, что испанская инфанта может покинуть отчее королевство только замужней. Таков закон. А мы уже прибыли.Фуэнтерабиа, раскинувшаяся на склоне холма среди цветущих садов в окружении древних крепостных укреплений, была прелестным городком. Карета ехала по главной улице, застроенной с обеих сторон домиками с балконами и верандами, в густой толпе любопытных. На главной площади толпа разделилась, одни устремились в церковь Санта-Мария, другие — в старый дворец Карла V, где должна была разместиться невеста. Инкогнито принцессы было быстро разоблачено, и ей вместе со спутницами удалось благодаря этому занять удобные места в церкви. Богатый золотой алтарь показался недостаточно пышным, и придворный церемониймейстер и живописец Диего Веласкес оживил церковь коврами и большими картинами с изображениями святых. Запах ладана был в церкви так силен, что госпожа де Мотвиль несколько раз чихнула, вызвав укоризненные взгляды грандов. Сильви последние сильно удивили, так как при французском дворе она привыкла к пышным одеждам. Здесь же все были одеты в черное. Мужчины облачились в допотопные камзолы, некоторые вырядились в вышедшие невесть когда из моды складчатые воротники-ошейники, а дамы — в тяжелые платья с ниспадающими рукавами. Казалось, что их юбки натянуты на бочки, сплющенные спереди и сзади, — приспособления, призванные придать фигуре наибольшую бесформенность. Все щеголяли в безвкусных золотых украшениях с необработанными драгоценными камнями, недаром конквистадоры отправляли из Америки целые каравеллы, груженные золотом.Три француженки вызывали у испанцев не меньше любопытства, однако они старались его скрывать, тем более что Мадемуазель и Сильви носили траур, камеристка королевы тоже отдала предпочтение черному.Дон Луис де Харо, тот самый, что много месяцев вел трудные переговоры с Мазарини, стоял на хорах и изображал короля Франции. Наконец появилась сама инфанта, поддерживаемая за левую руку отцом. Все присутствующие вытянули шеи.Рядом с королем Филиппом IV, одетым в серое, с серебристой отделкой, и украсившим свою шляпу огромным бриллиантом, прозванным «Зеркало Португалии», а впоследствии «Странником» — самым крупным из известных бриллиантов, Мария-Терезия выглядела на удивление тускло. На ней было простое платье из белого льна с плохо заметной вышивкой; великолепные светлые волосы, уложенные двумя валиками над ушами, были почти скрыты белым колпаком. Тем не менее сразу бросалось в глаза, до чего она хороша, прекрасный цвет лица, милый круглый ротик и чудесные голубые глаза, нежные и одновременно блестящие. Портил ее разве что маленький рост да плохие зубы.— Как жаль, что она не вышла росточком! — проговорила госпожа де Мотвиль. — Но король все равно должен остаться доволен…— Пускай встанет на высокие каблуки, — ответила ей Мадемуазель тоже почти шепотом. — К тому же он сам не великан. Ему ли артачиться?Вскоре присутствующим стало не на что смотреть, король с дочерью зашли за бархатную занавеску, открытую только со стороны алтаря, за которой епископ Пампелони совершил обряд венчания.После церемонии француженки вернулись на Фазаний остров, к королеве-матери, которой предстояло после перерыва в целых сорок пять лет вновь увидеться с братом.— Когда же нам передадут нашу новую правительницу? — воскликнула по пути Сильви, надеявшаяся как следует рассмотреть малышку и попытаться представить ее королю-мужу в более выгодном свете.— Сразу видно, что вы незнакомы с испанским этикетом! — вздохнула Мадемуазель. — Сегодня состоится знакомство семей, на котором из всего двора не будет присутствовать один мой кузен.На островке, почти целиком занятом павильоном с двумя галереями, ведущими к большому залу, был расстелен длинный красный ковер, разрезанный посередине. Разрез символизировал франко-испанскую границу. Веласкес и здесь позволил себе огромные траты, зал тоже походил на выставку живописи. Оба двора уже собрались на своих половинах и соблюдали тишину. Наконец испанский король и королева-мать подошли с противоположных сторон к разрезу на ковре. Предполагались церемонные объятия, но Анна Австрийская, расчувствовавшись, попыталась расцеловать брата. Тому пришлось поспешно откинуть голову. Вслед за тем оба уселись в кресла и повели разговор; инфанта присела на подушку и почти утонула в своих юбках.Людовик XIV, гарцевавший на лошади все это время на французской половине острова, мучился нетерпением. В конце концов, не выдержав, он подошел к дверям зала и осведомился, не впустят ли «чужака» внутрь.Королева-мать, одарив своего собеседника улыбкой, попросила Мазарини разрешить просителю оглядеть зал.Луис де Харо позволил королю приоткрыть дверь пошире, так чтобы свежеиспеченные супруги смогли друг друга увидеть. Тем не менее переступить порог Людовику не дали. Филипп IV кашлянул и произнес:— Хороший зять! Скоро будем нянчить внуков. Впрочем, когда Анна с улыбкой спросила у инфанты, что об этом думает она, Филипп грубо бросил:— Еще не время!Молодой принц, брат инфанты, с хохотом осведомился:— Что скажете об этой двери?Девушка покраснела, но тоже выдавила смешок.— Дверь кажется мне красивой и любезной, — выпалила она.На том все и завершилось. Обменявшись ледяными любезностями, будущая родня разошлась. Король Испании увел дочь.— Сомневаюсь, чтобы он решился отдать ее нам! — проворчала Мадемуазель.— Подождем два дня, — ответила госпожа де Мотвиль, знавшая все подробности церемониала.— Все это попросту смешно! Правильно поступил кузен Бофор, что не приехал на эту свадьбу. Он слишком презрительно относится к испанцам и наверняка сорвался бы и учинил скандал.— И записал бы на свой счет очередную глупую выходку, — высказался Мазарини, слышавший обмен репликами. — Предвидя это, я постарался, чтобы его не приглашали.— Король внял вам?— Охотно. Как наверняка известно вашему высочеству, король не слишком жалует этого хлопотного господина.Мадемуазель ответила на этот выпад со всей цветистостью, отличавшей ее речь. Сильви испытывала противоречивые чувства, с одной стороны, презрение, с которым Мазарини отзывался о кузене короля, не могло не вызвать у нее возмущение, но с другой — для нее стало облегчением узнать, что ей действительно не грозит опасность столкнуться с Бофором на улочках Сен-Жан-де-Люз. Ей требовалось время, чтобы собраться с духом и спокойно отнестись к встрече с человеком, которого она поклялась больше не встречать. Достаточно и того, что при одном упоминании о нем у нее учащенно забилось сердце.Эти мысли занимали ее до самого возвращения в гостеприимный дом судовладельца. Простившись с Мадемуазель и наведавшись в церковь для краткой молитвы, она решила проделать остаток пути пешком, наслаждаясь царящим вокруг оживлением. Внезапно к ней обратился мужчина, не сразу узнанный ею из-за своего штатского облачения.— Умоляю, герцогиня, простите мне мою дерзость! Я посмел вас остановить, поскольку только вы способны спасти мне жизнь.Она с любопытством изучала его раскрасневшееся лицо.— Ни за что не догадалась бы, что вы при смерти, господин де Сен-Мар. Напротив, вы просто пышете здоровьем!— Только не насмехайтесь надо мной! Я и без того совершенно несчастен.— И рискуете усугубить свои несчастья, если будете замечены в городе. Разве вас не посадили под арест? Или вы уже вышли на свободу?— Увы, нет! Я знаю, что страшно рискую, но просто не мог не попытаться найти человека, который проявил бы ко мне сострадание и помог. Мне нужно передать записку для девушки, живущей в вашем доме.— Правильнее сказать, это я живу в ее доме, вернее, в даме ее отца. Боюсь, я окажу гостеприимному хозяину дурную услугу, если соглашусь передать вашу записку. Почему бы вам не обратиться к слугам? Чаще всего их сообщничество удается купить за небольшие деньги.Серые глаза мушкетера выражали непритворную боль.— Я беден, госпожа, у меня нет ничего, кроме жалованья. Если бы не это прискорбное обстоятельство, я обошелся бы без чужой помощи, а просто нанес бы Манешу Эшевери визит и попросил руку его дочери. Сами понимаете, такого бедняка, как я, он после первых же слов выбросит за дверь. А ведь я безумно влюблен в Маитену. Кажется, и она относится ко мне благосклонно.— Очень хочу вам верить, друг мой, — ответила ему Сильви без прежней суровости, — но при сложившихся обстоятельствах не могу не задать вам вопрос, в чем, собственно, заключаются ваши намерения, раз о женитьбе не может идти речи?— Поверьте, я и не помышляю обречь ее на бесчестье! В этой записке, — он вытащил из перчатки сложенную бумажку, — я признаюсь ей в любви и умоляю, чтобы она не соглашалась стать женой другого, а дождалась, пока я разбогатею. Я совершенно уверен, что в один прекрасный день сделаюсь весьма богат…— На это уйдет немало времени. Вы уверены, что она сумеет вас дождаться?— Возможно, ожидание окажется недолгим, ибо я полон планов. Когда состоишь на службе у молодого и решительного короля, удача буквально просится в руки. Умоляю вас, госпожа, передайте ей записку! Я буду благословлять вас до смертного одра.Он выглядел таким несчастным и таким искренним, что Сильви ослабила сопротивление. Однако ее возражения еще не иссякли.— Так ли это срочно? Не могли бы вы дождаться встречи с ней, попробовать какую-нибудь другую возможность?— Лучшей возможности, чем эта, уже не представится. Что до срочности, то она крайне велика, так как отец уже строит планы ее замужества, а мне надо торопиться обратно на гауптвахту. Я должен оставаться под арестом до послезавтра, до самого приезда королевы…— Хорошо, вы меня убедили. Давайте свою записку. Постараюсь передать так, чтобы не скомпрометировать себя. Пожалуй, я просуну под дверь, когда буду уверена, что девушка у себя.— О, госпожа герцогиня! Не знаю, как выразить мою благо…— Не стоит благодарности.
1 2 3 4 5 6 7