А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Принесенный ею ребенок мирно спал у нее на груди, и это неожиданное прибавление только усилило растерянность обоих членов Государственного Совета. Им самим, кстати, было совсем не так уж хорошо. Дизентерия Боннэра после вызванного опьянением тяжелого сна снова заявила о себе. Что касается Бейля, еще более простудившегося, так сейчас он страдал от приступа печени.
— Все это из-за той мерзости: белого вина, — поставил он диагноз, прежде чем попытаться улучшить их плачевное положение, — и надо признаться, что мы выпили его достойное сожаления количество.
На самом деле под маской полнейшего безразличия скрывался человек деятельный, способный принимать решения, когда обстоятельства требовали этого.
Он доказал это немедленно по пробуждении, с помощью пинков и нескольких кувшинов воды из пруда заставив слуг подняться и заняться делом. А в это время Боннэр угощал фигами малыша, едва проснувшись, начавшего плакать. Одна Марианна, которую Бейль, увидев ее состояние, поспешил укутать в попону, тихо стонала, не имея возможности принять участие в разговоре.
— Перед нами сейчас две важные проблемы, — заявил Бейль. — Попытаемся найти мать этого ребенка, которая должна быть поблизости, и поискать любой кров, лишь бы там была кровать для этой несчастной женщины.
— И врач тоже не помешал бы, — заметил Боннэр. — Мы все трое нуждаемся в нем…
— Мой дорогой, надо обходиться тем, что есть. Найти врача и лекарства в нашем теперешнем положении так же легко, как увидеть цветущий мак зимой на заснеженном поле. Черт возьми! — вскричал он, внезапно взорвавшись, и, срывая злость, несколько раз ударил ногой по колесу коляски. — Зачем занесло меня в эту проклятую страну! Если бы ко мне явился дьявол и предложил в обмен на душу перенести меня в Италию, в Милан или на берег одного из ее чудесных озер, я не только с восторгом согласился бы, но посчитал бы, что обокрал того несчастного! Франсуа! Возьмите ребенка и пойдите к замку, может быть, кто-нибудь признает его! Также разведайте, не найдется ли какой-нибудь свободной кровати.
Доверив Марианну вниманию Боннэра, он сам отправился на разведку, взобравшись на одну из выпряженных из коляски лошадей. Но первым вернулся Франсуа, причем один. Ему удалось без труда найти мать ребенка, жену французского кондитера, которая всю ночь провела в бесплодных поисках своего малыша, потерянного накануне, во время панического бегства. Но в радиусе трех лье не нашлось ни одной свободной кровати. Все, что он добыл, это немного провизии — результат щедрости кондитерши: сухие пирожные, сушеные фрукты, сыр и копченый окорок.
В ожидании Бейля, который задерживался, Боннэр и кучер Франсуа как могли старались ухаживать за Марианной. Франсуа нашел источник и принес свежей воды, тогда как аудитор второго класса пытался заставить молодую женщину хоть что-нибудь съесть, но безуспешно.
Сотрясаемая дрожью, она стучала зубами и бормотала обрывки бессвязных фраз, отголоски угнетавших ее мозг кошмаров, повергнув бедного Боннэра в подлинный ужас.
Поскольку она упоминала императора, заговорщиков, дворец в Кускове, кардинала, замаскированного князя, какого-то Язона, герцога де Ришелье, короля Швеции и войну с Америкой, бедняга спросил себя, уж не приютил ли, случайно, Бейль опасную шпионку. Поэтому он встретил с большим облегчением возвращение своего старшего.
— Вы не представляете, как я ждал вас. Ну и как обстоят дела?
Молодой человек с выразительным вздохом пожал плечами, затем обратился к своему кучеру:
— Вы нашли что-нибудь, Франсуа? — — Ничего, господин, кроме матери ребенка. В усадьбах вокруг замка всюду полно беженцев и условия такие, что больная не найдет там покоя. Здесь хоть тихо.
— Вы сошли с ума, друг мой! — запротестовал Боннэр. — Эта дама просто пылает! Я уверен, что лихорадка еще усилится. Оставаться здесь невозможно… но куда податься?..
— О, никаких проблем, — спокойно сказал Бейль. — Мы вернемся в Москву.
Это явно безумное предложение вызвало горячий протест, но он объяснил причину такого решения. Конечно, город на две трети уничтожен, но огонь дальше не распространяется. Наоборот, он скорее отступает. Оставленные Наполеоном войска сотворили чудо в борьбе с пожаром, и благодаря этому Бейль смог без особых трудностей добраться до французского квартала. В Сен-Луи он нашел аббата Сюрже, как всегда спокойного, во время благодарственной мессы перед целой толпой, которую он благословлял движением руки.
— Пристройка за церковью забита беженцами, — добавил он, — но большая часть квартала не пострадала. Солдатам инженерных войск удалось даже спасти мост, и к тому же вновь изменивший направление ветер отогнал пламя от этого района. Наконец, если мы вернемся в город, появится возможность получить медицинскую помощь. Большой Госпиталь еще стоит, и я встретил этого необыкновенного барона Ларрея, который со своими помощниками не покинул Москву, когда начался пожар. Сейчас ему действительно есть чем заниматься.
— Много обожженных?
— Меньше, чем с переломами. Вы не можете себе представить, какая масса людей бросалась из окон в страхе перед огнем. Эй, вы, готовьте карету, только не потревожьте больную, — приказал он слугам, — и поедем!
Это было сделано быстро. На месте оставили часть того, что привезли, ибо аудитор утверждал, что в городе достаточно продуктов, чтобы довольно долго прокормить всю армию. Боннэр пытался возражать, но Бейль решительно осадил его, сказав, что аббат Сюрже обещал побеспокоиться о помещении.
Благодаря кюре Сен-Луи, который мог точно указать дома, чьи обитатели бежали до пожара, расположились в небольшом, но довольно комфортабельном доме неподалеку от старинной тюрьмы на Лубянке. Он был собственностью итальянца, учителя танцев, который, привязавшись к семье князя Голицына, последовал за своим хозяином при его отъезде. Поскольку дом выглядел скромно, он до сих пор избежал разграбления.
Однако в нем уже оказался жилец. Войдя внутрь, Бейль споткнулся о тело женщины средних лет в ярко-синем атласном платье и золотистом тюрбане на голове, которая лежала на полу в луже вина и отчаянно храпела.
По всей видимости, пьяная, однако аудитор увидел в этом создании и положительное качество: ведь она женщина, а для ухода за Марианной нужна именно женщина. Может быть, эта, когда придет в себя, будет полезна.
Несколько ведер воды из колодца и несколько тумаков подействовали безотказно. К тому же женщина, возможно, была здесь давно и уже проспалась. Она открыла один глаз, большой и круглый, затем — второй и села.
Она подарила своему обидчику улыбку, претендующую на соблазнительность.
— Хочешь поиметь меня, красавчик? — на хорошем французском, но с сильным славянским акцентом спросила она.
Это обращение дало ясно понять молодому человеку, какова профессия женщины. По всей видимости, она проститутка, но у него не было выбора. Объяснились.
Женщина заявила, что зовут ее Барба Каска, она полька, и она без смущения призналась, что занимается самым древним в мире ремеслом. Она вошла в этот дом, потому что помещение, которое она делила со своими товарками после прибытия вслед за польскими войсками, сгорело дотла. Но, поскольку ее визит начался с подвала, она еще не знала, понравится ли ей здесь. Погреб, правда, был великолепный!
Когда Анри Бейль спросил, согласна ли она временно отказаться от своей привычной деятельности, чтобы заняться заболевшей дамой, Барба с целомудренным видом поинтересовалась:
— А это ваша жена?
— Да, — солгал молодой человек, подумав, что бессмысленно пускаться в объяснения. — Она снаружи, в карете… и очень больна… сильная лихорадка, бред. Я больше не знаю, что делать. Если вы поможете, я хорошо заплачу.
Вместо ответа Барба перешагнула винную лужу, небрежно отбросив ногой осколки бутылки, подхватила подол намокшего, платья и величественно зашагала к двери.
Вид Марианны, красной, дрожащей, с закрытыми глазами, вызвал у нее жалостливый возглас.
— О Езус-Мария! Бедная голубка! В каком она состоянии!
Последовал целый букет восклицаний, ругательств и обращений ко всем святым польского календаря. Затем Барба, влекомая инстинктом милосердия, ринулась в дом, чтобы посмотреть, куда положить несчастную, крича, что ее надо осторожно взять и внести внутрь, не снимая окутывавшего ее покрывала.
Через полчаса Марианна, переодетая в принадлежавшую учителю танцев рубаху, лежала в кровати, защищенной от сквозняков громадным пологом. Что касается Барбы, избавившейся как от намокшего атласа, так и от пьяного угара, со связанными узлом волосами, она бог знает где откопала что-то вроде передника с рукавами, которым она укрыла влажные юбки.
В последующие часы Бейль должен был бесконечно благодарить небо, пославшее ему это странное создание, ибо оно оказалось невероятно полезным. За считанные минуты она обследовала дом итальянца и извлекла все предметы первой необходимости. Запылал огонь в темной сводчатой кухне, расположенной под домом, рядом со знаменитым подвалом, где оказались такие ценные продукты, как сахар, мед, чай, мука, сухие фрукты, лук, солонина и так далее. Барба взяла все на учет, постановила, что больную надо первым делом заставить выпить большую чашку чая, очень горячего, затем, когда слуги аудитора появились у входа в кухню, она их просто-напросто выставила за дверь, заявив, что для них нет места в таком маленьком доме и им надо поискать удачи на стороне. Только к Франсуа была проявлена милость, но перед поощряющей улыбкой, подаренной ему новой экономкой, он стушевался и предпочел присоединиться к остальным, искавшим пристанища по соседству. Он был, кстати, единственным из всех, вернувшимся к своим обязанностям, тогда как другие вместе с новым кровом нашли и новое, более прибыльное занятие: грабеж Большого базара, Боннэру, естественно, тоже не нашлось места. Впрочем, он хотел получить медицинскую помощь и охотно направился в госпиталь, тогда как Бейль кое-как устроился в общей комнате, служившей одновременно и гостиной и столовой.
Но когда он, слегка постучав, приоткрыл дверь в комнату, где Барба закрылась с Марианной, он замер на месте. Полька сидела на кровати, пристроила голову молодой женщины у себя на коленях, раскрыла ей рот и при свете свечи разглядывала ее горло… Бейль поспешил туда.
— Позвольте, что это вы делаете?
— Я пытаюсь увидеть, почему у нее такая высокая температура! Там все красное… похоже на ангину.
— И что вы собираетесь делать?
Без тени смущения Барба отставила свечу, уложила Марианну на подушки, затем подошла к молодому человеку.
— То, что надо!
— отрезала она. — Знаете, сударь, с тех пор как я следую за солдатами по всем полям сражений, я вылечила не одного и многому научилась. И затем, до того как… случилось несчастье, я была горничной у княгини Любомирской, а мой отец — аптекарем в Яновце, так что я уж знаю, о чем говорю. Таких болезней, как эта, я насмотрелась. Теперь оставьте меня делать то, что надо, и идите отдыхать. Ваш слуга, этот дылда, который смахивает на ротозея, все-таки сможет, я думаю, приготовить вам что-нибудь поесть…
С заправленными под косынку белокурыми волосами, с большими, цвета сирени, глазами, с крупным и тяжелым для женщины лицом, однако довольно приятным, Барба была не лишена некоторого достоинства. Учитывая ее рекомендации, Бейль решил предоставить ей свободу действий. Он чувствовал недомогание и попросил добровольную сиделку принести ему тоже чашку чая, поскольку она сказала, что сварит его для Марианны.
— Меня терзает печень, — доверительно сказал он ей с тайной мыслью получить своего рода консультацию, — а от чая должно стать легче…
— Если вы к нему не добавите бутылку ликера, он вам не повредит, наоборот. Ну ладно, — вздохнула она, — похоже, вы вовремя нашли меня, потому что оба вы — доходяги. А зовут вас как?
— Я — господин де Бейль, аудитор Государственного Совета, — ответил он со своеобразным пафосом, который всегда появлялся, когда он перечислял свои титулы, по его мнению, впечатляющие.
Но на Барбу, по-видимому, они не произвели впечатления.
— Вы кто? Граф, маркиз, барон? — спросила она таким тоном, словно перечисляла блюда в ресторанном меню. Бейль покраснел до корней волос.
— Ничто из этого! — сказал он раздраженно. — Но моя должность соответствует дворянскому званию.
— Ах так! — хмыкнула полька.
Затем, не вступая в дальнейший разговор, она пожала плечами, выражая этим степень ее разочарования, и закрыла дверь.
Но разочарованная или нет, а на протяжении всей ночи, уединившись с Марианной, проститутка Барба трудилась, как сестра милосердия, сражаясь с лихорадкой всеми имеющимися в ее распоряжении средствами, давая больной чашку за чашкой горячий чай с большой добавкой меда и сероватого порошка, запас которого она хранила в железной коробочке в кармане юбки вместе с ее главными ценностями: ожерельем из жемчуга и несколькими золотыми кольцами, позаимствованными в каком-то брошенном доме. Она даже отважилась с помощью хорошо заостренного кухонного ножа пустить Марианне кровь, что заставило бы содрогнуться Бейля, будь он тому свидетелем, но она сделала это с уверенностью и мастерством, которым позавидовал бы любой поседевший на службе аптекарь.
Ее старания оказались настолько успешными, что около полуночи Марианна заснула наконец нормальным сном, тогда как ее целительница рухнула в большое деревянное кресло, обильно смягченное подушками, и решила подбодрить себя остатками чая, куда щедро добавила старый арманьяк, обнаруженный в маленьком шкафчике, где учитель танцев хранил его вместе с нотами и итальянскими книгами.
Уже было совсем светло, когда Марианна очнулась от поглотившего ее мучительного беспамятства. Обнаружив себя лежащей в незнакомой комнате, в чужой кровати, рядом с неизвестной, она подумала, что ее сон еще не кончился.
Но в комнате пахло холодным чаем, алкоголем и дымом, запах которого сохранился в складках задернутых занавесок. Серый сверток с человеческим лицом, умостившийся в кресле, храпел с силой, явно не принадлежащей области сновидений. По всему этому, а также по ломоте в теле Марианна поняла, что она действительно проснулась. Кроме того, у нее было неприятное ощущение, что она склеилась в этой постели. Очевидно, она сильно потела, когда лихорадка отступала. Рубашка и простыни были совершенно мокрые.
С большим трудом она села. Это простое движение позволило ей установить, что, если тело ее бессильно, разум снова стал ясным. И она попыталась собраться с мыслями и понять, каким образом она попала в эту комнату, детали которой из-за царившей в ней полутьмы были неразличимы.
Память быстро вернулась к ней: бегство через горящую Москву, схватка с пьяной мегерой, коляска Бейля, пруд перед рощей, ее безрассудное и глупое стремление уйти по дороге к морю, остановивший ее ребенок, его содрогающееся от рыданий тельце у ее груди… А затем все смешалось, и больше она ничего не помнила, только ей казалось, что она едет по бесконечной дороге, катясь от пропасти к пропасти среди уродливых фигур и гримасничающих лиц.
Во рту пересохло, а на столике у изголовья она увидела стакан с водой. Протянутая за ним рука казалась совершенно бессильной. Марианна никогда не подумала бы, что стакан может быть таким тяжелым. Он выскользнул из ее неловких пальцев, упал на пол и разбился…
Тотчас серый сверток вылетел из кресла, как чертик из шкатулки.
— Кто там?.. Покажитесь!..
— Простите, что я разбудила вас, — пробормотала Марианна, — но у меня жажда… я хочу пить!
Вместо ответа женщина бросилась к занавескам и резко отдернула их. Яркие лучи солнца, залив комнату, осветили и кровать, и бледное лицо молодой женщины, и ее глаза, ставшие еще больше из-за широких кругов под ними. Барба подошла к ней, уперла кулаки в бедра и с улыбкой стала разглядывать.
— Так-так! Похоже, дело идет на лад! Итак, моя маленькая дама, взвесив все, решилась прийти в сознание? Клянусь святой Брониславой, это правильная мысль!
Я сейчас же пойду сообщить эту новость вашему мужу.
— Моему мужу?
— Конечно, вашему мужу. Он спит в соседней комнате. У вас была лихорадка, это факт, но не такая, чтобы забыть, что у вас есть муж, не так ли?
Если бы эта женщина не говорила с таким акцентом, Марианна могла найти в ней сходство с мамашей Тамбуль, ее недавней знакомой, но, по всей видимости, это была русская, или что — то близкое этому. И может быть, она не в своем уме. Что это еще за история с мужем?
Все прояснилось, когда странное создание привело Бейля, пошатывавшегося со сна и делавшего отчаянные усилия, чтобы открыть глаза. Женщина подтолкнула его прямо к кровати.
— Каково? — воскликнула она, торжествующим жестом показывая на полусидящую в постели молодую женщину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32