А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

А легкие? Ты не пробил мне легкие? Да нет же, прошептал я, и в самом деле, рана была неглубокая, так, скорее, порез, а не удар ножом, то есть это было похоже на порез, так мне, по крайней мере, казалось. Это Сантана, сказал он. Сантана велел мне убить тебя.
Удар пришелся прямо по печени, я почувствовал горечь во рту, электрический ток пробежал по моим венам, руки мои загорелись, и в руках засверкал нож, я воткнул его, мозг мой тоже загорелся, воткнул его больше тридцати раз парню в живот, до десятого удара он еще был в сознании, он не проронил ни звука, сукин сын, он лежал и смотрел, как я втыкаю в него свой нож, потом он потерял сознание и умер, а я продолжал втыкать в его тело нож, чтобы знать наверняка, что он уже не встанет.
Я вытер нож, убрал все, вернулся в свой угол и стал ждать рассвета.
Кто-то сказал однажды, что доверие – это своеобразная форма самоубийства.

38

Когда в тюремной камере кто-то умирает, никто ничего не знает, я знаю только, что я проснулся, а парень был уже мертв, вот что обычно все говорят, даже если ты что-то знаешь, ты не такой дурак, чтобы болтать об этом. Сантана оказался по уши в дерьме, он не знал, пытался ли баиец убить меня и кто убил самого баийца. Он то и дело вызывал меня. Это не допрос, повторял он, но ты единственный человек, который в состоянии помочь мне разобраться в этом деле. Сегодня убрали креола, а завтра могут убрать тебя. Я сказал ему только то, что собирался сказать. Эти ребята не промах, убивают так, что человек и пикнуть не успевает, им самое место работать у нас, в «Альфе», сказал я. Сантана заерзал на стуле, но я твердо решил держать его на коротком поводке. Я чувствовал себя актером на сцене и понимал, что инициатива в моих руках. Я обеспокоен, заметил Сантана, уж не хотят ли они тебя убрать?
Хитрость не знает границ. Она способна идти все дальше и дальше и может подчинить себе все и вся, если ей дать разгуляться. Кто хочет меня убрать? переспросил я. Ты даже не представляешь, как эти господа спят и видят тебя дохлым. Может быть, лучше мне попробовать перевести тебя в другую тюрьму, подальше отсюда? спросил этот хитрый сукин сын. Имей в виду, Сантана, что я отсюда никуда не пойду. А если меня переведут, то можешь забыть о нашем с тобой договоре, сказал я.
Он собирался меня перевести. Или прислать еще кого-нибудь, чтобы меня наконец-то убили. Но времени у него уже не было. Я оказался проворнее.

Пятнадцать тысяч долларов, вот цена, которую вы должны заплатить. Люди думают, что сбежать из тюрьмы трудно. Трудно в ней сидеть. Сбежать куда проще. Надо только заплатить все до копейки, все пятнадцать тысяч. С тех пор как я решился на побег, никто палец о палец не ударил, чтобы мне помешать.
Инструкция проста: вы подкупаете тюремную охрану. Ждете, пока наступит вечер воскресенья. Вы берете на мушку дежурных по комиссариату, держа в руке пистолет, который вам передал Энох. На самом деле держать их на мушке – это так, красивая фраза, им уже заплачено, спектакль, короче говоря. Но по сценарию вам следует прострелить ногу кому-нибудь из них, чтобы комедия выглядела более достоверно. Потом вы идете на оружейный склад, там находится под охраной весь полицейский арсенал, если вы очень сердиты, то можете застрелить караульного, но можете и оставить его в живых, это зависит от вашего настроения, в любом случае, его следует приковать наручниками. Я лично – застрелил его. Вы берете три автомата, три пистолета, патроны, наручники, связываете тюремных охранников и засовываете им в рот кляп. А потом выходите через главные ворота. Все это занимает пять минут. Я сделал еще одну вещь, засунул в рот одному из них записку: «Сантана, обратно я живым не вернусь».
Энох ждал меня на улице, сидя в машине.
Все это оказалось совсем не трудно. Подготовка заняла два дня.
Энох продал мою коллекцию оружия, а недостающую сумму раздобыл у моих адвокатов, итого пятнадцать тысяч. У меня осталось впечатление, что я слишком мало попросил у этих сосунков, если бы я попросил у них лимузин, они вполне могли бы подарить мне лимузин. Лимузин? Само собой, конечно мы найдем лимузин для нашего друга.
Мы с Энохом поселились в одной из гостиниц в центре города.

Разве я тебя не предупреждала, сказала мне Эрика во сне, что все эти господа – негодяи? Сколько еще ты собираешься торчать в этом блошином мешке? Нам надо как можно раньше убраться из города. Уедем в Рорайму. Купим там поместье. Рорайма, Амапа, Макапа – это уже не Бразилия, за границей они не станут тебя искать. Та ночь длилась бесконечно, я просыпался и засыпал, снова просыпался и снова засыпал, кровать в гостинице была отвратительная. Когда я просыпался, мне казалось, что сон мой продолжается наяву, он приходил откуда-то снаружи, проникал сквозь стены комнаты, вот только Эрика не приходила, она оставалась там, запертой в моем сердце. А когда я нырял в глубины своего подсознания, то не всегда мог ее там найти. Иногда она оказывалась в комнате, рядом со мной, кто-то внутри меня подсказывал мне это, она ищет тебя здесь, в этом номере, и тогда я открывал глаза, чтобы увидеть ее. Я был уже не тем человеком, что раньше, я изменился. Это они меня изменили. Я хотел сказать об этом Эрике во сне, но каждый раз забывал. Когда я вспоминал, она уже выпрыгивала из сна. Иной раз только я начинал говорить, как тут же просыпался. Я так много хотел о ней узнать, столько хотел ей рассказать, Эрика, я понял все, о чем ты мне говорила. И я понял это, потому что ты ушла от меня. Я хотел сказать Эрике, что в тот момент, когда баиец пытался убить меня, что-то родилось у меня внутри, прямо в печени, я чувствовал это. Что-то похожее на раковую опухоль. Какой-то особый свет, от которого светилась вся моя печень. Из моей крови исчезли те особые вещества, которые разлагают всю ту гниль, которую нам приходится глотать. В сердце моем родилась стойкая ненависть, и могу сказать, что эта ненависть стала той частью меня, которая мне нравилась в самом себе больше всего. К тому же это было то единственное, что мне хотелось сохранить и что я боялся потерять – свою ненависть. Я не мог появиться ни в «Альфе», ни у себя дома, вокруг было полно полицейских. Я потерял все. Но мне на это было наплевать, наступает такой момент, когда деньги перестают иметь значение. И тогда деньги превращаются в дерьмо. Единственное, что меня по-настоящему интересовало, это моя ненависть. Я боялся, что она испарится. Я каждый день искал для нее пищу, самую лучшую, какую только мог найти. Благодаря своей ненависти я превратился в страшного человека, вроде тех гадов, кого я сам ненавидел. Вроде доктора Карвалью, этого сукина сына, который выгнал меня из своего дома и еще орал на меня, обзывая шелудивым псом. Он возглавлял мой список. Нет, первым будет Сантана. Я не мог больше сидеть сложа руки. В одно мгновение я понял все насчет того, чтобы находиться по эту или по ту сторону, я уже размышлял об этом, но именно благодаря баийцу мне вдруг все стало предельно ясно. Я был оружием в руках этих людей. Пистолетом, несущим мир. Им был необходим такой пистолет, потому что все только и думают о том, как бы стащить их видеоприставку. Их Майами. Изнасиловать их дочерей. Напугать их. Я служил им гарантией. У них нет покоя, они повторяли это на каждом шагу, в нашей жизни нет покоя. Я был для них матадором. Их покоем. А теперь, когда дерьмо завоняло, они решили выкинуть свой пистолет в реку, и дело с концом. «Используйте и выбросьте», как пишут на упаковках сами знаете чего.
Всю ночь я размышлял об этих вещах и провалялся в кровати до позднего утра. Когда я встал, Энох уже сходил за газетами. Ты разговаривал во сне, сказал он.
Я проглядел страницы, посвященные полицейской хронике. Бомба взорвалась как раз вовремя. Из-за моего побега начальник тюрьмы оказался в дерьме по уши. А также полицейские, служившие в тюремной охране. Но нужно было окунуть с головой в дерьмо еще кое-кого. Первый из них нахлебается сегодня вечером.

Я остановил машину на углу и стал ждать. Перед домом Сантаны стоял полицейский автомобиль. Этот олень, должно быть, сильно трусит, сказал Энох. Мы включили радио, одна из станций передавала репортаж о моем побеге. Побег был спланирован, услышали мы, у преступника были сообщники среди офицеров полиции. Подозревали Сантану, который уже получил повестку в суд для дачи показаний. Министр безопасности распорядился провести специальное расследование, чтобы выяснить обстоятельства побега и наказать виновников, продолжал диктор. Кроме того, министр сообщил, что перед отделом по поимке беглых преступников Управления криминальной полиции штата поставлена задача арестовать «Южного убийцу» и что губернатор взял это дело под свой личный контроль. «Южный убийца». Вот как они меня теперь называли. Эти ребята обожают делать из мухи слона, сказал Энох. Мы убили не один десяток сосунков, вроде того парня на скейте, я своей рукой перестрелял не меньше трех десятков, никому и дела не было, а теперь сколько шума только из-за того, что отец этого парня оказался педиатром, забавно, ты не находишь? спросил он.
Без пятнадцати десять. Пора. Я думаю, что тебе стоит позвонить в гостиницу и сказать Эрике, что мы задержимся. Энох уставился на меня не мигая. Потом рассмеялся. Ты сказал это таким серьезным тоном, признался он, что я было подумал, что это правда. Я тоже рассмеялся. Мне бы хотелось, чтобы это было правдой, сказал я. Мне бы этого хотелось больше всего на свете, быть рядом с Эрикой. Знаешь о ней что-нибудь? спросил Энох. Нет, ответил я. Мне она нравилась, твоя Эрика, сказал Энох. Она была классная девчонка. Она мне знаешь что однажды сказала? Куплю себе грузовик и уеду куда глаза глядят. Я уверен, она так и сделала, купила себе грузовик. Как ты думаешь, Майкел, она могла стать водителем грузовика?
Четверо полицейских вышли из дома Сантаны, сели в машину и уехали. Он скоро появится, сказал я. Ну не знаю, ответил Энох, сомневаюсь, что он сегодня куда-нибудь поедет. Я был уверен, что Сантана обязательно отправится в свой мясной ресторан, он ездил туда каждый вторник, а люди, как я знал, терпеть не могут менять свои привычки, дело даже не в привычках, просто Сантана умер бы, если бы не съел своего еженедельного быка.
Фанфары! Сантана с семейством погрузился в машину и поехал прямиком к ресторану. Вышли, оба его сына похожи на отца, такие же животики над брюками, мясоеды. Жена его внушала мне нестерпимое отвращение. Тощая, волосы поделены на отдельные пряди, женщины ее типа обожают такие прически. Сделай себе пряди, наседала она на Эрику каждый раз, как мы оказывались вместе, сделай пряди, сделай пряди. Дура набитая. Пошли? спросил Энох. Подождем немного, ответил я. Мне хотелось подождать, пока мясо подадут к столу.

Сантана сидел, низко наклонив свою харю над тарелкой, где в луже крови плавал кусок мяса. Он ел, если это можно так назвать. Он глотал целые куски мяса, не прожевывая, свинья и то аккуратнее ест. Должно быть, в животе у него сидела прожорливая пиранья, и накормить ее было делом непростым. Он не заметил, как я подошел, его шелкопрядная жена обратила на меня внимание. Она побледнела, толкнула мужа локтем Уведи детей, сказал я.
Вкусное мясо? Вкусное, ответил Сантана. Сядь, давай поговорим. Поговорим? переспросил я, ты хочешь поговорить? Удивительные люди эти ребята, сначала они тебя используют, потом пытаются выкинуть тебя, потом хотят тебя убить, а когда у них ничего не получается, они заявляют, давай поговорим. О чем мне с тобой говорить? Об этом несчастном баийце? Послушай, Майкел, не горячись, давай вместе разберемся, сказал он. Я выстрелил. Попал прямо в лицо, потрясающая штука девятимиллиметровая «беретта», лица у него уже не было.
Позже я узнал, что гроб Сантаны даже не открывали. Им так и не удалось собрать вместе ошметки его мозгов, разлетевшихся по всему ресторану.

39

Посмотри, что я тебе принес, сказал я, доставая бумажный конвертик. Габриэла спрыгнула с кровати, глаза у нее загорелись, Господи, ну наконец-то. А я думала, что ты совсем меня не любишь, защебетала она. Представляешь, меня впервые выпустили сегодня из клиники домой на выходные, у меня внутри уже все ссохлось.
Габриэла насыпала перед собой две дорожки кокаина и медленно втянула в себя. Потом запрыгала как ненормальная, уау, завопила она, до чего же легко! Волшебное ощущение. Ведь подумать только, всего две минуты назад я лежала без сил на кровати, словно мешок, а сейчас я чувствую такой прилив сил, что мне даже захотелось прогуляться, пойдем погуляем. Кстати, как ты вошел в дом? Через дверь, ответил я, она была открыта.
Возьмешь меня с собой погулять? Только нам придется вылезать через окно. Мой сумасшедший папочка следит за мной в оба глаза. Нет, сказал я, погулять сегодня не получится.
Она посмотрела на меня, и в глазах у нее запрыгали чертики. Она провела языком по губам. Подошла к двери и заперла ее. Потом вернулась и села около меня, сверкнув коленками, совсем близко. Ноги у нее были что надо. Габриэла взяла мою руку и положила себе между ног. У тебя есть еще порошок? спросила она. Ты хочешь потрахаться? спросил я в ответ.
Она оттолкнула мою руку. Настроение у нее испортилось, вернее, она сделала вид, что у нее испортилось настроение, и это меня раззадорило. Ну же, Габриэла, ты хочешь, чтобы я тебя трахнул? У меня полные карманы кокаина – все твое.
Она не отвечала, только криво усмехнулась. Да объясни же мне, в чем проблема. Все люди трахаются. Твой отец трахается. Твоя мать трахается. Твоя мать трахается с друзьями твоего отца, а твой отец трахается со своими пациентками, ну и что?
У Габриэлы был растерянный вид, ее невинная игра под названием «давай трахнемся» явно затянулась.
Скажи, Габриэла: «Я хочу трахаться».
Нет ответа. Габриэла продолжала молча сидеть. Я постарался сдержать свое раздражение.
Слушай, Габриэла, я думал, ты современная девушка. Что тебя смущает, слово «трахаться»? Хорошо. Давай назовем это иначе. Пусть будет «совокупляться». Тебе нравится совокупляться? На мой взгляд, это больше подходит для лошадей, ты не находишь? «Вставить». Вставить – хорошее слово. Ну, давай, я хочу услышать, как ты сама это скажешь. Но Габриэла упорно глядела в пол. А-а, понятно, ты предпочитаешь «заняться сексом». Ну что ж, давай займемся сексом. Оленье словечко. Все наполовину. Какое-то оно недоделанное. У меня такое впечатление, что твои приятели не любят трахаться, они любят заниматься сексом, они залезают на тебя, брызжут спермой и отваливают, по-моему, так не трахаются, как ты считаешь, Габриэла?
Лицо ее было серьезно.
Ну, давай же, Габриэла, я хочу услышать, как ты скажешь: «Трахни меня. Трахни меня, Майкел. Засунь свою здоровую дубину мне между ног». Вспомни про кокаин, Габриэла.
Она прошептала одними губами, но я услышал: «Трахни меня». Что? спросил я. Что ты сказала? Ты хочешь, чтобы я тебя трахнул? Да, ответила она. Тогда говори громче, приказал я. Хочу, сказала она. Говори все полностью: «Я хочу, чтобы ты меня трахнул». Я хочу, чтобы ты меня трахнул, повторила она. А-а, ну теперь понятно, сказал я, раздевайся и ложись на кровать. Она разделась догола, легла. Фигурка у нее была аппетитная, трахаться с ней было бы одно удовольствие. Раздвинь ноги, сказал я. Она раздвинула ноги.
Проблема в том, Габриэла, что сегодня мне не хочется трахаться, сказал я, развернулся и вышел.
Габриэла так и осталась лежать на кровати с раздвинутыми ногами. Подумать только, ведь из-за этой коровы я застрелил человека.
Едва завидев меня, доктор Карвалью вскочил с кровати и попытался дотянуться до телефона. Я опередил его и выдернул шнур из розетки. Жена его была в душе, я слышал, как льется вода. Майкел, произнес он, спокойно. Не делай резких движений. Резких движений не надо делать, когда переходишь улицу, ответил я, а я не собираюсь переходить на другую сторону. Доктор Карвалью метался, прихрамывая, из угла в угол, пижама у него была белая. Снимите пижаму, сказал я, поднимая пистолет, я не хочу запачкать ее кровью, как-то жалко. Приятно было смотреть на доктора Карвалью – голого, хромого, с отвисшим пузом, готового обделаться от страха – очень приятно было смотреть. Я прицелился и выстрелил ему прямо в набитый дерьмом живот.

40

Машина была угнанная, Энох постарался. Мы мчались все дальше на юг. Никакого конкретного маршрута у нас не было. Мы провели за рулем всю ночь. Когда забрезжил рассвет, мы остановились в каком-то захолустном городке, попавшемся нам по дороге. Перекусили в закусочной. Поведение хозяина забегаловки показалось Эноху странным. Может, он узнал нас? Вряд ли, ответил я. Просто у всех деревенских жителей выражение лица, как у круглых идиотов. Мы покрутились по окрестностям и нашли заброшенное здание, городскую богадельню. Там еще сохранилась надпись «Приют святого Франциска». Спрятали машину. Ты с ума сошел, сказал Энох, глядя, как я достаю из багажника бутылку водки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21