«Нет, я не ошиблась, – настаивала неизвестная. – Мне сказали, он живет в этом номере».
«Мм-м… – произнес Минер. – Значит, он выехал».
«Не может быть!» – возразила девчонка. Но все тем же голосом, разумеется, без досады. Минер не знал еще, что таким образом завязывают иногда знакомства девочки из вестибюля, которых он, ручаюсь, попросту не заметил.
Минер сказал:
«Гм. – И добавил: – Я только что вселился в этот номер».
А в ответ ему:
«Да? Тогда, может, это мне вас рекомендовали? Вы не смогли бы спуститься в вестибюль? Я буду ждать у второй колонны справа от входа. У меня платье беж. Каштановые волосы… Я буду с мимозой в руке».
Минер долго соображал, что, зачем, потом к нему пришло наконец, какое-то просветление.
«Я спущусь… Только подойдет супруга…»
Договорить он не успел. В трубке щелкнуло. Запикали гудки.
Минер лег на кровать и стал размышлять, какой должен быть цвет у «платья беж».
В связи с этим случаем мы бы, конечно, высказали Минеру наши соображения по поводу его реакции на приятные голоса. Но, к сожалению, мы должны были выведать историю его дальнейших похождений.
А он два следующих дня честно посвятил экскурсии: Третьяковка, Пушкинский музей, Кремль, ВДНХ, кинопанорама, стереокино, где и замыкается чаще всего традиционный круг провинциала. Если вы бывали в Москве, вы, я думаю, тоже проделали однажды этот маршрут. Так? А потом часа два потолклись в ГУМе и решили, что теперь знаете Москву от и до: со всеми ее плюсами и минусами? Д-да.
От обязанностей туриста Минер отделался и вздохнул с облегчением.
Закупил у входа в гостиницу десятка два газет и журналов, поднялся на этаж, договорился, чтобы ему принесли в номер бутылку коньяка, и около двух суток нигде не показывался.
Первое время читал (возможно, представив себе, что бодрствует где-нибудь в одной из точек нашего побережья), потом, когда все – от страницы до страницы – было прочитано, заложив руки за голову, лежал, глядя в потолок.
Но впереди была еще уйма времени, и отсидеться в гостинице ему бы не удалось.
Люди, которых не манят к себе пляжи, усеянные блондинками неизвестного возраста, навещают, как правило, родину. Об этом Минер слышал. Но желания посетить город, где он родился, не появлялось у него.
(Причину этого мы косвенным образом узнали позже.)
Однако лежать было невмоготу, он поднялся, зашагал по своим необъятным апартаментам из угла в угол и к вечеру второго дня вышагал-таки идею побывать на родине.
Идея появилась, как видите, не вдруг, но раз уж она появилась, тянуть с ее решением Минер не стал и, побросав свои нехитрые пожитки в чемодан, тут же сдал ключ от номера коридорной.
В вестибюле заметил у второй колонны от входа каштановые волосы и мимозу в руке. Отметил для себя: «Вот оно какое – платье беж…» Мимоходом подумал еще: «Выйдет или не выйдет Петр Петрович на этот раз?..» А о том, что между воротничком платья беж и каштановыми волосами могла бы оказаться какая-нибудь необыкновенная мордочка с какими-нибудь необыкновенными глазами, – клянусь, не сообразил подумать.
Странные ощущения вызывают иногда местечки, где мы начинали свои первые путешествия: через порог и под кровать.
Кажется, рос ты в большом городе, и удивительно, что о существовании его мало кому известно. Единственное кирпичное здание горкома (в два этажа) вспоминается как небоскреб, пустырек напротив – площадью, а карусель в парке – каруселищей.
Каково же бывает убедиться через много лет, что городок твой – с палисадниками и огородами возле беленьких, в два-три окошка хат – махонький и тихонький, лишь выдержкой и долголетием дослужившийся до звания города.
Это потому, должно быть, что сначала мы на все глядим снизу вверх. А где-то взрослеем на чужбине и не догадываемся, что растем при этом. Надо бы чаще наведываться нам в эти забытые нами местечки.
Минер свой город видел в последний раз, когда откатилась от него линия фронта, – видел наполовину разрушенным и сожженным, но в памяти он жил для него городом детства: большим, просторным. И хотя он давно был восстановлен, даже посолиднел, а выглядел все-таки безнадежно крохотным.
Двухместный номер в гостинице с двумя железными кроватями и тумбочкой посредине мог бы посоперничать с нашим жильем на точке.
Но Минер, поставив перед собой задачу, редко отвлекался на второстепенные явления и вряд ли был способен к аналогиям.
Оставив чемодан и шинель, он глянул в крохотное зеркальце над раковиной в туалете, вышел на крыльцо и, припомнив дорогу, скоро уже шагал к намеченному пункту своей новой поездки: на угол двух Березовых улиц – первой и второй, где раньше был его дом, а потом пепелище, от которого теперь и следов не сохранилось.
Обуглившееся бревно, что запомнилось ему, кто-нибудь спалил в тот же год, потому что не было дров. А на месте, где щурился из-за тополей его, Минера, дом, – стоял теперь новый, и не с двумя окошками на улицу, а с четырьмя…
Интересно, остается хоть что-нибудь от нас в пространстве, где мы были? Нет? А почему же тянет войти в него – с минуту, да побыть?.. Я признаю одно-единственное суеверие: считаю понедельник тяжелым днем, но относительно наших следов в пространстве, по-моему, есть еще что-то неисследованное.
Минер без стука открыл калитку и шагнул на крыльцо.
«Здравствуйте», – сказал вышедшей ему навстречу женщине.
А она спросила, кого он ищет.
«Я? Никого, – ответил Минер, и сам удивился нелепости своего ответа. – Если можно, я войду ненадолго…»
Женщина поморгала ресницами и от растерянности на всякий случай посторонилась.
Минер пересек сенцы, открыл следующую дверь и, сделав три или четыре шага, остановился.
Здесь была горница.
Наверное, простоял он не очень долго. Но только повернувшись и уже выходя за дверь, сказал хозяйке еще одно слово: «Благодарю».
Хозяйка, провожая его глазами, не ответила.
Он бродил по городу весь день.
Новый горком, новый кинотеатр – от прошлого в настоящем осталось мало…
Истины ради, замечу кстати, что Минер был немного сентиментален, как бы он ни скрывал это. (Я использовал затасканное и много раз оплеванное слово – сентиментальность. Прошу прощения: другого, похожего, не знаю.) Мы догадались об этом сразу, как только обнаружили, что он разделяет наше пристрастие к радиоле. Возможно, это влияние Заполярья?.. Но я бы мог назвать и еще нескольких своих товарищей, которые чуть-чуть грешны в этом. Не настолько, понятно, чтобы говорить жалостные речи по поводу сломанного цветка, но – самую малость… Без речей. И даже вовсе без них.
Вот стоял, к примеру, колодезный сруб возле дома, где вы жили, ну лет десять с лишним назад, а теперь – водоразборная колонка; скрипел под ногами дощатый тротуар, а теперь – асфальт, и канал – вместо речки за околицей… Хорошо это или плохо?
Не спешите с ответом. Даже если вам не нравятся грустные вальсы.
И лучше вернемся к Минеру, ибо главные события моего рассказа впереди, а я то и дело отвлекаюсь куда-то в сторону, в область совершенно туманную для меня.
Это случилось в тот же вечер. Скажем, было еще светло, но солнце мельтешило уже где-то за крышами и набегали сумерки.
Минер брел по тротуару без направления и уже без цели. Благо, тут он мог считать себя в абсолютном одиночестве, и даже наши радарщики не могли бы поручиться, какое у него лицо и курит ли он, не говоря уже о том, что? курит.
Вдруг – голос: «Товарищ офицер, можно посмотреть у вас кинжал?»
Минер вынужден был покинуть свое излюбленное небытие и возвратиться к действительности. Он оглянулся.
Перед ним стояла Девчонка лет двадцати, о чем Минер мог в общем-то догадаться лишь по «взрослой» прическе, – это я уже знаю и потому говорю от себя: волосы Ее были собраны с боков и каким-то хитрым высоким гребнем падали на спину почти до пояса. В остальном это был подросток: в платье, похожем на школьное (только что без передника), и в башмаках на босу ногу.
За деревьями одного из палисадников Минер увидел еще двух ее подружек (в почти школьных платьях без передников), наблюдавших за ними и хихикавших от восторга.
Что еще сказать о Девчонке? Не блондинка. Волосы русые. Даже – темно-русые (хотя и не очень «темно»)… Ну и, пользуясь понятиями высшей математики, можно добавить, что пропорции талии Ее были устремлены к нулю, пропорции глаз – к бесконечности, а наиболее определенные побуждения в глазах: от недавней решимости – к тому, чтобы если не провалиться сквозь землю, то бежать.
Минер, заметив это, машинально полуобнажил кортик и сказал:
«Гм».
Кортик до того густо был смазан оружейным маслом, что сталь едва проглядывалась. Привычка избавлять себя от лишних хлопот подвела Минера. Но в оправдание его могу признаться, что кортики мы носили всего три-четыре раза в год – по большим праздникам. Откуда было знать ему, что придется воспользоваться оружием защиты именно на этот раз, да еще в таких необычных условиях.
«Ой…» – боязливо сказала Девчонка, тронув пальцем масленое лезвие.
А Минер подумал:
«Хоть бы ради отпуска догадался вычистить!..»
И щеки нашего невозмутимого Минера впервые за несколько последних лет порозовели.
Ручаюсь, что от Девчонки не укрылось это: женщина, есть женщина – десять лет ей или двадцать, и будь ты хоть семи пядей во лбу – тут уж ничего не поделаешь. Девчонка глянула на Минера, чему-то неожиданно засмеялась и, мгновенно осмелев, заявила:
«Можно, я немножко пройду около вас?»
«Гм. Конечно…» – Минер растерялся.
«Пусть другие посмотрят и подумают, что я вас знаю», – соткровенничала Девчонка, когда они уже тронулись.
Минер, само собой разумеется, промолчал.
Девчонка, поглядев на него, опять смутилась вдруг и от смущения призналась еще в одном:
«Это мы поспорили: кто храбрее, чтобы подойти и попросить вас показать кинжал».
Минер снова хотел промолчать, но отметил про себя, что в подобных ситуациях отчаиваются, как правило, самые робкие, и спросил: «Мы пойдем, где больше народу?» – «Нет, что вы?!» – испугалась Девчонка.
Короче говоря, они свернули в ворота городского парка, довольно пустынного в тот будничный вечер, так что Ей не перед кем было похвастаться своим новым знакомством.
Впрочем, Она к этому времени наверняка утратила уже свою решимость и шла настороженная, прямая – не то по воздуху, не то по земле.
Вы спросите, откуда я знаю женскую натуру?..
Я как свои пять пальцев знал Старшего Лейтенанта. Наши койки стояли рядом, и даже после того, как мы обменялись местами, я не утратил возможности созерцать каждый день возлюбленный нами грязно-серый валун под окном. А Старший Лейтенант, несмотря ни на что, был все-таки крупным теоретиком в женском вопросе.
Минер искоса наблюдал за Девчонкой.
Так уж устроен человек: если вы растерялись – вашим противником (или потенциальным противником) овладевает спокойствие. Достаточно растеряться ему – все происходит наоборот. Проверьте когда-нибудь. Жаль только, что все это почти не зависит от нас.
Они шли и молчали так долго, что Девчонка, не выдержав, замедлила шаг. Разумеется, никаких историй Минер Ей не рассказывал. Но, вспомнив, что рядом с ним не больше, не меньше как вчерашняя школьница, решил поддержать свое мужское достоинство подобающим к случаю разговором.
«Вам пора домой?» – спросил он.
Как ни странно, однако молчание было нарушено, и вслед за этим последовал длинный диалог.
«Вы к родителям приехали?» – это Она.
Он: «Нет…»
«К родным?»
«М-м, у меня здесь никого нет. Да и вообще никого. Нигде».
«А у меня бабушка есть…» – вдруг невесело похвалилась Она.
Минер остановился, оглядел Ее своим отсутствующим взглядом… и пошел дальше. Она автоматически проделала то же самое.
Здесь я должен вернуться назад и уточнить, что, скорее всего, в их дальнейшей близости были повинны не «гм» и «ой», а вот эта короткая остановка и секундное молчание, с глазу на глаз. Объяснить это трудно, но, говорят, так бывает.
Лично я верю.
«Здесь моя родина», – на всякий случай объяснил Минер.
«И давно вы не были здесь?»
Минер сказал, что лет восемнадцать.
Девчонка с непонятным изумлением воскликнула, что она тогда только ходить научилась. Кажется, ей понравилась эта мысль.
«Сколько же вам сейчас?» – должен был мрачно поинтересоваться Минер.
Она ответила с той гордостью, с какой почему-то всегда эти едва выбравшиеся из пеленок девчонки отвечают тридцатисемилетним мужчинам: «Девятнадцать».
Минер нахмурился.
Жил человек, жил, не имея понятия, что он старик. Вдруг вот тебе – знай…
Но тут Девчонка рассказала, что отца Ее контузило во время войны и умер он так давно, что Она его даже не помнит, а мать – года три назад…
Это мгновенно изменило ход размышлений Минера.
Казалось невозможным – взглянуть на мир после войны и всю жизнь чувствовать, что она была, что была нелегкой…
Минер замкнулся. Теперь-то я знаю, где витали его мысли, когда он лежал, глядя в потолок, или сидел, склонившись над радиолой, и знаю, почему он должен был замкнуться после рассказа Девчонки о родителях. А раньше нам все его привычки казались просто странными.
Девчонка посчитала себя вправе полюбопытствовать относительно его родителей, но когда Минёр ответил, что мать его сгорела во время бомбежки и отец погиб неизвестно где, Она ни с того ни с сего извинилась и виновато сообщила:
«Мои папа и мама похоронены на кладбище… – Словно бы то, что Ее родители на кладбище, давало Ей какие-то преимущества перед ним. – Давайте я покажу вам могилки?»
«Сейчас?» – уточнил Минер.
Она оглянулась. Было почти темно.
«Ой, нет, конечно! Идемте назад. Давайте, лучше завтра? Ну, вот так, когда я вас догнала, – в это время. Хотите?»
Добавила:
«Прямо на этом месте увидимся. Ладно?»
Я умышленно воспроизвел для вас этот пространный диалог почти дословно. Как видите, уже с самого начала инициатива принадлежала не Минеру. Но тем достовернее надо считать сведения, добытые нами у него, и тем правдивее – мой рассказ. Ибо вот как примерно выглядело бы то же самое в интерпретации, допустим, Старшего Лейтенанта:
…Поезд еще не подошел к перрону, а он уже слышал звуки оркестра, и выстроенные на привокзальной площади (все до единой) женщины городка держали равнение на его вагон… Потом он гулял по улицам, играя золочеными ножнами своего оружия, когда к нему подскочила оробевшая до истерики блондинка… Но в парке он оказался бы почему-то с брюнеткой. Наутро припоминал бы каштановые косы… А на вопрос, откуда же в конце концов появилась эта последняя, с не очень темно-русыми волосами, ответил бы…
Впрочем, я не представляю, что бы он ответил. Знаю только, что в этом не было бы ни слова правды.
Вам доводилось встречать человека, который мог бы болтать в течение нескольких часов, не сказав при этом ни единого слова правды, не поставив ни одной правдивой запятой?..
Минер тогда не оценил еще всех последствий сложившейся ситуации.
Он дрогнул от первого смутного предчувствия, когда, шагая по ухабистой дороге, взял Девчонку под руку и к нему (совершенно естественно) прижалось Ее плечо.
Затем, когда Она решительно отказалась от провожанья, заявив, что он еще плохо ориентируется в городе, а Ей бояться нечего, Она даже любит ночь, и в полной темноте, вопреки представлениям Минера о мужестве, сама довела его до гостиницы, – Минер был окончательно выбит из привычной для него колеи и, должно быть, не воспользовался даже теми двумя междометиями, которые выручали его во всех других случаях жизни.
С этой минуты покой его был утрачен.
Она быстро исчезла в темноте, а он поднялся в номер и долго стоял, не зажигая света, глядя на брошенную как попало шинель в углу кровати.
Его сосед по номеру, завфермой из какого-то колхоза, уже спал. Минер, стараясь не шуметь, разделся, но, в отличие от соседа, уснуть не мог.
Все утро он метался по номеру в простенке у входной двери: взад-вперед, взад-вперед.
А завфермой, купивший по случаю завершения всех своих дел в районе бутылку тридцать третьего портвейна, сидел у тумбочки и, запивая вином домашнюю колбасу, начинял Минера сведениями из колхозной жизни.
Минер знал уже о срочной необходимости того, чтобы ремонтно-техническую станцию «поганка съела», что существует «растреклятый» Сельстрой, который «строй, да не сель», что выделяет завфермой корма Авдотье и Дарье «тютелька в тютельку», а у Авдотьи коровы пузатые, «хошь у барабан бей», у Дарьи же – «что мощи твои»…
Минер вышагивал взад-вперед.
Он решил уехать сегодня…
Да, но сами подумайте: можно ли обмануть человека?
Явится Девчонка и будет одна-одинешенька стоять в парке! Ждать…
Ему бы надо с вечера предпринять что-нибудь.
Ведь он действительно не мог не почувствовать эту связь между ними уже тогда, когда она сказала: «А у меня бабушка есть…», когда он остановился, когда они поглядели друг на друга… Все время потом существовала эта связь.
1 2 3 4 5 6 7 8