– Говорят еще, что вы все там – русские революционеры, анархисты…
– Очень мило, – сказал Сабинин без особой досады. – Так-таки все и говорят? Какая непосредственность… – И он, в свою очередь, нагнулся к собеседнику. – А вам не приходило в голову, милейший, что лезть с расспросами к господам анархистам – не самое безопасное занятие? Чреватое, мягко говоря, житейскими сложностями? – Он демонстративно сунул руку под пиджак и подержал ее там какое-то время. – А?
– Но послушайте, это даже и не по правилам! Есть же некие правила! – воскликнул репортер скорее обиженно, чем испуганно. – Журналистов трогать не положено, как нельзя стрелять на поле боя в санитаров и прочих некомбатантов… Вы думаете, что я впервые общаюсь с революционером, с анархистом, с русским? Обычно ваши коллеги, не важно – русские или из других стран, как раз весьма охотно общаются с прессой… Простите за цинизм, но неужели вам не нужна реклама? Весь прошлый опыт меня убеждает, что анархисты любят прессу…
«В этом он, пожалуй, прав, – подумал Сабинин. – Существует такая тенденция…»
– Ну, вообще-то… – сказал он уклончиво. – А что вы, собственно, от меня хотите?
– Я же говорил: детали сегодняшнего…
– Дорогой Карл, – проникновенно сказал Сабинин. – Сегодняшний случай принадлежит скорее к категории прискорбных недоразумений, ни к чему его излишне раздувать…
– Я и не собираюсь… раздувать. Всего лишь несколько живых подробностей, способных расцветить материал… Если я окажусь единственным, кому удастся написать с какими-то подробностями…
– То ваш редактор вам неплохо заплатит, – кивнул Сабинин. – Я немного разбираюсь в газетном деле. Вот только в чем тут та обоюдная выгода, о которой вы изволили упомянуть при начале нашего знакомства? Деньгами поделитесь? Вряд ли сумма настолько велика…
– Ну да, я понимаю. Слышал краем уха, что человек вы, как бы выразиться… не без некоторых средств. Так вас определяют официанты нескольких близлежащих заведений, а они в этом знают толк…
– Вы что же, справки обо мне собираете? – с ласковой угрозой спросил Сабинин. – Вынюхиваете?
– Помилуй боже! Просто провожу, так сказать, рекогносцировку на местности…
– Ладно, ладно, эк вы взвились… Так что там насчет обоюдной выгоды?
Репортер, сторожко оглядев пустой зальчик, еще более понизил голос:
– Я давно ищу человека со средствами, господин Трайков… но не кого попало. По ряду причин человек вроде вас меня как нельзя более устраивает: во-первых, вы, судя по всему, не бедны, в отличие от множества рядовых революционеров, а во-вторых, вряд ли поддерживаете отношения с нашей полицией… и какой бы то ни было полицией вообще.
– Вы мне предлагаете нечто, способное заинтересовать полицию? – усмехнулся Сабинин. – Вряд ли в моем положении это уместно.
– Нет, вы не поняли… – говорил репортер почти шепотом. – Вы имеете представление, сколько можно заработать на книге сенсационного характера, если издать ее большим тиражом? Могу вас заверить: прибыль такова, что от нее не отказались бы и люди покрупнее вас…
– Что же вы к ним-то не идете? – небрежно спросил Сабинин. – У вас определенно венское произношение, вы не оттуда ли родом?
– Да, именно…
– Тогда я, простите, в недоумении, – старательно заводил Сабинин собеседника, подталкивая его к откровенности. – В Вене, вообще в Австро-Венгрии, вы могли найти множество деловых людей, способных вложить деньги в издание, которое принесет большие барыши. К чему вам иностранец, да еще с репутацией анархиста? Ну, выкладывайте, я вас не тянул за язык, вы пришли ко мне сами…
Судя по лицу, молодой австриец решился:
– Господин Трайков, вся сложность в том, что в империи не годится даже упоминать вслух об этой рукописи. Мне в свое время пришлось покинуть Вену, забраться в глушь и довольно долго своим поведением убеждать иные учреждения в том, что ничего я не знаю и никакой рукописи нет… Иначе все могло кончиться скверно…
– Вот как? – удивился Сабинин. – Судя по вашему тону, речь идет о каких-то роковых тайнах, а? Что там у вас, какие-нибудь «Подлинные мемуары дворецкого в Шенбрунне»? «Откровения горничных супруги эрцгерцога Отто»?
– Майерлинг, господин Трайков, – тихо сказал репортер, глядя на него решительно. – Подлинная история Майерлинга… Как все было на самом деле…
Сабинин невольно задержал папиросу у рта.
Да, это была тайна … Восемнадцать лет назад в январе в охотничьем замке Майерлинг прозвучали револьверные выстрелы. Молодой наследник австрийского престола эрцгерцог Рудольф, одна из самых загадочных фигур Габсбургской династии, был найден мертвым в постели – по имеющей хождение официальной версии покончил с собой, застрелив предварительно свою юную подругу, венгерскую баронессу Марию Вечера. Однако все эти годы имели хождение и другие версии происшедшего, мало напоминавшие известную всем…
– Вот как? – стараясь держаться спокойно, сказал Сабинин. – Интересно, вы хорошо понимаете, что говорите и во что меня втягиваете?
– Не сомневайтесь, – с вымученной улыбкой ответил Вадецкий. – Прекрасно понимаю. А вот в ы понимаете, какой доход сможет принести изданная где-нибудь в Британии книга, доказывающая, что в Майерлинге было убийство ?
– И у вас есть подтверждения?
– Иначе я бы не заводил этого разговора.
Сабинин задумчиво пускал дым. Если сказать, что от его нежданного собеседника попахивало могилой, то это выйдет отнюдь не метафора. Заикнуться здесь, в Австро-Венгрии, о том, что в Майерлинге все же произошло убийство и тому есть некие доказательства, – пожалуй, еще более опасное предприятие, чем публично высказываться в Петербурге лет восемьдесят назад об обстоятельствах кончины государя Павла Первого в Михайловском замке…
– Интересно, как вы до сих пор ухитрились не попасть под поезд или утонуть в нетрезвом виде? – спросил он с усмешкой. – Если и впрямь располагаете некими доказательствами…
– Я успел вовремя остановиться, – сказал Вадецкий. – И не привлечь к себе чересчур пристального внимания… Ну что вы скажете?
«Это никак не может оказаться полицейской провокацией, – подумал Сабинин. – Невозможно представить себе полицейского чина любого ранга, решившегося бы использовать для провокации такое …»
– Хорошо, – сказал он решительно. – Вам повезло, милейший, вы нарвались на человека, наделенного должной авантюрностью… Меня это и в самом деле интересует.
– Но имейте в виду, я не намерен просто так выложить перед вами…
– Я понимаю, – кивнул Сабинин. – Мы впоследствии обговорим все и найдем некий устраивающий обоих компромисс. А пока, вы правы, мне в виде жеста доброй воли и в самом деле придется пойти на некоторые уступки… хотя и я – человек недоверчивый, излишней откровенности не дождетесь… Кстати, кто был убитый?
– Рихард Лепски. Хозяин крупной лавки колониальных товаров на Радецкого.
– Бедняга, – сказал Сабинин. – Он и в самом деле имел некоторое внешнее сходство с Дурново… Так вот. Эта милая девушка – дочь вице-губернатора одной из русских провинций. Говорите, что вы еще хотите знать, только имейте в виду: если вы меня в чем-то обманете, выйдете за пределы дозволенного, я вас попросту пристрелю.
Глава восьмая
Непристойный танец
Смешно сказать, но он, старательно прихорашиваясь перед небольшим овальным зеркалом в своем номере, испытывал легкое волнение, имевшее мало общего с тайнами подполья и неизвестными замыслами эсеров. Причина крылась исключительно в назначившей ему свидание даме. Он подсмеивался над собой – этакий влюбленный юнкер, право слово, – но волнение от этого вовсе не исчезло…
Решив наконец, что выглядит безукоризненно, надел котелок и вновь надолго встал перед зеркалом, добиваясь, чтобы головной убор сидел, как должно: без тени вульгарности или небрежности. Когда цель была достигнута, он встретился взглядом со своим отражением, смущенно пробормотал:
– Черт знает что такое… Подумаешь, амазонка…
В дверь деликатно постучали.
– Войдите! – незамедлительно откликнулся Сабинин, только что решивший все же оставить браунинг во внутреннем кармане.
Безукоризненный пан Винцентий, склонив лаковый пробор, сообщил с порога:
– Пана просят к телефону. Назваться не пожелали.
Порывисто прикрыв за собой дверь, Сабинин кинулся вниз, перепрыгивая через две ступеньки. Почему-то прежде всего пришло в голову, что телефонирует Надежда, – уж она-то несомненно знала здешний телефонный номер на память…
Пан Винцентий не вошел следом за ним в комнатушку, игравшую роль его служебного кабинета, – посвященный во многое, не страдал излишним любопытством, когда речь шла о его постояльцах. Что, между прочим, иногда облегчало задачи…
– Князь? – послышался в трубке незнакомый мужской голос. – Я вам телефонирую по поручению Макса.
Максом в таких вот случаях именовался господин Глоац.
– Да, что у вас? – негромко спросил Сабинин.
– Интересующая вас особа только что получила телеграмму из Будапешта.
– Вам удалось с ней ознакомиться?
– Обижаете, князь, – хихикнул собеседник. – Вы имеете дело с солидной фирмой… Содержание таково: «Я в Будапеште, еду миланским экспрессом, буду завтра. Джузеппе». От себя добавлю – миланский экспресс, по нашим сведениям, прибывает завтра в половине пятого пополудни. Это все пока, наблюдение неусыпно продолжается, как и просили…
Засим трубку повесили. Недоумевающе пожав плечами – нужно быть ясновидящим, чтобы с ходу строить вокруг этого какие-то догадки и версии, – Сабинин опустил трубку на рычаг, вышел из комнаты и, дружески кивнув пану Винцентию, направился к воротам.
– Герр Трайкофф!
«Только тебя мне сейчас не хватало, – подумал Сабинин, нетерпеливо остановившись рядом с Обердорфом. – Поболтать не с кем?!»
– Вы знаете, я чертовски спешу… – сказал он, переминаясь с ноги на ногу – неподалеку от ворот уже остановился загодя нанятый им фиакр.
– А вы на минутку задержитесь, герр Трайкофф… – таинственно зашептал старикашка, наклоняясь к его уху. – Вам же на пользу. Понимаете, какое дело… Часика два назад заявился какой-то типчик. Сунул мне крону, всего-то, и начал про вас все выспрашивать: откуда письма получаете, когда уходите, когда возвращаетесь, ходит ли к вам кто сюда… Будь это сыщик из полиции, я бы вам, понятное дело, говорить не стал, уж простите: я как-никак добрый подданный его величества, а вы, извините на глупом слове, все-таки иностранец с революционными замашками, так что в этаком случае доброму подданному полагается всецело содействовать… Вот только этот молодчик не то что не полицейский, а пожалуй что, и вовсе иностранец. По выговору видно. Даже и не прикину, кто может этаким вот образом немецкий коверкать. Вроде бы не русский, так мне сдается…
– И что вы ему сказали?
Старик хитро подмигнул:
– Ну, раз такое дело… Сказал, что ничего не видел, ничего не знаю и вообще за жильцами не шпионю, не мое это дело. Я так рассудил, что мы с вами находимся в долгих , если можно так выразиться, финансовых отношениях, а этот тип, неведомо откуда взявшийся и так же быстро сгинувший, мне, в общем, без надобности…
– Вы совершенно верно рассудили, старина, – сказал Сабинин, положив на морщинистую старческую ладонь тяжелую монету в пять крон, с неизменным профилем его величества. – Я и в дальнейшем полагаюсь на вашу сметливость. Боже вас упаси нарушать долг честного подданного, но вот что касается подозрительных иностранцев, тут вы глубоко правы… Как он выглядел?
Уже сидя в фиакре, он еще раз тщательно все обдумал. Судя по описанию Обердорфа, загадочный иностранец больше всего напоминал того белобрысого субъекта, что следил за Амазонкой на вокзале… стоп, а почему именно «следил»? Пока не внесена полная ясность, человек, идущий по пятам за другим человеком, в равной мере может оказаться как шпионом, так и тайной охраной, следует учитывать обе этих вероятности. Вообще, концентрация иностранцев на одну квадратную версту начинает интриговать: сначала белобрысый, чью национальность не смог с ходу определить видавший виды Обердорф, теперь еще и некий Джузеппе из Милана…
Когда он шагал по коридору отеля «Савой», сердце, что скрывать, колотилось чаще обычного. Шевельнулось даже совершенно мальчишеское желание повернуть назад, и он, внутренне посмеиваясь над собой, покрутил головой: хорош же черный гусар…
– Войдите! – ответил на его стук знакомый голос.
Он остановился на пороге.
– Боже ты мой, – насмешливо сказала Надежда. – Ухватки из арсенала провинциального трагика: застыли столбом, изобразили на честной, открытой физиономии полное обалдение… Вы не переигрываете, милый Николай?
– Извините, – сказал он, сделав пару шагов вперед. – Но вы и в самом деле чертовски восхитительны.
– Браво. Великолепный переход от полного смущения к конногвардейской вольности в комплиментах… Вы не в уланах ли служили, я запамятовала?
– В черных гусарах, – сказал Сабинин потерянно. – Простите…
Надежда разглядывала его с той самой наивной естественностью, что сводила с ума сильнее опытного кокетства. Она и в самом деле была ослепительна: в декольтированном сиреневом платье, даже на его мужской взгляд профана, дорогом и сшитом отнюдь не в провинции, с уложенными в безукоризненную прическу волосами, большим нежным ртом и загадочными глазами амазонки, вздумавшей вдруг притворяться хрупкой и нереальной тургеневской девицей. Брильянтовые капельки в ушах были определенно настоящими, как и камень в кулоне – ничего похожего на тот страз, которым Сабинин себя украсил в бытность болгарским князем.
– Милейший социал-демократ, вы во мне дыру пропалите, если и дальше так будете таращиться…
– Простите, – сказал Сабинин.
– Вам не заказать ли валериановых капель? Или героиновой настойки, которую ваш Багрецов считает панацеей от всех хворей? Не стесняйтесь, я позвоню коридорному…
– Вы знаете Багрецова? – задал он вопрос, тут же показавшийся ему самому донельзя глупым.
– О господи, разумеется. Живой экспонат из застекленной музейной витрины под табличкой: «Народная воля»…
– Вы к нему несправедливы. По-моему, очень приличный и добрый человек, полон сил и энергии…
– Уж это верно, – кивнула Надежда. – Настолько полон, что в прошлом году энергичнейше пытался за мной ухаживать, отнюдь не в тех смыслах, что мы связываем с учением Платона… Я не о том, Николай. Человек он, может, и милый; но что до меня, никогда не прощу ему, что после столь яркой юности превратился в законченного, вульгарнейшего обывателя.
– Ну, не всем же быть героями…
– Я понимаю. И все равно грустно… Присаживайтесь. Хотите что-нибудь выпить?
– Да нет, пожалуй, – мотнул он головой, опустившись в кресло. – Какое все-таки у вас дело ко мне?
Надежда уселась напротив, задумчиво глядя на него. Потом сказала:
– У вас, говорят, были неприятности с полицией…
– Ерунда, – сказал Сабинин. – Все благополучно обошлось. Просто меня угораздило оказаться неподалеку, когда наша милая Катенька…
– Я знаю, – сказала Надежда. – Наслышана уже, как же… Все газеты, все вечерние выпуски только об этом и кричат, правда, подробностей никто не знает толком, однако лишь «Loewenburger Spiegel» как-то ухитрилась довольно много разнюхать… – Сабинин надеялся сейчас, что лицо у него совершенно непроницаемое. – Бедная барышня, разумеется, из полиции уже отвезена прямиком в то медицинское заведение, где ей самое место, между нами говоря. Поразительно, до чего ваши социал-демократические ряды порой напоминают кунсткамеру. Такие экземпляры встречаются…
– Вот эта колкость – не ко мне, – сказал Сабинин. – Меня, пожалуй что, нельзя назвать правоверным и убежденным социал-демократом…
– Но вы же – с ними?
– А что прикажете делать? – пожал плечами Сабинин. – Если уж судьбе так было угодно. Они меня, можно сказать, приютили в трудный момент, без них, честное слово, пропал бы…
– Следовательно, считаете себя обязанным хранить им верность?
– Как же иначе?
– Однако какой вы… Шевалье без страха и упрека? – Она смотрела с неприкрытым лукавством. – А что у вас там, шевалье, вышло с казенными суммами?
– Да так, некоторые коллизии… – ответил он без особого смущения. – Неужели вас, члена столь боевой революционной партии, волнует финансовое благосостояние империи?
– Ни в малейшей степени, – заверила она с обаятельной улыбкой. – Вовсе даже наоборот… Итак, вы, как человек честный, рыцарски настроенный, храните верность социал-демократам…
«Вот оно! – пронеслось в голове у Сабинина. – Неужели начинается? Самый удобный момент, чтобы от этой вежливой, ничего не значащей реплики перекинуть мостик к другим революционным партиям, которые тоже не прочь украсить свои ряды проверенными лихими ребятами… Кудеяр, похоже, все рассчитал математически точно…»
Однако шло время, а молодая дама отнюдь не пыталась развивать затронутую тему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
– Очень мило, – сказал Сабинин без особой досады. – Так-таки все и говорят? Какая непосредственность… – И он, в свою очередь, нагнулся к собеседнику. – А вам не приходило в голову, милейший, что лезть с расспросами к господам анархистам – не самое безопасное занятие? Чреватое, мягко говоря, житейскими сложностями? – Он демонстративно сунул руку под пиджак и подержал ее там какое-то время. – А?
– Но послушайте, это даже и не по правилам! Есть же некие правила! – воскликнул репортер скорее обиженно, чем испуганно. – Журналистов трогать не положено, как нельзя стрелять на поле боя в санитаров и прочих некомбатантов… Вы думаете, что я впервые общаюсь с революционером, с анархистом, с русским? Обычно ваши коллеги, не важно – русские или из других стран, как раз весьма охотно общаются с прессой… Простите за цинизм, но неужели вам не нужна реклама? Весь прошлый опыт меня убеждает, что анархисты любят прессу…
«В этом он, пожалуй, прав, – подумал Сабинин. – Существует такая тенденция…»
– Ну, вообще-то… – сказал он уклончиво. – А что вы, собственно, от меня хотите?
– Я же говорил: детали сегодняшнего…
– Дорогой Карл, – проникновенно сказал Сабинин. – Сегодняшний случай принадлежит скорее к категории прискорбных недоразумений, ни к чему его излишне раздувать…
– Я и не собираюсь… раздувать. Всего лишь несколько живых подробностей, способных расцветить материал… Если я окажусь единственным, кому удастся написать с какими-то подробностями…
– То ваш редактор вам неплохо заплатит, – кивнул Сабинин. – Я немного разбираюсь в газетном деле. Вот только в чем тут та обоюдная выгода, о которой вы изволили упомянуть при начале нашего знакомства? Деньгами поделитесь? Вряд ли сумма настолько велика…
– Ну да, я понимаю. Слышал краем уха, что человек вы, как бы выразиться… не без некоторых средств. Так вас определяют официанты нескольких близлежащих заведений, а они в этом знают толк…
– Вы что же, справки обо мне собираете? – с ласковой угрозой спросил Сабинин. – Вынюхиваете?
– Помилуй боже! Просто провожу, так сказать, рекогносцировку на местности…
– Ладно, ладно, эк вы взвились… Так что там насчет обоюдной выгоды?
Репортер, сторожко оглядев пустой зальчик, еще более понизил голос:
– Я давно ищу человека со средствами, господин Трайков… но не кого попало. По ряду причин человек вроде вас меня как нельзя более устраивает: во-первых, вы, судя по всему, не бедны, в отличие от множества рядовых революционеров, а во-вторых, вряд ли поддерживаете отношения с нашей полицией… и какой бы то ни было полицией вообще.
– Вы мне предлагаете нечто, способное заинтересовать полицию? – усмехнулся Сабинин. – Вряд ли в моем положении это уместно.
– Нет, вы не поняли… – говорил репортер почти шепотом. – Вы имеете представление, сколько можно заработать на книге сенсационного характера, если издать ее большим тиражом? Могу вас заверить: прибыль такова, что от нее не отказались бы и люди покрупнее вас…
– Что же вы к ним-то не идете? – небрежно спросил Сабинин. – У вас определенно венское произношение, вы не оттуда ли родом?
– Да, именно…
– Тогда я, простите, в недоумении, – старательно заводил Сабинин собеседника, подталкивая его к откровенности. – В Вене, вообще в Австро-Венгрии, вы могли найти множество деловых людей, способных вложить деньги в издание, которое принесет большие барыши. К чему вам иностранец, да еще с репутацией анархиста? Ну, выкладывайте, я вас не тянул за язык, вы пришли ко мне сами…
Судя по лицу, молодой австриец решился:
– Господин Трайков, вся сложность в том, что в империи не годится даже упоминать вслух об этой рукописи. Мне в свое время пришлось покинуть Вену, забраться в глушь и довольно долго своим поведением убеждать иные учреждения в том, что ничего я не знаю и никакой рукописи нет… Иначе все могло кончиться скверно…
– Вот как? – удивился Сабинин. – Судя по вашему тону, речь идет о каких-то роковых тайнах, а? Что там у вас, какие-нибудь «Подлинные мемуары дворецкого в Шенбрунне»? «Откровения горничных супруги эрцгерцога Отто»?
– Майерлинг, господин Трайков, – тихо сказал репортер, глядя на него решительно. – Подлинная история Майерлинга… Как все было на самом деле…
Сабинин невольно задержал папиросу у рта.
Да, это была тайна … Восемнадцать лет назад в январе в охотничьем замке Майерлинг прозвучали револьверные выстрелы. Молодой наследник австрийского престола эрцгерцог Рудольф, одна из самых загадочных фигур Габсбургской династии, был найден мертвым в постели – по имеющей хождение официальной версии покончил с собой, застрелив предварительно свою юную подругу, венгерскую баронессу Марию Вечера. Однако все эти годы имели хождение и другие версии происшедшего, мало напоминавшие известную всем…
– Вот как? – стараясь держаться спокойно, сказал Сабинин. – Интересно, вы хорошо понимаете, что говорите и во что меня втягиваете?
– Не сомневайтесь, – с вымученной улыбкой ответил Вадецкий. – Прекрасно понимаю. А вот в ы понимаете, какой доход сможет принести изданная где-нибудь в Британии книга, доказывающая, что в Майерлинге было убийство ?
– И у вас есть подтверждения?
– Иначе я бы не заводил этого разговора.
Сабинин задумчиво пускал дым. Если сказать, что от его нежданного собеседника попахивало могилой, то это выйдет отнюдь не метафора. Заикнуться здесь, в Австро-Венгрии, о том, что в Майерлинге все же произошло убийство и тому есть некие доказательства, – пожалуй, еще более опасное предприятие, чем публично высказываться в Петербурге лет восемьдесят назад об обстоятельствах кончины государя Павла Первого в Михайловском замке…
– Интересно, как вы до сих пор ухитрились не попасть под поезд или утонуть в нетрезвом виде? – спросил он с усмешкой. – Если и впрямь располагаете некими доказательствами…
– Я успел вовремя остановиться, – сказал Вадецкий. – И не привлечь к себе чересчур пристального внимания… Ну что вы скажете?
«Это никак не может оказаться полицейской провокацией, – подумал Сабинин. – Невозможно представить себе полицейского чина любого ранга, решившегося бы использовать для провокации такое …»
– Хорошо, – сказал он решительно. – Вам повезло, милейший, вы нарвались на человека, наделенного должной авантюрностью… Меня это и в самом деле интересует.
– Но имейте в виду, я не намерен просто так выложить перед вами…
– Я понимаю, – кивнул Сабинин. – Мы впоследствии обговорим все и найдем некий устраивающий обоих компромисс. А пока, вы правы, мне в виде жеста доброй воли и в самом деле придется пойти на некоторые уступки… хотя и я – человек недоверчивый, излишней откровенности не дождетесь… Кстати, кто был убитый?
– Рихард Лепски. Хозяин крупной лавки колониальных товаров на Радецкого.
– Бедняга, – сказал Сабинин. – Он и в самом деле имел некоторое внешнее сходство с Дурново… Так вот. Эта милая девушка – дочь вице-губернатора одной из русских провинций. Говорите, что вы еще хотите знать, только имейте в виду: если вы меня в чем-то обманете, выйдете за пределы дозволенного, я вас попросту пристрелю.
Глава восьмая
Непристойный танец
Смешно сказать, но он, старательно прихорашиваясь перед небольшим овальным зеркалом в своем номере, испытывал легкое волнение, имевшее мало общего с тайнами подполья и неизвестными замыслами эсеров. Причина крылась исключительно в назначившей ему свидание даме. Он подсмеивался над собой – этакий влюбленный юнкер, право слово, – но волнение от этого вовсе не исчезло…
Решив наконец, что выглядит безукоризненно, надел котелок и вновь надолго встал перед зеркалом, добиваясь, чтобы головной убор сидел, как должно: без тени вульгарности или небрежности. Когда цель была достигнута, он встретился взглядом со своим отражением, смущенно пробормотал:
– Черт знает что такое… Подумаешь, амазонка…
В дверь деликатно постучали.
– Войдите! – незамедлительно откликнулся Сабинин, только что решивший все же оставить браунинг во внутреннем кармане.
Безукоризненный пан Винцентий, склонив лаковый пробор, сообщил с порога:
– Пана просят к телефону. Назваться не пожелали.
Порывисто прикрыв за собой дверь, Сабинин кинулся вниз, перепрыгивая через две ступеньки. Почему-то прежде всего пришло в голову, что телефонирует Надежда, – уж она-то несомненно знала здешний телефонный номер на память…
Пан Винцентий не вошел следом за ним в комнатушку, игравшую роль его служебного кабинета, – посвященный во многое, не страдал излишним любопытством, когда речь шла о его постояльцах. Что, между прочим, иногда облегчало задачи…
– Князь? – послышался в трубке незнакомый мужской голос. – Я вам телефонирую по поручению Макса.
Максом в таких вот случаях именовался господин Глоац.
– Да, что у вас? – негромко спросил Сабинин.
– Интересующая вас особа только что получила телеграмму из Будапешта.
– Вам удалось с ней ознакомиться?
– Обижаете, князь, – хихикнул собеседник. – Вы имеете дело с солидной фирмой… Содержание таково: «Я в Будапеште, еду миланским экспрессом, буду завтра. Джузеппе». От себя добавлю – миланский экспресс, по нашим сведениям, прибывает завтра в половине пятого пополудни. Это все пока, наблюдение неусыпно продолжается, как и просили…
Засим трубку повесили. Недоумевающе пожав плечами – нужно быть ясновидящим, чтобы с ходу строить вокруг этого какие-то догадки и версии, – Сабинин опустил трубку на рычаг, вышел из комнаты и, дружески кивнув пану Винцентию, направился к воротам.
– Герр Трайкофф!
«Только тебя мне сейчас не хватало, – подумал Сабинин, нетерпеливо остановившись рядом с Обердорфом. – Поболтать не с кем?!»
– Вы знаете, я чертовски спешу… – сказал он, переминаясь с ноги на ногу – неподалеку от ворот уже остановился загодя нанятый им фиакр.
– А вы на минутку задержитесь, герр Трайкофф… – таинственно зашептал старикашка, наклоняясь к его уху. – Вам же на пользу. Понимаете, какое дело… Часика два назад заявился какой-то типчик. Сунул мне крону, всего-то, и начал про вас все выспрашивать: откуда письма получаете, когда уходите, когда возвращаетесь, ходит ли к вам кто сюда… Будь это сыщик из полиции, я бы вам, понятное дело, говорить не стал, уж простите: я как-никак добрый подданный его величества, а вы, извините на глупом слове, все-таки иностранец с революционными замашками, так что в этаком случае доброму подданному полагается всецело содействовать… Вот только этот молодчик не то что не полицейский, а пожалуй что, и вовсе иностранец. По выговору видно. Даже и не прикину, кто может этаким вот образом немецкий коверкать. Вроде бы не русский, так мне сдается…
– И что вы ему сказали?
Старик хитро подмигнул:
– Ну, раз такое дело… Сказал, что ничего не видел, ничего не знаю и вообще за жильцами не шпионю, не мое это дело. Я так рассудил, что мы с вами находимся в долгих , если можно так выразиться, финансовых отношениях, а этот тип, неведомо откуда взявшийся и так же быстро сгинувший, мне, в общем, без надобности…
– Вы совершенно верно рассудили, старина, – сказал Сабинин, положив на морщинистую старческую ладонь тяжелую монету в пять крон, с неизменным профилем его величества. – Я и в дальнейшем полагаюсь на вашу сметливость. Боже вас упаси нарушать долг честного подданного, но вот что касается подозрительных иностранцев, тут вы глубоко правы… Как он выглядел?
Уже сидя в фиакре, он еще раз тщательно все обдумал. Судя по описанию Обердорфа, загадочный иностранец больше всего напоминал того белобрысого субъекта, что следил за Амазонкой на вокзале… стоп, а почему именно «следил»? Пока не внесена полная ясность, человек, идущий по пятам за другим человеком, в равной мере может оказаться как шпионом, так и тайной охраной, следует учитывать обе этих вероятности. Вообще, концентрация иностранцев на одну квадратную версту начинает интриговать: сначала белобрысый, чью национальность не смог с ходу определить видавший виды Обердорф, теперь еще и некий Джузеппе из Милана…
Когда он шагал по коридору отеля «Савой», сердце, что скрывать, колотилось чаще обычного. Шевельнулось даже совершенно мальчишеское желание повернуть назад, и он, внутренне посмеиваясь над собой, покрутил головой: хорош же черный гусар…
– Войдите! – ответил на его стук знакомый голос.
Он остановился на пороге.
– Боже ты мой, – насмешливо сказала Надежда. – Ухватки из арсенала провинциального трагика: застыли столбом, изобразили на честной, открытой физиономии полное обалдение… Вы не переигрываете, милый Николай?
– Извините, – сказал он, сделав пару шагов вперед. – Но вы и в самом деле чертовски восхитительны.
– Браво. Великолепный переход от полного смущения к конногвардейской вольности в комплиментах… Вы не в уланах ли служили, я запамятовала?
– В черных гусарах, – сказал Сабинин потерянно. – Простите…
Надежда разглядывала его с той самой наивной естественностью, что сводила с ума сильнее опытного кокетства. Она и в самом деле была ослепительна: в декольтированном сиреневом платье, даже на его мужской взгляд профана, дорогом и сшитом отнюдь не в провинции, с уложенными в безукоризненную прическу волосами, большим нежным ртом и загадочными глазами амазонки, вздумавшей вдруг притворяться хрупкой и нереальной тургеневской девицей. Брильянтовые капельки в ушах были определенно настоящими, как и камень в кулоне – ничего похожего на тот страз, которым Сабинин себя украсил в бытность болгарским князем.
– Милейший социал-демократ, вы во мне дыру пропалите, если и дальше так будете таращиться…
– Простите, – сказал Сабинин.
– Вам не заказать ли валериановых капель? Или героиновой настойки, которую ваш Багрецов считает панацеей от всех хворей? Не стесняйтесь, я позвоню коридорному…
– Вы знаете Багрецова? – задал он вопрос, тут же показавшийся ему самому донельзя глупым.
– О господи, разумеется. Живой экспонат из застекленной музейной витрины под табличкой: «Народная воля»…
– Вы к нему несправедливы. По-моему, очень приличный и добрый человек, полон сил и энергии…
– Уж это верно, – кивнула Надежда. – Настолько полон, что в прошлом году энергичнейше пытался за мной ухаживать, отнюдь не в тех смыслах, что мы связываем с учением Платона… Я не о том, Николай. Человек он, может, и милый; но что до меня, никогда не прощу ему, что после столь яркой юности превратился в законченного, вульгарнейшего обывателя.
– Ну, не всем же быть героями…
– Я понимаю. И все равно грустно… Присаживайтесь. Хотите что-нибудь выпить?
– Да нет, пожалуй, – мотнул он головой, опустившись в кресло. – Какое все-таки у вас дело ко мне?
Надежда уселась напротив, задумчиво глядя на него. Потом сказала:
– У вас, говорят, были неприятности с полицией…
– Ерунда, – сказал Сабинин. – Все благополучно обошлось. Просто меня угораздило оказаться неподалеку, когда наша милая Катенька…
– Я знаю, – сказала Надежда. – Наслышана уже, как же… Все газеты, все вечерние выпуски только об этом и кричат, правда, подробностей никто не знает толком, однако лишь «Loewenburger Spiegel» как-то ухитрилась довольно много разнюхать… – Сабинин надеялся сейчас, что лицо у него совершенно непроницаемое. – Бедная барышня, разумеется, из полиции уже отвезена прямиком в то медицинское заведение, где ей самое место, между нами говоря. Поразительно, до чего ваши социал-демократические ряды порой напоминают кунсткамеру. Такие экземпляры встречаются…
– Вот эта колкость – не ко мне, – сказал Сабинин. – Меня, пожалуй что, нельзя назвать правоверным и убежденным социал-демократом…
– Но вы же – с ними?
– А что прикажете делать? – пожал плечами Сабинин. – Если уж судьбе так было угодно. Они меня, можно сказать, приютили в трудный момент, без них, честное слово, пропал бы…
– Следовательно, считаете себя обязанным хранить им верность?
– Как же иначе?
– Однако какой вы… Шевалье без страха и упрека? – Она смотрела с неприкрытым лукавством. – А что у вас там, шевалье, вышло с казенными суммами?
– Да так, некоторые коллизии… – ответил он без особого смущения. – Неужели вас, члена столь боевой революционной партии, волнует финансовое благосостояние империи?
– Ни в малейшей степени, – заверила она с обаятельной улыбкой. – Вовсе даже наоборот… Итак, вы, как человек честный, рыцарски настроенный, храните верность социал-демократам…
«Вот оно! – пронеслось в голове у Сабинина. – Неужели начинается? Самый удобный момент, чтобы от этой вежливой, ничего не значащей реплики перекинуть мостик к другим революционным партиям, которые тоже не прочь украсить свои ряды проверенными лихими ребятами… Кудеяр, похоже, все рассчитал математически точно…»
Однако шло время, а молодая дама отнюдь не пыталась развивать затронутую тему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33