Ну да, портретик президента висит, президент от педофильского скандала отмотался, а пустое место, более светлое, чем остальные обои, как раз симметрично лику главы этой кукольной республики…
– Садитесь, господин Тулупов, – произнес он по-русски довольно чисто. – Я – полковник Тыннис, из контрразведки.
– А с какой стати?
– Простите? Ах да… – непринужденно улыбнулся полковник. – Для вас, я так понимаю, контрразведка – понятие совершенно даже непривычное и экзотическое? Вы обычно с другими службами общаетесь, правда, Анатолий Степанович?
– Что-то я не понял ваших намеков, – глянув исподлобья, сказал Костя. – Закурить дайте. У меня все отобрали.
– О, пожалуйста… А что, разве мои намеки недостаточно прозрачны?
– Гнилые у вас какие-то намеки, – сказал Костя, с удовольствием выпустив дым. Черт его знает, полковник он или нет, но уж, безусловно, не унтер, сигареты у него хорошие, сержант вон смолил какую-то местную дрянь с непроизносимым названием…
– Разве?
– Слушайте, объясните, в конце концов, что вы тут крутите, – сказал Костя сердито. – Арестовали посреди улицы на глазах у всего честного народа ни с того ни с сего, отобрали все, в камере держите, да еще намеки какие-то гнилые делаете… И вообще требую адвоката. Вы тут все твердите, что страна у вас чуть ли не самая цивилизованная в Европе, а произвол гоните почище, чем красные…
– Помилуйте, в чем вы видите произвол? – пожал плечами полковник с самым невозмутимым видом. – Вас попросту пригласили для беседы.
– А в подвале зачем держали?
– Приношу официальные извинения. – Полковник с видом глубокой удрученности развел руками. – Мне пришлось задержаться, а нижние чины, не проинструктированные должным образом, вместо комнаты ожидания сунули вас в камеру. Печальное недоразумение, согласен.
– А эти ваши намеки на какие-то службы? Я ни с какими службами не связан, я человек мирный…
– Помилуйте, кто же говорит, что вы… – Он явно не придумал, как закончить фразу, и потому сделал неопределенный жест обеими руками. – И чем же изволите заниматься, господин Тулупов?
– Менеджер, – сказал Костя. – Санкт-Петербург, акционерное общество «Якорь».
– Великолепно, – сказал полковник Тыннис, подумав. – Какое емкое и исчерпывающее слово – «менеджер», вроде бы ничего не объясняет и в то же время как бы должно объяснять все… Менеджер – и все тут. Интересно, в чем же заключаются ваши обязанности?
– А это – коммерческая тайна. Бизнес, понимаете ли.
– Понимаю, – сказал полковник с непроницаемым видом. – И у нас, стало быть, вы тоже решаете чисто деловые проблемы?
– А как же еще?
– Какие? Или это – снова секрет?
– Коммерческая тайна, – поправил Костя. – Это у вас, шпионов…
– Здесь, простите, контрразведка…
– А какая разница? Это у вас секреты, а у нас – коммерческая тайна. Если вам так интересно, позвоните в представительство Ичкерийской республики и спросите господина Скляра. Он – лицо компетентное и облеченное, так сказать. А я здесь на подхвате. Как простой менеджер.
– В представительство… – задумчиво повторил Тыннис.
– Вот именно. Или вы его представительством не считаете? Вы, часом, не сторонничек российского империализма?
– Ого! – поднял брови полковник. – Как вы ловко политику сюда приплетаете, господин Тулупов, любо-дорого послушать… Как вы мне шьете глухоту к священной борьбе чеченского народа…
– Ничего я вам не шью.
– Да? А похоже. Итак… Вы, стало быть, тоже имеете отношение к той самой священной борьбе?
– Да что вы ко мне прицепились? – в сердцах спросил Костя. – Я же вам говорю: я – простой менеджер. Босс здесь ведет дела с представительством, а мое дело – на подхвате…
– Говоря «босс», вы, конечно, подразумеваете господина Каюма Вахидова?
– А кого же еще?
– И какие же у вашего босса дела с представительством?
– Вот у него и спросите.
– Ах да, я и забыл, вновь всплывает коммерческая тайна… Святая вещь, конечно… А что вы скажете, господин Тулупов, если я сообщу, что у меня несколько… иные сведения о вашей персоне?
– То есть?
В том, что вы – Анатолий Степанович Тулупов, я, в общем, пока не сомневаюсь. Как и в том, что визу в нашу страну вы получили совершенно легально. – Он поднял со стола загранпаспорт и тут же небрежно положил назад. – Но есть на ваш счет, надо вам сказать, прелюбопытная информация… Очень похоже, что вы не менеджер, а, выражаясь казенным языком, член организованной преступной группировки по кличке, простите, Утюг… А?
– Чепуху какую-то мелете.
– Да? Вы полагаете? – Он заглянул в лежавшую перед ним бумагу. – Вы так полагаете, господин Утюг? Тут о вас написано немало интересного. Братва с Васильевского острова, «крыши», понимаете ли, контрабанда и прочие шалости, отчего-то преследуемые российскими законами, – впрочем, как и нашими, спешу уточнить, как и нашими… И спутник ваш, я имею в виду господина Попова, по тем же сведениям, носящий по ту сторону границы прозвище Облом, занимается столь же увлекательным и доходным, да вот беда, насквозь противозаконным делом, и насчет господина Вахидова у нас собрано немало интересного материала… Что скажете?
– Что глупости все это, – сказал Костя. – Клички, братва, да вдобавок контрабанду приплели… Мы – честные бизнесмены. А если кто-то у вас тут с российскими спецслужбами снюхался и…
– Ах, вот какова у вас будет линия защиты?
А чем плохо? – усмехнулся Костя. – Когда честных бизнесменов ни за что ни про что волокут в кутузку из-за их контактов с ичкерийским представительством – тут поневоле всякая гадость в голову лезет… Мы тут у вас что-нибудь нарушили?
– Да вроде нет…
– Тогда в чем заморочки?
– Ну хорошо, господин Тулупов, – сказал полковник. – Давайте будем откровенны. Священная борьба ичкерийского народа за свою независимость, честный бизнес – все это, конечно, прекрасно. Но вы, не забывайте, находитесь в независимом государстве. В одной из его спецслужб. Мы обязаны знать , что происходит на нашей территории, чем тут занимаются иностранцы. Вы согласны, что это вполне естественное желание?
– Ну, вообще-то…
– При чем здесь «вообще-то»? – жестко бросил полковник. – И при чем здесь «ну»? Знать – необходимо, – отчеканил он. – Священная там у вас борьба или не особенно… Не суть важно. Мы должны располагать информацией.
– А я здесь при чем?
– Дурочку не валяйте, – сказал с усмешечкой полковник. – С вашим-то богатым жизненным опытом…
– Что, стучать предлагаете?
– Бог ты мой, к чему употреблять столь пошлые и неуместные среди солидных людей термины? – деланно изумился полковник. – Речь идет всего-навсего о легком сотрудничестве. В итоге не столь уж и обременительном.
Информация, и не более того. Мы со своей стороны сумеем оказаться благодарными. Вряд ли у вас здесь нет проблем, которые с нашей помощью могли бы великолепно разрешиться…
– Э, нет, – ухмыльнулся Костя. – Не пойдет, герр оберст. Сегодня этаким вот образом разрешишь проблемы, а завтра из вашего независимого моря еще один неопознанный трупец выловят…
– Я могу гарантировать…
– Да бросьте. Не было среди Тулуповых стукачей и не будет. Зачем мне нарушать хорошую семейную традицию? Чтобы деды и прадеды в гробу перевернулись?
– Чего в данном случае больше – клановой верности или примитивного страха?
– Вопрос, конечно, философский…
– Я ведь могу и рассердиться, – пообещал полковник Тыннис, и в самом деле не лучившийся сейчас добротой как ко всему человечеству, так и к отдельным его представителям. – Мы можем связаться с вашими правоохранительными органами…
– Ага. И что вы мне предъявите? Детство какое-то, господин полковник. Напугали ежа голой попою…
Значит, ваших вы не боитесь, я так понимаю? – спросил полковник, старательно пытаясь держать себя в руках. – А как насчет наших ? Спецслужбы, знаете ли, мало напоминают институт благородных девиц. Представляете, у нас в штате вовсе нет уполномоченного по правам человека. Какое варварство, а? Милейший господин Тулупов, вы ведь можете попросту исчезнуть. Взять и исчезнуть. Собственно говоря, вы уже исчезли несколько часов назад. Смею вас заверить: люди, которые вас сюда… пригласили, умеют держать язык за зубами. Обойдется без всяких адвокатов, журналистов и запросов в парламенте. Мне отчего-то кажется, что ваше правительство, а особенно определенные государственные службы, не станут, как это говорится… рыть землю рогами. Какое им горе от того, что еще один русский браток где-то ухитрился сгинуть? Какая им печаль? Наоборот, одной заботой меньше. Никто не знает, что вы у нас, никто и не узнает…
– Вы полагаете? Ну, вы оптимист… – Костя преспокойно забрал из пачки полковника очередную сигарету и намеренно выпустил дым собеседнику в лицо, насколько удалось. – А вы уверены, что у меня нету подстраховки? В бизнесе , – подчеркнул он голосом последнее слово, – в серьезном бизнесе всякие меры предосторожности бывают…
– Блефуете?
– Милый, – проникновенно сказал Костя, – да мы в России такие университеты прошли, что видали твою контрразведку на известном предмете, который на банан ужасно похож…
– Не забывайтесь! – Полковник, такое впечатление, взвился в натуральной ярости, не наигранно. – Пока что вы у меня в руках…
Пора было кончать эту затянувшуюся бодягу. Неторопливо наклонившись через стол к полковнику, Костя сказал веско, с расстановкой:
– Как бы у тебя собственные яйца в руках не оказались… Слушай сюда, полковник. Мы сюда приехали не мелочь по карманам тырить. Мы тут делаем серьезные дела с серьезными людьми. И у нас , чтоб ты знал, так просто люди не пропадают. Не разработали меры предосторожности, тебя ждали, такого умного, а до тебя в песочнице играли… Знаешь, что будет потом? Непременно найдется твой же собственный генерал или министр, который тебя в этом же кабинете поставит раком и поимеет по полной программе. И пойдешь ты сортиры мыть – это при самом лучшем раскладе. А при худшем – кишки на забор намотают. И не дай бог, ежели ты человек семейный, с бабой и детушками, им тоже несладко придется. И не надо на меня сверкать глазками. Коли уж предложил такие игры, должен и свои карты знать… Короче. В стукачи я к тебе не пойду. Пришить ты мне ничего не можешь. Перед тем, как сюда ехать, мне ваши кодексы бегло изложили – у нас, сам понимаешь, имеются хорошие консультанты по разным вопросам… В общем, или предъяви мне протокол задержания с четкой мотивацией – да не забудь переводчика, чтобы перетолмачил мне его с вашего, – и начнем толковать исключительно в присутствии адвоката, как мне по вашей конституции и положено. Или пожмем друг другу грабки – и разбегаемся. Пугать вздумал, декадент… Ну?
Полковник смотрел на него ненавидяще, но порывы гнева сдерживал профессионально. «Нельзя было иначе, – подумал Костя, вместо очередной сигареты подгребая к себе всю пачку. – Даже если это не проверка по просьбе Джинна или Скляра. Даже если он был вполне искренен и их спецура в самом деле страстно желает присмотреть за шебутными иностранцами, как приличной спецуре и положено. Я иду по ковру, ты идешь, пока врешь, мы идем, пока врем… Другой линии поведения попросту нет. Риск, конечно, но если этот лощеный хмырь пашет на Джинна, и вовсе завалишь дело…»
– Рискуете… – процедил полковник, сверля его неприязненным взглядом.
– Такова се ля ви, – сказал Костя нормальным тоном, без особого вызова. – Поймите вы одно, герр оберст: мы уже битые-перебитые, и огонь, и воду прошли, не говоря уж о медных трубах. Других не берут в космонавты, как когда-то пелось… Так до чего мы с вами договорились?
Глава вторая
Борцы за свободу
Полковник Тыннис смотрел сквозь него с непонятным выражением. Глаза у него были прозрачные, холодные и словно бы даже мечтательные.
– А интересно было бы с вами поработать по полной программе, – сказал он задумчиво. – Как следует…
– А смысл? – спросил Костя почти миролюбиво. – Газеты шум вмиг подымут, кто-нибудь настырный станет выяснять, что вы делали до девяносто первого года… не с неба ж вы упали?
– Я не о том. Несгибаемых нет, знаете ли.
– Вот тут я с вами совершенно согласен…
Тихо отворилась дверь, и вошел подтянутый полицай во всем блеске нашивок и ремней, что-то стал говорить полковнику, пару раз при этом кивнув на Костю. Тот добросовестно вслушивался, но понять, конечно, ничего не смог.
Выслушав, полковник отослал верзилу барственным кивком, досадливо пожал плечами:
– Жаль, не получилось у нас задушев ной беседы. Там, внизу, целая делегация, поминают уголовный кодекс и конституцию, в точности как вы давеча, требуют освободить верного сподвижника героических борцов за свободу…
– Ну так и освобождайте, – сказал Костя.
Он готов был поклясться, что разукрашенный полицай появился в кабинете отнюдь не просто так, не по собственному побуждению, – аккурат секунды за три-четыре до его явления на сцене правая рука полковника, полускрытая столешницей, сделала едва заметное движение. Будто кнопку под столом нажимала. Вообще-то бездарный по замыслу и исполнению спектакль: уж настоящий питерский бандюк вел бы себя еще нахальнее с каким-то чухонским мусором, на что же полковник, собственно говоря, рассчитывал? Полковник снизошел до нормального человеческого тона, он даже встал:
– Господин Тулупов, приношу свои извинения по поводу этого неприятного инцидента. Недоразумение было вызвано недостаточно проверенной оперативной информацией, поступившей из ненадежного, как выяснилось, источника.
– Говоря по-простому, настучала на меня какая-то паскуда?
– Возможно, вы несколько вульгаризируете ситуацию, но в общем и целом… – Полковник казенно улыбнулся: – Еще раз приношу вам извинения, вы, разумеется, вправе подать жалобу в соответствии с существующими…
– Да ладно, перетопчемся, – махнул рукой Костя, непринужденно кладя себе в карман полковничьи сигареты – так, из мелкой вредности.
Полковник проводил свой табачок печальным взглядом, но ничего не сказал, сопутствуя до двери. Они спустились вниз, где тот же усатый хмырь в сержантском чине вывалил на стол все отобранное. Из принципа Костя так педантично осматривал свои немудреные вещички, заводя глаза к потолку и шевеля губами, словно прикидывая откровенно, чего же не хватает, что сержант не выдержал, поторопился заверить:
– У нас нишефо не пропадает.
– Ну, поверим, поверим… – задумчиво сказал Костя, особенно тщательно пряча в карман конвертик с орденом.
Сделал ручкой полковнику и браво направился к выходу, нарочно задев плечом спешившего куда-то полицая – и довольно чувствительно, так что тот охнул за спиной, прошипел:
– Са куррат… Руса шорта…
Остановившись и обернувшись, Костя произнес самым светским тоном:
– Ах, простите, кажется, я был несколько неуклюж…
Запаренно покосившись на него, полицай безнадежно махнул рукой и побежал дальше, а Костя, посвистывая, спустился по ступенькам.
Там его дожидался форменный комитет по встрече: белый БМВ Скляра, черный «ровер» Каюма. Скляр со своим бесстрастным вислоусым водителем (явно стремившимся подражать в этом плане Тарасу Бульбе), Каюм с Серегой и еще какая-то неизвестная, но весьма симпатичная блондиночка в тесных джинсиках и синей майке с огромными алыми буквами: «GEROICAS CHECENAS WOLIS!» (что, как нетрудно догадаться, означало «Свободу героической Чечне!»). На чеченку она походила примерно так же, как Костя – на дирижера симфонического оркестра. «Еще одна активистка, – вяло констатировал он, – боксерша по переписке, мать ее за ногу…»
Именно блондиночка резво вырвалась вперед, ухватила его за руку:
– Господин Тулупов, извините, бога ради, за этот печальный инцидент. Наша организация непременно разберется, что это – головотяпство или рука Москвы…
Гл аза у нее были красивенькие и глупенькие.
– Да ладно, – великодушно отмахнулся Костя. – Забыли уже. Извините, мы тут парой словечек перемолвимся…
Он взял Скляра повыше локтя и отвел в сторону. Тот спокойно шел – высокий такой мужик, поджарый, несуетливый, чем-то неуловимо похожий то ли на мало пьющего комбайнера, то ли на справного механика какой-нибудь автоколонны. Пролетарий от сохи, одним словом, по первому впечатлению – обстоятельный и мастеровитый работяга, мечта одиноких бабенок средних лет…
Если только не заглядывать в засекреченные досье, где рисуется несколько иной облик бывшего десантного капитана бывшей непобедимой и легендарной, после распада Союза очень уж быстро проникшегося «жовто-блакитными» идеями в их самом крайнем выражении, претворявшимися некогда в жизнь Бандерой и Коновальцем. И закрутилось. Бывший капитан отчего-то особенно прикипел душою к дудаевским орлам, а потому засвечивался то в Абхазии, то на нелегальной переброске стволов из третьих стран, в прошлую чеченскую кампанию был почти что в руках, но ухитрился выскользнуть.
1 2 3 4 5
– Садитесь, господин Тулупов, – произнес он по-русски довольно чисто. – Я – полковник Тыннис, из контрразведки.
– А с какой стати?
– Простите? Ах да… – непринужденно улыбнулся полковник. – Для вас, я так понимаю, контрразведка – понятие совершенно даже непривычное и экзотическое? Вы обычно с другими службами общаетесь, правда, Анатолий Степанович?
– Что-то я не понял ваших намеков, – глянув исподлобья, сказал Костя. – Закурить дайте. У меня все отобрали.
– О, пожалуйста… А что, разве мои намеки недостаточно прозрачны?
– Гнилые у вас какие-то намеки, – сказал Костя, с удовольствием выпустив дым. Черт его знает, полковник он или нет, но уж, безусловно, не унтер, сигареты у него хорошие, сержант вон смолил какую-то местную дрянь с непроизносимым названием…
– Разве?
– Слушайте, объясните, в конце концов, что вы тут крутите, – сказал Костя сердито. – Арестовали посреди улицы на глазах у всего честного народа ни с того ни с сего, отобрали все, в камере держите, да еще намеки какие-то гнилые делаете… И вообще требую адвоката. Вы тут все твердите, что страна у вас чуть ли не самая цивилизованная в Европе, а произвол гоните почище, чем красные…
– Помилуйте, в чем вы видите произвол? – пожал плечами полковник с самым невозмутимым видом. – Вас попросту пригласили для беседы.
– А в подвале зачем держали?
– Приношу официальные извинения. – Полковник с видом глубокой удрученности развел руками. – Мне пришлось задержаться, а нижние чины, не проинструктированные должным образом, вместо комнаты ожидания сунули вас в камеру. Печальное недоразумение, согласен.
– А эти ваши намеки на какие-то службы? Я ни с какими службами не связан, я человек мирный…
– Помилуйте, кто же говорит, что вы… – Он явно не придумал, как закончить фразу, и потому сделал неопределенный жест обеими руками. – И чем же изволите заниматься, господин Тулупов?
– Менеджер, – сказал Костя. – Санкт-Петербург, акционерное общество «Якорь».
– Великолепно, – сказал полковник Тыннис, подумав. – Какое емкое и исчерпывающее слово – «менеджер», вроде бы ничего не объясняет и в то же время как бы должно объяснять все… Менеджер – и все тут. Интересно, в чем же заключаются ваши обязанности?
– А это – коммерческая тайна. Бизнес, понимаете ли.
– Понимаю, – сказал полковник с непроницаемым видом. – И у нас, стало быть, вы тоже решаете чисто деловые проблемы?
– А как же еще?
– Какие? Или это – снова секрет?
– Коммерческая тайна, – поправил Костя. – Это у вас, шпионов…
– Здесь, простите, контрразведка…
– А какая разница? Это у вас секреты, а у нас – коммерческая тайна. Если вам так интересно, позвоните в представительство Ичкерийской республики и спросите господина Скляра. Он – лицо компетентное и облеченное, так сказать. А я здесь на подхвате. Как простой менеджер.
– В представительство… – задумчиво повторил Тыннис.
– Вот именно. Или вы его представительством не считаете? Вы, часом, не сторонничек российского империализма?
– Ого! – поднял брови полковник. – Как вы ловко политику сюда приплетаете, господин Тулупов, любо-дорого послушать… Как вы мне шьете глухоту к священной борьбе чеченского народа…
– Ничего я вам не шью.
– Да? А похоже. Итак… Вы, стало быть, тоже имеете отношение к той самой священной борьбе?
– Да что вы ко мне прицепились? – в сердцах спросил Костя. – Я же вам говорю: я – простой менеджер. Босс здесь ведет дела с представительством, а мое дело – на подхвате…
– Говоря «босс», вы, конечно, подразумеваете господина Каюма Вахидова?
– А кого же еще?
– И какие же у вашего босса дела с представительством?
– Вот у него и спросите.
– Ах да, я и забыл, вновь всплывает коммерческая тайна… Святая вещь, конечно… А что вы скажете, господин Тулупов, если я сообщу, что у меня несколько… иные сведения о вашей персоне?
– То есть?
В том, что вы – Анатолий Степанович Тулупов, я, в общем, пока не сомневаюсь. Как и в том, что визу в нашу страну вы получили совершенно легально. – Он поднял со стола загранпаспорт и тут же небрежно положил назад. – Но есть на ваш счет, надо вам сказать, прелюбопытная информация… Очень похоже, что вы не менеджер, а, выражаясь казенным языком, член организованной преступной группировки по кличке, простите, Утюг… А?
– Чепуху какую-то мелете.
– Да? Вы полагаете? – Он заглянул в лежавшую перед ним бумагу. – Вы так полагаете, господин Утюг? Тут о вас написано немало интересного. Братва с Васильевского острова, «крыши», понимаете ли, контрабанда и прочие шалости, отчего-то преследуемые российскими законами, – впрочем, как и нашими, спешу уточнить, как и нашими… И спутник ваш, я имею в виду господина Попова, по тем же сведениям, носящий по ту сторону границы прозвище Облом, занимается столь же увлекательным и доходным, да вот беда, насквозь противозаконным делом, и насчет господина Вахидова у нас собрано немало интересного материала… Что скажете?
– Что глупости все это, – сказал Костя. – Клички, братва, да вдобавок контрабанду приплели… Мы – честные бизнесмены. А если кто-то у вас тут с российскими спецслужбами снюхался и…
– Ах, вот какова у вас будет линия защиты?
А чем плохо? – усмехнулся Костя. – Когда честных бизнесменов ни за что ни про что волокут в кутузку из-за их контактов с ичкерийским представительством – тут поневоле всякая гадость в голову лезет… Мы тут у вас что-нибудь нарушили?
– Да вроде нет…
– Тогда в чем заморочки?
– Ну хорошо, господин Тулупов, – сказал полковник. – Давайте будем откровенны. Священная борьба ичкерийского народа за свою независимость, честный бизнес – все это, конечно, прекрасно. Но вы, не забывайте, находитесь в независимом государстве. В одной из его спецслужб. Мы обязаны знать , что происходит на нашей территории, чем тут занимаются иностранцы. Вы согласны, что это вполне естественное желание?
– Ну, вообще-то…
– При чем здесь «вообще-то»? – жестко бросил полковник. – И при чем здесь «ну»? Знать – необходимо, – отчеканил он. – Священная там у вас борьба или не особенно… Не суть важно. Мы должны располагать информацией.
– А я здесь при чем?
– Дурочку не валяйте, – сказал с усмешечкой полковник. – С вашим-то богатым жизненным опытом…
– Что, стучать предлагаете?
– Бог ты мой, к чему употреблять столь пошлые и неуместные среди солидных людей термины? – деланно изумился полковник. – Речь идет всего-навсего о легком сотрудничестве. В итоге не столь уж и обременительном.
Информация, и не более того. Мы со своей стороны сумеем оказаться благодарными. Вряд ли у вас здесь нет проблем, которые с нашей помощью могли бы великолепно разрешиться…
– Э, нет, – ухмыльнулся Костя. – Не пойдет, герр оберст. Сегодня этаким вот образом разрешишь проблемы, а завтра из вашего независимого моря еще один неопознанный трупец выловят…
– Я могу гарантировать…
– Да бросьте. Не было среди Тулуповых стукачей и не будет. Зачем мне нарушать хорошую семейную традицию? Чтобы деды и прадеды в гробу перевернулись?
– Чего в данном случае больше – клановой верности или примитивного страха?
– Вопрос, конечно, философский…
– Я ведь могу и рассердиться, – пообещал полковник Тыннис, и в самом деле не лучившийся сейчас добротой как ко всему человечеству, так и к отдельным его представителям. – Мы можем связаться с вашими правоохранительными органами…
– Ага. И что вы мне предъявите? Детство какое-то, господин полковник. Напугали ежа голой попою…
Значит, ваших вы не боитесь, я так понимаю? – спросил полковник, старательно пытаясь держать себя в руках. – А как насчет наших ? Спецслужбы, знаете ли, мало напоминают институт благородных девиц. Представляете, у нас в штате вовсе нет уполномоченного по правам человека. Какое варварство, а? Милейший господин Тулупов, вы ведь можете попросту исчезнуть. Взять и исчезнуть. Собственно говоря, вы уже исчезли несколько часов назад. Смею вас заверить: люди, которые вас сюда… пригласили, умеют держать язык за зубами. Обойдется без всяких адвокатов, журналистов и запросов в парламенте. Мне отчего-то кажется, что ваше правительство, а особенно определенные государственные службы, не станут, как это говорится… рыть землю рогами. Какое им горе от того, что еще один русский браток где-то ухитрился сгинуть? Какая им печаль? Наоборот, одной заботой меньше. Никто не знает, что вы у нас, никто и не узнает…
– Вы полагаете? Ну, вы оптимист… – Костя преспокойно забрал из пачки полковника очередную сигарету и намеренно выпустил дым собеседнику в лицо, насколько удалось. – А вы уверены, что у меня нету подстраховки? В бизнесе , – подчеркнул он голосом последнее слово, – в серьезном бизнесе всякие меры предосторожности бывают…
– Блефуете?
– Милый, – проникновенно сказал Костя, – да мы в России такие университеты прошли, что видали твою контрразведку на известном предмете, который на банан ужасно похож…
– Не забывайтесь! – Полковник, такое впечатление, взвился в натуральной ярости, не наигранно. – Пока что вы у меня в руках…
Пора было кончать эту затянувшуюся бодягу. Неторопливо наклонившись через стол к полковнику, Костя сказал веско, с расстановкой:
– Как бы у тебя собственные яйца в руках не оказались… Слушай сюда, полковник. Мы сюда приехали не мелочь по карманам тырить. Мы тут делаем серьезные дела с серьезными людьми. И у нас , чтоб ты знал, так просто люди не пропадают. Не разработали меры предосторожности, тебя ждали, такого умного, а до тебя в песочнице играли… Знаешь, что будет потом? Непременно найдется твой же собственный генерал или министр, который тебя в этом же кабинете поставит раком и поимеет по полной программе. И пойдешь ты сортиры мыть – это при самом лучшем раскладе. А при худшем – кишки на забор намотают. И не дай бог, ежели ты человек семейный, с бабой и детушками, им тоже несладко придется. И не надо на меня сверкать глазками. Коли уж предложил такие игры, должен и свои карты знать… Короче. В стукачи я к тебе не пойду. Пришить ты мне ничего не можешь. Перед тем, как сюда ехать, мне ваши кодексы бегло изложили – у нас, сам понимаешь, имеются хорошие консультанты по разным вопросам… В общем, или предъяви мне протокол задержания с четкой мотивацией – да не забудь переводчика, чтобы перетолмачил мне его с вашего, – и начнем толковать исключительно в присутствии адвоката, как мне по вашей конституции и положено. Или пожмем друг другу грабки – и разбегаемся. Пугать вздумал, декадент… Ну?
Полковник смотрел на него ненавидяще, но порывы гнева сдерживал профессионально. «Нельзя было иначе, – подумал Костя, вместо очередной сигареты подгребая к себе всю пачку. – Даже если это не проверка по просьбе Джинна или Скляра. Даже если он был вполне искренен и их спецура в самом деле страстно желает присмотреть за шебутными иностранцами, как приличной спецуре и положено. Я иду по ковру, ты идешь, пока врешь, мы идем, пока врем… Другой линии поведения попросту нет. Риск, конечно, но если этот лощеный хмырь пашет на Джинна, и вовсе завалишь дело…»
– Рискуете… – процедил полковник, сверля его неприязненным взглядом.
– Такова се ля ви, – сказал Костя нормальным тоном, без особого вызова. – Поймите вы одно, герр оберст: мы уже битые-перебитые, и огонь, и воду прошли, не говоря уж о медных трубах. Других не берут в космонавты, как когда-то пелось… Так до чего мы с вами договорились?
Глава вторая
Борцы за свободу
Полковник Тыннис смотрел сквозь него с непонятным выражением. Глаза у него были прозрачные, холодные и словно бы даже мечтательные.
– А интересно было бы с вами поработать по полной программе, – сказал он задумчиво. – Как следует…
– А смысл? – спросил Костя почти миролюбиво. – Газеты шум вмиг подымут, кто-нибудь настырный станет выяснять, что вы делали до девяносто первого года… не с неба ж вы упали?
– Я не о том. Несгибаемых нет, знаете ли.
– Вот тут я с вами совершенно согласен…
Тихо отворилась дверь, и вошел подтянутый полицай во всем блеске нашивок и ремней, что-то стал говорить полковнику, пару раз при этом кивнув на Костю. Тот добросовестно вслушивался, но понять, конечно, ничего не смог.
Выслушав, полковник отослал верзилу барственным кивком, досадливо пожал плечами:
– Жаль, не получилось у нас задушев ной беседы. Там, внизу, целая делегация, поминают уголовный кодекс и конституцию, в точности как вы давеча, требуют освободить верного сподвижника героических борцов за свободу…
– Ну так и освобождайте, – сказал Костя.
Он готов был поклясться, что разукрашенный полицай появился в кабинете отнюдь не просто так, не по собственному побуждению, – аккурат секунды за три-четыре до его явления на сцене правая рука полковника, полускрытая столешницей, сделала едва заметное движение. Будто кнопку под столом нажимала. Вообще-то бездарный по замыслу и исполнению спектакль: уж настоящий питерский бандюк вел бы себя еще нахальнее с каким-то чухонским мусором, на что же полковник, собственно говоря, рассчитывал? Полковник снизошел до нормального человеческого тона, он даже встал:
– Господин Тулупов, приношу свои извинения по поводу этого неприятного инцидента. Недоразумение было вызвано недостаточно проверенной оперативной информацией, поступившей из ненадежного, как выяснилось, источника.
– Говоря по-простому, настучала на меня какая-то паскуда?
– Возможно, вы несколько вульгаризируете ситуацию, но в общем и целом… – Полковник казенно улыбнулся: – Еще раз приношу вам извинения, вы, разумеется, вправе подать жалобу в соответствии с существующими…
– Да ладно, перетопчемся, – махнул рукой Костя, непринужденно кладя себе в карман полковничьи сигареты – так, из мелкой вредности.
Полковник проводил свой табачок печальным взглядом, но ничего не сказал, сопутствуя до двери. Они спустились вниз, где тот же усатый хмырь в сержантском чине вывалил на стол все отобранное. Из принципа Костя так педантично осматривал свои немудреные вещички, заводя глаза к потолку и шевеля губами, словно прикидывая откровенно, чего же не хватает, что сержант не выдержал, поторопился заверить:
– У нас нишефо не пропадает.
– Ну, поверим, поверим… – задумчиво сказал Костя, особенно тщательно пряча в карман конвертик с орденом.
Сделал ручкой полковнику и браво направился к выходу, нарочно задев плечом спешившего куда-то полицая – и довольно чувствительно, так что тот охнул за спиной, прошипел:
– Са куррат… Руса шорта…
Остановившись и обернувшись, Костя произнес самым светским тоном:
– Ах, простите, кажется, я был несколько неуклюж…
Запаренно покосившись на него, полицай безнадежно махнул рукой и побежал дальше, а Костя, посвистывая, спустился по ступенькам.
Там его дожидался форменный комитет по встрече: белый БМВ Скляра, черный «ровер» Каюма. Скляр со своим бесстрастным вислоусым водителем (явно стремившимся подражать в этом плане Тарасу Бульбе), Каюм с Серегой и еще какая-то неизвестная, но весьма симпатичная блондиночка в тесных джинсиках и синей майке с огромными алыми буквами: «GEROICAS CHECENAS WOLIS!» (что, как нетрудно догадаться, означало «Свободу героической Чечне!»). На чеченку она походила примерно так же, как Костя – на дирижера симфонического оркестра. «Еще одна активистка, – вяло констатировал он, – боксерша по переписке, мать ее за ногу…»
Именно блондиночка резво вырвалась вперед, ухватила его за руку:
– Господин Тулупов, извините, бога ради, за этот печальный инцидент. Наша организация непременно разберется, что это – головотяпство или рука Москвы…
Гл аза у нее были красивенькие и глупенькие.
– Да ладно, – великодушно отмахнулся Костя. – Забыли уже. Извините, мы тут парой словечек перемолвимся…
Он взял Скляра повыше локтя и отвел в сторону. Тот спокойно шел – высокий такой мужик, поджарый, несуетливый, чем-то неуловимо похожий то ли на мало пьющего комбайнера, то ли на справного механика какой-нибудь автоколонны. Пролетарий от сохи, одним словом, по первому впечатлению – обстоятельный и мастеровитый работяга, мечта одиноких бабенок средних лет…
Если только не заглядывать в засекреченные досье, где рисуется несколько иной облик бывшего десантного капитана бывшей непобедимой и легендарной, после распада Союза очень уж быстро проникшегося «жовто-блакитными» идеями в их самом крайнем выражении, претворявшимися некогда в жизнь Бандерой и Коновальцем. И закрутилось. Бывший капитан отчего-то особенно прикипел душою к дудаевским орлам, а потому засвечивался то в Абхазии, то на нелегальной переброске стволов из третьих стран, в прошлую чеченскую кампанию был почти что в руках, но ухитрился выскользнуть.
1 2 3 4 5