— В этих краях его нет, мистер Шэнноу. Зачем вы его ищете?— Мне очень много раз задавали этот вопрос, — улыбнулся Шэнноу, — но у меня нет на него ответа. Необоримое стремление, безумие, если хотите. Когда Земля опрокинулась, и океаны хлынули на сушу, возник хаос. Наша история потеряна для нас, и мы не знаем, откуда мы пришли и куда идем. В Иерусалиме меня ждут ответы, и там моя душа успокоится.— Странствовать очень опасно, мистер Шэнноу. И особенно в диких землях за Ривердейлом.— Эти земли вовсе не дикие, госпожа. Во всяком случае, если их знать. Дики люди, и они превращают в дикие земли любой край, где обитают. Но я человек известный, и меня редко тревожат.— Вы известны как зачинатель войн?— Я известен как человек, с которым зачинателям войн лучше не встречаться.— Вы играете словами.— Нет, я человек, который любит мир и ищет мира.— Мой муж был миролюбивым человеком.— Был?Донна открыла дверцу печки и подбросила поленьев. Некоторое время она смотрела на пламя, и Шэнноу не решался прервать молчание. Наконец, она посмотрела на него.— Моего мужа нет больше. Его убили.— Разбойники?— Нет, комитетчики. Они…— Нет! — пронзительно крикнул Эрик, стоя в дверях спальни в белой холщовой ночной рубашке. — Неправда! Он жив! Он скоро вернется домой… Я знаю, он скоро вернется домой!Донна Тейбард кинулась к сыну, прижала к груди его залитое слезами лицо. Потом увела в спальню, и Шэнноу остался один. Он медленно направился в ночной мрак. В небе не было видно звезд, но в разрыве туч плыла луна. Шэнноу почесал в затылке и почувствовал под пальцами пыль и песчинки. Он снял шерстяную рубашку, потом нижнюю и вымыл голову в бочке с чистой дождевой водой, ногтями соскребая грязь с кожи.Донна вышла на крыльцо и постояла, наблюдая за ним. Его плечи казались непропорционально широкими из‑за тонкой талии и узких бедер.Она молча спустилась к ручью у подножья холма. Там она разделась, выкупалась в лунной дорожке, натирая кожу листьями лимонной мяты.Когда она вернулась, Йон Шэнноу, надев пояс с пистолетами, спал в кресле. Она бесшумно прошла мимо него в спальню и заперла дверь. Когда ключ скрипнул в замке, Шэнноу открыл глаза и улыбнулся.«Что завтра, Шэнноу?» — спросил он себя.Как — что?Иерусалим.Шэнноу проснулся с зарей и сидел, вслушиваясь в звуки утра. Ему захотелось пить, и он прошел в комнату с насосом налить в кружку воды. За дверью висело овальное зеркало в рамке из золотистой сосны, и он остановился, разглядывая свое отражение. Глубоко посаженные синие глаза, треугольное лицо с квадратным подбородком. Как он и опасался, в его волосах проглядывала седина, хотя борода оставалась темной, если не считать серебряного пятна под нижней губой.Он допил воду и вышел на крыльцо к своим сумкам. Отыскав бритву, он несколько минут натачивал ее на ремне, потом вернулся к зеркалу и сбрил бороду. Донна Тейбард застала его еще там и с легкой улыбкой наблюдала, как он пытается обкорнать длинные волосы.— Идите на крыльцо, мистер Шэнноу и сядьте там. Сегодня я жду в гости друзей, и, по‑моему, надо бы придать вам пристойный вид.С помощью длинных ножниц и костяного гребня она умело справлялась со спутанной гривой, похваливая его за то, что в волосах у него не водятся вши.— Я езжу быстро, так что им за мной не угнаться, и купаюсь при всяком удобном случае.— Ну вот! Вы довольны? Или подстричь еще покороче? — спросила она, отступая на шаг, чтобы полюбоваться своей работой. Он провел рукой по волосам и ухмыльнулся — совсем как мальчишка, подумала она.— В самый раз, фрей Тейбард… Донна. Спасибо! Вы сказали, что ждете друзей?— Да. Соседи соберутся отпраздновать жатву. Это было решено до того, как Томас… исчез. Но я попросила их все равно приехать. Надеялась, что они помогут мне с Комитетом. Только навряд ли… У всех свои трудности. Может быть, останетесь? Будет мясо, жаренное на углях, и я испекла пироги.— Благодарю вас. С удовольствием.— Только, мистер Шэнноу, не надевайте пистолеты. Наша община все‑таки мирная.— Как вам угодно. Эрик еще спит?— Нет, он на Длинной поляне собирает хворост для костра. А потом ему еще надо подоить коров.— А волки и львы вас не тревожат?— Нет. Комитетчики зимой застрелили последнего льва, а волки ушли в горы. Зимой они иногда рыщут тут, но опасность от них невелика.— Жизнь здесь кажется… упорядоченной, — сказал он, вставая и стряхивая клочья волос с рубашки.— Она такой и была… то есть пока мой отец был Пресвитером. А теперь вот Флетчер… Мы пресвитером его не называем, и я знаю, ему это не по вкусу.— Вчера вечером вы сказали, что ваш муж убит. Это опасение или так оно и есть?Она стояла в дверях, держась рукой за косяк.— У меня есть дар, мистер Шэнноу, видеть то, что происходит вдали. Он был у меня в детстве, и я его не потеряла. Пока мы разговариваем, я вижу Эрика на поляне. Он перестал собирать хворост и влез на высокую сосну — воображает себя великим охотником. Да, мистер Шэнноу, мой муж убит. Его убил Флетчер, с ним было еще трое: верзила Барт, а имена двух других я не знаю. Тело Томаса они наспех закопали в овраге.— Флетчер возжелал вашу землю?— И меня. А он из тех, кто добивается того, чего хочет.— Может, он подойдет вам?Ее глаза сверкнули.— Вы думаете я допущу, чтобы убийца моего мужа завладел мной?Шэнноу пожал плечами.— Мир жесток, Донна. Я видел селения, где женщинам не разрешено соединяться узами с одним мужчиной, где они — собственность общины. А в других местах вполне в обычае, чтобы мужчины убивали, добиваясь своего. То, что человек может забрать и удержать, принадлежит ему.— Не в Ривердейле, сэр. Пока еще нет.— Удачи вам, Донна. Надеюсь, вы найдете мужчину, который будет готов защитить вас от этого Флетчера. Если же нет, надеюсь, что он, как я уже говорил, подойдет вам.Она молча вернулась в дом.Через некоторое время из леса вышел Эрик, волоча тележку, нагруженную хворостом. Худенький мальчуган с волосами настолько светлыми, что они казались белыми. Серьезное лицо, Глаза печальные и затаившие недетское знание.Он прошел мимо Шэнноу, не сказав ни слова, и тот неторопливо направился к загону. Серо‑стальной мерин зарысил ему навстречу и потерся мордой о его ладонь. В загоне хватало травы, но Шэнноу предпочел бы накормить его зерном. Мерин мог без особых усилий мчаться во весь опор мили и мили, но когда получал зерно, вообще не знал устали. Пять лет назад Шэнноу выиграл в трех скачках две тысячи обменных монет, но теперь мерин был уже слишком стар для таких подвигов. Шэнноу вернулся к седельным сумкам на крыльце и достал клеенчатый патронташ.Вытащив пистолет из левой кобуры, он постукиванием высвободил барабан и осторожно положил на крыльцо рядом с собой. Потом масляной тряпицей протер ствол изнутри и очистил от пыли спусковой механизм. Пистолет был длиной в девять дюймов и весил несколько фунтов, но Шэнноу уже давно перестал замечать его вес. Он проверил, не запылился ли барабан, вставил его на место, отжав защелку, и вернул пистолет в кобуру. Пистолет для правой руки был на два дюйма короче, в медной оправе, с рукояткой из полированной слоновой кости, тогда как у левого она была из темной яблоневой древесины. Несмотря на более короткий ствол, этот пистолет бил точно, тогда как первый давал отдачу влево и был надежным только при выстреле с близкого расстояния. Шэнноу принялся любовно его чистить и, подняв глаза, увидел, что рядом стоит Эрик и пожирает глазами пистолет.— Пульнете из него? — спросил мальчик.— Так ведь тут не во что стрелять, — сказал Шэнноу.— А он громко стреляет?— Да, и дым воняет, как сам Дьявол. А ты ни разу не слышал выстрелов?— Один раз, когда Пресвитер застрелил льва. Но мне тогда было всего пять. У мистера Флетчера есть пистолет, а у некоторых комитетчиков — длинные ружья. Они теперь сильнее любого зачинателя войн.— Мистер Флетчер тебе нравится, Эрик?— Он всегда со мной по‑хорошему. И он ведь самый главный. Он теперь Пресвитер.— Тогда почему твоя мать боится его? Боится Комитета?— Так она ведь женщина! — объяснил Эрик. — У мистера Флетчера с моим отцом вышел спор, и мистер Флетчер сказал, что плотник должен жить в Ривердейле, где все время есть нужда в его ремесле. И так проголосовал Комитет. Мистер Флетчер согласился купить нашу ферму, но отец ответил: «Нет!» Не знаю почему. Жить в Ривердейле, где все живут, было бы так хорошо! И мистеру Флетчеру нравится моя мама, и даже очень. Он сам мне так сказал и сказал, что она чудесная женщина. Он мне нравится.— А твоему отцу он нравился… нравится?— Отцу никто не нравится. Только я, да и то иногда, если хорошо сделаю все, что мне поручено, или ничего не уроню, когда помогаю ему.— В Ривердейле он единственный плотник?— Раньше был, а теперь у мистера Флетчера работает человек, который говорит, будто он плотник. Отец над ним смеется. Говорит, он думает, будто для врубки сковороднем требуется сковородка!Шэнноу улыбнулся. Мальчик, когда смеялся, казался совсем еще ребенком.— А вы зачинатель войн, мистер Шэнноу?— Нет, Эрик. Как я сказал твоей матери, я ищу мира.— Тогда зачем вам пистолеты?— Я езжу по диким землям, Эрик. Там они необходимы.Из‑за гребня холма появились две повозки.— Это Янус с семьей и Макгрейвены, — сказал Эрик.Шэнноу убрал пистолеты в кобуры, вошел в дом и повесил пояс на дверной колышек.— Ваши гости начинают съезжаться, — сказал он Донне. В доме стоял теплый запах свежевыпеченного хлеба и пирогов. — Я могу чем‑нибудь подсобить?— Помогите Эрику разложить костры.Все утро подъезжали повозки, и на пастбище их выстроилось рядами больше двадцати. На трех кострах поджаривалось мясо, вокруг толпилось больше пятидесяти человек, и Шэнноу стало не по себе. Он зашел в сарай, чтобы хоть немного побыть в одиночестве — и увидел в темном углу какую‑то парочку. Они нежно держались за руки.— Простите, что потревожил вас, — сказал он, поворачиваясь, чтобы уйти.— Ничего! — отозвался юноша. — Меня зовут Янус. Стефан Янус. Это Сьюзен Макгрейвен.Шэнноу пожал им руки и вышел.Он остановился возле загона и серо‑стальной мерин подбежал к нему. Шэнноу потрепал его по шее.— Пора нам в путь, — сказал он.— Сьюзен, где ты? — позвал женский голос.— Я здесь, — ответила девушка, выбегая из сарая, а юноша подошел к Шэнноу. Высокий, белокурый, с серьезными глазами на умном лице.— Вы думаете остаться в Ривердейле?— Нет. Я путешественник.— Путешественник, которому неприятно многолюдье? — заметил Янус.— Тем не менее.— Люди будут казаться не такими враждебными, когда вы узнаете их поближе. Идемте, я познакомлю вас с теми, кто вам понравится.Он повел Шэнноу к гостям. Рукопожатия, рукопожатия, имена, имена, имена… Шэнноу не запомнил и десятой части, но Стефан был прав: ему стало много легче на душе.— А чем вы занимаетесь, мистер Шэнноу? — последовал неизбежный вопрос. На этот раз его задал дюжий фермер по фамилии Ивенсон.— Мистер Шэнноу ищет город, — сказала Донна Тейбард, подходя к ним. — Он историк.— А‑а! — отозвался Ивенсон, теряя к нему всякий интерес. — А как ты, Донна? Томас не вернулся?— Нет. Анна с вами?— Да нет, осталась у Эша Берри: его жена приболела.Шэнноу ускользнул, оставив их разговаривать. Возле загона играли дети, и он сел на крыльце, глядя на них. Тут все были не такими, как люди на юге. Румяные, здоровые лица, взрывы смеха.Всюду, где рыскали разбойники, чувствовалась постоянная напряженность. Такие опасливые, настороженные взгляды! Среди ривердейлцев Шэнноу чувствовал себя чужаком.Под вечер с холма спустилась группа всадников. Шестеро. Они поехали прямо к дому. Шэнноу зашел в большую комнату и следил за ними из окна. Донна Тейбард увидела их одновременно с ним и неторопливо направилась навстречу в сопровождении десятка своих гостей.Всадники натянули поводья, и высокий мужчина в белой шерстяной рубахе спрыгнул с седла. Лет тридцати на вид, черные волосы коротко подстрижены, смуглое красивое лицо.— Добрый день, Донна.— И вам, мистер Флетчер.— Рад видеть, как вы празднуете. А от Томаса есть вести?— Нет. Я собираюсь поехать в овраг, где вы его закопали. Насыпать над ним могильный холмик.Он багрово покраснел.— О чем ты говоришь? Не понимаю!— Уезжайте, Саул. Я не хочу видеть вас здесь. В нависшей тишине гости столпились вокруг всадников.Флетчер облизнул губы.— Донна, жить в такой близости от диких земель больше небезопасно. Всего в восьми милях к югу был замечен Даниил Кейд. Ты должна переехать в Ривердейл.— Это мой дом, — сказала она. — И я останусь здесь.— Извини, но я обязан настаивать. Так проголосовал Комитет. Ты получишь щедрую плату за твой дом, и для тебя с Эриком уже приготовлено удобное жилище. Не чини лишних затруднений. Твои друзья здесь обещали помочь с перевозкой твоей мебели и вещей.Донна обвела взглядом стоящих рядом гостей. Ивенсон отвел глаза, и многие другие уставились в землю. Только Стефан Янус вышел вперед.— Почему она должна переехать, если не хочет? — спросил он.Саул Флетчер словно не услышал его и шагнул к Донне.— Одумайся, Донна! Комитет имеет право выносить законы для защиты общины. Ты должна переехать и переедешь! Сейчас же! — Он обернулся к могучему детине на высоком черном мерине. — Барт, помоги Донне с ее пожитками.Детина собрался спешиться, и тут из темной двери вышел Йон Шэнноу. Остановившись на крыльце, он оглядел толпу. Барт опустился в седло, и все глаза обратились на Шэнноу — на пояс с пистолетами, который он снова надел. Он, в свою очередь, оглядывал всадников. Всю жизнь он сталкивался с такими людьми — ловцами удачи, разбойниками, зачинателями войн. Все они несли эту печать жестокости, бездушного гонора.— Если фрей Тейбард желает остаться здесь, — сказал Шэнноу, — то больше не о чем говорить.— А вы кто такой, сэр? — спросил Флетчер, не спуская глаз с пистолетов Шэнноу.Шэнноу, игнорируя его, обернулся, к всадникам. Двух он узнал:— Как поживаешь, Майлс? — окликнул он одного. — А ты, Поп? Что‑то далековато вы забрались от Ольона.Оба замерли в седлах, храня молчание.— Я спросил, кто ты такой? — крикнул Флетчер, положив ладонь на ореховую рукоятку двуствольного коричневого пистолета, висевшего у него на поясе.— Это Иерусалимец, — буркнул Майлс, и Флетчер окаменел.— Я слышал про вас, сэр. Вы убийца и зачинатель войн. В Ривердейле мы не потерпим такого, как вы.— Да? — мягко сказал Шэнноу. — Как я понял, вы убийства не чураетесь, а Майлс и Поп всего год назад ездили с Кейдом.— Ложь!— Как вам угодно, мистер Флетчер. У меня нет ни времени, ни желания пререкаться с вами. Можете уехать, но немедленно!— Скажи только слово, Саул! — рявкнул Барк. — Я его пообкорнаю!— Да, — согласился Шэнноу. — Прошу вас, мистер Флетчер, скажите слово.— Не надо! Бога ради! — завопил Майлс. — Вы же его не знаете!Флетчер был далеко не глуп и учел искренний ужас в голосе Майлса. Он сглотнул, подошел к своей лошади и вспрыгнул в седло.— Тут слишком много ни в чем не повинных людей, которые могут пострадать, — сказал он. — Но будет и другой день.— Надеюсь, — сказал Шэнноу ему вслед.Всадники ускакали.Остальные стояли как вкопанные. Шэнноу обвел их взглядом. Приветливая дружелюбность исчезла, сменилась страхом, граничившим с враждебностью. Только молодой Янус подошел к нему.— Спасибо, мистер Шэнноу. Уповаю, вам не придется поплатиться за свою доброту.— Если так, то пострадаю не я один, Стефан, — ответил Шэнноу и ушел в дом.Последняя повозка уехала перед самыми сумерками. Войдя в большую комнату, Донна увидела, что Шэнноу сидит в кожаном кресле.— Не надо бы вам было вступаться за меня, — сказала она, — но я вам очень благодарна.Из‑за ее спины появился Эрик.— Почему ты сказала, что насыплешь могильный холмик над отцом? — спросил он.— Мне очень грустно, Эрик, но это правда. Флетчер приказал его убить. Мне очень грустно.— Врешь! — крикнул он, обливаясь слезами. — Ты его ненавидела! А я ненавижу тебя! — Он повернулся и выбежал из дома.— Эрик! Эрик! — позвала она и разрыдалась.Шэнноу подошел к ней, крепко обнял и стоял так, пока слезы не перестали катиться по ее щекам, и всхлипывания не стихли. Он не находил слов утешения, а Иерусалим казался таким далеким!Шэнноу сидел у соснового обеденного стола и смотрел, как Донна Тейбард на коленях выгребает из печки золу ровными машинальными движениями. Красивая женщина, и можно понять, почему Флетчер облизывается на нее. Волевое лицо гордой лепки, пухлые губы — рот, созданный для смеха. Сильное лицо, говорящее о характере, стойком в несчастии.— Этот дар, — спросил он, — способность видеть далекое, откуда он у вас?— Не знаю. Мой отец думал, что дело в Камне, но я не уверена.— В камне?— Пресвитер называл его Камнем Даниила. Он из Чумных Земель, и в руках начинал светиться: будто солнечные лучи пронизывали лед. Но он был теплый. В детстве я им часто играла.— Почему ваш отец считал, что свои дары вы получили от этого Камня?Она стряхнула золу с ладоней и села на пятки.
1 2 3 4 5 6