А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Вместе с тем Венере свойственна большая сила воли, энергия и властность.
Во многом перекликается с образом Венеры другой образ — Кундри в «Парсифале», особенно в сцене обольщения Парсифаля во втором действии.
"Это было время, когда Караян всевозможные партии делил на части, которые исполняли разные певцы. Так было, например, в «Песни о земле». И то же самое было с Кундри. Элизабет Хенген была Кундри-дикаркой и Кундри в третьем действии, а я была «соблазнительницей» во втором действии. Ничего хорошего в этом, конечно, не было. Я совершенно не знала, откуда появляется Кундри и кто она такая. Но после этого я исполняла роль целиком. Это была также одна из моих последних ролей — с Джоном Викерсом. Его Парсифаль был одним из самых сильных впечатлений в моей сценической жизни.
Сначала, когда Викерс появлялся на сцене, он олицетворял неподвижную фигуру, и, когда он начинал петь: «Amortas, die Wunde», я просто рыдала, настолько это было сильно".
С начала 60-х годов певица периодически обращается к роли Леоноры в бетховенском «Фиделио», ставшей первым опытом артистки в освоении сопранового репертуара. И слушателей и критиков поразило звучание ее голоса в верхнем регистре — сочное, звонкое, яркое.
«Фиделио был для меня „трудным ребенком“, — говорит Людвиг. — Я помню это исполнение в Зальцбурге, я тогда так волновалась, что венский критик Франц Эндлер написал: „Мы желаем ей и всем нам более спокойных вечеров“. Тогда я подумала: „Он прав, я никогда больше не буду это петь“. Однажды, три года спустя, когда я была в Нью-Йорке, Биргит Нильсон сломала себе руку и не смогла петь Электру. И так как тогда не было принято отменять представления, директор Рудольф Бинг должен был что-то срочно придумать. Мне позвонили: „Вы не можете завтра спеть Фиделио?“ Я чувствовала, что я в голосе, и осмелилась — у меня совершенно не было времени, чтобы волноваться. Но Бем волновался ужасно. К счастью, все прошло очень хорошо, и я со спокойной совестью „сдала“ эту роль».
Казалось, что перед певицей открывается новое поле артистической деятельности. Однако продолжения не последовало, так как Людвиг побоялась потерять природные тембровые качества голоса.
Широко известны созданные Людвиг образы в операх Рихарда Штрауса: Красильщица в опере-сказке «Женщина без тени», Композитор в «Ариадне на Наксосе», Маршальша в «Кавалере роз». После исполнения этой роли в 1968 году в Вене пресса писала: «Людвиг — Маршальша — подлинное откровение спектакля. Она создала удивительно человечный, женственный, полный очарования, грации и благородства характер. Ее Маршальша подчас капризна, подчас задумчива и печальна, но нигде певица не впадает в сентиментальность. Это была сама жизнь и поэзия, а когда она находилась на сцене одна, как в финале первого действия, то вместе с Бернстайном они творили чудеса. Пожалуй, за всю свою блистательную историю в Вене музыка эта еще никогда не звучала так возвышенно и проникновенно». Маршальшу певица исполняла с большим успехом в «Метрополитен-опера» (1969), на Зальцбургском фестивале (1969), в оперном театре Сан-Франциско (1971), в чикагском Лирическом театре (1973), в «Гранд-опера» (1976/77).
Довольно часто Людвиг выступала на оперной сцене и на концертной эстраде во многих странах мира вместе с мужем, Вальтером Берри. Людвиг вышла замуж за солиста Венской оперы в 1957 году, и они прожили вместе тринадцать лет. Но совместные выступления не приносили им удовлетворения. Вспоминает Людвиг: «…он нервничал, я нервничала, мы очень раздражали друг друга. У него были более здоровые связки, он мог все время петь, по вечерам смеяться, говорить и пить — и у него никогда не садился голос. В то время как мне достаточно было где-нибудь повернуть нос в сторону двери — и я уже охрипла. И когда он справлялся со своим волнением, успокаивался — я еще больше волновалась! Но не это было причиной, по которой мы расстались. Мы развивались не столько вместе, сколько отдельно друг от друга».
На старте своей артистической карьеры Людвиг практически не пела в концертах. Позднее же она делала это все охотнее. В одном из интервью начала 70-х годов артистка говорила: «Я стараюсь делить свое время между оперной сценой и концертным залом примерно поровну. Причем в последние годы я несколько реже выступаю в опере и больше даю концертов. Происходит это потому, что для меня спеть в сотый раз Кармен или Амнерис — в артистическом отношении задача менее интересная, чем подготовить новую сольную программу или встретиться на концертной эстраде с талантливым дирижером».
Людвиг царила на мировой оперной сцене до середины 90-х годов. Одна из самых выдающихся камерных певиц современности с огромным успехом выступала в Лондоне, Париже, Милане, Гамбурге, Копенгагене, Будапеште, Люцерне, Афинах, Стокгольме, Гааге, Нью-Йорке, Чикаго, Лос-Анджелесе, Кливленде, Новом Орлеане. Свой последний концерт она дала в 1994 году.
ТАТЬЯНА ШМЫГА
(1928)
Артист оперетты должен быть универсалом. Уж таковы законы жанра: в нем на равных правах сочетаются пение, танец и драматическая игра. И отсутствие одного из этих качеств ни в какой мере не компенсируется наличием другого. Наверное поэтому истинные звезды на горизонте оперетты загораются чрезвычайно редко.
Татьяна Шмыга — обладательница своеобразного, можно сказать синтетического, таланта. Искренность, глубокая душевность, проникновенный лиризм в сочетании с энергией и обаянием сразу привлекли внимание к певице.
Татьяна Ивановна Шмыга родилась 31 декабря 1928 года в Москве. «Мои родители были очень добрые и порядочные люди, — вспоминает артистка. — И я знаю с детства, что ни мама, ни отец никогда бы не смогли не только мстить человеку, но даже обидеть его».
После окончания школы Татьяна пошла учиться в Государственный институт театрального искусства. Одинаково успешно шли ее занятия в вокальном классе Д.Б. Белявской; гордился своей студенткой и И.М. Туманов, под руководством которого она овладевала секретами актерского мастерства. Все это не оставляло сомнений в выборе творческого будущего.
«…На четвертом курсе у меня был срыв — пропал голос, — говорит артистка. — Я думала, что уже никогда не смогу петь. Я даже хотела уйти из института. Мне помогли мои чудесные педагоги — они заставили меня поверить в свои силы, вновь обрести свой голос».
После окончания института Татьяна в том же, 1953 году дебютировала на сцене Московского театра оперетты. Начала она здесь с роли Виолетты в «Фиалке Монмартра» Кальмана. В одной из статей о Шмыге справедливо говорится, что эта роль «как бы предопределила тему актрисы, ее особый интерес к судьбам простых, скромных, внешне ничем не примечательных молодых девушек, в ходе событий чудодейственно преображающихся и являющих особую нравственную стойкость, мужество души».
Шмыга нашла в театре и великолепного наставника, и мужа. Единым в двух лицах оказался Владимир Аркадьевич Канделаки, возглавлявший тогда Московский театр оперетты. Сам склад его артистического дарования близок художественным устремлениям молодой актрисы. Канделаки верно почувствовал и сумел раскрыть синтетические способности, с которыми Шмыга пришла в театр.
"Могу сказать, что те десять лет, когда мой муж был главным режиссером, были для меня самыми трудными, — вспоминает Шмыга. — Мне все было нельзя. Нельзя было болеть, нельзя было отказываться от роли, нельзя было выбирать, и именно потому, что я — жена главного режиссера. Я играла все подряд, независимо от того, нравилось мне это или не нравилось. В то время когда актрисы играли кто Принцессу цирка, кто Веселую вдову, кто Марицу и Сильву, я переиграла все роли в «советских опереттах». И даже когда предложенный материал мне не нравился, я все равно начинала репетировать, потому что Канделаки мне говорил: «Нет, ты будешь это играть». И я играла.
Не хочу, чтобы создалось впечатление, что Владимир Аркадьевич такой деспот, держал свою жену в черном теле… Ведь то время было для меня самым интересным. Именно при Канделаки я сыграла Виолетту в «Фиалке Монмартра», Чаниту, Глорию Розетта в спектакле «Цирк зажигает огни».
Это были замечательные роли, интересные спектакли. Я ему очень благодарна за то, что он поверил в мои силы, дал мне возможность раскрыться".
Как и говорила Шмыга, в центре ее репертуара, творческих интересов всегда оставалась советская оперетта. Практически все лучшие произведения этого жанра прошли за последнее время с ее участием: «Белая акация» И. Дунаевского, «Москва, Черемушки» Д. Шостаковича, «Весна поет» Д. Кабалевского, «Поцелуй Чаниты», «Цирк зажигает огни», «Девичий переполох» Ю. Милютина, «Севастопольский вальс» К. Листова, «Девушка с голубыми глазами» В. Мурадели, «Конкурс красоты» А. Долуханяна, «Белая ночь» Т. Хренникова, «Пусть гитара играет» О. Фельцмана, «Товарищ Любовь» В. Иванова, «Неистовый гасконец» К. Караева. Вот такой внушительный список. Совершенно разные характеры, и для каждого Шмыга находит убедительные краски, порой преодолевая условность и рыхлость драматургического материала.
В роли Глории Розетта певица поднялась до вершин мастерства, создав своего рода эталон исполнительского искусства. То была одна из последних работ Канделаки.
Е.И. Фалькович пишет:
"…Когда в центре этой системы оказывалась Татьяна Шмыга с ее лирическим очарованием, безукоризненным вкусом, броскость манеры Канделаки уравновешивалась, ей придавалась содержательность, густое масло его письма оттенялось нежной акварелью игры Шмыги.
Так было и в «Цирке». С Глорией Розетта — Шмыгой входила в спектакль тема мечты о счастье, тема душевной нежности, прелестной женственности, единства внешней и внутренней красоты. Шмыга облагораживала шумный спектакль, придавала ему мягкий оттенок, подчеркивала его лирическую линию. Кроме того, профессионализм ее к этому времени достиг такого высокого уровня, что ее исполнительское искусство стало образцом для партнеров.
Жизнь юной Глории была тяжела — Шмыга с горечью рассказывает о судьбе маленькой девочки из парижского предместья, оставшейся сиротой и удочеренной итальянцем, владельцем цирка, грубым и недалеким Розетта.
Оказывается, Глория — француженка. Она — как старшая сестра Девочки с Монмартра. Нежный облик ее, мягкий, чуть грустный свет глаз вызывают в памяти тип женщин, о котором пели поэты, который вдохновлял художников, — женщин Мане, Ренуара и Модильяни. Этот тип женщины, нежной и милой, с душой, исполненной скрытых волнений, создает Шмыга в своем искусстве.
Вторая часть дуэта — «Ты в жизнь мою ворвалась, словно ветер…» — порыв к откровенности, состязание двух темпераментов, победа в мягком, успокоенном лирическом уединении.
И вдруг, казалось бы, совершенно неожиданный «пассаж» — знаменитая песенка «Двенадцать музыкантов», ставшая позже одним из лучших концертных номеров Шмыги. Яркая, веселая, в ритме быстрого фокстрота с кружащим припевом — «ля-ля-ля-ля» — непритязательная песенка о двенадцати непризнанных талантах, влюбившихся в красотку и певших ей свои серенады, ну а она, как водится, любила совсем другого, бедного продавца нот, «ля-ля-ля-ля, ля-ля-ля-ля…».
…Стремительный выход по нисходящей в центр диагональной площадки, острая и женственная пластика танца, сопровождающего песенку, подчеркнуто эстрадный костюм, веселая увлеченность историей прелестной маленькой хитрюги, отдача себя пленяющему ритму…
…В «Двенадцати музыкантах» Шмыга достигла образцовой эстрадности исполнения номера, незамысловатое содержание отлито в безукоризненную виртуозную форму. И хотя ее Глория танцует не канкан, а что-то типа сложного сценического фокстрота, вспоминаешь и французское происхождение героини, и Оффенбаха.
Со всем тем в ее исполнении присутствует некий новый знак времени — порция легкой иронии над бурным излиянием чувств, иронии, оттеняющей эти открытые чувства.
Позже этой ироничности суждено будет развиться в защитную маску от пошлости житейской суеты — этим Шмыга снова обнаружит свою духовную близость с искусством серьезным. А пока — легкий флер иронии убеждает в том, что нет, не все отдано в блистательный номер — смешно думать, что душа, жаждущая жить глубоко и полно, способна удовлетвориться прелестной песенкой. Это мило, весело, забавно, необычайно красиво, но за этим не забыты и другие силы и другое назначение".
В 1962 году Шмыга впервые снялась в кино. В рязановской «Гусарской балладе» Татьяна сыграла эпизодическую, но запоминающуюся роль французской актрисы Жермон, приехавшей в Россию на гастроли и застрявшей «в снегах», в гуще войны. Шмыга сыграла милую, очаровательную и кокетливую женщину. Но эти глаза, это нежное лицо в минуты уединения не прячут грусть знания, печаль одиночества.
В песне Жермон «Все пью я и пью я, уж пьяною стала…» легко замечаешь за кажущимся весельем дрожь и печаль в голосе. В небольшой роли Шмыга создала изящный психологический этюд. Этот опыт актриса использовала в последующих театральных ролях.
"Ее игра отмечена безукоризненным чувством жанра и глубокой душевной наполненностью, — отмечает Е.И. Фалькович. — Бесспорная заслуга актрисы состоит в том, что своим искусством она привносит в оперетту глубину содержания, значительные жизненные проблемы, поднимая этот жанр до уровня самых серьезных.
В каждой новой роли Шмыга находит свежие средства музыкальной выразительности, поражает разнообразием тонких жизненных наблюдений и обобщений. Судьба Мэри Ив из оперетты «Девушка с голубыми глазами» В.И. Мурадели драматична, но рассказана языком романтической оперетты; Галка из спектакля «Настоящий мужчина» М.П. Зива привлекает очарованием внешне хрупкой, но энергичной юности; Дарья Ланская («Белая ночь» Т.Н. Хренникова) обнаруживает черты подлинного драматизма. И, наконец, Галя Смирнова из оперетты «Конкурс красоты» А.П. Долуханяна подытоживает новый период исканий и открытий актрисы, воплощающей в своей героине идеал советского человека, его духовную красоту, богатство чувств и мыслей. В этой роли Т. Шмыга убеждает не только блестящим профессионализмом, но и своей благородной этической, гражданской позицией.
Значительны творческие достижения Татьяны Шмыги и в области классической оперетты. Поэтичная Виолетта в «Фиалке Монмартра» И. Кальмана, бойкая, энергичная Адель в «Летучей мыши» И. Штрауса, очаровательная Анжель Дидье в «Графе Люксембурге» Ф. Легара, блистательная Нинон в победном сценическом варианте «Фиалки Монмартра», Элиза Дулитл в «Моей прекрасной леди» Ф. Лоу — этот список, безусловно, будет продолжен новыми работами актрисы".
В 90-е годы Шмыга исполняла главные роли в спектаклях «Катрин» и «Джулия Ламберт». Обе оперетты были написаны специально для нее. «Театр — мой дом», — поет Джулия. И слушатель понимает, что Джулию и исполнительницу этой роли Шмыгу объединяет одно — они не мыслят своей жизни без театра Оба спектакля — гимн актрисе, гимн женщине, гимн женской красоте и таланту.
«Я всю жизнь работала. Многие годы каждый день, с десяти утра репетиции, почти каждый вечер — спектакли. Сейчас я имею такую возможность — выбирать. Играю Катрин и Джулию и другие роли играть не хочу. Но это такие спектакли, за которые мне не стыдно», — говорит Шмыга.
БЕВЕРЛИ СИЛС
(1929)
Силс — одна из крупнейших певиц XX века, «первая леди американской оперы». Обозреватель журнала «Нью-Йоркер» с необычайным воодушевлением писал: «Если бы я рекомендовал туристам достопримечательности Нью-Йорка, я бы поставил Беверли Силс в партии Манон на самом первом месте, значительно выше статуи Свободы и Эмпайр стейт билдинг». Голос Силс отличала необыкновенная легкость, а вместе с тем покоряющее слушателей обаяние, сценический талант и очаровательная внешность.
Описывая ее внешность, критик нашел такие слова: «У нее карие глаза, славянский овал лица, вздернутый нос, полные губы, прекрасный цвет кожи и очаровательная улыбка. Но главное в ее внешности — тонкая талия, что является большим преимуществом для оперной актрисы. Все это, вместе с огненно-рыжими волосами, делает Силс очаровательной. Короче говоря, по оперным стандартам она красавица».
В «славянском овале» нет ничего удивительного: мать будущей певицы — русская.
Беверли Силс (настоящее имя Белла Силвермен) родилась 25 мая 1929 года в Нью-Йорке, в семье эмигрантов. Отец приехал в США из Румынии, а мать — из России. Под влиянием матери и формировались музыкальные вкусы Беверли. «У моей матери, — вспоминает Силс, — была коллекция грампластинок с записями Амелиты Галли-Курчи, знаменитого сопрано 1920-х годов. Двадцать две арии. Каждое утро мать заводила граммофон, ставила пластинку и потом уже шла готовить завтрак. И к семи годам я знала наизусть все 22 арии, я выросла на этих ариях так же, как теперь дети вырастают на телевизионных рекламах».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67