А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Она заулыбалась. Отделенный от Люси только кофейным столиком, Джек видел, как широкая, невиданная еще им ухмылка расплывается по ее лицу.
– Нравишься ты мне, Джек! – воскликнула она. – Знаешь, почему?
И снова мурашки побежали у него по шее, ближе к затылку.
– Ты похож на него. Пропали мурашки.
– Хотя само дело для нас и важно и побуждения наши важны, но осуществить его мы можем как игру, да? Можем отнестись к нему как к забаве? – продолжала Люси.
– Представим себе, будто мы вспоминаем обо всем этом год спустя, – предложил ей Джек. – Если все получится, если мы не будем к тому времени в тюрьме, нам вся эта история покажется довольно забавной. Надо быть оптимистом, надо верить, что все сработает. Лучше представлять себе это как игру, тогда не так страшно.
В ее глазах снова вспыхнули огоньки, губы приоткрылись, Люси вновь одарила Джека улыбкой. Ему очень хотелось спросить, кого же он ей напоминает, но тут в дверях возник Каллен, а за ним по пятам следовала экономка.
– Мистера Делани к телефону! – возвестила Долорес.
В трубке уже булькал голос Роя:
– Криспин Антонио Рейна был осужден в тысяча девятьсот восемьдесят втором году во Флориде за подделку облигаций и отсидел девять месяцев в «Саут-Дейд».
– Каких таких облигаций?
– Понятия не имею. Может, из обоев нарезал. Потом его привлекли во второй раз: скрыл судимость, пытаясь купить большую партию оружия в том же штате. Хотел приобрести пять дюжин «беретт», якобы для стрелкового клуба. До суда дело не дошло. Потом феды пытались повязать его за поставку наркотиков из Флориды в Батон-Руж, вроде бы он продавал зелье студентам, но и это обвинение развалилось. По происхождению кубинец, в пятьдесят девятом его семья переехала в Никарагуа, служил офицером в Национальной гвардии, с семьдесят девятого в Майами. Фрэнклин де Диос, индеец из племени мискито, родился в Мусавасе, Никарагуа. В Майами появился год назад, проходил главным подозреваемым по делу о тройном убийстве, но до суда опять-таки дело не дошло.
– Вряд ли они имеют отношение к службе иммиграции, – вставил Джек.
– Так-то оно так, но полицейским машинам Второго округа дана команда оставить их в покое. Они якобы действуют в качестве правительственных агентов.
– На каком основании?
– Спроси лучше Уолли Скейлса. Его телефон 226-59-89.
– А он кто такой?
– Он из ЦРУ, Джек, и хотел бы я знать, на хрен, мы-то на чьей стороне? Кто тут хорошие парни, а кто плохие?
13
Даже ночью разминуться с Малышом было невозможно: Джек издали разглядел его массивную фигуру, двигавшуюся со стороны гостиницы по Бьенвилль в сторону Роял-авеню, где ждал его Джек. Протянув руку, Малыш вложил ключ в подставленную ладонь Джека.
– Теперь мы с Роем квиты, на хрен. Так ему и скажи.
– Мы ценим твою помощь.
– Цените-цените. Ключ бросишь под гардероб, там его найдет горничная. Вроде как он сам уронил. Он вечно накачивается допьяна. Ничего не сообразит.
– Ключ может понадобиться мне еще раз.
– Да ну тебя, Джек. – Малыш горестно помотал головой. – Больше я не стану подставлять свою шею.
– Я ничего не возьму. Он не заметит, что я побывал в номере. Войду и выйду. Всего десять минут.
– Да-да, все парни в «Анголе» воображали себя крутыми, ловкачами. Мы ведь там с тобой познакомились, если не ошибаюсь?
– Один раз я сделал глупость, – признал Джек. – Не продумал последствия. На этот раз все будет по-другому. Это последний раз.
– Как в том кино: «Еще один разок»? Только то кино называлось «Апрель в Париже», а у нас апрель в Новом Орлеане и пахнет жареным.
– Я не собираюсь начинать все по новой, если ты это имеешь в виду.
– Тебе просто понадобилось заглянуть в чужой номер.
– Только и всего. Осмотреться на местности.
– У него смуглая кожа, как у латиноса, и пятисотдолларовые костюмы. Посмотри сперва, нет ли у него в комнате бляхи, а потом уже принимайся за дело.
– Нет у него никакой бляхи.
– Ладно, Джек, вернешься на ферму – передавай привет Дымку и Отличнику, и той хитрой заднице Минни Мо, если он еще сидит. Погоди, дай соображу, кому еще…
Джек пересек пустынный вестибюль, прошел через внутренний двор в уютный коктейль-бар, изящный, залитый мягким сливочно-желтым светом. Ни души, только восточного облика бармен, который слегка оживился при виде Джека и налил ему водки.
Если бы Джек решил вернуться к прежнему ремеслу, то он, едва заглянув в такое местечко, развернулся бы на каблуках и пошел искать большой отель – шумный, набитый туристами и участниками всевозможных конференций с именными карточками на груди. Он бы перевоплотился в какую-то другую личность, ощутив жар толпы, вдохнув аромат духов этих девушек в вечерних нарядах, преследующих свою добычу, – Джека интересовали не сами девушки, а дамы в бриллиантах и их супруги, вытаскивавшие из карманов чеки или толстые пачки денег, скрепленные серебряным зажимом. Несколько дней Джек обычно проводил в гостинице, фильтруя ее постояльцев, потом, приглядев подходящую парочку, поднимался вместе с ними на лифте, выходил этажом ниже и быстро взбегал по лестнице, чтобы подглядеть, в какой номер они зайдут. Часом позже он осторожно толкал их дверь, проверяя, накидывают ли они на ночь цепочку. На следующий день, пока туристы щелкали фотоаппаратами на Джексон-сквер, он проникал в комнату, проверял ящики, чемоданы, косметички, заглядывал в ботинки, прощупывал карманы висевшей в шкафу одежды, потом осматривал цепочку. Если постояльцы накидывали на ночь цепочку, он заменял ее на другую, которую приносил с собой – она была на три-четыре звена длиннее. Вечером парочка возвращалась, накидывала на ночь цепочку, не заметив, что цепочка уже не та. Джек являлся попозже, пожарным ключом отпирал дверь, просовывал руку в щель и сбрасывал цепочку. Если он уходил с большой добычей, в хорошем настроении, он накидывал цепочку обратно на крючок. Иногда он перерезал ее.
Джек проделывал это раз за разом, уходя безнаказанным, но никому не мог рассказать о своих похождениях.
Он сидел у стойки бара, слушал, как коммивояжеры хвастают перед девчонками: «Знаешь, сколько компьютеров я продал в прошлом месяце?» – а у него в активе всего-то и было, что спрашивать: «Не снимались ли мы с вами вместе в рекламе в прошлом году?» Иногда он прикидывался, будто учит английский, и принимался говорить с французским прононсом.
Этот акцент он испробовал на Хелен, как только увидел ее впервые в баре «У Рузвельта» и вмиг был очарован ее изысканным профилем, длинными, изящно скрещенными ногами, которых почти не скрывала зеленая мини-юбка. Он сказал ей тогда, что приехал «из Пари», а она в ответ: «Это где-то возле Морган-Сити?»
Хелен признала, что такой подходец тоже недурен, в нем есть что-то свежее, но ведь долго притворяться парижанином он не может, верно? Неужто его жизнь так скучна, что приходится воображать себя кем-то другим?
Он сказал ей (уже безо всякого французского акцента), что у нее самый прекрасный носик и глаза (он решил на всякий случай упомянуть глаза), какие ему доводилось когда-либо видеть. Что же касается его профессии, то она отнюдь не так занудна.
– Чем же ты занимаешься?
– Попробуй угадать.
– Ты живешь в этом городе?
– Точно.
– У тебя денег много?
– Хватает.
– Продаешь наркотики.
– Нет, я ничего не продаю.
– Что-то покупаешь?
– И не покупаю.
– Воруешь?
– Точно.
Она запнулась на миг. Потом спросила:
– Что ты воруешь?
– Угадай.
– Машины?
– Нет.
– Драгоценности?
– Точно.
– Ну, еще бы, – усмехнулась она. Потом сказала: – Нет, правда? Не дури. – А потом: – И что же ты с ними делаешь?
– Продаю их одному парню примерно за четверть настоящей цены.
– Не знаю, верить тебе или нет, – растерялась она. Теперь она говорила иначе, негромким, грудным голосом.
Джек слегка повернулся на стуле, оглядел бар и снова заговорил с Хелен:
– Ты завтра занята?
– Я работаю на одного юриста.
– Загляни сюда во время ланча. Я живу в шестьсот десятом номере.
– А если не проголодаюсь?
– Видишь ту даму в прозрачном синем платье?
– Это шифон.
– А муж в смокинге.
– Ну так что?
– Видишь ее кольцо?
На следующей день, примерно в 1.15, в тихом гостиничном номере, куда едва проникал отдаленный гул улицы, Хелен поудобнее устроила свою голову на подушке и сказала ему:
– Кажется, я влюбилась в тебя, Жак.
Бадди Джаннет учил его: «Всегда одевайся получше и пользуйся только лифтом. Если кто-нибудь наткнется на тебя на лестнице, он тебя запомнит, потому что обычно по лестнице никто не ходит, а в лифте ты едешь нос к носу с другими людьми, но они тебя в упор не замечают».
Итак, Джек, нарядившись в свой синий костюм, предназначенный для похорон, поднялся в пустом лифте на пятый этаж отеля «Сент-Луис» и свернул в нишу, где располагался 501-й номер, укрытый от взглядов людей, выпивавших во внутреннем дворике. Подойдя к двери, Джек трижды постучал, подождал – если постоялец все-таки дома, пусть лучше откроет, – а потом достал ключ и отпер замок.
Полковник нигде не выключал свет, даже в ванной. Малыш доложил Рою, что в семь вечера он звонил в номер, чтобы узнать, можно ли забрать оттуда столик, и на звонок никто не ответил. Однако в полшестого, когда Малыш доставлял в номер шампанское, крепкие напитки и закуски, полковник сидел там с двумя латиносами, а при Малыше явились еще две белые девки, на вид – проститутки.
В гостиной остались следы пирушки: пустые бутылки, стаканы, поднос с недоеденными гренками и крохотными бутербродиками, фаршированные яйца, растаявшие кубики льда в миске и обглоданные хвосты креветок. Хвосты креветок валялись повсюду, в том числе и в пепельницах, салфетки были сброшены на пол, на ковре виднелись мокрые пятна от пролитого вина. На журнальном столике лежали письма, адресованные полковнику Дагоберто Годою, отель «Сент-Луис», обратный адрес – Тегусигальпа, Гондурас. Надписаны конверты были по-испански. Направляясь к столику с телефоном, Джек мельком увидел в зеркале свое отражение и почему-то вспомнил, как получал от отца письма с гондурасскими марками, отклеивал марки над паром и вкладывал их в альбом. Около телефона он ничего не нашел, одни только хвосты от креветок.
По сравнению с тем, что испытываешь, прокрадываясь ночью в номер, где спят люди, где слышно их дыхание, сопение, разнообразные переливы храпа, дневная разведка казалась пикником, детской забавой.
Хелен он рассказывал:
– Женщины храпят не хуже мужчин. Ты не знала? Я провел специальное исследование. Они храпят негромко, но зато каждая по-своему. Одни «пш-пш-пш», словно чихают, другие выдыхают «пис-с-с, пис-с-с».
– Потрясающе! – вздохнула Хелен, и ее глаза засияли. Она глядела на него, опираясь подбородком на руку, и на пальце у нее сияло кольцо с голубым сапфиром. Джек сказал Хелен, что только ей и Бадди Джаннету известно, чем он занимается. В ответ она чуть смущенно повела плечом – ей понравилась роль посвященной. Еще Джек сказал, что сразу же понял, как только заговорил с ней в ту ночь: ей он расскажет обо всем. Хелен ответила, что она тоже сразу поняла: в нем есть что-то особенное, мистическое.
– Кошмар, да? – сказала она. – Страшно ведь, наверное?
Джек согласился, что порой бывает страшно, когда в комнате совсем тихо и он представляет себе, как те двое лежат в темноте, прислушиваясь. Тут она и говорит:
– Так вот почему ты этим занимаешься? Потому что страшно?
Он сказал, что сам не вполне понимает, почему он этим занимается. Иногда ему кажется, что он не стал бы этим заниматься, если б в свое время попал во Вьетнам. Что тут странного? В первый год его не пропустила медкомиссия – он только что перенес мононуклеоз, а больше повесток не присылали. Джек сказал Хелен, что порой, когда он уже выходил из номера с набитой сумкой (он брал на дело дорожную сумку с наклейками авиакомпаний), прикрывал за собой дверь и останавливался на площадке, ожидая лифта, его охватывал страх посильнее, чем в самой комнате. Зато какое облегчение, когда вернешься в свой номер и запрешься в нем или, если он не останавливался в гостинице, когда выйдешь на улицу. Господи, как хорошо! Хелен сказала: как он рассказывает, забываешь, что речь идет о воровстве! Джек ответил: надо же и прибыль какую-то из этого извлекать, не рисковать же задницей только ради острых ощущений. С другой стороны, вряд ли он занялся бы таким делом, если бы это не щекотало ему нервы. Тут было нечто большее, чем вульгарный грабеж, преступное обогащение.
– Что, очень глупо звучит? – спросил он Хелен, а та ответила:
– Я хотела бы как-нибудь пойти с тобой. Один-единственный разочек.
Она обрабатывала его несколько недель, пока он не сдался. Потом у него было почти три года, чтобы подумать над тем, как он мог свалять такого дурака. Он рассказал эту историю Рою, и тот вынес приговор:
– Поделом ты сел. Надо же быть таким идиотом!
В три часа ночи они проникли в «люкс» и, едва вошли в гостиную, Хелен на что-то наткнулась, и, господи помилуй, она захихикала, из спальни хозяин окликнул их:
– Кто там? – и включил свет.
Они помчались с пятнадцатого этажа вниз по лестнице, на этот раз лифта дожидаться было некогда, а в холле их встретила охрана. Джек сначала невинно раскрыл глаза:
– Что такое? – напустил на себя удивленный вид: Да вы не за тех нас приняли, – потом изобразил возмущение: – Мы живем в этом отеле!
Но хозяин «люкса», закутавшийся в купальный халат, подтвердил:
– Я уверен, это они.
Джек посулил охранникам, что его адвокат задаст им жару, однако единственным адвокатом, принявшим участие в этой истории, оказался тот юрист, на которого работала Хелен, – он специализировался на разводах и понятия не имел, как надо торговаться с прокурором, когда речь идет об уголовном преступлении. И все же ему понадобилось вмешаться и предложить следствию сделку: Хелен освобождается от наказания в обмен на свидетельские показания. Хелен, на радость копам и окружному прокурору, засвидетельствовала, что Джек побывал в том люксе. Те получили ордер на обыск и обнаружили набор пожарных ключей и бумажник из крокодиловой кожи с вытисненными на нем инициалами Р. Д. Б. – Джек стащил его несколько месяцев назад и оставил валяться в кладовке, совершенно о нем позабыл. Следователь постарался повесить на Джека тридцать ограблений, случившихся за последние два года, так что призванный Джеком на помощь адвокат с Броуд-стрит в свою очередь заключил сделку: Джек сознавался в тридцати ограблениях, чтобы полицейские могли закрыть эти дела, а на суде ему предъявлялось обвинение лишь в одном незаконном проникновении. Приговор – пять лет общего режима, досрочное освобождение через три года при хорошем поведении. А Хелен? Она сказала:
– Ну, Джек, извини!
На полу ванной валялись мокрые полотенца и две пары трусов ярко-красного цвета, в футляре для бритвы обнаружились свернутые в тугой комок бумажки по сто долларов – штук пять или шесть – и маленький пакетик с кокаином. Кровать осталась незастеленной, казалось, на ней происходила яростная борьба: подушки упали на пол, простыня съехала. В шкафу Джек нашел еще дюжину трусов того же покроя и цвета, а под рубашками – «беретту».
Самое интересное открытие ожидало его в спальне на столике. Здесь были банковские квитанции – целая стопка, всевозможных оттенков. Ага, тут были и расписки о снятии денег со счета. Одни и те же суммы вкладывались в банк, снимались со счета и переводились в другие банки. В эти операции было вовлечено четыре или пять отделений банка «Хиберния и Уитни». Смотри-ка, этот парень не кладет все свои яйца в одну корзину. Джек принялся аккуратно копировать на гостиничном блокноте номера счетов, проставляя знаки плюс и минус, чтобы отметить движение денег.
Тут на глаза ему попался другой блокнотик, которым уже пользовались – там стояло имя «Элвин Кромвель» и телефон (601) 682-2423. Джек переписал эти данные, это был код штата Миссисипи. В папке лежало около дюжины скрепленных листков – списки имен и фирм, в основном из Нового Орлеана, Лафайета и Морган-Сити. После многих имен, в том числе после имени К. -У. Николе, «Николе Энтерпрайзиз», стояли галочки. В отдельной папке лежал листок гербовой бумаги с надписью наверху «Белый дом, Вашингтон, округ Колумбия». Не удержавшись, Джек вытащил этот листок и начал читать.
Письмо полковнику… черт побери, полковнику от Рональда Рейгана.
Дорогой полковник Годой,
Чтобы помочь вам вдохновить призывом к свободе всех наших добрых друзей в Луизиане, я написал лично каждому из них, подтверждая, что вы являетесь подлинным представителем никарагуанского народа и намерены выйти на ринг во имя демократии. Я знаю, в вас есть тот материал, из которого делаются герои, но скромность не позволяет вам самому распространяться о той чрезвычайно важной роли, которую вы лично играете в этой смертельной схватке против марксистов, захвативших вашу прекрасную страну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30